Германия
1942 год, осень.
Утро встретило Ривая неприятной ломотой в теле и тупой болью в висках. Он перевернулся на бок, чуть приподнимаясь на локтях, и потер глаза. Чувству сухости и горечи во рту сразу же нашлось объяснение. На столе, возле переполненной пепельницы, стояли две пустые бутылки из-под виски. Обычно Ривай не употреблял спиртных напитков, особенно таких крепких. Выпив стопочку-другую виски, с непривычки можно было сболтнуть лишнего. А это означало конец не только службы, но и жизни. К тому же он ненавидел отупляющее действие алкоголя. Однако порой было весьма затруднительно отказаться от предложенной рюмки. И вчерашний день был одним из таких. Ну как можно отмахнуться от предложения выпить за новое звание, когда приглашение поступило от вышестоящих чинов и к тому же эсесовцев, которых боялись даже унтер-офицеры.
Восстановив в голове картину вчерашнего вечера, он с облегчением понял, что удержать язык за зубами ему всё-таки удалось. В противном случае не лежал бы он сейчас, мучаясь похмельем, в постели, да еще и с женщиной, а уже стоял бы лицом к стене, ожидая расстрела.
Ривай сел на кровати, сдавливая пульсирующие виски. Холодный пол обострял чувства, а неприятный запах в комнате вызывал нестерпимое желание вымыться.
Сзади, за спиной уже ставшего офицером Ривая, послышалась возня. Тонкое одеяло зашевелилось, выпуская из своих объятий ночную гостью.
– Проснулся уже? – сонным голосом проговорила женщина.
– Да.
– С утра не в духе? – видимо, её забавляло водить по спине парня пальцами, чуть цепляя ноготками, и замечать, как тот сдерживается, чтобы не отпрянуть в сторону.
– Не твое дело, – Ривай стянул со стула платье, кидая в её сторону. – Одевайся и можешь быть свободна.
– Есть! – куртизанка присела на кровати и, отсалютовав, начала натягивать белье.
Всё то короткое время, что девушка собиралась, Ривай сидел молча. Он пустым взглядом окинул худое женское тело и снова откинулся на кровать, прикрывая глаза рукой от утреннего солнца. Дверь чуть скрипнула и снова закрылась, оставляя молодого человека наедине с самим собой.
Ривай нащупал рукой одеяло, натягивая то до самого носа и, повернувшись на бок, уставился на новенький тёмно-зелённый мундир. Тот аккуратно висел на дверце шкафа, поблескивая четырёхугольными звездами светло-серого цвета.
Молодой офицер прикрыл глаза, вспоминая свои прошлые погоны. Это были три серые полосы на зелёном поле. Ривай был сержантом, таким же рядовым, как и солдаты других стран. Он ничем не отличался от тех же французов, англичан или русских. Ничто в его мундире и погонах не говорило о принадлежности к военным силам Германии. Лишь серо-зелёный цвет формы иногда напоминал Риваю, кто он и кому служит. Теперь же всё изменилось. Став офицером, он сменил те полосы на звездочки. Серебристые, с тонкими гранями, они несли в себе образ столь любимого немцами василька - цветка, что на века запечатлел себя на погонах офицерского состава Германии.
Ривай знал, насколько сильна любовь Адольфа к символике. Она была везде. Пронизывала каждый уголок города. Яркими красками на листовках, отпечатанных типографией, падала с самолётов. И теперь даже сам Ривай стал частью этой самой символики. Благодаря всему этому Адольф заставил народ поверить в своё превосходство над другими расами. Он ставил четкие цели и давал силы, чтобы их достичь.
Молодой человек снова перевернулся на спину, отворачивая голову к стене. Он глубоко вздохнул и попытался заснуть. Боль снова стиснула виски, не давая покоя. В голову полезли забытые образы и мысли. Это было странно, но Ривай вдруг вспомнил лондонскую осень три года назад, свой дом, который каким-то чудом остался цел после немецкой бомбежки, и зеленоглазого мальчишку. Ривай непроизвольно хмыкнул, позволяя уголкам губ растянуться в слабом подобии улыбки. Забавно, но почему-то именно эти огромные еврейские глазищи запали ему в душу. Должно быть, тот мальчишка уже давно погиб. А как он рвался в армию, защищать родину, сколько пыла и упрямства было в нём. Так много, что с лихвой хватило бы на десятерых. А может, он вовсе не погиб и живет где-то там, за морем, каждое утро поднимая свои изумрудно-зеленые глаза к небу.
Ривай поежился от небольшого сквозняка и резко сел на кровати. Со всей этой суматохой и празднествами он забыл очень важную вещь. Согласно приказу о смене места дислокации, уже сегодня ночью Ривай с солдатами должен был быть переброшен в Советский союз. А вместо того, чтобы собираться, он продолжал валяться в кровати.
Скинув с себя одеяло, он зашлепал к комоду с одеждой. Чистое белье, носки, рубашка. Ривай знал, что на душ нет времени и что в течение ближайшего получаса ему следует явиться в штаб. Потому, наспех побрившись и пригладив волосы, он лишь на секунду замер возле зеркала. Вроде бы всё в порядке: и кости уже не торчат из-под натянутой кожи, и черты лица стали более грубыми. Но, как и прежде, он оставался слишком низким, слишком маленьким и совершенно невзрачным - совсем не таким, каким мечтал стать в детстве.
Тряхнув головой, чтобы отогнать ненужные мысли, Ривай поспешил одеться. Он резко затянул ремень и, подхватив подсумок и кобуру с вальтером, вышел из комнаты.
Однако как только он оказался на улице, путь преградила машина, на заднем сиденье которой сидел не кто иной, как унтер-офицер люфтваффе Ханзи Зоэ.
– Куда путь держишь, Гретель? – девушка открыла дверцу авто, но вылезать, похоже, не собиралась.
– Что ни день, так новые клички. Это у тебя хобби такое или ты просто не в состоянии запомнить имена людей?
– Считай, ни то ни другое, – она игриво наклоняла голову то вправо, то влево, думая, как бы ответить ещё.
– Ты вроде как спешишь, может, отъедешь уже? – Ривай махнул рукой одному из солдат, жестом приказывая заводить машину.
– А ты разве не спешишь? – девушка сверкнула очками, заставляя молодого офицера насторожиться. – А, Гретель?
Если бы Ривай мог, то охнул бы от неожиданной догадки, парализованный невольно возникшим страхом. Но всё-таки что-то проскользнуло на его лице, заставив Ханзи ещё сильнее нагнуться вперёд.
– Ни к одной ли нам ведьме? Она давно хочет нас съесть, – таким шёпотом обычно либо пугают детей, либо рассказывают страшную тайну. Но офицер знал, что вся эта детская игривость всего лишь лживая маска. Эта дама способна на многое, как в гневе, так и на холодную голову. И от ребёнка в ней ровно столько же, сколько в Адольфе от еврея.
– Ты мешаешь проехать остальным, будь так любезна, покинь стояночный пункт, – голос Ривая похолодел. Зоэ явно знала то же, что и он, но вот откуда? У них точно были разные кураторы, если у той он вообще был. А что, если нет? Значит, она здесь по его душу? Или же просто проверяет на вшивость? Следующий шаг девушки должен был дать ответ на эти вопросы.
– Хотела подвезти. Благое дело, так сказать, сделать.
– Мне не требуется, – Ривай продолжал стоять ровно, холодным взглядом упираясь в унтер-офицера на заднем сиденье авто. – Свое, знаешь ли, имеется средство передвижения.
– Ах, да, – как бы по забывчивости, она стукнула себя по лбу. – Вы же у нас теперь в звании старшего лейтенанта. Мои поздравления.
– Не стоит, – не в силах больше терпеть болтовню девушки, Ривай сделал шаг к машине, берясь за край дверцы. – Удачного вам дня и всего хорошего, – он с громким стуком захлопнул дверь, жестом прося водителя отъехать со стоянки.
Чуть задержавшись, машина все же отъехала, и на её место встало авто, предназначенное Риваю.
– Куда прикажете? – голос водителя прозвучал довольно резко, снова напоминая офицеру про его головную боль.
– В штаб, – потирая виски, приказал Ривай. – И побыстрее.
Солдат кротко кивнул и вывернул на главную улицу, всецело сосредотачиваясь на дороге.
Размеренная езда убаюкивала Ривая. Она давала возможность успокоиться и сосредоточиться.
Он откинул голову на спинку сиденья, прикрывая глаза. Сейчас его терзал лишь один вопрос: «была ли Ханзи шпионом или же, наоборот, «цербером» ? Если псом фюрера, то почему отпустила? Он только в подозрениях у неё или же та лишь ждёт подходящего момента, чтобы получить в награду самую сладкую кость от своего хозяина? Или она всё-таки тоже не задержалась тогда надолго в кадетском корпусе, вставая под крыло куратора? А даже если и так, то чьего именно? Какой страны?
Ривай прокручивал в голове то одну мысль, то другую. Но так не к чему и не пришёл, а голова от всего этого разболелась еще сильнее.
Машина с тихим свистом тормозов остановилась возле каменной лестницы, ведущей в штаб, и выпустила Ривая на свежий воздух. Преодолев дежурный пост, он поднялся на второй этаж, остановившись перед дверью лишь для того, чтобы озвучить своё прибытие коротким стуком. Не дожидаясь ответа, он вошёл в пропахший дымом и мятным маслом кабинет, непроизвольно кривя носом от столь непривычного запаха.
– Офицер Визель по-вашему приказанию прибыл! – Ривай вытянулся по струнке, чуть вздернув подбородок.
– Вольно, – выдохнул тяжелым хрипловатым голосом полковник. Он поднял помутневшие от рутинной работы глаза на вошедшего, и, быстро осмотрев офицера, снова опустил взгляд на кипу бумаг перед собой. На улице что-то хлопнуло, и послышался чей-то громкий мат. Но из-за плотно закрытого окна нельзя было понять, колесо лопнуло или кто-то неумело решил почистить пугачи.
– Ривай Визель? – решив оставить на время бумаги, полковник откинулся на спинку кресла. – Я правильно помню?
– Так точно, господин полковник, – отчеканил Ривай, подавляя желание зевнуть. Запах табака удавкой обвил шею, усиливая головную боль. В кабинете был настолько затхлый воздух, что сонливость накатывала снова и снова, маня прикрыть глаза.
– Наслышан о ваших заслугах. Поговаривают, больше половины гетто заполнили евреями именно вы. Скажите, у вас на них нюх?
– Никак нет, – сухо ответил Ривай. Головная боль становилась невыносимой.
– Тогда откройте свой секрет. Как вам удается находить семьи, что утаивают от нас этих семитов?
– Интуиция.
– Хм, – полковник призадумался. – И вы всецело ей доверяете?
– Нет. Прислушиваюсь, не более.
– Ясно, – похоже, этот разговор притомил и самого хозяина кабинета. Он выдвинул ящик стола, доставая оттуда пакет с документами.
– Это вам, – бумаги с громким хлопком упали на свободный край стола. – Как ознакомитесь, можете сжечь.
– Это планы рейхстага?
– Это наши планы на наши будущие земли, – поправил своего подчиненного полковник.
Ривай сделал шаг к столу, забирая пакет.
– Я могу идти?
– Вам предстоит восполнить командование на фронте в СССР, – словно не слыша вопроса офицера, снова заговорил полковник. – Мы достаточно быстро продвигаемся вглубь этих земель, но не так, как хотел бы фюрер, – он снова поднял взгляд на Ривая, на этот раз решив договорить до конца.
– А вы ведь понимаете, что наш высокоуважаемый Адольф Гитлер будет очень разочарован, если в ближайшее время наши солдаты не оккупируют Воронеж и Ленинград. Кстати, – Ривай вздернул голову, внимательно слушая своего командира. – Именно в Воронежскую область вас и переправят. Так что готовьте тёплые вещи, говорят, там сильные морозы.
– Так точно, – Ривай скрипнул зубами, понимая, как тонко полковник пытается его приструнить и уколоть одновременно.
– Приказ поняли?
– Мы доберёмся до центра Советского союза до того, как выпадет снег. Будьте уверенны, сожжем всё. Зима не успеет нагрянуть.
– Очень бы этого хотелось. В противном случае носить титул истинного арийца вы будете не достойны.
– Когда выдвигаться? – холодно поинтересовался Ривай.
– Сегодня же вечером. Уже завтра вы должны быть в СССР.
– Вас понял, разрешите идти? – полковник одобрительно кивнул.
– Дальнейшие указания получите на месте.
– Так точно, господин полковник, – Ривай отдал честь и, развернувшись, вышел из душного кабинета.
Он быстро шагал по коридору к лестнице. Настроение было не к черту. «Истинный ариец». От этих слов ему хотелось смеяться в голос. Превосходство некоей высшей касты настолько укоренилось в головах людей, что, давно проводив время королей прочь, они до сих пор превозносили до небес принадлежность к голубым кровям и свое собственное «благородное» происхождение.
Ривай столько раз спотыкался об этот факт, что ненавидел и себя, и своих родителей, которые с такой легкостью шли на поводу чужих стандартов. Быть может, не будь всего этого, он бы вырос по-иному, без постоянного игнорирования и унижения со стороны отца, и не желал бы так скоро покинуть дом, лишь бы быть подальше от него.
Ривай качнул головой, пытаясь перестать думать об этом. Сжав руки в кулаки, он быстро спустился по лестнице, вылетая на отрезвляющий уличный воздух.
– И снова здравствуй, – голос за спиной Ривая нельзя было не узнать.
– И снова до свидания.
– Пора бы уже завязывать быть таким грубым. Может, хотя бы лицом ко мне повернёшься?
– Мне некогда, – проворчал Ривай, но всё же обернулся, невольно замечая, как прекрасно сидит на девушке полевая форма.
– Скажи на милость, что унтер-офицер люфтваффе делает здесь? – он кивнул головой в сторону здания позади Зоэ.
– По делам, – послышалось в ответ. – И вот заодно решила проверить слухи о том, насколько компетентен мой будущий союзник, – блеск в глазах девушки заставил молодого человека напрячься.
– Мы не будем работать вместе. Моё поле боя…
– Земля, – перебила офицера Ханзи. – Я знаю, а моё…
– Небо, – не остался в долгу Ривай.
– Хм. Как прагматично.
– Чего тебе, Зоэ? – Ривай тратил время, которого у него и так было немного, а эта своевольная особа все не желала говорить, что ей от него нужно.
– Пока ничего, – она обошла молодого человека, медленно спускаясь по каменным ступеням, ведущих от колонн вниз к площади. – И не своди так брови, твое лицо и без этого достаточно хмурое.
– Слышь, чертовка. Ты тоже летишь со своей «кавалерией» в Советский союз? – задал терзающий его вопрос Ривай.
– Да, иначе зачем бы ты был мне нужен?
– Я уж начал сомневаться, – Ривай довольно хмыкнул. – Удачи вам, унтер-офицер Ханзи Зоэ.
– И вам не оплошать, Ривай Визель, – девушка повернулась спиной и сбежала вниз по ступеням к ждущей её машине.
– Не дождешься, – слова растворились в пустоте, позволяя молодому человеку ощутить, как наконец-то отступила головная боль.
Оставшиеся несколько часов до вылета Ривай решил провести у себя.
Уже в машине, аккуратно уложив пакет с документами на колени, он позволил себе задремать. Всего несколько минут, но как их не хватало ему в будущем, лишенном отдыха и сна.
***
– Выше огненных созвездий, братья, есть блаженный мир, – пела Микаса, перекрывая своим голосом гудение двигателя.
– Претерпи, кто слаб и сир, – там награда и возмездье! – девушка продолжала мягко напевать слова из «Оды к радости», которую она когда-то слышала на пластинке у отца в кабинете. Аккерман на миг притихла, пытаясь припомнить следующие строки.
Лайсандер мягко шёл позади основной эскадрильи. Вместо голоса Микасы послышался баритон Эрена.
– Не нужны богам рыданья! Будем равны им в одном: к общей чаше ликованья всех скорбящих созовём.
Губы Микасы дрогнули в улыбке, и она тут же подхватила песню, чуть тише продолжая:
– Прочь и распри, и угрозы! Не считай врагу обид! Пусть его не душат слёзы, и печать не тяготит…
Эрен вдруг сорвал ритм и громко крикнул.
– Микаса, как думаешь, «Движение сопротивления» насколько сильное?
– Не знаю, Эрен, – честно призналась Аккерман. – Но если мы летим им на помощь, значит, есть надежда.
– А что, если… – Йегер замолчал, прислушиваясь к шипению в рации.
– Ханнес, это ты? – из динамиков с новой силой послышался хруст и треск.
– Ханнес…
– Да, я. Я, – Мужчина откашлялся и, усмехнувшись, заговорил со своими подопечными. – Вы там не струсили случаем? Назад дороги нет, знаете ли.
– Струсили?! Кто?! Мы?! – в момент встал на дыбы Эрен. – Да ни в жизнь!
Молодой человек сильнее сжал штурвал, оборачиваясь через плечо ко второму пилоту.
– Да, Микаса?
– Угу, – она быстро кивнула, продолжая неотрывно следить за небом.
– Вот так-то! – похвастался Йегер.
– Ладно, я не ради этого с вами связываюсь, – рация снова захрустела.
– Ханнес, мы тебя плохо слышим!
– … Эрен, я говорю, лети следом за Рихтером, там нужна ваша помощь…
– Куда? Куда лететь? – юноша никак не мог разобрать слова командира.
– Просто лети следом и всё. Отбой, – шипение стихло, и из рации больше не донеслось ни слова.
– Микаса?
– Летим, Эрен.
Всего два слова, и, полный решимости, Йегер отклонил элероны, сходя с курса.
Самолёт мчался прочь от эскадрильи, летя на максимально низкой высоте. Там, наверху, могли оказаться чужие истребители, которые несли лишь смерть. А сейчас не время было умирать, по крайней мере, Эрен так думал. Он следовал за своим новым командиром, уступая согласно плану построения места впереди себя другим лайсандерам. Через час рация снова зашипела, и коротким приказом капитан рассеял самолёты по сторонам.
Эрен летел к лесу. Там за кронами деревьев поднимался дым. Видимо, горел небольшой посёлок. Заметив краем глаза расположившийся неподалёку фашистский отряд, Эрен пришёл в ярость. Он резко развернул самолёт и двинулся в сторону врага.
– Эрен, что ты делаешь? – Микаса смотрела на брата, как на сумасшедшего.
– Готовься сбросить бомбы.
– Ты рехнулся? – у неё даже голос сел от этой безумной идеи.
– Нет, – Эрен приготовился снизить высоту. – Как только подлетим вон к тем брезентам, скидывай обе бомбы. Там должно быть топливо. Если хорошо жахнет, сможем скрыться, пока фрицы будут тушить пожар.
Аккерман ещё раз обвела фашистский лагерь взглядом, анализируя каждую его составную. Как бы абсурдно это не звучало, но Эрен был прав. Машины были предназначены для перевозки солдат, а значит, цистерны везли отдельно. И единственное место, где немцы могли хранить топливо, было там, куда показывал брат.
– Микаса!
– Я поняла! Я всё поняла, Эрен! – Аккерман прикинула время и начала тихо отсчитывать секунды.
Их заметили до того, как самолет снизился на нужную для сброса бомб высоту. Всего несколько секунд, но спохватившиеся солдаты открыли огонь, стреляя из винтовок по металлической обшивке самолёта. Несмотря на тонкую броню, лайсандер не свернул. Прижимаясь к земле, он пронесся над лагерем и рванул ввысь, уходя от пулемётной очереди. Раздался взрыв, и, не выдержав, Эрен закричал от восторга и адреналина, которые наполнили его кровь до отказа.
Они угадали. Метко сбросив бомбы на запасы топлива, молодые люди разнесли центр отряда и сожгли почти всю вражескую технику и боеприпасы.
– Микаса! У нас получилось! Ты слышишь? Микаса? – Эрен повернул голову назад и замер.
Аккерман не двигалась. Вцепившись в поручни, она бегала глазами по приборной доске, не понимая, что случилось с самолётом.
– Микаса? – Йегер снова позвал девушку по имени, и та подняла на него растерянный взгляд.
– Эрен, нас, кажется, подбили.
– Как это? – он склонил голову на бок, не понимая, говорит ли сестра правду или шутит над ним. Лайсандер шёл ровно, никаких посторонних шумов не было слышно. Какие могут быть неполадки?
– Да о чём ты? – Эрен усмехнулся, но тут каким-то шестым чувством понял, что действительно что-то было не так.
Самолёт не качнулся, не дёрнулся; он просто тихо, словно уставший от полёта, опустил нос и начал стремительно терять высоту.
Сколько раз Эрен видел, как падают самолёты, но никогда и подумать не мог, что, оказавшись на месте пилота такого самолета, будет совершенно спокоен. Он знал, что секунды драгоценного времени сыплются, как песок сквозь пальцы, но в тоже время имел власть над каждой из песчинок.
Йегер, насколько было возможным, выровнял самолёт, и сократил подачу топлива. Эрен интуитивно понял, что проблема была именно в нём. Затем направил самолет в сторону леса и приготовился падать.
Микаса всё это время молчала. Она всецело доверяла брату. Да, он часто был безрассуден и горяч, но его словно оберегал ангел, защищая от смерти. Микасе что-то подсказывало, что в один прекрасный день он спасёт Эрена, а её саму оставит умирать. Но, видимо, не сегодня.
Врезаясь в кроны деревьев и обдирая обшивку днища, самолёт слишком медленно терял скорость, несясь в сторону горящего посёлка.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем самолёт рухнул, свалив своей тяжестью многолетний дуб.
– Эрен, ты жив? – Микаса выпуталась из ремней и, откинув крышку фонаря, кинулась к брату. – Эрен!
– Да, – голос прозвучал хрипло и болезненно. Юноша откинул голову назад, открывая разбитый лоб и окровавленное лицо.
– О боже, – короткий всхлип застрял где-то в горле. Не позволяя себе расклеиться, Аккерман закинула руку Эрена себе на шею, помогая тому выбраться из кабины.
Юношу вело из стороны в сторону, ноги не держали его, а в голове непрерывно что-то шипело и бурлило. Йегер кое-как слез с крыла на землю и, оттолкнув от себя Микасу, упал на четвереньки, откашливаясь и пытаясь подавить приступ тошноты.
Справа послышался шум и чьи-то голоса, но Эрен не смог разобрать, на каком языке говорили. Он попытался приподняться и крикнуть Микасе, чтобы та бежала, спасала свою жизнь. Но внезапная сильная боль в висках свалила его с ног и лишила сознания.
***
Эрен не знал, сколько времени прошло, пока он спал. Да и сном эти постоянные кошмары из прошлого назвать было нельзя. В сознании или без, он не прекращал бредить. Его тело горело, а жуткие видения сжигали мозг.
Спустя несколько дней Эрен наконец открыл глаза и поймал на себе обеспокоенный взгляд сестры.
– Привет, – он натянуто улыбнулся и постарался приподняться, но слабость не позволила даже оторваться от постели, из-за чего Микаса сразу кинулась к нему, помогая сесть.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – Эрен проглотил комок хрипа, стараясь говорить ровным голосом. – А где мы?
– В лагере сопротивленцев, – она сжала руку брата, аккуратно садясь на край кровати. – Нас быстро нашли и помогли скрыть следы. Правда, лайсандер пришлось взорвать.
– Ничего, ты и так с ним намучалась, – Микаса покачала головой, показывая, что он не прав.
– Ты сама как? – он видел, что девушка в порядке, но хотел услышать это от нее.
– На мне ни царапины, а вот ты разбил о стекло голову и, похоже, переволновался.
– Да ладно, – Эрен улыбнулся, поднося перебинтованные пальцы к повязке на голове.
– Никаких «ладно», молодой человек, – в тесную комнатку вошла пышная женщина, неся в руках таз с водой. – Ты думаешь, что тебе всё по силам. А вот твоё тело другого мнения.
Она жестом подозвала к себе Микасу, прося поставить стул подле кровати.
– На мне всё заживает, как на собаке, – постарался пошутить Эрен.
– Да по мне хоть как на кошке, без разницы. Ты всё ещё ребёнок и будешь им ближайшие пару-тройку лет, – громкий голос женщины звучал, как у заправского капитана. И, несмотря на свою обиду, Эрен перечить не стал.
Он позволил сменить повязки, шипя от боли, когда те не желали отлипать от раны. Бинты грязными лоскутами падали на край постели. Часть раны снова покрылась кровью, окрасившей чистые салфетки в алый цвет.
Эрен внимательно слушал все наставления женщины и изредка кивал в ответ, поглядывая на свою сестру, которая всё это время смирно стояла в углу комнаты.
– Ну, вот и всё, – женщина собрала выпачканные в крови бинты и, скинув всё в таз, вышла из комнаты, забирая с собой Микасу.
Эрен осторожно опустился на подушку. Сейчас ему было хорошо. Расслабленно и спокойно. Так, как не было уже давно. Наверное, с того самого дня, как он вышел из дома посмотреть на ту злополучную отправку судов из порта.
Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул запах спирта и йода, которым так несло от повязок. Было в этом что-то пугающее, но сейчас для Эрена это ничего не значило. Он уже было задремал, как в комнату вошла Микаса, неся поднос с едой. И лишь сейчас Йегер заметил, насколько он голоден.
Не чувствуя вкуса, Эрен кусок за куском впихивал в себя хлеб, запивая тот молоком. Почувствовал, что сыт. Не доводя усохший без пищи желудок до рвоты, юноша снова лёг на кровать. Сон сморил его не сразу, позволяя почувствовать сначала тепло, а затем и усталость.
Через несколько дней Йегер снова был на ногах. Готовый к бою, он, не раздумывая, согласился лететь в Советский союз, чтобы доставить письмо одному из шпионов.
Эрен не знал, кто именно встретит его по другую сторону фронта. Но, думая об этом после войны, он был безгранично рад тому, что решил спрятаться от холокоста именно в Советском союзе, а не вернулся к себе в Англию.
