Книга 1. Красные крылья «Орхидеи»

      Брунгильда уже долго не вылезает из постели, почти ни с кем не общается, кроме как с повитухами и лекарями. Ей даже неизвестно, вернулся ли Один, что вообще происходит вокруг. Как продвигается военная кампания и самое главное, почему кроме Хелы никто более не интересуется её здоровьем? С чего вдруг такая забота об её дочери и о ней самой? Колдунья задумала что-то нехорошее, ей нельзя давать повода думать, что все её затеи осуществлятся. Женщина задумала сбежать, когда её повезут на обследование в Горниле душ. Каждую неделю ей приходилось по часу лежать неподвижно, чтобы Эйр провела все свои манипуляции. Они искали какие-то отклонения от нормы, но не находили, чем радовали асинью, но и одновременно пугали. Лекарь на днях проговорился, что её готовят к родам. Вначале любовница Всеотца восприняла эту новость в штыки, утверждая, что хотела родить сама, отчего её тут же начали отговаривать, молвя, что роды она не переживёт. Когда лекарь и дочь Локи обсуждали её, девчонка проявила такой живой интерес к кесареву, что асинье стало страшно. Не задумала ли ведьма украсть её ребёнка и использовать для жертвоприношения иль ещё чего похуже? Она же дочь своей матери — колдуньи Ангброды, ведьмы Железных лесов, ничего хорошего ждать от союза двух йотунов, хоть Локи и наполовину ас, нельзя. Да, она помнила свой разговор с царицей, предлагающую ей отказаться от ребёнка, чтобы Фригг могла её выдать за свою дочь. Сколько она лежит в палате, не ясно, зато она помнит, что русоволосая должна была вскоре освободиться от бремени. И чтобы выдать дочь супруга и его любовницы за свою, асинья, видимо, и прислала внучку, дабы та, как только у бабушки начнутся роды, тут же отправила бывшую валькирию к повитухе, чтоб сделать кесарево, дабы дети родились с небольшим промежутком времени. Но Брунгильда не хочет, чтобы её живот резали и забрали её крошечную малышку, пока она лежит под воздействием лекарств, ничего не соображая. Она даже рождение собственного ребёнка не увидит. Её лишат даже самого малого. Этого допустить нельзя!       Швы на спине неприятно заныли, но это не сравнится с болью матери, которая ещё даже не родила, а уже плачет о своей судьбе. Горькая слеза потекла по щеке валькирии, а ладонь прижалась к выпирающему животу. Светловолосая женщина пригладила его, чувствуя беспокойное шевеление дочери, и приблизилась к зеркалу, подмечая изменения в фигуре. Приятно струящаяся ткань сорочки ниже колена напоминала скорее рубашку с длинными рукавами, чем нижнее бельё. Цветочный рисунок подчёркивал расплывшуюся фигуру бывшей валькирии, делая её больше, чем она была. Будь Один рядом, сказал бы, сколь красива она сейчас, но его рядом нет, зато повсюду стража и лекари норовят потревожить её покой. В дверь постучались трижды, прежде чем кто-то вошёл. Асинья не обернулась, накинула на плечи шерстяной серый плед, почувствовав нисходящий из холла холод. Она не сразу обернулась, поэтому удивилась и испугалась больше, чем ожидала принцесса, которая поймала тяжёлый взгляд асиньи своим и сложила руки на груди, придирчиво осматривая женщину. Мелькнуло в голове, что сейчас брюнетка насильно уложит её в постель и привяжет, дабы та не вставала и вообще не шевелилась. И без того отёкшие после долгих недель ноги болели, опухнув, что даже тапочки ей пришлось надеть большего размера, поскольку стопа её не влезла в ширь. — Я знаю, зачем ты здесь! — объявила любовница деда, отчего Хела хищно оскалилась. — Интересно, — обойдя асинью, дева подошла к столу и налила из кувшина в стакан воды. — Поведай мне, — приподняв стакан, ведьма усмехнулась, выпив прозрачную жидкость. — Я не отдам тебе своего ребёнка… — Вот как?! — Да, я не отдам вам свою дочь. Можешь передать Фригг, что я не согласна на сделку. — Сделку? — правда, колдунья была удивлена столь сильно, что застыла на месте и если бы не стакан, то блондинка увидела бы её искреннее непонимание. — Видимо, ты плохо подумала о последствиях, дорогая, — поставив стакан обратно, она оперлась о стол. — Твоему бастарду поддерживают жизнь только наши лекари по приказу царицы, — пришлось врать, хотя в этом для неё нет особой сложности. — Я не питаю к тебе любви, ты знаешь, как и вся наша семья. Будь моя воля, я бы казнила любовниц, а мужчин кастрировала за измену. Сама понимаешь, без мужчины женщине сложно жить, особенно, если много детей. Изменнику можно оставить жизнь, чтобы воспитать детей. А кастрация станет хорошим примером для других. Заметь, измен стало бы в разы меньше, — поправив тёмную косу, внучка Всеотца подошла ближе к валькирии, отошедшей на шаг назад. — К несчастью, это не в моих силах. Однако, стоит мне щёлкнуть пальцами, как вся стража и лекари бросят тебя за двери дворца нагую на мороз. Никто не посмотрит на твоё положение. Ты будешь кричать, молиться, но двери никто не откроет. Хочешь жить под дверьми, как собачонка? Или велю Хеймдаллю отослать тебя в Мидгард. Выбирай! Даю право выбора судьбы твоему бастарду! — Ты не посмеешь! Найдётся добрая душа и приютит меня. Я прославленная валькирия! И Один вернётся и тогда твоей тирании придёт конец. Я видела твоё колдовство, твои чары, попытку убить Всеотца, — слова принцессы разозлили женщину, отчего она решила, наконец, прервать годы молчания и сказать правду. — Из всех лишь ты незаконнорождённая. Ты Одину — никто по крови! Бастард приёмного сына ледяных гигантов. Твой отец — отродье йотунов! Как и ты сама! Последыш недоразвитого наследника престола Йотунхейма! Вам повезло, что Всеотец доброй души ас. Не будь он столь добр, ни ты не родилась, ни твой ублюдок отец не был бы жив! Сначала в груди сердце будто опустилось вниз аж до низа живота. Тепло исчезло, будто бы потушено ледяным могильным холодом. Внезапно в душе стала тлеть вся любовь, которую девушка испытывала к так называемой семье. Все слова любви, поступки, доказывающие хорошее отношение Фригг и Одина к ней, исчезли в миг. Она узнала правду из уст той, которую ненавидела. Сейчас буквально рухнули, сгорели дотла все постройки и мосты, возведённые меж приёмной семьёй отца. Однако она не понимает, почему асы столько лет держали её в дураках. Почему держали в строжайшем секрете правду, но делились ею с валькирией, этого она не могла понять, как ни пыталась. Хела видела своё лицо в отражении светлых глаз, перекошенное от удара слов блондинки. Облик валькирии буквально кричал о ликовании. Она попала в самую цель, задела девчонку словами. Но довольства более она ей не даст. Брюнетка усмехнулась едко и рассмеялась столь громко, что задрожали стены спальни, поставив этим Брунгильду в тупик и напугав. Она даже не поняла, что вызвало смех. Видимо, возлюбленный успел рассказать ей правду, как и планировал, поэтому правда вызвала у полукровки не ту реакцию, на кою рассчитывала. Она сама себя выставила дурой. Однако то было неверным предположением. Девушка рассмеялась от обиды на Всеотца, поняв, сколько лет абсолютно чужой по крови ас лгал ей. Она велась как малое дитя, хотя и была им на самом деле, веря, что родная. И отец. Знает ли он правду? Видимо, да, учитывая его напряжённые отношения с отцом. И почему она раньше не видела различия Локи и царской семьи? Доверилась слухам, что тот незаконнорождённый, как и она сама, поэтому светловолосый асгардец так снисходительно относился к ней как к бастарду, предложив аж целый мир в придачу. Однако теперь почему-то отказался от своих намерений. Виновна ли Брунгильда? Определённо, потому что носит под сердцем бастарда Всеотца, но родного по крови. Видать, что её любовник пообещал именно своему ребёнку трон низшего мира, а ей будет только объедки со своего стола скидывать. Отец Тора разошёлся не на шутку в последнее время, грабя и насилуя, будто находился под властью чар.       Да, принцесса признаёт, что использовала тёмную магию, чтобы внушить дедушке то, что ей надо было. Однако её магия не могла бы причинить невинным существам зло, поскольку заранее положила запрет на расправу над гражданскими, даже если они и не были согласны с её правлением. Получается, что Один действовал самостоятельно и все жестокие действия чисто на его совести. Как и на её совести все её злодеяния. Учитывая, что старикашка изменился, стоило прознать о беременности любовницы, как тут же стал творить немыслимое. Сдаётся ей, что не видать ей трона ада, как воды в бескрайней пустыне. Получается, что ей теперь больше нет смысла действовать потихоньку. Она пришла сюда за ребёнком, дабы принести его в жертву низшему миру, как ей и сказал голос, и она сделает это. Осталось чуть подождать родов. Лекарь сказал, что примерно около месяца у валькирии есть время, чтобы подготовиться к кесареву. У колдуньи есть почти месяц, чтобы найти всё необходимое для ритуала. Действовать теперь она будет решительно. Ясное дело, царь Асгарда, если узнает о том, что она убила его ребёнка, рассвирепеет и захочет ей отомстить. И она будет готова к этому! Отныне она не внучка Одина и Фригг. Отныне она дочь своей матери — Ангрброды, колдуньи Железного леса, внучка короля ледяных великанов — Лафея, полноправная царица Йотунхейма! И всего мёртвого и живого. Остаётся подождать немного. Терпение — добродетель. Правитель, что терпелив, всегда получает то, что хочет, а она хочет править над девятью мирами, провозгласив себя богиней смерти.       Она уселась за книги, читая, ища заклинания, готовясь к обряду. Она не знала, что конкретно ищет, но понимала, если наткнётся на что-то стоящее, значит, это оно и есть. Времени было чересчур мало. Месяц истечёт быстрее, прежде чем она найдёт древние письмена. Она читала всю ночь, не сомкнув ни разу веки, вызвав у библиотекаря подозрения, всё ли хорошо с принцессой. Внимание и забота асиньи деве польстили, слова её звучали искреннее, чем могли бы. Знала бы она, что и для чего брюнетка читает все эти фолианты, ужаснулась бы и заколола бы её. Эта молодая женщина привлекла её внимание. Закрыв книгу и пригладив корешок, девушка испытующим взглядом посмотрела на асинью. Вер, если она не ошибается, посмотрела на неё с детским любопытством, потом перевела взгляд огромных бирюзовых глаз на книгу. И подсела к ней, сложив руки и заведя обе ноги чуть назад, уткнись носом туфли в пол. Хела подметила, что рыжеволосая девчонка представляет собой асинью, в чьих венах текла чистая кровь асгардцев. В ней не было примеси от других рас. Белоснежная кожа, кое гордятся асгардские женщины, светлые глаза и утончённые тонкие запястья с тонким золотым браслетом. Кошачья грация недалёкой с виду девицы переплеталась со взглядом, полным ума и мыслей. Двоякое сочетание, думала колдунья, сложив руки на груди, пытаясь своим очаровывающим взглядом найти подвох. Вряд ли молодая девушка знает, какое двоякое отношение сейчас испытывает к ней принцесса. Асинья нисколько не походит на библиотекаря и смысла спрашивать что-то у неё нет. Или стоит попытаться? Колдунья пододвинула книгу вперёд, отдав её блондинке. Та приоткрыла корешок и тут же закрыла книгу, молвив, что эта чересчур устарела и что есть экземпляр чуть новее и вызвалась принести её, если дочь Локи расскажет, что ищет. Пусть попытает удачу, решила полукровка, наблюдая за тщетными попытками девки найти необходимые ей фолианты. Наконец, спустя сорок минут, девушка притащила несколько книг, среди которой внучка Всеотца нашла странные книги. Все фолианты были обтянуты кожей, а корешки покрыты золотом. На сгибе книг были названия. Буквы переливались ярким золотым свечением, вовсе не сливаясь с золотом корешка, и брюнетка хорошо читала асгардские символы. Однако одна из этих книг, кое принесла библиотекарша, настолько удивила девушку, что она едва ли усидела на стуле, пошатнувшись назад. Книжка с виду была тяжёлой, но, по сути, очень лёгкой. Когда она раскрыла её, поняла, что та состоит из двух частей, скреплённых меж собой чёрными нитями, столь тонкими, что казались почти прозрачными. И ещё отличалась от остальных тем, что имела замок и отделана древнейшими символами. Этот язык исчез, когда ещё отец Одина сел на асгардский престол. Знали его единицы, а говорили на нём лишь царский род. Чтобы упразднить общение с подданными, асы избавились от множества знаков, заменив их первыми рунами. Так появился первый алфавит — футарк. Во времена правления молодого сына Бёра язык ещё больше претерпел изменения, взяв часть знаков и букв из языков других миров. Именно последний вариант прижился у асов настолько хорошо, что стал единственным. На нём стали говорить и предки скандинавов, передавая из поколения в поколение, тем самым отлично понимая своих богов.       Листы бумаги пахли странно, будто бы фолиант горел в огне, однако следов горения она так и не нашла. Девчонка же смотрела на принцессу так пристально, что создалось впечатление, что она нарочно принесла ей именно эту книгу, тогда как вроде бы собиралась принести нечто новое. Девчонка улыбнулась каким-то хищным оскалом и растворилась в воздухе, превратившись в паровое облако и исчезнув в тени книжных полок. Даже столь могущественная ведьма, коей себя считала богиня смерти, перепугалась настолько сильно, что захлопнула книгу и убежала из библиотеки, вызвав недоумение сидящей у выхода из библиотеки настоящей Вер, покрутившей пальцем у виска. Что взять с дочери йотунши? Махнув рукой, девушка продолжила взахлёб читать книгу. Она сидела за столом, больше походившим на стойку в таверне, даваясь диву, как она вообще заметила принцессу, несущуюся чуть ли не с воплями отсюда. В её голове рисовались образы, кое автор пытался донести до читателя, но её сбили на самом интересном месте. Придётся заново перечитывать аж десять страниц, чтоб вернуться на прежнюю волну. В то же время брюнетка неслась прочь из библиотеки, сбивая на пути прислугу, устремляясь к Хеймдаллю. Она хочет знать, что за морок на неё нашёл и кто принял образ девчушки у входа. Брошенная книга осталась на библиотечной столе и идти обратно за ней не позволял страх. Появится ли странная гостья вновь, когда она усядется читать её или нет? Не хотелось бы. Вначале она посчитала себя самой бесстрашной и могущественной, затем ребёнок Брунгильды, которым каким-то образом отбирает её силы и делает её колдовство почти бесполезным. А теперь это. До неё самой сильной ведьмой была её мать — Ангрброда, как говорят, которую она не успела запомнить, потому что та её бросила, оставив на попечение ненавидящего её отца и чужую ей по крови семью. Будь у неё кто-то, кто повязан с ней общей кровью, наверное, жилось бы легче. Признаться, иногда ей кажется, что её может понять лишь Фенрир, проникшийся к ней симпатией. Но его сейчас рядом нет, а жаль. Сейчас она бы зарылась лицом в его густую чёрную шерсть, пахнущую столь же похоже, как и она, снискав успокоение и поддержку самого близкого существа во вселенной. Вспомнив о своём предназначении и волке, дева остановилась резко: запыхавшаяся и взмокшая от пота, с глазами, полными слёз и испуга. Такой её встретил Скёрдж. Он обвёл её быстрым немигающим взглядом, выхватил меч из ножен и устремился туда, откуда бежала его царица. Однако брюнетка резко схватила его за плечо, остановив. Меч ему не поможет, та тварь может убить его так, что никто не заметит. Хела присела на пол, утянув с собой юношу. Воин присел на корточки, тогда как она прижала к себе колени, дрожа. Не будь при ней форм, выдающих зрелость её тела, он бы увидел маленькую напуганную девочку. Одинокую, бьющуюся в дрожи девочку. Он пригладил её по взлохмаченным волосам, будто она была его дочерью, взял за руки и отвёл к покоям. Только когда полукровка вошла в комнату, когда-то принадлежащую ей, погрустнела.       Эта комната предназначалась для потомков асгардской семьи, к которой она не имеет никакого отношения. Вся та любовь, которой её окружали с детства, оказалась ложью, мороком. Она зла и обижена. Ей хочется разорвать каждого, кто утаил от неё правду, особенно ей хочется причинить боль Одину и его шлюхе. Словесную, физическую, душевную. И она знает, как это сделать. Как оказалось, собственный отец презирает её не напрасно. Видимо, это у йотунов в крови презирать всех и вся. Знает ли Локи правду? Определённо, что да, раз уж столько лет избегает её. Боится, что, стоит ей коснуться его или лишний раз открыть в его присутствии рот, как магия Всеотца исчезнет и он так же, как и она, превратится в йотуна. Асы тут же заколют отродье Лафея, увидев это. И уже ни о какой власти не пойдёт и речи. Наверняка от неё отвернутся все, кто ей присягнул, даже Скёрдж и Вольттрауд. Определённо, не время разводить сопли. Нужно думать о будущем. Какая разница, кто сидит на троне, какого пола, возраста расы, если всё, что есть в этом мире, будет принадлежать лишь ей одной? Никто не посмеет судить о победителе. Плевать, что хотел от неё призрак. Он очередной раз показал ей, насколько она на правильном пути, что даже сами духи пытаются ей помешать стать могущественной правительницей. Ничего, она вернётся назад, найдёт все книги, кое отличаются от остальных и найдёт то заклинание, которое искала, и проведёт обряд жертвоприношения. Остаётся надеяться, что она не перепутала, какого именно ребёнка ей нужно убить. Если окажется, что ей нужен был ребёнок не Брунгильды, а кого-то другого, больше шанса у неё не будет. Через месяц наступит Кровавая ночь, прекрасное время для убийства новорожденного и обретения бессмертия!

*****

      Отряд Тюра шёл вперёд быстро, уверенно и грозно, звякая сталью и доспехами. Герцог Фрейр гневался на себя, что не может отговорить наследника престола не идти сюда, но тщетно. Даже доспехи и кольчуга, надетые на него, не давали полного ощущения, что он под их защитой. Однако он помнил, почему идёт за ним, потому что поклялся защищать возлюбленного дочери, будто нарочно ищущего смерть. Весь его вид говорил об усталости. Он не успел насладиться обществом детей и супруги, отправившись в путешествие, о котором и не мечтал и не думал. Его возраст в последнее время напоминал о себе. Впору нянчиться с внуками, спать до обеда, а не мучиться с внезапно прихватившей поясницей, неся на себе оружие. Он устал, хочет спать, лечь на мягкую перину подле Фрейи и, если получится, зачать ещё одного ребёнка. Будут ли у него силы на его воспитание, наверное, скорее да, чем нет. И всё же это лучшая идея, что пришла ему в голову. Лицо его осунулось, подметил Теорик, однако упустил из виду тёмные круги под глазами. Он хотел бы обсудить с тестем планы насчёт их свадьбы с Сигюн, подбодрить, но не мог в силу обстоятельств. К тому же большинство их лошадей решили, что самое время нагадить. Ядрёный запах лошадиных испражнений смешался с запахом серы. Дальше идти было невозможно. Ваны задыхались и падали с коней, теряя сознание. Русоволосый подметил, что предупреждал свой народ об этом, но никто ему не верил. Прозвучало укоризненно, словно бахвальство, что оказался оправ, отчего сын Одина аж вернулся назад, поравнявшись с мужчиной ростом. — Мне надоело слушать это нытьё, — рассвирепел блондин, вонзив свой топор в камень. — Вас никто не заставлял идти. Я мог пойти и один. Из-за вас, стариков, мы продвигаемся медленнее, чем черепаха! Ещё и смеете не слушаться и высказывать мне своё неуважение. Я ваш царь! Будущий, — его вывели из себя, что он готов аж драться с Ньёрдсоном. — если вы как трусы собираетесь бежать, скатертью дорога. Я лично найду вас и отрублю вам головы, дезертиры, — обвёл всех взглядом, полного безудержной ярости, отчего армия едва ли могла ему возразить. — Я разве неясно выразился, говоря, куда мы идём? — Нет, ваше величество чётко выразилось… — кажется, сам Фрейр аж испугался, начав заикаться. Вокруг стало невероятно жарко. Русоволосый чуть отодвинул ткань с горла, дав потому воздуха чуть охладить кожу. Его сердце пропустило удар и сжалось. Мальчишка не понимает, как опасно быть здесь. Их отряд неизвестно где находится, защитить их один магический топор не сможет. Поблизости нет ни Тора, ни Одина, готовых сражаться за них. Поблизости кроме гейзеров нет ничего. Большая тёмная тень мелькнула справа от сына Одина, отчего он мигом поднял свой топор и приподнял его, готовясь атаковать. У тени была форма великана, а на голове виднелось подобие короны. Он догадался, кому она принадлежит. Понятное дело, что сам князь Суртур решил навестить их, решил блондин. Он скомандовал быть готовыми к бою, сомкнуть ряды и ждать. Неподалёку от места, где лежал топор, из щели, образовавшейся в камне, внезапно хлынул поток горячего пара, обжигая стоящих рядышком асов. Кипяток обжёг им лица, расплавив им глаза. Юноши побросали свои оружия и прижали ладони к лицу, будто бы это могло унять боль. Трое ванов резко подскочили к ним с бурдюками воды, прикреплённых к поясам, начав промывать им лица. Ничего другого сделать они не могли, терпя их крики и удары кулаками. Искалеченные асы кричали надрывно, срывая голоса. На их крики обратили внимание все, кто шёл с Тюром, отчего многие пропустили момент, как те, кто ещё стоял на песке, внезапно стали проваливаться, попадая в сыпучие пески. Коварные, заглатывающие всё, что их касается. Пески, словно живые, они будто ждали, когда наступит подходящее время, чтобы убить тебя. Юнцы пропустили момент, когда войско муспельхеймца стало их окружать. Глаза их горели адским пламенем, и асам хватило мгновения, чтобы понять, что они искрятся довольством. Шум, кое навёл сын Одина, привлёк их внимание куда раньше, чем бы асы подошли и в теории могли бы на них напасть. Но дело сделано. Мальчишка опоздал. Суртур лично вступит в бой со старшим сыном Одина, поскольку подготовил ловушку именно для него. Ему нет нужды похищать среднего сына царя, потому что тот не представляет для него ценности. Ему нужен именно громовержец. Первенец царя, а не последыш.       Воины Асгарда приняли бой, устроенный Суртуром, однако в глубине души понимали, что им не выиграть. Воины-великана превосходят их: им помогает природа, опыт и, конечно, исполинский рост. Хватать огненного великана за руки оказалось плохой идеей. Воины даже сквозь толстые перчатки обжигали кожу, оставляя кровавое месиво из кожи и крови. Это бой абсолютно иной. Ледяные великаны были ледяными, образовывали оружие изо льда, но огненные же поднимали температуру своего тела до предела, становясь столь же горячими, как вода в гейзерах. Этот бой будет проигран, поскольку всё против них. Великаны черпали силу из недр планеты, тогда как асы, находясь за сотни световых лет от своего мира, были слабы. Им нужна подпитка их земли и много воинов, ранее сражавшихся с муспельхеймцами. Теорик отражал охваченные пламенем руки великана, едва ли не бросая меч. Он нагревался настолько сильно, что ван чувствовал, что его кожа сквозь перчатки приклеивается к горячей стали меча. Но если он бросит меч, то погибнет. Великаны махали руками, испуская огонь, поджигая мужчин. Даже доспехи расправлялись, превращаясь в жидкость, зажаривая воина заживо. Бросить доспехи, чтобы они не расправились, если в него попадёт огонь, тоже не имеет смысла. Остаётся только сражаться и молиться о выживании. Шатен поглядел на тестя, держащего одной рукой меч. Он кричал, чтобы воины подняли щиты, встав пред великанами, чтоб сдерживать поток пламени, пока остальные бы отходили назад. Отец Сигюн избрал тактику отхода. В их случае это было выходом. Шатен побежал к сгоревшему асу, подпрыгнул в воздухе и когда приземлился, несколько раз сделал кувырок, уворачиваясь от великана и выхватил из подгоревших рук воина щит, спрятавшись за ним. Он медленно стал идти на великана, отражая его пламя и проверяя, насколько у этого щита хватит сил, чтобы не расправиться. Наконец сын Ньёрда отбился от великана, но его фамильный меч был расплавлен. Сталь надломилась пополам, а потом отвалилась и ручка. Мужчину пробила дрожь от столь неожиданного действа. Он будто увидел, как великан будто бы не меч его сломал, а всю его жизнь. Он будто пронёсся по всем воспоминаниям, кое у него были связаны с мечом. Его безопасность надломилась так же, как и сталь его оружия. Он потерял связь с реальностью, однако видел в глазах врага надменность и блаженство. Русоволосый встал, бездушно заглянув в глаза мужчины, понимая, что конец его пришёл. Он уже стал молиться, дабы валькирии нашли его тело и отвели в Валгаллу. Он как никто другой заслуживал похороны с почестями и жизнь после смерти. Теорик, оглядев местность и обдумав дальнейшие свои действия, резко отскочил в сторону, приземлившись грудью на камень. Резкая пронзительная боль прошлась по всему телу. Едва ли зажившая рана дала о себе знать. Ван предполагал, что его действие может дорого ему обойтись, однако ему нужно было уйти с поля боя и из-под огня. Он вскочил и огляделся, ища взглядом отца возлюбленной. Он выглядел таким немощным и смирившимся, что мальчишке ничего не оставалось делать, как защитить мужчину. Он двинулся ему на помощь, однако его внезапно взяли в круг великаны, подталкивая асгардцев прямиком к нему. Началась давка. Лоуссон поднял руку, будто тонул, цепляясь за воздух, будто бы тот мог помочь ему выплыть из толпы. Он оказался заперт со всех сторон. Другие воины стали топтать друг другу ноги. Шатен со всей силы пытался оттолкнуть окруживших его асгардцев, чтобы выйти из давки, он не смог. А время утекало сквозь пальцы, как песок. Его тесть немигающим взглядом смотрел в глаза великана. Всё вокруг будто остановилось, все шумы исчезли. Муж Фрейи безмолвно опустил руки, чуть выставив грудь вперёд. Юноша кричал ему, в беспомощных попытках пытаясь перекричать звон стали и стоны умирающих. Однако Фрейр его не слышал, будто отдаваясь великану в руки без борьбы. Лоуссон никогда не простит себе, если его тесть погибнет прямо у него на глазах, пока он будет пытаться вылезти из толпы, не будучи сам затоптан и убит своими же братьями по оружию. Немыслимый позор!       Вокруг него сражались воины Асгарда и Муспельхейма. Тюр, выкрикивая что-то, бежал в сторону своих воинов. Два аса сплотили щиты и приподняли их, сделав тем самым будто бы подиум, на который взобрался юноша. Летя, блондин замахнулся топором, заведя его за голову и вытянув руки, вонзил его прямиком в голову великана, разрезав чудовище вплоть до пояса. Вокруг прошёлся удивлённый гул среди врагов и гул радости средь воинов. Брызнула кровь великана, прямиком на лицо и доспехи герцога. Мужчина вскрикнул от боли и повалился на землю, растирая лицо от горячей жидкости ладонями, перепачканными кровью и песком. Сын Одина спас вана от глупой смерти. Когда русоволосый пришёл в себя, вдруг понял, что сглупил. Он тут же вспомнил, как вся его жизнь мелькнула пред глазами. Признаться, те считанные секунды оказались для него блаженством. Он увидел рождение Сигюн и впервые в жизни понял, каково это видеть рождение долгожданного ребёнка. Какого любить и боготворить его. И он хотел бы, чтобы дочка испытала те же эмоции, что и он когда-то. Он лишь пожалел, что не смог увидеть своего внука. Сомнений в том, что у серебристоволосой родится сын, он не имел. Наконец боль утихла и он почувствовал, как сильные и крепкие мужские руки поднимают его и куда-то ведут. Кроме алой пелены на глазах он ничего не видел. Даже слух к нему не вернулся, однако запах вана он почувствовал. Когда темноволосый воин отвёл его на безопасное расстояние от битвы, Фрейр потихоньку стал слышать. Это оказался Огун. Вначале мужчина не поверил, предположив, что слух его стал подводить, однако потом, когда ван промыл ему лицо и глаза от крови, взор вернулся и в очертаниях тени он приметил друга Тора. Юноша улыбнулся краешком губ, едва ли заметно, сдерживая ласковую улыбку. Брюнет пододвинул камень, скрыв своего правителя от взора врагов и, сняв с ремня свою булаву, замахнулся ею, окликнув великанов свистом. Только когда мужчина услышал топот и почувствовал дрожание земли, понял, что мальчишка ушёл, отведя великанов подальше от него. Русоволосый сел, поджав ноги под себя, начав раскачиваться и бить себя по лицу, давая себе нагоняй, чтобы наконец выйти из состояния испуга, вот только не получалось. Он не видел почти ничего. Наверное, он получил ожог слизистой глаз и вероятность того, что зрение вернётся, крайне мало, решил ван. Однако и сидеть в тени камня он не намерен. Стоило ему привстать, как кто-то резко дёрнёл его назад, усадив обратно. Это оказался громовержец. Юноша усмехнулся, рассмотрев в нём друга отца. — Не стоит геройствовать, герцог! Всё по плану, — и похлопал по плечу, убежав. Фрейр аж открыл рот, чтобы спросить, что происходит, однако след мальчишки простыл. Вдруг пришло озарение, что слух вновь вернулся. Он обернулся, выглядывая из-за камня, фокусируясь на воинах, ища Теорика. У того подкосились ноги от нехватки кислорода, когда как воины, завидев Тора, наконец перестали толпиться, подбодрившись раскатами грома. Вдохнув с трудом, шатен открыл рот, пытаясь отдышаться. Его едва не задавили. Пред глазами всё поплыло, ноги подкосились и он даже уже перестал чувствовать, как внезапно всё закончилось.