Звёздное небо

Молоденький, лет восемнадцати-двадцати, паренёк-омега стоял перед моим папой и рыдал – по-детски, в голос, захлёбываясь всхлипываниями. Модный сейчас среди малолеток макияж в готическом стиле растёкся у него по всему лицу, и он стал похож на обкуренную зебру. Мне было не то, чтобы неудобно, просто я не люблю, когда плачут. И сам этого стараюсь не делать. Я уж и не вспомню, когда плакал в последний раз. Лет десять назад, кажется. - Хватит уже, - бесцветно сказал папа. – Хватит, я сказал. Заткнись, Уилли. - Я не могу, я не могу, - срывающимся шёпотом залепетал тот, кого назвали Уилли. Правда, в широких кругах молодёжи от девяти до девятнадцати он был гораздо больше известен как Спарк Литтл. Видели бы его сейчас его поклонники. Где она, звезда сияющая? Живая иллюстрация к поговорке «Богатые тоже плачут». Опухшая зарёванная мордочка, как попало надетые брендовые тряпки – было видно, что собирался он в спешке и не особенно заботился о том, как будет выглядеть. - Можешь, - не меняя ни тона, ни устало-презрительного выражения лица, сказал мой папа. – Можешь. Если, конечно, хочешь продолжать карьеру. Уилли, я не в силах заставить тебя сделать аборт. Да и не собираюсь этого делать, ты мне не раб, ты свободный парень. Поступай как считаешь нужным, последствия тебе известны и в том случае, и в другом. - Мистер Гарнер… - Я не намерен тратить на тебя больше пяти минут, Уилли, мне есть чем заняться. Если ты не понял мистера Трентона, что ж, послушай меня. Повторяю в последний раз – если ты уйдёшь в декрет, ты уйдёшь со сцены. Навсегда. Мне значительно дешевле набрать точно таких же шесть никому не известных мальчишек и раскрутить новую группу, чем менять солиста в этой. Так что помимо всего прочего, вы с Костасом ещё и остальных подставите. Думай, Уилли, думай. Какие-то мозги ведь у тебя есть? - Я не могу, - как заведённый, повторял Уилли-Спарк. – Я уже на пятом месяце… - Ну и молодец, - папа пожал плечами. – Это тоже дело нужное, а главное, это именно то, чего никто, кроме тебя, сделать не сможет, и это принесёт тебе славу и деньги. Всё, Уилли, убирайся. Через неделю стартует шоу. У тебя сутки на размышление. Если завтра ты не прервёшь беременность, мы с тобой попрощаемся, и ты поедешь назад к папе с отцом в Небраску или откуда ты там. Не советую тебе оставаться в Нью-Йорке. Тех денег, что ты получишь, разорвав контракт, тебе тут и на год не хватит. А дома ты ещё протянешь лет пять. Иди. Уилли никогда не казался мне особенно умным и сообразительным, но тут и до него дошло, видно, что спорить с моим папой бесполезно. Он, трясясь, как в лихорадке, и продолжая судорожно всхлипывать, повернулся к нам спиной и лунатическим неверным шагом вышел вон. Папа фыркнул: - Истеричка… Боже мой, одни идиоты безмозглые кругом. - Пап, - подал я голос. – Тебе его совсем не жалко? - Жалко, - вздохнул папа. – Конечно, жалко. Но это эмоции, Эйбел. Всего лишь эмоции. А шоу – это деньги. Кроме того, я же ему сказал, он волен сам принимать решение. Вот пусть и думает, что ему важнее теперь, раз раньше мозгов не хватило предохраняться. Святые небеса, ну почему молодняк сейчас все поголовно такие идиоты? Инфантильные дурачки, ни о чём не имеющие представления. Я в их возрасте был уже взрослым человеком. - А отец ребёнка – Костас? - Уилли так говорит, и Трентон утверждает, что они путались. Не могу же я сам за всем этим сбродом следить, их у меня добрая сотня. - А разве нельзя продать эту историю в таком виде – солист и музыкант известной молодёжной группы ждут общего ребёнка? Публика это любит, насколько мне известно. Папа улыбнулся – немногие знают, что он вообще это умеет. Часть его знакомых полагает, что он давно разучился улыбаться, а часть уверена, что он никогда этого и не умел. Но он улыбнулся – и, встав из своего кресла, потрепал меня по голове - изящной, тонкой, гладкой рукой омеги, которому ни за что не дашь его лет. - Молодец, сынок, ты мыслишь в верном направлении. Умница. Ты станешь ещё более успешным в шоу-бизнесе, чем я. Так что, пока старик Тим Гарнер жив, учись. Учись понимать нюансы. - Я весь внимание, папа, - сказал я, не солгав ни в единой букве. - Прекрасно. Да, сынок, ты прав, публика любит подобные вещи. Тонкость здесь только одна – время. Вот смотри – допустим, есть у нас парочка хорошо известных музыкантов или актёров, ну, любых медиа-персонажей, довольно продолжительное время продающихся публике. Проще говоря, проверенных, и себя уже давно окупивших. Если кто-то из них забеременеет и родит, эту историю с успехом можно будет продавать всё то время, пока они там размножаются. Фото беременных селебрити в последнее время вошли в большую моду, это правда. Потом эта парочка возвращается к своим прежним занятиям и продолжает приносить мне – ну, и себе, конечно, - деньги. Плюс ещё их можно делать на ребёнке, играя в крепкую счастливую семью, фото, статьи в омежьих и девчачьих журналах и так далее. А в случае Спарка и Костаса ничего из этого не сработает. Они, в сущности, ничто. Бойз-бэнд, каких десятки. Уилли, если оставит ребёнка, выпадет из обоймы на год как минимум, не сможет же он с девятимесячным пузом прыгать по сцене в шортиках и маечке. Ну кому охота на это смотреть? В чистой записи они мало кому нужны, их стихия – шоу. А год, Эйбел, для бойз-бэнда это очень много. Очень. Сойди они сейчас со сцены, о них не то, что через год, через месяц и не вспомнит никто, и ребёнок их будет никому не интересен, потому что их очень легко заменить в коллективном сознании публики. Их «Райские врата» - это в чистом виде продукт раскрутки. Моей раскрутки. Ничего уникального они из себя не представляют. И поддерживать их год искусственно на плаву обойдётся слишком дорого, а потом их фактически придётся заново выводить на сцену и рынок. Создать новую точно такую же группу обойдётся много дешевле. Что я и сделаю, если Уилли заартачится. - А в шоу ты их кем заменишь? «Королями Дикого Юга»? - Да хотя бы. Целевая аудитория у них одна, и им, в сущности, без разницы. Мне не давала покоя одна мысль, и я спросил папу, хотя и не хотел спрашивать: - Как ты думаешь, Уилли сделает аборт? - Куда он денется, - безразлично сказал папа. – Не сам, так согруппники мозги вправят. И Костас, помяни моё слово, будет в этом деле первым. Я недоверчиво пожал плечами, и папа усмехнулся: - Эйбел, сынок, ты у меня умненький, но я, кажется, зря разрешал тебе читать романы в таком количестве. Знай я обо всём заранее, я бы не тратил время на твоего брата, а занимался бы по-настоящему тобой. Ты несколько романтизируешь альф. Не знаю, были ли они когда-нибудь теми бесстрашными рыцарями и честными галантными джентльменами, какими их изображают в романах, но сейчас у них с этим очень серьёзные перебои. Да и мужиков-бет то же самое касается. - Да хрен с ним, рыцарством и джентльменством… Но он же отец. Это его ребёнок. Папа снова усмехнулся и качнул головой: - Сынок, для него это не грядущее желанное и долгожданное отцовство, а досадная и глупая помеха в карьере. Костасу двадцать пять лет, он греческий мальчик из рабочего квартала Балтимора, и он хочет быть знаменитостью, соло-гитаристом в популярной группе, а не просто чьим-то отцом, вынужденным, как до него его отец, дед и прадед, зарабатывать на семью горбом или полукриминальными делишками. Ему чудом удалось вылезти из дерьма, прорваться на сцену, и он теперь будет зубами за неё держаться. Семья и дети для него весьма отдалённое и довольно абстрактное будущее. Да и для Уилли, кстати, тоже. Он просто омега, и где-то в подсознании у него заложен какой-то родительский инстинкт. Так что сейчас он боится не лишиться этого ребёнка, а того, что в результате аборта не сможет иметь их потом, когда станет богатым и прославленным. Сейчас ему это тоже не нужно, поверь. И никому из них. Всем им хочется стать «Айленд Бойз», а для этого надо работать. А не рожать. Так что, сынок, да – Уилли сделает аборт. И Костас будет первым, кто потребует этого. Шоу-бизнес жесток, Эйбел. Наверное, это самый беспощадный вид бизнеса. Впрочем, всё зависит от того, как на вещи смотреть. Я и сам обо всём этом догадывался. Но я люблю слушать папу. Не потому, что мне хочется знать тайны шоу-бизнеса, они от сына Тимоти Гарнера, главы «Таймлайн Энтертейнмент», и так никуда не денутся. Я люблю его слушать, потому что хочу его понять. Папа всю жизнь был для меня загадкой. Да и не только для меня. Омега, добившийся успеха там, где множество альф и бет не достигали и сотой доли его результатов. Омега – глава одной из крупнейших на Северо-Западе продюсерских компаний. Омега – гений пиара. Омега, к которому на поклон идут политики, селебрити, режиссёры, сценаристы, просто юные и не очень дарования. Он открыл миру десятки ведущих звёзд поп- и рок-сцены, голливудских красавцев, бродвейских гениев и феноменов реалити-шоу. Но главный папин бренд – это мальчишеские группы. Вся эта массовая истерия началась с него и «Айленд Бойз». И продолжается до сих пор, не собираясь стихать и принося папе привычные уже миллионы. Я же говорю – гений. Вообще-то меня как наследника папиной компании изначально никто не рассматривал. Я был «малышом омежкой», милым недоразумением, которому предоставлялась возможность сначала играть в игрушки, потом учиться чему вздумается, а потом бездельничать и сибаритствовать, сколько влезет, ибо папиных денег хватило бы мне на безбедную жизнь в весьма широких масштабах. Поддерживать же это финансовое благополучие должен был мой брат-альфа Кейн. Уже наши имена многое говорят о нашем папе, не так ли*? Но пять лет тому назад, когда мне едва исполнилось девятнадцать, наше королевство лишилось наследника. Нет-нет, мой брат жив. По крайней мере, я на это надеюсь. Потому что не видел брата с тех самых пор – пять лет. А отца вообще ни разу. Так что представления об альфах у меня, так сказать, не самые практические. Хотите послушать немножко о семейных тайнах скрытного человека-загадки Тима Гарнера? Ну, слушайте… Мой (и Кейна) отец был некогда известным актёром. Папа работал тогда в компании «Мэдисон Продакшенз», дослужился уже к своим двадцати пяти годам до старшего агента, и сам Питер Мэдисон, глава конторы, неоднократно намекал на повышение. У папы было несомненное чутьё в подборе актёров в мюзиклы и шоу, он нравился постановщикам и авторам. И вот однажды в студии звукозаписи он познакомился с Грегом Линкольном, только что сыгравшим свою самую известную роль – в экранизации романа-бестселлера, получившим несколько наград и ставшим звездой. Мистер Линкольн тогда вбил себе в голову, что устал от славы (за год с небольшим, ага), хочет семейного уюта и тишины, и хватит, мол, с него взбалмошных и не склонных хранить верность голливудских красавчиков. Папа ему понравился, они встречались несколько месяцев, а потом вступили в брак – очень тихо и чуть ли не секретно. Потом-то, конечно, появление у новой звезды мужа, к тому моменту уже беременного моим братом, было обставлено как сенсация. И вот тут и начались проблемы. Папа мне никогда ничего такого не рассказывал, но зато его старый друг и исполнительный директор Боб Трентон любит поговорить, так что печальная эта история мне хорошо известна. Словом, мистер Линкольн потерял в связи с браком и отцовством ореол романтического героя. Будь его муж такой же знаменитостью, тогда ещё ладно, а то явно обычный омега, ребёнок вот, банальная семья. Обывательщина. На дворе-то были семидесятые, так что… Какой тогда мог быть секс-символ с супругом и детьми? Ролей роковых красавцев ему больше не предлагали, вылезти за счёт ромкомов и семейных комедий в звёзды тогда бы не вышло, а на интеллектуала или звезду боевика мистер Линкольн не тянул – типаж не тот. И покатилась его карьера шариком под горку – от ролей второго плана он отказывался, считая их недостойными такой звезды, а потом ему и этого не стали предлагать. Он начал пить, закатывать скандалы, ну, а виновником своего краха, естественно, называл папу. Притом, что папа из кожи вон лез, чтобы пристроить супруга хоть куда-нибудь. Потом дела и у папиного босса Мэдисона пошли из рук вон, он здорово погорел на организации каких-то аттракционов, но папа, вместо того, чтобы разочарованно уволиться вместе со всеми, заложил всё имущество, взял кредит и выкупил «Мэдисон Продакшенз». Теперь это наша «Таймлайн», чей годовой доход сравним с бюджетом какой-нибудь небольшой страны. А вот папин брак с мистером Линкольном не спасло даже моё появление на свет спустя шесть лет после рождения Кейна. Собственно, папа, находившийся тогда на седьмом месяце беременности, придя как-то домой, застал своего супруга в их постели с няней моего брата, девицей-бетой, едва достигшей совершеннолетия. Само собой, на следующий же день папа указал мистеру Линкольну на дверь. Отец мой ушёл, гордо хлопнув дверью, но гордости его не хватило даже до моего рождения – он принялся судиться с папой, требуя половину состояния, из которого не заработал ни цента, зато тратил с размахом. Я родился в ночь после одного из судебных заседаний, того, на котором молодой адвокат-альфа Джефф Холлидей в пух и прах разгромил все отцовы претензии. И ему же сразу после суда пришлось везти папу в клинику, где через восемь часов на свет появился я, Эйбел Тимоти Гарнер. Джефф теперь наш ведущий юрист, и по-прежнему один из лучших папиных друзей. Один из тех немногих, кому папа почти доверяет. А отец мой, мистер Грег Линкольн, ничего не добившись от папы и окончательно просрав карьеру, через полтора года умер – утонул в собственной ванной, в крови его, по словам Трентона, нашли убойный коктейль из алкоголя и транквилизаторов. А ещё, по словам того же Трентона, в тогдашней тусовке долго ходили слухи, что смерть мистера Линкольна - не несчастный случай никакой, а идеально обставленное убийство. Имя папы никто не называл, но сами понимаете… Впрочем, он, ничего не отрицая и не оправдываясь, и это смог использовать с выгодой для себя – его начали побаиваться. Кто его знает, на что способен этот тихоня?.. Не зря же говорят – чем тише омут, тем профессиональнее в нём черти. Я лично считаю, что это чушь. Папа деловой, местами жёсткий, может казаться бессердечным, но он не мстительный. Хотя бы потому, что от мести никакой пользы нет. По крайней мере, я очень хочу так думать. Отчасти именно на этом основано моё желание узнать своего родителя ближе, услышать о нём больше, пролезть в щель в его доспехах. И я не знаю точно, хочу ли быть похожим на него, хотя, без сомнения, я люблю папу. Больше-то мне некого любить. ____________________ * Кейн (Cayne) и Эйбел (Abel) – Каин и Авель.