Время Тьмы

Где-то в Солнечной системе Холодный мрак космоса осветила яркая вспышка выхода корабля из гипертуннеля. Громадина межпланетного крейсера, испещренная следами неизбежной коррозии от долгого нахождения в подпространстве, скользила вдоль орбиты земного спутника, постепенно замедляясь. Последний всполох голубого огня – и маршевые двигатели погасли. Темная сторона Луны надежно скрывала непрошенных гостей от землян, поэтому было время выйти из крио-сна не опасаясь атаки. Нападать было некому. Застигнутый на банальном грабеже корабль «Асмадей» достаточно быстро примелькался в других краях галактики. Его узнавали по изрезанному корпусу, по форме напоминавший остроконечный молоток. Многие расы считали межзвездных странников, темных эльфов, обыкновенными пиратами и встречали враждебно. А после последней битвы тем и подавно пришлось на долгие годы укрыться от преследователей. Но настало время снова заявить о себе. Однако сюда, под свет Солнца, вести о них пока не дошли. Да и не было у людей станций космической обороны, способных засечь появление непрошенных гостей, не доросли смертные еще до подобного. Теперь и подавно не воспрянут после «подарка», приготовленного темными эльфами. После такого восстановиться невозможно. Ведь там, где появляется Тьма, жизнь угасает, проиграв в сражении. Пальцы быстро пробежались по пульсирующим клавишам голографического дисплея. Вызванные реакции между белками и нуклеиновыми кислотами в биокомпьютерных мозгах «Асмадея» подготовили беспилотные аппараты к запуску. Старт. Видя, как сотни летящих зондов стремительно удаляются в сторону голубой планеты, Малекит криво усмехнулся. Он будет доволен результатом. А эльфу остается только ждать и связаться в Асгарде со своими последователями. Зачем тратить собственные силы для достижения заветной цели? Тьма все сделает за них. *** Локи Лафейсон, Асгард Пять шагов в ширину и девять в длину. И снова: пять – в ширину, девять – в длину. Беспрерывный путь от одной белой стены до другой занимал бесконечно длящийся день и успокаивал нервы. В последнее время Локи все чаще подмечал, что выполнение монотонных действий становится для него некой панацеей. Движение позволяло понять, что он еще жив, а не превратился в безмолвную куклу, как узники в других камерах. Уж сколько раз он слышал из разговоров слуг, которых Один отрядил прислуживать опальному принцу, что большая часть узников рано или поздно сходят с ума, практически перестают двигаться и есть. Но он не станет уподобляться этим несчастным. У него есть куда более интересное занятие, нежели прозябание в неподвижности. Ему были доступны многие радости благородного аса его статуса: книги, самая лучшая и вкусная еда с царского стола, даже часть его лаборатории была здесь. Никто не ограничил его магию, что само по себе было странным. Не было только одного – свободы. Находясь в полной изоляции от асгардского общества, сидя в одиночной камере в отдельном блоке, не будучи заключенным в полном смысле слова, с каждым днем он все меньше и меньше понимал – для чего Всеотец удерживает его здесь? Будет все же судить? Но стражники, совершая обход по тюремному коридору, часто судачили о том, как счастливо воскресший принц Локи якобы восстанавливает здоровье после падения в бездну «в царских покоях» и сам не желает никого видеть. Выходит, даже место его нахождения покрыто тайной? Возможно, поэтому Тор доставил его в Асгард глубокой ночью, без лишних свидетелей, и мать не приходит проведать? Загадки, загадки, кругом сплошные загадки. Но что-то подсказывало Локи, что время его «заточения» уже на исходе. Скоро Всеотец примет окончательное решение. А посему каждодневная разминка для тела и проверка резервов собственной магии. Он будет во всеоружии, когда его поведут к Одину. Показать себя слабым перед «не отцом»? Да никогда! Только почему Всеотец с этим тянет? Боится заглянуть в глаза приемыша? Или придумывает наказание пострашнее, чем пожизненное заключение в тюрьме деда Тора, Вероломного Бури? А сам громовержец так и ходит свободным, как ни в чем не бывало. Неужели прямое нарушение приказа правителя Асгарда перестало быть преступлением? Ах да, он же родной сын как-никак, единственный наследник. А вот Локи… Снаружи послышался какой-то шум. Локи замер на полпути до стеклянной стены. Пару мгновений он прислушивался, надеясь на чуткий слух. Так и есть, где-то в Асгарде протрубил боевой рог, извещая всех об опасности. А вот это уже интересно. Он припал ухом к стеклянной преграде, стремясь расслышать получше. Кажется, звук рога разнесся еще раз по городу, но уже гораздо дальше. А потом еще дальше и еще. В Асгарде объявлена тревога? Локи продолжал прислушиваться, но дальше ничего интересного не происходило. Все так же сверху на пол лился яркий белый свет, ставший ненавистным, ведь его не отключали даже ночью; все так же вокруг в тюрьме царила тишина, а в коридоре никого не было видно. Так прошло много времени. Локи устал стоять и хотел уже вернуться на кровать, как двери в его блок распахнулись, впуская двоих стражников. Они четким шагом направились к его камере и встали напротив обеспокоенного царевича. Вслед за ними в коридор вступили два аса, влияние которых в столице немногим уступало самому Одину: глава царского совета, князь Брегг, и глава разведывательного корпуса – князь Льет. Оба чиновника также подошли к камере младшего царевича. Локи взирал на них с удивлением и в то же время настороженно. Уже настал час суда? Но никто не предупредил об этом. И разве на процесс его не стал бы доставлять обычный конвой? Льет выглядел хмурым и каким-то… взволнованным, что ли? Что само по себе было крайне удивительно, этот ас вообще редко показывал эмоции. Главный советник, наоборот, взирал на опального царевича спокойно и с некой толикой скептицизма, словно сомневался в правильности своего нахождения здесь. – Ваше Высочество, – начал Льет, – Всеотец требует вас к себе. Вопрос не терпит отлагательств. Прошу Вас, будьте благоразумны. Хитрый лис как всегда был удивительно тактичен. Максимум уважения к особе царских кровей, минимум презрения в глазах на последней фразе. – Это суд? – озлобленно вскинулся царевич, но Льет снова удивил его. – Нет, но вопрос не менее важный и срочный. Локи только согласно кивнул. Дело, кажется, действительно серьезное. Он начал нервничать, хотя и не подал виду. Спокойно наблюдал за тем, как стеклянная перегородка перед ним растворилась, когда царский советник внес код на сенсорной панели. Стражники даже не шелохнулись, когда он покидал пределы камеры, но заметно напряглись. К удивлению Локи, оба чиновника почтительно поклонились и попросили следовать за ними. Даже наручники, сковывающие магию, не надели! Что происходит?! Проходя темными коридорами, одновременно радуясь, что вновь видит знакомые золотые стены за время заточения, волнуясь, Локи невольно подмечал новые детали. Мелочи, но все же весьма любопытные. Нигде не было видно спешащих по делам слуг или бестолково снующих туда-сюда фрейлин матери. Навстречу попадались только стражники дворца, облаченные в полные боевые доспехи. Складывалось впечатление, что все следуют некоему строгому приказу. Шагая под анфиладой очередного дворцового перехода, Локи выглянул в окно. Внизу располагался внутренний двор, на плаце которого стройными рядами был выстроен царский полк. – Что случилось? – спросил царевич, когда заметил, что двери караульного помещения распахнуты и из него выносят оружие и доспехи. – Диверсия, Ваше Высочество, – кратко ответил Льет. – И где же Тор? – В Мидгарде. Он снова ослушался Одина, ушел в мир смертных против воли отца. Локи хотел уточнить подробности, но в этот момент они свернули совсем в другую сторону, хотя царевич был уверен, что его ведут в тронный зал. Еще несколько поворотов, дворцовых переходов, лестниц. Похоже, они действительно шли к покоям Всеотца, только это не был основной путь. Наоборот, они вышли к небольшой дверце, прямо за которой располагался личный кабинет Одина. Внутри никого не было. Только перевернутая и разгромленная мебель, разбитая посуда. Следы борьбы. Но они не стали здесь оставаться. Растерянному царевичу князь Брег приглашающим жестом указал на проход, ведущий в спальню Всеотца. – Поспешите, вас ожидают. Князь Льет хмуро кивнул тому, всем видом показывая, что дальше опальному царевичу нужно идти первым. Волнуясь, Локи шагнул в темный проем прохода. Позади, чуть приотстав, ступал Льет. Осторожные шаги прекрасно слышались в стоящей вокруг тишине и изрядно действовали ему на нервы. Он терпеть не мог, когда вот так шли сзади, едва ли ни дыша в спину. Странно, что здесь не горели факелы, Один обычно терпеть не мог темноты. Распахнутые двери спальни и отпечаток чьей-то окровавленной ладони на золотой стене. Снова следы борьбы, на этот раз было заметно, что здесь кипел самый настоящий бой, причем совсем недавно. С замиранием сердца царевич продолжил путь, слыша, как хрустит каменная крошка и осколки битого стекла под шагами двоих, пока представшая его глазами картина не заставила застыть на месте. Раскинув руки в стороны, на кровати неподвижно лежала Фригг. В золотом свете камина спутанные волосы матери продолжали отливать солнцем, наполовину стянутая туфля царицы неловко свисала с ноги, грозясь упасть на пол в любое мгновение. Фригг не дышала. Застывшие некогда прекрасные голубые глаза были неподвижны. Мертва. Холодок пробежал по спине Локи, он с трудом сглотнул. Под ногой треснули осколки битой посуды. Только сейчас царевич заметил Одина, удрученно сидящего на полу, возле кровати, держащего за руку покойную жену. – Локи? Он ничего не ответил, лишь медленно подошел к Всеотцу и опустился перед ним на колени, с содроганием замечая, какой бледной стала рука матери. – Она пыталась закрыть меня от подлого удара в спину, – тихо проговорил Один, ловя растерянный взгляд царевича. Сейчас, находясь так близко к приемному отцу, Локи впервые заметил, что тот походил на самого настоящего старика. Опустошенный взгляд, морщины вокруг глаз и на лбу. – Всегда защищала и утешала в горе. Фригг, моя прекрасная Фригг, – Один ласково погладил неподвижную руку царицы. – Кто это сделал? – спросил Локи севшим голосом. – У Асгарда всегда были враги… Асы стояли на страже мира во всем Иггдрасиле, но теперь все изменилось. Нас пытаются уничтожить, стремясь оставить народ без правителя. Это самый верный способ… – Кто? – повторил царевич, стараясь не обращать внимания на то, как говорит с ним Всеотец – спокойно и даже как-то тепло. Это было неожиданно, ведь Локи рассчитывал на иной прием. Да что там говорить – вся ситуация в целом была из ряда вон. Но следующая фраза приемного отца выбила почву из-под ног, от чего он снова почувствовал себя тем самым юношей, который только что узнал всю правду о происхождении. – А от кого ты прячешься в этих стенах, сын? Ведь он оказался тебе не по зубам, верно? Локи будто кипятком ошпарили. Он столько раз представлял себе разговор с Всеотцом, столько раз готовился юлить и выкручиваться, говорить дерзости наперекор, даже когда внутри все стыло от той невыносимой боли... Все что угодно, но только не слышать подобного участливого тона. Один был все так же прозорлив и мудр, смог найти нужный подход к спесивому сыну. А он, глупец, рассчитывал его обмануть! В то же время даже в самом страшном сне ему никогда не привиделось бы, что встреча с отцом будет происходить так, как сейчас: в разгромленной спальне, у ложа мертвой матери. Локи сник под пронзительным взором Одина. – Я хотел доказать тебе, что я… – запальчиво начал он, но запнулся, поймав уставший взгляд Всеотца. – Знаю, что достоин, Локи. Иначе бы ты сейчас не сидел сейчас передо мной. Царевич непонимающе уставился на него. Он ослышался или все же?.. – Именно поэтому я всегда говорил вам обоим, что вы рождены царями, – Всеотец перевел дыхание, словно собираясь силами. – Вас воспитывали как правителей. Но родиться царем и быть достойным трона – это разные вещи, пойми. Жаль, что некоторые ошибки невозможно исправить. Будь у тебя больше опыта… мне не было бы сейчас так тяжко… Голос Одина стал хриплым. Он закашлялся, на губах проступила кровавая пена. Локи испуганно перевел взгляд на его тело, и только сейчас заметил, что под Одином расплылось пятно крови, а Всеотец зажимал рукой рану на животе. Одеяние правителя Асгарда было щедро посыпано порошком целительных камней, который уже побурел от проступившей крови. – Почему ты не позовешь лекаря?! – Некоторые раны невозможно вылечить. Лекарь тут не поможет… Клинок был отравлен… Я слишком поздно спохватился… – с трудом проговорил Один. – Видишь… целительные камни не всегда помогают… Сейчас это не важно… У меня… слишком мало времени. Всеотец перевел дух, его речь становилась все больше отрывистой. Стоявший позади каменным изваянием Льет бесшумно поднес правителю кубок, но Один слабым взмахом руки отослал того, прося не мешать. – Важно другое – чтобы ты ни думал себе… я никогда бы не отрекся от собственного сына. Никогда… Именно поэтому… я не осудил тебя… давая возможность побыть в полной безопасности… Пусть даже таким странным образом. Как видишь, мои опасения оправдались… враг уже в Асгарде… Локи замер, не в силах сказать что-либо. Как просто, всего несколько слов, но как много, оказывается, они могут значить для него. В груди отчаянно забилось сердце, от прилившей крови застучало в висках. Почему, почему, отец, ты не сказал этого раньше? Сколько путей было пройдено напрасно, сколько дней прожито зря в поисках найти смысл для себя самого... Отравляющую сердце ненависть к близким так сложно преодолеть в себе. Все время кажется, что тебя обманывают. Но еще сложнее поверить заново. Просто поверить, что ты нужен, ощутить себя снова с семьей. – Я знаю, что произошло в Мидгарде… И знаю, через что ты прошел после падения в бездну… Никто в Асгарде не ведает о твоих деяниях… Для всех ты чудом воскрес и помогал… Тору справиться с врагами в мире смертных… Ты – герой… именно поэтому я приказал Тору… доставить тебя в Асгард поздней ночью… Это твой шанс, сын… Локи задиристо вскинул голову, не желая показать, насколько сильно задели его речи правителя Асгарда, как противно застилает влага глаза. Как это может быть?! Как тот, из-за кого он практически пытался покончить с собой, мог оказаться таким… отцом?! Царевич крепко зажмурился, борясь с нарастающим чувством, что он... безнадежно опоздал. «Я ему не сын, не сын», – повторял он про себя. Но поймав на себе взгляд Одина, полный сочувствия и печали, Локи не выдержал. Что-то сломалось в нем в ту минуту. Он отвернулся в попытке скрыть слабость и уселся рядом с приемным отцом на пол, склонив голову на руки. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Одина и топотом коготков Хугина, который слетел на пол и клюнул Локи за палец. Не сильно так, слегка, будто подталкивая того к продолжению. Давай же, Локи! Хотя бы раз в жизни. Над телом матери лгать нельзя. – Они умеют пытать, – выдавил из себя царевич, снова закрыв глаза, чтобы не видеть больше этого сочувственного взгляда приемного отца, чтобы не видеть больше тела мертвой Фригг. – Знаю… сын, – тихо проговорил Один, опуская дрожащую ладонь ему на плечо. Но даже такое движение далось тому нелегко, Всеотец снова закашлялся. Локи перехватил его за руку. Она была горячей. Он похолодел от того, как слабо прозвучала последняя фраза. Это было так непривычно, неправильно видеть всемогущего Одина таким беспомощным. – Наверняка есть способ. Я позову лекаря! Царевич вскочил на ноги, но был остановлен грозным окриком. – Локи! На этот раз Всеотец побледнел и стал заваливаться набок, разговор отобрал много сил. Локи метнулся к нему, подхватил ослабевшего Одина под руки. Пальцы тут же ощутили влажную, пропитанную кровью одежду повелителя Асгарда. Сколько крови! – …подай мне… Гунгнир… – едва шевеля побелевшим губами, прошептал Один. Верное оружие Всеотца лежало рядом на полу, подле ложа убитой Фригг. Дрожащей ладонью Локи поднес ему копье, тот схватился за него. Пожалуй, только сейчас царевич в полной мере начал осознавать, что отец действительно умирает. У него на руках. Самый страшный кошмар воплотился наяву. – Льет… засвидетельствуй… – прошептал правитель из последних сил, и князь тут же опустился перед ним на колени, склоняя голову в знак покорности. Дрожа, Локи принял копье из остывающих пальцев Всеотца. Один зашептал, а сын жадно ловил каждое слово, невидящим взглядом смотря на неподвижно свесившуюся ладонь матери с покрывала. – … во имя… моего отца, и… отца моего отца, я, Один… Всеотец, назначаю тебя… правителем Асгарда. Золотое сияние окутало царевича, волна тепла прокатилась с головы до ног. Громко и призывно закаркали Хугинн и Мунинн, тоскливо завыли Гери и Фреки. Внутри все разрывалось от невыносимой боли. Он хотел быть царем, но не такой ценой! – Умерь… свое высокомерие и тщеславие… – наставлял Один нового правителя, уже смотря в потолок. – Прости себя… и Тора… Правь… во благо… своего народа… сын… мой сын. Всеотец облегченно вздохнул и замер, а Локи всматривался в старческое лицо, пытаясь запомнить этот миг навсегда. Верные звери замолчали, наступившая тишина стала почти невыносимой. И тогда он заговорил, только чтобы не было это давящей, тяжелой пустоты вокруг. – Ты помнишь, отец, как праздновали твою коронацию? Во время торжества я нечаянно упал с лестницы в тронном зале, и ты прервал церемонию, чтобы мне помочь… А как учил нас драться с Тором? Мы мало еще что соображали, все хотели взять в руки настоящее оружие, а ты боялся за нас и запрещал... Локи не мог остановиться, продолжая вспоминать, вспоминать и вспоминать. Выдохнувшись, он опустил умершего Одина на пол, сложил тому ладони на груди. Огляделся по сторонам, запоминая, намертво впечатывая в памяти, как лежит Фригг на смятом покрывале, каким умиротворенным выглядит Всеотец после смерти… – Да здравствует новый царь, – Льет покорно склонил голову. Эти слова вывели Локи из ступора. Задыхаясь от рвущихся наружу эмоций, он вскочил на ноги. Пропитавшаяся кровью отца рубашка холодила тело, его начало колотить, несмотря на то, что в спальне Всеотца всегда было тепло, даже жарко. Один не выносил холода. Золотые стены комнаты вдруг навалились невыносимой тяжестью, казалось, потолок вот-вот рухнет на голову. Нет-нет, все не должно было так закончиться. Это сон, просто кошмарный сон. Прочь, прочь отсюда… Как в тумане Локи вылетел вон. Это кабинет Одина, это гостиная... Выход, где же выход? Он метался по родительским покоям, ища двери, уже начиная понимать, что убежать от действительности не получится. На плечо опустился Хугинн. За ним трусцой побежали волки, второй ворон противно каркал где-то позади. Зачем ему вообще нужны звери Одина? Локи не представлял. Волки и вороны слушались только Всеотца, по крайней мере, так было до сегодняшнего дня. Но сейчас разбираться с этим было не с руки. Локи вообще мало что соображал в ту минуту. Последние полчаса полностью перевернули его мир. Сам того не ведая, Локи оказался посреди темного тронного зала, где горели только несколько факелов. В сумраке, на небольшом возвышении, стоял пустой трон. Локи бросился к нему, отчетливо слыша, как под сводами пустого зала раздаются его быстрые шаги. Он стал царем, законным правителем, получив Гунгнир из рук Всеотца, признавшего в нем достойного. Не Тора, а именно его. Никто не сможет упрекнуть или кинуть ему в лицо, что он занял это место обманом. Но почему же так тяжело на сердце, почему влага застилает глаза? Окружающий сумрак и тишина навалились все разом, не давая утихомириться разгорающейся боли. Нет больше горя, чем горечь от утраты. Это истинная правда, и смысл этой фразы Локи познавал в одиночестве, посреди пустого тронного зала, вцепившись похолодевшей рукой в копье асгардского правителя. Один больше никогда не станет поучать его, не взглянет на него осуждающе. Фригг больше никогда не обнимет и не назовет его сыном. Он остался один, без семьи, только на этот раз все было всерьез. С диким ревом Локи швырнул Гунгнир на пол, в темноту, вкладывая в этот рывок всю боль, что плескалась внутри. Копье с грохотом проскрежетало по каменному полу, выбивая лезвием сноп искр. Пошатнувшись, царь обхватил голову руками, будто пытаясь укрыться от всего, но мерцавший в темноте острый наконечник копья напоминал ему, кто он теперь. Только законный правитель может пользоваться Гунгниром. Почему, почему, все так случилось?! С неуемной яростью Локи смел золотую посуду, стоявшую на небольшом столике вблизи трона. Со страшным дребезжанием блюда покатились по полу, блеснули разлетающимися осколками разбитые бокалы из муспельхеймского хрусталя. Но злость и подступающее одиночество не отпускали, разъедали сердце, как никогда прежде, не желали сдаваться. За посудой в полет отправился царский пуфик и табуреты, тяжелым комом рухнула с высоты бархатная штора. Обессиленный Локи застыл перед троном, все еще не решаясь сесть на него. Это не его место, не его! Он никогда не желал занять престол, а лишь хотел остудить пыл зарвавшегося Тора. И вот к чему это все привело. Разгромленная мебель жалкими щепками лежала посреди осколков разбитой посуды, под сводами зала противно каркали вороны, а новый царь никак мог сделать последний шаг к признанию собственного статуса. Это оказалось сложно. Все пошло не так, совсем не так, как он представлял в запретных мечтах. Все больше казалось, что таким страшным образом судьба преподносит Локи горький урок. Час расплаты настал. Отец, мать… Как много он не успел сказать. В наступившей тишине послышался противный карябающий звук. Глаза непроизвольно метнулись по залу в поисках источника шума. Это Гери волочил Гунгнир по полу, отчего копье царапало каменные плиты. Волк подал обмусоленное древко новому правителю и облизнулся, косясь в сторону трона. – Мне придется это сделать, верно? – задал вопрос в пустоту Локи. Ответом ему была все та же тишина. И новый царь сделал самый трудный шаг в жизни. Отец был мудрым и гордым правителем. Сыну нужно соответствовать этому статусу. Локи прекрасно это знал, как и то, что жизнь настоящего правителя – замкнутый тронный зал и бремя власти. А с его характером и склонностью к тирании так и подавно. По сути, ни жены, ни настоящих друзей. Он навсегда обречен. Но разве ему не привыкать к одиночеству? Обессиленно рухнув на трон, Локи опустошенно закрыл ладонями лицо. *** Локи не знал сколько так прошло времени. Из оцепенения его вывел голос Льета. – Мой царь, вы не желает выслушать доклад? Эта была многолетняя традиция. Глава разведывательного корпуса ежедневно по вечерам отчитывался перед Всеотцом, докладывая обо всем случившемся за день. Локи опустил ладони и подтянулся на троне. Что привело его в чувство – новое обращение к себе или осознание того, что на нем теперь лежит ответственность за город – он пока не понял. Все случившиеся вообще воспринималось как кошмарный сон. – Говори. – Диверсанты были завербованы из стражников. Они начали атаку во время полдника, дождавшись, когда ваш брат покинет Асгард. Им удалось без труда проникнуть в личные покои Всеотца и убить Фригг. Всеотец смог оказать сопротивление, а чуть позже заколоть обоих. Когда верные короне стражи появились, все было кончено. Однако врагам удалось смертельно ранить царя, подоспевший лекарь уже не мог ничем помочь. Поняв, что умирает, Всеотец приказал привести вас, разыскивать Тора не было времени. Сразу после этого была объявлена общегородская тревога, но в городе пока спокойно. Я и князь Брегг приняли все необходимые меры, чтобы весть о смерти Одина не вышла за пределы дворца. С этой целью слугам запрещено перемещаться по коридорам или выходить из чертогов. Локи понимающе кивнул, призывая князя продолжать. Было очевидно, что удержать все в тайне долго не удастся. Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что диверсантов могло быть несколько, не только во дворце. И тогда ситуация очень быстро может выйти из-под контроля. Как бы ни был мудр Всеотец, при любом правителе найдутся недовольные, желающие повернуть все в свою пользу. – Враги мертвы? Льет замялся, подбирая слова. – Не совсем, – проговорил князь, выдержав озадаченный взор нового царя. – Поясните, князь, – Локи склонил голову набок, всем видом показывая, насколько он заинтригован. – Думаю, вам стоит взглянуть на это самому, – Льет учтиво поклонился и жестом руки пригласил следовать за собой. Локи озадаченно посмотрел вслед уходящему Льету, но послушно пошел за ним. На этот раз его повели в темницы. Спускаясь по сырому коридору в подвал, Локи невольно поежился от мрачной атмосферы этого места. Вспомнилось, как однажды в детстве они вместе с Тором забрели сюда и заблудились в узких переходах и бесконечных темных коридорах. Закралась даже безумная мысль, что сейчас выяснится, будто и не было никакой коронации и его оставят здесь умирать без пищи и воды. Но древко верного копья внушало уверенность. Он – царь, он не должен поддаваться нелепому страху. Он должен выстоять, какой бы тяжелой ни была его ноша. Льет вел его мимо камер, в которых вместо стеклянных стен были решетки. Прежняя тюрьма располагалась здесь, прямо под жилыми комнатами дворца, пока много веков назад заключенные не подняли бунт. Это вынудило отца Одина – Вероломного Бури, как прозвали того в народе, – приказать соорудить пристройку к западному крылу, и соединить новую тюрьму и сам дворец узким переходом, поделенный на несколько блоков, каждый из которых запирался отдельной дверью. Противно скрипнула ржавая решетка, повеяло холодом и сыростью. Льет без труда ориентировался в подземелье, ведя нового царя вперед во тьму. Князь остановился и посветил факелом в сторону одной камеры, где за крепкой и толстой решеткой зияла пугающая темнота. Локи встал подле, ожидая. Пару мгновений ничего не происходило, ничто не нарушало мрачную тишину этого места. Локи собирался спросить, что все это значит, как нечто припало к решетке, с тихим скулением протягивая к нему скрюченные белые пальцы. Новый правитель от неожиданности шарахнулся в сторону, но после взял себя в руки. Между ним и тем, кто находился в заточении, была прочная решетка. Локи попросил факел и осторожно направил источник света перед собой. Возле решетки стоял стражник. Это стало понятно по его запачканной и местами порванной форме. Он протягивал к новому царю содранные местами до мяса руки, будто не понимая, что между ними есть преграда. Стоило Локи приблизить к нему факел, как тот метнулся навстречу, задевая пальцами огонь. Противно завоняло обгоревшей плотью, но стражник не никак не отреагировал на ожог. Он хищно оскалился и безуспешно принялся биться о решетку, пытаясь добраться до Локи. Помутневшие неживые глаза, суженный зрачок, светлые обескровленные десны говорили о том, что перед ними… мертвец. Тем не менее, он двигался вопреки всем принятым понятиям о смерти. Рядом с ним из темноты возник второй стражник. Он также был мертв и пытался добраться до царя сквозь решетку, но правая половина его тела двигалась как-то странно, рывками. Очевидно, поэтому он так долго подходил. Приглядевшись ко второму, Локи понял, в чем была причина столь странного движения. Тело стражника было перерублено наискось от правого плеча до груди, частично болтались внутренности и, похоже, была задета часть позвонков. Ожившие покойники бились о решетку, поочередно протягивали руки к стоявшему от них в недосягаемости новому царю, стремясь поймать его искалеченными пальцами, скалили рты в жутком оскале. Не оставалось никаких сомнений, что попади к ним живой человек, несчастный был бы просто растерзан восставшими мертвецами. Ошеломленный увиденным Локи не понимал, как такое могло произойти. В голове всплывали отрывочные сведения из ранее прочитанных магических книг, воспоминания безумного скитания сквозь бездну, плен у читаури, но ничего подобного он еще ни разу не встречал в жизни. Царь сконцентрировался, чтобы проверить единственную догадку, появившуюся у него. Но посланный магический импульс отразился, как от зеркала. Ожившие мертвые были лишены разума, очевидно, их существование сводилось к примитивным инстинктам, например, жажде еды. И ни следа некромантической магии. – Как такое может быть? – пробормотал правитель, опуская факел. Пляшущие блики огня подсвечивали лица мертвых снизу, делая их еще больше похожими на жуткие маски. Эта загадка не должна остаться неразгаданной. Ему придется разобраться в произошедшем. Неужели Один был прав, когда говорил, что асов пытаются уничтожить? А если враг действительно… Танос? – Вы должны рассказать мне все как можно подробнее, князь.