***
Что-то удерживало ее, не позволяя пройти сквозь завесу молочной дымки, что так манила своей нежностью. Казалось, если окунуться в нее, почувствуешь бархатное прикосновение. Но некогда знакомый голос звал обратно, приказывал развернуться. Она не хотела слушаться, ведь раскинувшаяся впереди пелена приглашающим жестом касалась кончиков пальцев, окутывала стопы, посылая по телу приятную дрожь. - Живи, - говорил голос. Тауриэль прислушалась. Жить? Но зачем? Впереди брезжило долгожданное спасение. Скользкая вязкая тьма сменилась чудесным светом. Несколько долгих месяцев она мучилась, из последних сил цепляясь за свое тело, но силы ее иссякли. Она не хотела обратно. Не хотела вновь балансировать на острие боли, блуждая в потемках своей души. Ведь сейчас она испытывала невиданную прежде легкость. Еще немного, и она скинет с себя оковы, что удерживали ее в мире полном страданий. Босые стопы утопали в мягкости. Всего немного, несколько шагов вперед. - Живи, - повторил голос. Снова он. Пригвождает к месту, не пускает, словно сильные, но заботливые руки легли на плечи и не дают совершить задуманное. И Тауриэль усомнилась. Быть может не стоит спешить расстаться с жизнью? Может, стоит вернуться и побороться еще? Ведь ее жизнь была так коротка. Какой след она оставит на ткани мироздания? И готова ли она держать ответ за все, что натворила? Когда она подумала об этом, то ощутила, что хватка усилилась, словно тот, кто звал ее назад, крепко уцепился за это сомнение. Легкость сменилась привычным ощущением собственного тела, которое все еще пребывало в неизведанном прежде месте. Ей казалось, что она мчится обратно, подгоняемая чье-то доброй волей. Тауриэль видела смутные белые силуэты. Кто они? Неужели те, кто уходит из прежней жизни? Но почему только ее тянет назад, прочь от них? Ведь она в том же положении, что и они, она ведь уже ступила на этот путь. Тело обретало плотность, в то время, как силуэты оставались эфемерными, тонкими и полупрозрачными. Она пронеслась сквозь них, а после рухнула вниз, словно сорвалась с высокого дерева. Она приготовилась к тому, что вскоре удариться оземь, но вместо твердой земли ее тело опустилось на что-то мягкое. В один миг Тауриэль ощутила то, что уже утратила: чувство тяжести, покалывание на коже и прикосновение чьих-то рук. Настоящее прикосновение. Сердце бешено забилось в груди, усиленно перекачивая очищенную от отравы кровь. Воздух наполнил легкие, обжигающий, но такой нужный. А в теле, впервые за долгое время, появилась сила. Тауриэль часто моргала, не веря в то, что видят ее глаза. Изящная лоза, обвивающая ствол, скользящая тонкими листками по нему, словно змея. Подобное убранство могло быть только в одном месте. Лихолесье. Но это невозможно… Этого не может быть…Тауриэль медленно повернула голову и в ужасе отпрянула. Ее король. Король, от которого она сбежала и думала, что уже не увидит его, сидел на коленях перед постелью. Ужас сковал сердце. Тауриэль уже было решила, что это очередное видение, и она вновь окунулась в тягучий омут своих страхов. Но тьмы не было, вместо нее была жизнь. Она буквально бурлила в теле. Неужели, он исцелил ее? Вернул, когда она сдалась? Тауриэль едва сдержала вскрик, задержав взгляд на его лице. Прекрасный лик владыки Лихолесья был обезображен страшным ожогом. Она не видела ничего подобного. Кожа казалась расплавленной, кости виднелись сквозь истончившиеся обрывки мышц, левый глаз лишился радужки, он походил на раскаленный добела металл. Рана не выглядела зарубцевавшейся, она влажно поблескивала, словно была получена совсем недавно. Тауриэль боялась представить, какую нестерпимую боль должно приносить подобное увечье. Она слышала однажды от принца, что много тысяч лет назад лицо короля объяло драконье пламя, но никогда не думала, что увидит последствия этого. Трандуил был не из тех, кто стал бы делиться чем-то подобным. К тому же, его магии хватало, чтобы без труда поддерживать привычный внешний облик. В мире не существовало сил, способных полностью излечить его, но искусная магия помогала скрывать увечье так мастерски, словно его никогда и не было. Теперь Тауриэль видела, что бывает, когда этой магии становится недостаточно. Так сколько своего света он отдал за ее жизнь? - Повелитель, - выдохнула она. Она протянула руку прежде, чем успела взвесить все за и против. Это единственное, что она могла сделать. Коснуться в знак благодарности. Но она знала, что ему не нужна ее благодарность, и уж тем более жалость, но все же не могла иначе. Ее пальцы не успели дотронуться до плеча Трандуила. Он резко отпрянул от нее и осторожно поднялся на ноги. - Не трогай меня, - его голос был тих, но Тауриэль слышала в нем угрозу. - Не смей прикасаться… Он отступил на шаг. Тауриэль видела, что он едва стоит на ногах, в то время, как ее переполняла сила. Его сила. Щеки пылали, но эта был не тот болезненный жар, что мучил ее во время лихорадки. Эта была кровь, прилившая к лицу – чистая и здоровая кровь. Тауриэль посмотрела на свои руки. Черная сеть паутины исчезла, опухоль спала, а раны наконец-то стали затягиваться. Исцелена. Тауриэль ощутила невероятный душевный подъем. Страх, словно поверженный враг сдался, он истекал кровью и уползал с поля боя. Что может быть лучше, чем просто быть здоровой? Она никогда не ценила этого, будучи созданием, которому неведомы болезни и слабость. Но теперь все изменилось. Все отходило на второй план, и ничто не волновало ее в этот момент. Эйфория билась в ней и не находила выхода. Тауриэль хотела бежать вперед, смеяться, кружиться на месте, полной грудью вдыхать ночной воздух, жадно пить его. Но едва она перевела взгляд со своей руки обратно на Трандуила, как ее захлестнул стыд. Король, увидев ее расширившиеся глаза, повел головой, и мягкие волосы упали на лицо, закрывая увечье. - Повелитель, - вновь проговорила она. Как же так? Она здорова и полна сил, а он выглядит столь изможденно. Так не должно быть. Наверное, от внезапного исцеления, у нее случилось легкое помутнение рассудка, иначе как можно объяснить то, что она хотела подойти к нему? Тауриэль поднялась с кровати и почувствовала, что ноги окрепли настолько, что она готова бежать без устали тысячи лиг. Но едва она сделала шаг навстречу, как Трандуил вскинул руку, призывая ее оставаться на месте. - Я сказал, не смей подходить, - хлесткие слова заставили ее остановиться. - Вам нужна помощь, - виновато отозвалась Тауриэль. - Тебя это не касается, - отрезал Трандуил. – Я хочу, чтобы ты ушла в другую часть моих покоев и оставалась там, пока я не решу, что с тобой делать. - Но ваше лицо… - Замолчи! – он чуть повысил голос и поморщился от боли. – Ни слова больше. Тауриэль пристыженно замолчала. Она бросила на повелителя обеспокоенный взгляд, но испугалась того, как он посмотрел на нее в ответ, и поспешила исполнить приказ. Она находилась не в том положении, чтобы спорить. Более того, отныне у нее и вовсе не было никакого положения. Но в данный момент она не могла впасть в отчаяние, ведь чудесное исцеление наполняло ее радостью и жаждой жизни. Но все же она знала, что это обманчивое чувство. Оно непременно рассеется, и тогда Тауриэль познает всю горечь своей новой жизни.***
На рассвете Трандуил ушел и не появлялся в покоях несколько дней. Двое стражников по очереди сторожили главные двери и приносили Тауриэль пищу. Поначалу она пыталась поговорить с ними, но они оставались безмолвными. Король запретил им любое общение с изгнанницей, и они не стремились нарушать данный приказ. На них не действовали ее просьбы и уговоры. Они вели себя так, словно не знают кто она. Словно ее не существовало ранее и нет ныне. Тогда Тауриэль в полной мере ощутила свое одиночество. Теперь она никто для своего народа. Она не пыталась сбежать, понимая, что сделает только хуже. Ей оставалось лишь ждать, когда Трандуил решит говорить. Только это могло пролить свет на ее судьбу. Королевские покои состояли из множества комнат, одна из которых стала тюрьмой Тауриэль. Но "тюрьма" слишком громкое слово. Сложно говорить о заключении и иметь в виду просторные, украшенные покои, где имелись все необходимые вещи. Здесь даже было окно, вырубленное высоко в стене. Все, что Тауриэль могла видеть в нем, это, скрюченные ветви деревьев, на фоне свинцового зимнего неба. Но это было окно. Разве отступница и предательница заслуживала его? К тому же, в покоях стояла красивая мебель, широкая кровать с мягкой периной, а в просторном сундуке покоились платья и прочие личные мелочи, которые Тауриэль оставила, когда неожиданно покинула Лихолесье. Оружия, разумеется, не было, как и не было той одежды и предметов, что находились при ней в Эреборе. Должно быть, их выкинули по приказу короля. Но кое-что осталось. Тауриэль нашла на столике в углу комнаты брошь, подаренную Кили, письмо, написанное его размашистым почерком и камень с рунами, что некогда подарила сыну Дис. Теперь этот камень должен был уберечь от безрассудств новую хозяйку. Тауриэль не знала, как относиться к этому. То, что Трандуил оставил эти вещи при ней, приводило мысли в смятение. Это пугало. Но когда Тауриэль прочитала письмо Кили, все встало на свои места. Отпали вопросы, которые терзали ее душу. Трандуил специально оставил письмо, чтобы не объясняться. К тому же, безусловно, король догадывался, сколько боли принесет ей этот клочок бумаги, эта брошь и этот камень. Символы разрушенных надежд. Едва взор пробежался по последним строчкам, как на глаза навернулись злые слезы. Хоть Кили и винил себя во всем, но Тауриэль думала иначе. Это она виновата в том, что случилось с ними. Только она и никто больше. Саднящая боль сбивала дыхание. Все закончилось. По ее вине, они не выстояли в этой схватке. Кили женится на другой. Тауриэль сжала письмо в ладонях и хотела разорвать его в клочья, но все же не стала делать этого. Ведь строчки, написанные рукой Кили, казались ей связью с теми минутами счастья, что они пережили вместе. Он написал, что ее жизнь важнее всего на свете. Просил простить, клялся, что никогда не забудет. Писал, что из-за него она едва не погибла. Что он слаб и не может дать ей того, что она заслуживает. Раньше он не понимал этого, был самонадеян и глуп, но жизнь показала, что его любовь не способна на чудеса. Любовь его сильна, как и прежде, ее свет никогда не угаснет, но он не должен портить бессмертную жизнь Тауриэль. Она достойна лучшей судьбы. Тауриэль чувствовала себя преданной, но в то же время понимала, что Кили не мог сделать ничего другого. Он думает, что разрушил ее жизнь, но она так не считала. Он показал ей то, чего она не видела прежде и едва ли увидит вновь. Показал, что такое быть счастливой. Но все закончилось также стремительно, как и началось. И как только она посмела думать, что будет иначе? Причинив столько боли другим, не испытаешь подлинного счастья. Это ее расплата за все, что она натворила. Увидятся ли они вновь? Высокие стены Эребора как никогда казались прочными и неприступными. Кили надежно скрыт за ними, окружен любовью своей семьи. Они готовы простить ему все, готовы принять. Быть может, это и к лучшему… Больше она не стоит между ним и его семьей. Не выдирает его с корнем из плодородной почвы. Возможно, есть что-то более важное вспыхнувшей в секунды любви. Иная любовь, та, которая начинается с рождения. Любовь матери, дяди, брата. Та любовь, которой не знала Тауриэль. Разумом она понимала это, но сердце не могло отрешиться от боли, признать, что все к лучшему. Даже страхи о собственной судьбе бесследно растворялись в скорбных мыслях о не случившемся счастье.***
Тауриэль узнала его шаги, как только Трандуил переступил порог. Ее сердце предательски забилось. В первые дни своего заключения она не размышляла ни о чем, кроме Кили и безвозвратно утраченных возможностях, но сейчас, когда Трандуил вернулся, она поняла, что бессмысленно откладывать неприятную беседу. Они не могут молчать и делать вид, что ничего не произошло. - Повелитель, мне нужно поговорить с вами, - выпалила она, входя в общую просторную залу, которая служила проходной между прочими комнатами. Трандуил чуть развернулся в ее сторону. Он выглядел еще прекраснее, чем она помнила. На лице не осталось и следа былого увечья. Это приносило легкое успокоение. Тауриэль было совестно от того, что повелитель жертвовал собой, исцеляя ее. В глубине души она тревожилась о нем, боялась, что это приносит последствия. Но кожа Трандуила вновь стала гладкой, а глаза сияли холодным светом. Этот взгляд пробирал Тауриэль до костей. - Говори. Ее горло вмиг пересохло, но она не отступила. Происходящее казалось нереальным, словно она видела все со стороны. Как странно было вновь стоять здесь, в королевских покоях, перед своим королем, который выглядел так, словно на ней нет никакой вины. Но она не обманывалась его мнимым спокойствием, зная, что король лишь играет с ней. - Если я начну просить прощения, едва ли вы внемлете мне, - она старалась держаться ровно, бесстрашно. - Ты догадлива, - издевка из его уст прозвучала слишком обыденно и привычно. - Но моя благодарность безмерна, - Тауриэль вложила в эту фразу все почтение, что осталось у нее. Она была обязана ему, теперь еще больше, чем когда-либо. - Мне нет до этого дела, - отмахнулся от ее слов король. - Считай, что камни, которые отдали гномы, стоили твоей никчемной жизни. Тауриэль сжала зубы. Вот как он считает. Никчемной. Но разве она имеет право обижаться на резкие слова повелителя после того, как он спас ее, несмотря на предательство? - И, тем не менее, вы спасли меня. Если бы не вы, то… - Хватит, - жестко перебил ее пламенную речь Трандуил. – Я уже жалею, что сделал это. Оставь я тебя у гномов, ты бы уже давно умерла и не мучила меня своим присутствием. Тауриэль ни секунды не сомневалась, что он скажет ей нечто подобное. И она должна была быть разумной и благодарной, но горячий нрав всегда заставлял ее говорить прежде, чем она успевала все как следует обдумать. - Тогда зачем вы исцелили меня? Зачем? Чтобы сейчас говорить, что моя жизнь ничего не стоит? Эти вопросы не давали ей покоя. Трандуил не прощал предательства, а она предала его. Так почему спас? Чтобы издеваться? Нет, это слишком мелочно для короля. - О нет, я сказал, что твоя жизнь никчемна, но стоила она достаточно. Торин надолго затаит обиду за то, что ему пришлось расстаться со столь дивными камнями. Тауриэль не верила. Было бы намного проще признать, что ее жизнь спасли драгоценные камни, но она все еще сомневалась. - Если бы вам были нужны лишь камни, вы бы забрали меня, но не стали исцелять, - рассеянно прошептала она, словно говорила не с королем, а с самой собой. Трандуил поджал губы, а после ядовито процедил: - Будь благодарной, и не задавай лишних вопросов. Ты не заслужила и толики моего снисхождения, чтобы требовать ответы. Он прав. Не заслужила. И все же неизвестность не давала покоя. - Но что будет со мной теперь? - Я еще не решил, - Трандуил отвернулся, показывая, что разговор окончен. - Вернись к себе и не смей выходить, пока я здесь. Если я захочу говорить, то сам обращусь к тебе. Тауриэль поникла. Он может молчать сотни лет, лелея свою обиду. Но и оставлять затворницу в своих покоях не самое удачное решение. Этого не скрыть. Значит, у него все-таки были какие-то планы на ее счет, о которых Тауриэль могла только догадываться.***
Эльфы Лихолесья знали, что в королевской семье творится нечто неладное. Начальница стражи, что должна была верой и правдой служить своему владыке, сбежала, а спустя несколько лун принц Леголас покинул дворец и отправился в Ривенделл. Бывало, он и раньше покидал родные земли, но никто не ожидал, что он сделает это сейчас. В итоге армия лесного владыки осталась без своих командующих, и это настораживало. Король быстро назначил новых достойных эльфов на освободившиеся должности, но осадок остался. Подобные события не могли остаться незамеченными, и самые разные слухи заполонили двор, передаваясь из уст в уста, чаще невероятные, но иногда недалекие от истины. Несмотря на это, могло показаться, что король, наоборот, как никогда доволен жизнью. Праздники устраивались чаще, чем прежде. Вино текло рекой, а музыка не смолкала. Многие догадывались, что постоянные гуляния - лишь ширма, скрывающая истинные чувства короля, но никто не осмеливался говорить об этом вслух, предпочитая держать все в себе. Никто не хотел прослыть отступником, сомневающимся в действиях своего владыки. Да и праздники лесной народ очень уж жаловал, и это было лучше, чем если бы король показательно впал в хандру. Этой звонкой январской ночью во дворце вновь гремело веселье. Трандуил осушал чашу за чашей, наблюдая как танцуют раскрасневшиеся от хмельного вина эльфы. Они веселились и их улыбки были искренними, в отличие от притворной маски, что скрывала угрюмое лицо повелителя. Он ни на миг не забывал о том, какую тайну хранят его покои. Трандуил улыбался, но его взгляд оставался напряженным. Когда виночерпий хотел наполнить чашу вновь, король опустил ладонь поверх кубка. - Достаточно, - сказал он, а затем поднялся со своего места. Все взгляды устремились в его сторону. – Пусть праздник продолжится! Веселитесь, пейте и танцуйте. Сегодня дивная ночь. Он кивнул виночерпию, приказывая проследовать за ним. У дверей в покои он остановился, забрал поднос у прислужника, и велел ему и стражнику, что дежурил у дверей все это время, отправляться на праздник. Действия были спонтанны. Он еще не решил, зачем идет к ней. Удушливый гнев сплелся в груди с похороненными однажды теплыми чувствами, словно клубок ядовитых змей. Его тянуло в комнату пленницы. Он в одинаковой мере хотел увидеть ее и никогда не встречаться с ней. Трандуил знал, что Тауриэль слышит его, но не выйдет, пока он не покинет покои, поэтому сам зашел в отведенную ей комнату. Эльфийка сидела за столом, на котором высились свечи, и вышивала. Белая ткань спадала на ее колени, и на полотне уже появились отголоски задуманной картины. Стежок за стежком, аккуратно и сосредоточенно, она расписывала плотную ткань, превращая ее в дивную работу. Трандуил знал, что прежде она не любила заниматься рукоделием, считая это скучным, но сейчас, когда ничего другого не оставалось, это в какой-то степени увлекло ее. Наверное, позволяло отвлечься от мрачных мыслей. Рукоделие и чтение стали единственным, чем она могла развлечь себя здесь, и Трандуил приказал принести ей книги и все, что могло понадобиться для вышивки. Щедрый жест для того, кто пленил ее. Слишком щедрый для той, что должна была умереть. Когда Трандуил переступил порог, Тауриэль подняла голову от вышивки. На ее лице отразилась искренняя растерянность. Он впервые зашел к ней за все время, что она пробыла здесь. - Повелитель? - почти шепотом проговорила она. Она отложила вышивку на стол и поднялась на ноги, учтиво склонив голову. Тонкая ткань простого темного платья заскользила по ногам. Она, определенно, поправилась. Бедра округлились, грудь вновь обрела былые формы, и платье сидело как влитое. Щеки покрывал здоровый румянец, а глаза блестели. Волосы вновь впитали в себя пламя, медные и густые, они водопадом струились по плечам, обрамляя лицо. Трандуил прошел вглубь комнаты, поставил поднос на стол и заинтересованно посмотрел на вышивку, которой была занята Тауриэль. - Красиво, - одобрительно сказал он. - Спасибо, - голос Тауриэль дрогнул. Она нервничала. Трандуил осторожно сдвинул ткань на другой край стола, после чего указал Тауриэль на стул. - Присядь. Она молча исполнила просьбу. Трандуил сел напротив. Он налил ей вина и придвинул блюдо с фруктами. - Выпей. Сегодня у нас праздник. Тауриэль подозрительно покосилась на кубок и, вместо того, чтобы отпить из него, быстро заговорила, словно боялась, что в любую секунду Трандуил передумает и уйдет. - Повелитель, я прошу вас, скажите, что вы решили на мой счет. Мне невыносима эта неизвестность. День за днем я гадаю, какую судьбу вы уготовили мне, но понимаю, что любая догадка может оказаться ложной. Трандуил немного помолчал, заинтересованно разглядывая бывшую воспитанницу. Он отметил то, как лихорадочно блестели ее глаза. Ему казалось, что она готова вцепиться в отворот его одежд, лишь бы услышать ответ. Неизвестность и недомолвки, которые наполнили жизнь Тауриэль, должно быть, сводили ее с ума. - Ты же понимаешь, что не заслужила прощения? Она опустила блестящие глаза и медленно кивнула. - И ты думаешь, что я так просто отпущу тебя, словно ничего и не было? - Нет, не думаю. Я просто не знаю. Я словно в тюрьме, но условия, в которых я живу, едва ли можно назвать жестокими, - прошептала она. – Почему я здесь? Я думала, вы прогоните меня или заточите в темницы. - Не терпится оказаться в настоящей темнице? – он насмешливо приподнял брови. - Нет, - быстро проговорила она. – Но здесь мне нет покоя. Лицо Трандуила потемнело. Ее слова напомнили ему о том, с кем он имеет дело. Ему претило то, что она говорит о покое, в то время как является самым беспокойным существом, которое он когда-либо видел. И как смеет она быть недовольной после всего, что сотворила? Вероломная предательница, отрицающая чистоту эльфийской крови, спутавшаяся с грязным гномом! Даже его сын решил покинуть королевство, чтобы забыть о столь отвратительном поступке Тауриэль, что всегда была рядом с королевской семьей. Трандуил знал, что однажды Леголас вернется, но все же уход сына больно ударил по его чувствам. - Ты солгала мне, Тауриэль, - прежде равнодушный голос сменился сталью. - Предала не только меня, но и весь свой народ. Из-за твоего побега и лжи Леголас покинул дом, чтобы хоть немного унять боль предательства. Ее руки обреченно опустились на колени, а пальцы судорожно сжали ткань юбки. Этот жест, полный скорби и раскаяния, заставил короля разозлиться еще сильнее. Такая смиренная, фальшиво раскаявшаяся… Нет, наблюдать за предательницей стало невыносимо, а терпеть ее рядом с собой и того хуже. И почему он все еще не вышвырнул ее прочь? - Почему ты вернулась? - грубо спросил Трандуил, понимая всю абсурдность подобного вопроса. Если бы у нее был выбор, то она бы ни за что не переступила границу Лихолесья. А он задавал вопрос таким образом, словно она была в ответе за то, что вновь оказалась в его королевстве, хоть и пребывала в бессознательном состоянии на тот момент. И не просто в королевстве, а в его покоях. И почему он не может просто избавиться от нее? - Почему ты не исчезла навсегда, как и планировала? Я должен прогнать тебя из королевства, вот только… - он горько усмехнулся. Он подался вперед и его пальцы обхватили подбородок Тауриэль. Он заставил ее поднять голову и посмотреть ему прямо в глаза. Злость смешивалась с болезненным чувством привязанности. Оно сеяло семена слабости, мешало проявить необходимую жесткость. – Я не могу отпустить тебя, но и наказать должным образом не в силах. Трандуил резко поднялся из-за стола, и Тауриэль вздрогнула. Его шаги звучали невероятно громко в образовавшейся тишине. Он обошел ее и замер позади. Сильные руки легли на хрупкие плечи. - Ты – яд, - его голос опустился до шепота. – Ты заставляешь меня вести себя так, как я не поступал прежде. Когда ты сбежала, я был убит горем, но потом одумался. Тебя нет рядом, ты ушла. Это ли не спасение? Он замолчал, ожидая ответа, но Тауриэль не могла найти слов. Ее напряжение вибрировало в его ладонях. - Но ты вернулась, - продолжил Трандуил. – И не оставила мне выбора. Я бы хотел дать тебе умереть, - его пальцы сжались на ее плечах, вырывая из груди эльфийки слабый вздох. – Правда, хотел. Но мне не хватило твердости. Он разжал пальцы, и они скользнули вниз, к вырезу на груди Тауриэль. Она замерла, словно ее парализовало, и, казалось, даже перестала дышать, когда палец коснулся впадинки между ключиц. - Скажи мне, Тауриэль, твой гном трогал тебя так, как трогал я? Ему не надо было видеть ее лицо, чтобы знать, что она покраснела от столь откровенных слов. Подушечки пальцев погладили выступающую ключицу почти любовно, обманчиво ласково. Но внутри Трандуила разгоралось гневное пламя. Он ненавидел одну лишь мысль о том, что гном прикасался к ней, а она не отвергала его. - Повелитель, прошу вас, остановитесь, - взмолилась Тауриэль, не смея пошевелиться. – Я не хочу повторять ошибок. - Ах, ошибок, - с притворной улыбкой сказал Трандуил, продолжая медленно водить кончиками пальцев по ее коже. – Я рад, что ты, как и я, считаешь все происходящее досадной ошибкой. Его рука поднялась выше, и пальцы замерли на тонкой шее, как если бы хотели сомкнуться на ней. Пульс Тауриэль бился как сумасшедший. - Я не сделала ничего дурного, - в отчаянии проговорила она, и Трандуил тихо засмеялся. - И когда только ты научилась так врать? Не сделала ничего дурного? Тогда почему так боялась вернуться сюда, если, как ты говоришь, на тебе нет никакой вины? Она молчала. Казалось, что в воздухе витает страх. Трандуил вдыхал его полной грудью. - Чего вы хотите от меня? – дрожащим голосом спросила она. – Почему держите здесь? - Я уже сказал, - раздраженно ответил Трандуил и убрал руки с ее шеи. Тауриэль, почувствовав свободу, резко поднялась на ноги и развернулась к нему. Она сделала это так стремительно, что стул, на котором она сидела, едва не опрокинулся на пол. Она стояла ровно, натянутая, словно тетива. По всей видимости, происходящее казалось ей дурным сном. Он видел, как дрожат ее губы. Ему не нравилось то, что он делает, но раны, нанесенные ее поступками, были слишком глубокими. – Ты останешься здесь. Это был приговор, и Тауриэль на миг прикрыла глаза. Трандуил постарался успокоиться и подавить ярость, что терзала его. Он быстро обошел тяжело дышащую эльфийку и уже в дверях договорил: - Даже не думай сбежать. Больше тебе не удастся совершить это.***
Когда Трандуил ушел, Тауриэль прижала ладонь к шее. Ей казалось, что он оставил на ней отметины, хоть прикосновение и было едва ощутимым. Теперь ей стало по-настоящему страшно. Она наконец-то осознала, в какую ловушку угодила. И если раньше ее в равной степени с собственным будущим заботило то, как там Кили и увидятся ли они вновь, то теперь все сменилось достаточно эгоистичными мыслями. Как спасти себя? Трандуил имел абсолютную власть над ее жизнью и судьбой. Ей не вырваться отсюда. Он зол, зол настолько, что она задыхалась рядом с ним, чувствуя волны жгучей ненависти с примесью чего-то до боли неправильного и пугающего. Трандуил держал ее при себе, как на привязи, и никто в королевстве, за исключением стражей, что следили за ней, не знал, что она здесь. Никто не придет на помощь. Это тайна короля. И он может сделать со своей пленницей все, что угодно. У нее теперь нет своей воли и своей жизни. Теперь она целиком и полностью в его власти. Больше, чем когда-либо. Единственный, на кого она могла рассчитывать, это Леголас. Но его нет в королевстве и неизвестно, когда он вернется. И даже если вернется, станет ли помогать? Ведь теперь в его глазах она предательница, которая сбежала с гномом… Какова вероятность того, что Леголас все еще относится к ней, как к равной? Нет, должно быть, ему омерзительна одна мысль о ее существовании. По спине пробежал холодок. Стены комнаты, казалось, давили, еще немного, и они сомкнутся. Неужели теперь это ее тюрьма на долгие годы? Нет, этого не может быть! Трандуил не сумеет так долго делить свои покои с той, кто вызывает в нем бурю отрицательных эмоций. Тауриэль осушила кубок, а затем налила еще. Приятное тепло разлилось внутри, но не принесло успокоения. Она вспомнила признания Кили, его нежные мозолистые руки, его неуверенные касания… В жестах и словах Трандуила не было и толики подобной простоты и искренности. Каждое его действие походило на хождение по краю. Словно он в любой момент сорвется. Тауриэль поняла это особенно ясно. Однажды он рухнет и утянет ее за собой. В самую темную мглу. Неужели выхода нет? Или же… Когда Тауриэль допивала второй кубок вина, ее впервые за все время посетила простая мысль: а пыталась ли она заслужить благосклонность короля? Нет, как только она повзрослела, то вступала с ним в перепалки, постоянно стояла по другую сторону. Боролась с ним. Видела в нем лишь плохое и всегда думала исключительно о себе и своих принципах. Считала Трандуила этаким бессердечным, не верящим ни во что светлое, эльфом. И даже размышляя об этом сейчас, ей не удавалось перестроиться на иной лад. В ее глазах, Трандуил оставался тираном, а слабости короля она воспринимала, как проявление жестокости и эгоистичности. Она жалела только себя, и никогда не думала о нем. Она сбрасывала со счетов то, что он король и мыслит иначе. В его подчинении целое королевство, и это огромная ответственность. Это его бремя – королевский чин наделяет властью и могуществом, но также лишает многого. Правитель не принадлежит сам себе, он всегда должен оставаться опорой своего народа. Он должен уметь быть жестким, принимать неприятные решения, идти вразрез со многим. Тауриэль всегда забывала об этом, искренне полагая, что скверный и эгоистичный характер Трандуила - единственное, что не дает ему быть другим. Для нее весь мир был до безобразия простым: белое и черное. Но в реальной жизни эти два цвета смешивались, создавая множество оттенков. Трандуил знал это, она - нет. Но Тауриэль все равно не могла принять то, что король заслуживает снисхождения. Нет. Она не должна думать о нем так, словно он способен испытывать то же, что и она. Они слишком разные. Он - тиран и деспот, а она - его жертва. Тауриэль отказывалась быть жертвой, эта роль была написана не для нее. И вновь в ней взыграла отчаянная храбрость. Собственная беспомощность раздражала. В конце концов, она уже сошла с правильного пути и ей нечего терять. Она не станет прятаться и покорно ждать своей участи, она встретит судьбу с гордо поднятой головой. И будь, что будет. Тауриэль вышла из своей комнаты, отгоняя все доводы, которые могли заставить ее остановиться. Трандуил все еще был в общей зале. Он сидел в глубоком кресле, закинув ногу на ногу. Его локти упирались в широкие подлокотники, сцепленные в замок пальцы находились на уровне груди. Его глаза были закрыты. В покоях царил полумрак. На зеркальной глади воды вырубленного в полу водоема, мерцали огоньки оставшихся зажженных свечей. Тауриэль казалось, что язык прилип к небу, но она все же выпалила: - Вы не можете держать меня здесь вечно! Трандуил не шелохнулся, лишь ресницы чуть дрогнули, показывая, что он слышит ее. - Узнаю знакомый тон, - равнодушно ответил король. – Впечатляюще. А совсем недавно дрожала от страха, от каждого моего слова. Перемена в его настроении также была поистине обескураживающей. Он выглядел слишком спокойным. - Да, я виновата, - отчеканила Тауриэль. – И мне до сих пор страшно. Но нет ничего хуже, чем взращивать этот страх и дрожать от ужаса, заслышав ваши шаги. Когда она сказала это, ей показалось, что все органы сплелись в тугой узел. - Мне все больше кажется, что ты умоляешь об ужесточении наказания, - на его лице не отразилось и толики эмоций. Глаза были по-прежнему закрыты, словно король пребывал в дреме. – Еще одно слово, и я брошу тебя в темницу на тысячелетия. Тауриэль сжала кулаки. Стоит ли одно слово такой кары? Она тяжело дышала и по-настоящему боялась, но все же чувство собственного достоинства пересилило. Она ненавидела то, что Трандуил имеет над ней такую власть. Она вспомнила дни и ночи, когда жила без короля. Полная свобода в действиях, никто не мог угрожать ей темницей или изгнанием, никто не мог запереть ее в комнате, словно она непослушное дитя. Никто не мог одним словом лишить ее воли. Никто не запугивал ее. Она была свободной, предоставлена самой себе. А теперь все обернулось вспять. Трандуил снова указывает ей, перекрывает воздух, запирает под замок. Тауриэль вмиг забыла все доброе, что Трандуил сделал для нее. Все, чему учил, как оберегал, даже то, что вытащил ее с того света, жертвуя собой. Осталось лишь едкое чувство несправедливости, горчащее на языке. Почему-то захотелось обвинить его во всем. Во всех своих бедах. - Я не хотела говорить этого, но вы вынудили меня. Вы ведь предали своего сына не меньше, чем я. Вы также лгали ему. И это из-за вас я ушла. И он ушел из-за вас. Всему виной ваша жестокость и холодность, ваша одержимость и ваши предрассудки. - Острые слова, отчаянные. – Я ведь живая, мне тоже больно. Вы измучили меня. А время, проведенное с Кили было самым счастливым в моей жизни. Спасибо, что подтолкнули меня к этому, ваша милость. Последние слова были откровенной издевкой. Сказав их, Тауриэль мысленно приготовилась к худшему. Трандуил открыл глаза и неожиданно грустно заговорил: - Не стану отрицать. В сложившейся ситуации есть часть моей вины. Но ты так и не набралась мудрости. - Тауриэль нахмурилась, услышав это. Его спокойствие не входило в ее планы. Он должен был разъяриться. Она была готова обороняться, но он не спешил нападать. – Ну, о чем ты думаешь? Неужели, считаешь, что жизнь одиночки лучше? Возомнила, что любишь этого гнома и побежала вслед за ним, следуя сиюминутным желаниям! Думаешь, ты вела себя разумно? Тауриэль совсем растерялась. К чувству собственной правоты добавилась небольшая примесь сомнений. Но этого было мало. - Я ничего не возомнила! – воскликнула Тауриэль. А затем, задумавшись лишь на миг, сказала то, что, по ее мнению, должно было ранить Трандуила сильнее ее обвинений. – Я люблю Кили. Губы короля дрогнули в улыбке, и это лишь сильнее разожгло в сердце Тауриэль пламя гнева. Как смеет он насмехаться над ее словами? Над ее чувствами? - Едва ли, - Трандуил осмотрел ее с головы до ног, и на его губах продолжала играть улыбка, словно он не слышал ничего более забавного за всю свою долгую жизнь. – Ты только думаешь, что любишь его. Ведь с такими благородными чувствами так просто совершать ошибку за ошибкой. Они словно оправдывают тебя, правда? Тауриэль нахмурилась еще сильнее, не понимая, к чему он ведет. - Тогда почему сейчас ты думаешь не о нем, а только о себе? – спросил Трандуил, видя ее замешательство. - Откуда вам знать, что я думаю? - вспылила она. - Это очевидно, - отрезал король. – Вместо того, чтобы горевать о любимом дни и ночи напролет, ты стоишь здесь, как ни в чем не бывало, и пытаешься выторговать свое прощение, обвиняя во всем меня. Сейчас тебя заботит только твоя судьба. Ты эгоистична и даже не понимаешь этого. У Тауриэль перехватило дыхание. Как бы она хотела возмутиться, сказать, что он лжет, но, увы не могла. В словах повелителя скрывалась истина. Она думала сейчас только о себе. Ее волновало лишь ее будущее. - Нельзя было позволять тебе расти с мыслью, что ты особенная, - устало закончил Трандуил. Лицо Тауриэль вспыхнуло. Да как он смеет говорить такое! - Что? – Тауриэль вскинула голову. – Особенная? Всю жизнь я ждала вашего одобрения, вашего доброго слова. Иногда все же дожидалась, - она скептически скривила губы. – Но чаще всего я только и слышала, что мне не место рядом с такими благородными эльфами, как вы и ваш сын. Я далеко не леди, всего лишь подданная. Лесная эльфийка, лишенная и намека на утонченность. Я не знатная особа и во мне нет ничего достойного. И знаете, вы были правы. Мне не место рядом с вами! Я исправила эту досадную ошибку, и покинула Лихолесье. Я не собиралась возвращаться. Никогда! - Тауриэль закусила губу, потому что поняла, что ее голос сорвался на крик. Тишина оглушала. И почему всегда так? Долгие недомолвки и взаимное недовольство в итоге выплескивалось в подобную бурю эмоций. Трандуил внимательно смотрел на нее. Изучающе. Под его пристальным взглядом Тауриэль против воли вспомнила тот вечер, когда король пришел в ее покои. Они по привычке ругались, обсуждали ее происхождение, она говорила с ним так, как не смел никто в королевстве, а потом… Тауриэль смущенно опустила голову и почувствовала, что ее ладони вспотели. Интересно, он тоже вспомнил? Ей стало неловко при мысли о том, что Трандуил, как и она, воскрешает в памяти тот досадный эпизод, который невозможно выкинуть из головы. В прошлый раз они оба потеряли контроль. Она не помнила себя от гнева, он тоже. Но сегодня Трандуил не позволил эмоциям взять верх над собой, в отличие от Тауриэль, которую едва ли не трясло от злости и постыдных воспоминаний. - Ты говорила гному, что любишь? – прозвучал совершенно неуместный в сложившейся ситуации вопрос. - Это вас не касается, - сквозь зубы процедила Тауриэль. Трандуил поморщился от ее дерзкого тона. - Значит, не говорила. Что ж, я и не думал иначе. Тауриэль ничего не понимала. Почему он задает такие вопросы? Это слишком личное. К тому же, она была уверена в том, что Трандуил не захочет поднимать эту тему. Она слишком неприятна для него. Но он спросил. Так обыденно, почти отечески, и тем самым заставил ее задуматься об истинной природе ее чувств. Она считала, что любит Кили, но сейчас ей показалось, что она не совсем честна перед собой. Был ли он ей дорог? Да, безусловно. Но была ли это единственная любовь, ради которой без сожалений расстанешься с жизнью? Тауриэль не спешила отвечать на этот вопрос. Что ее привлекало в Кили? Простота, жажда свободы, горячий нрав, бунтарство, но это не главное. Главное заключалось в том, что больше всего она любила то, какая она рядом с ним. С ее губ ни разу не сорвались заветные слова. Она так легко сказала Трандуилу, что любит Кили, но никогда не говорила этого ему самому. Но могла ли она искренне полюбить его? Так крепко, чтобы отдать ему всю себя. Возможно, если бы у нее было чуть больше времени… И все же она что-то испытывала к нему, ведь горечь расставания сводила с ума. Она хотела услышать его голос, хотела вновь оказаться рядом с ним. Но, как оказалось, для настоящей любви этого мало. - У тебя со мной намного больше общего, чем ты думаешь. Произнесенные слова заставали Тауриэль вздрогнуть. Она уже размышляла об этом однажды. Они похожи. - А теперь вернись к себе, пока я еще сдерживаюсь. Ты сказала достаточно, чтобы я до конца дней заточил тебя в темницы. Одному Эру ведомо, почему я терплю твои выходки. Он поднялся с кресла и хотел пройти мимо нее, но Тауриэль не позволила. Она, в каком-то отчаянном жесте, сжала широкий рукав расшитого серебром одеяния и быстро заговорила. - Вы опять бросите меня там? Я не могу больше находиться в этой тесноте. Я хочу выйти в лес. Хочу вдохнуть свежий воздух, посмотреть на звезды, - прежняя дерзкая уверенность сменилась глухим подавленным тоном. Этот разговор выжал ее, словно крепкая рука спелый фрукт. Теперь она по-настоящему готова была торговаться, когда поняла, что ей не одолеть короля криками. Трандуил немного помолчал, но все же ответил: - Ты должна понимать, почему я держу тебя здесь. Ты была изгнана. Если тебя увидят, то решат, что слово короля ничего не стоит. - Тогда изгоните меня вновь, - прошептала Тауриэль, еще крепче сжимая в пальцах ткань. Трандуил задержал долгий взгляд на ее поникшей фигуре. - Нет. Ответ веял безысходностью. Он не отпустит ее. - Это не сможет продолжаться вечно, - тихо сказала она. - Не сможет, - согласился Трандуил. – Рано или поздно я решу, какую судьбу ты заслужила. Сказав это, Трандуил выдернул из ее пальцев рукав и сурово повторил: - Вернись к себе. Тауриэль не стала перечить. Это бессмысленно. Она могла сколько угодно кричать, обвинять, доказывать свою правоту, но у нее не было той власти, которой обладал король. Одно его слово могло перечеркнуть всю ее жизнь, но он до сих пор не произнес его, несмотря на то, что Тауриэль делала все для этого. Она оставалась его подчиненной и не могла противиться ему, как бы ни пыталась. К тому же, хоть она и не хотела признавать это, но слова короля всегда имели для нее вес. Она прислушивалась к нему, хоть и крайне редко. И сейчас ей казалось, что буквально на краткий миг, они вернулись в прошлое. В те дни, когда она внимательно слушала его советы и наставления, а он не грозил ей темницей. Тауриэль вернулась в отведенную ей комнату и без сил упала на кровать, уткнувшись лицом в расшитые подушки. Какое-то время она лежала молча и бездвижно, но вскоре ее плечи начали подрагивать, а сквозь плотную ткань подушек послышались приглушенные всхлипы. Отчаянные рыдания прорвались наружу, из глаз хлынули горячие слезы. Почему все так сложно? Разве не будет освобождения? Какой же нелепой и бесполезной стала ее жизнь. Теперь в ней нет никакого смысла. Она долго плакала, вспоминая все, что произошло с ней за этот короткий промежуток времени, а когда слез не осталось, она перевернулась на спину, раскинув руки в стороны. Глаза жгло, кожу стянуло высохшей солью, и что-то новое открылось ей в этой бесконечной пучине отчаяния. Почему все вышло именно так? Почему она не могла найти общий язык с королем? И кого ей винить в своих неудачах, кроме самой себя? Впервые она признавала, что дело в ней самой. В ее характере. Да, Трандуил сыграл не последнюю роль в ее жизни и ее бедах, но основная причина всего – она. Чаще всего она действовала спонтанно, повинуясь порывам своего горячего сердца. Всегда была недальновидной, импульсивной, скорой на решения. Мчалась напролом. Именно эти черты характера привели к этому моменту, к этим слезам и чувству безысходности. И так будет продолжаться, если она не примет меры. Пора прекратить бесплотные попытки изменить мир вокруг, это ни к чему не приведет пока она остается неизменной. Чего ей всегда не хватало? Мудрости, трезвого расчета, терпения, способности не идти на поводу у эмоций. Разве не этому учил ее Трандуил? Если она хочет выбраться из ловушки, в которую загнала себя, то начинать нужно тоже с себя. Она изначально поступила неправильно, выбрав своим соперником короля. Этот враг ей не по зубам. И такой ли он враг, как она предпочитала думать? Ее жизнь продолжалась несмотря ни на что, и Тауриэль всем сердцем хотела обрести утраченный смысл.