Будь живым

*** - Опусти пистолет, - вполне ровно произнес Шерлок, поднимая руки. В голосе не осталось тени интонации, с которой он просил прощения минуту назад. - Скажешь тоже, - раздалось в ответ холодное. А потом усмешка: - Может, тебе еще чаю сварганить? Впрочем, можешь повернуться ко мне, со спины ты, конечно, ничего, но я предпочитаю видеть лицо собеседника. Итак, медленно. Шерлок послушно неторопливо обернулся, поднимаясь и закрывая собой Джона. Перед ним стоял невысокий жилистый парень в дутом черном пуховике, тот самый, с дороги. Что ж, большим потрясением это не стало. - Держи руки выше, хочу тебя видеть, - распорядился он. - Кто ты? - спокойно спросил Шерлок. Парень засмеялся, возвращая холодный взгляд ему в глаза. - О, я тот, кто заманил тебя в очень простую ловушку. Ты думал, что посадил своего маньяка в страшную тюрьму и идешь по чистенькой дорожке спасать Джонни. Споткнулся об очевидное. Хочешь знать мое имя? Ладно. Меня зовут Роберт Уайт. Шерлок не выразил малейшего удивления. Он выкроил момент, когда парень глянул сбоку от него на Джона, чтобы посмотреть на наручные часы. Было семь сорок две. Осталось еще совсем недолго, нужно только не давать этому уроду прекращать говорить. - Что за чушь? Уайта посадили два дня назад, - сказал Шерлок. - Что? Серьезно? Вот этот вот несчастный старикан с отрезанным языком и есть твой маньяк, порешивший столько невинных деток? - парень изобразил наигранное удивление. - Это ты так думаешь, гений. Старик давно выжил из ума, и зовут его не Роберт Уайт — сюрприз! – его зовут Джошуа Кейдсон. Я дал ему свое имя, чтобы спутать вам, идиотам, карты. Неожиданный поворот, не так ли? Шерлок промолчал. Этого оказалось достаточно, чтобы парень уверился в своей победе и, успокоившись, разошелся на демагогию. Поднятые руки начинали затекать, а всё внимание было приковано к одному-единственному звуку: хриплому дыханию за спиной. Всё, что имело какое-либо значение. Отчего казалось, что его сейчас даже пуля в лоб не остановит. Не сможет. - Это не он убивал детей — я их убивал. Джошуа только привозил их в условное место, ну, ты уже знаешь, где оно, - Уайт презрительно фыркнул. - Я нашел Джоша лет пять назад, вник в его биографию, так сказать. Старикан ненавидел детей, в этом мы с ним обнаружили полное взаимопонимание. Я подорвал его магазинчик, больше этого урода никуда, естественно, не брали, и в нужный момент я пришел — предлагая на меня работать. С тех пор я избавил себя от риска быть разоблаченным. После этих слов Уайт, видимо, ждал услышать гром аплодисментов. В своих протертых джинсах и нелепой куртке он не производил особого впечатления, а потому был противен еще сильнее. Оставались минуты, машины слышно не было, появилась смутная мысль, что у Лестрейда слишком много дел и проблем, чтобы он прислушивался к его просьбам. Но выхода не было — только ждать. - По-твоему, я должен восхититься? - произнес Шерлок, давая повод снова заговорить. - А разве нет? - отозвался Уайт. Самодовольно улыбнулся. - Если не ошибаюсь, ты любишь хорошо сыгранные преступления. Вот только это, к сожалению, станет последним на твоем счету. Знаешь, приятно быть тем, кого не остановил Шерлок Холмс. А уж тем, кто этому Холмсу вышиб мозги на стенку... м-м, одно удовольствие. Пистолет выровнялся, мозолистый палец лег на спусковой крючок. - Нет, - услышал Шерлок хриплый голос за своей спиной. - Уайт, даже не думай... - Не двигайся, - тихо попросил Шерлок. Он хотел сказать, пообещать, что все не закончится так, он не допустит. И заставлять Джона в очередной раз не знать было до омерзения тяжело, но он так и не заговорил. Будет время. Немного позже. Роберт расхохотался, аж голову запрокинул от удовольствия. - Как это романтично, какие чувства! Ребята, про вас только «Титаники» снимать. Но внесем пару коррективов в сценарий. Умрет не только Джек, - Уайт улыбнулся Шерлоку, - но умрет и Роза. - Самонадеянно, - одобрил Шерлок. - Ладно. Можно позвонить маме? Уайт захихикал снова, но руки с пистолетом не опустил. В этот момент за стенами послышался рык двигателя, и Шерлок тенью двинулся вместе с пистолетом, нацелившимся на Джона, в последний миг уводя руку мужчины в сторону. Грохот выстрела сопровождал ворох посыпавшейся с потолка побелки. Через секунду в здание влетели один за другим люди в форме Скотланд Ярда, и на вскочившего, словно безумец, Уайта нацелились несколько револьверов. Когда его руки сводили за спиной, чтобы надеть наручники, Уайт уставился на Шерлока глазами, полными страха, а тот, потирая ушибленную руку и тяжеловато дыша, ответил полным равнодушием. Объясняться смысла не было, Уайт и сам наверняка пришел к тотальной трагической мысли, что облажался с самого начала. Шерлок назвал немого старика Робертом Уайтом лишь условно, он знал, что имя не настоящее, и давно заподозрил присутствие в этой истории третьего, быть может, ключевого лица. Уверился в этом, когда старик ответил ФБР, что не знает, куда делся Джон, и окончательно понял, увидев влажные следы в подвале. Там не мог орудовать тот, кого повязали полицейские два дня назад, следы были свежими. Шерлок знал, что то самое третье лицо поспешит нарисоваться, как только в поселок заявится известный детектив и объявит о поиске раненого пленника, особо не понижая голос. Сыграв попавшегося на крючок, он привел Уайта в готовую ловушку. - Что это было? - спросил Лестрейд, раздраженно отгавкиваясь подчиненным и бросая взгляд на мужчину, которого усаживали в полицейскую машину. - Это был Роберт Уайт. Настоящий, - ответил Шерлок, но отмахнулся, когда Лестрейд непонимающе поднял брови. - Потом объясню. Я почти перестал надеяться на ваш приезд. Лестрейд вздохнул. - Что мне оставалось? Шерлок не слышал – быстро шел на улицу, где в суматохе образовавшейся толпы стояла машина «скорой помощи», и в окружении нескольких врачей и фельдшеров укладывали на кушетку смертельно бледного Джона. Он не просил быть настолько предусмотрительным, и сейчас понял, что зря, без медицинской помощи пришлось бы хуже. Пожалуй, именно поэтому он всегда считал, что может положиться на Лестрейда. У происходящего появились зрители, и выяснилось, что жителей в этом поселке все же больше, чем нисколько. Шерлок добрался до машины и без объяснений сел в продавленное кресло рядом с Джоном, не реагируя на попытки фельдшера оказать ему какую-то помощь. Наверняка, он мешал ставить капельницы, раздражал врачей своими комментариями и вопросами; он не мог понять, зачем сейчас Джону тот или иной препарат, ему воды, черт дери, нужно выпить. Он бузил и наэлектризовывал воздух, пока Джон не сдавил его запястье: - Шерлок, - прошептал, притягивая к себе, и Шерлока дернуло, шатнуло к нему мгновенно, словно кто-то наверху дернул за нити. В охватившем все шуме он читал слова по дыханию, касающемуся его щеки. - Заткнись, ладно? У меня сейчас голова взорвется. Холмс поджал губы и виновато посторонился, собираясь вернуться на сидение, но пальцы на его рукаве недвусмысленно сжались, и он остался сидеть на корточках у кушетки. Возможно, за последнее время он испытал еще не все разновидности шока, и это была одна из них. Он готов был сделать что угодно, выполнить любую просьбу. По-другому не умел изъясняться, да и было не нужно. *** Джон пролежал в больнице двенадцать дней — все, что сумели выскандалить врачи, считавшие, что в его состоянии нельзя ограничиться даже тремя неделями. Джон пообещал следовать инструкциям, Шерлок — контролировать процесс, что почему-то нагнало еще больше сомнений на главврача, имевшего удовольствие познакомиться с Холмсом за эти дни и даже пару раз препираться с ним насчет запрета посетителей в поздний час. В итоге документ был подписан обеими сторонами, и под свою собственную ответственность Джон, наконец, вышел из стеклянных дверей — на полную свободу, опираясь уже не на трость, как когда-то в до отвратительного похожий на этот день, а на локоть Шерлока Холмса. Он был раздавлен, устал, цветовая палитра окружающего мира сузилась до серого с черным. Как бы он ни был рад увидеть Шерлока, этот месяц прожег в груди дыру размером с ядро. Собственная физическая немощность доводила до ярости по меньшей мере раз в день, когда ни с того ни с сего пронзало болью спину, и он начинал огрызаться, мрачнеть, вести себя, как долбанная истеричка. Или когда из-за тремора тряслись и разжимались пальцы, разбивая очередную чашку. Шерлок удивлял тем, что оказывался рядом мгновенно и, не прерывая разговора или вообще ничего не говоря, собирал осколки и выбрасывал в мусорное ведро. На его мрачность реагировал полным спокойствием, молчал, зная, что Джона будет раздражать все, что бы он ни попытался сказать. Он вел себя абсолютно не так, как три года назад. Но был по-прежнему собой. Джон назвал бы его этически-модифицированным Шерлоком. - Я приспосабливался жить один, - однажды пояснил детектив, слегка улыбаясь. - Пришлось разучить функции, которые выполнял ты. - Стать добрее? - Джон хмыкнул, приподнимая бровь. - Ты вроде говорил, что это слабость, сантименты и все такое. Шерлок кивнул. - Я и сейчас продолжаю так считать. Как известно, исключение подтверждает правило. Джон улыбнулся, стараясь, чтобы увлеченный экспериментом Шерлок этого не заметил. В квартире сейчас постоянно царил хаос из-за обилия оборудования и остро пахнущих препаратов. На Шерлока с завидной регулярностью находило вдохновение. Уотсон знал, что от слабости в новом Шерлоке не было даже тени. Лестрейд в разговоре как-то отметил, что дело с Уайтом Шерлок распутал даже для своего обычного уровня рекордно быстро. «Тут или утонул, или поплыл. Что мне оставалось?» - неохотно ответил тогда Холмс. А после этого все понеслось. Выздоровление, каким оно должно было быть, с большей вероятностью загнало бы Джона в гроб, но сейчас с каждым днем, с каждым взглядом на Шерлока он чувствовал себя немного лучше. Или намного лучше. Спокойное тайное наблюдение за суетливыми движениями, ходом эксперимента, напряженными глазами цвета осеннего неба. Джон знал, каким идиотом выглядит, когда смотрит так на Холмса, и потому старался не злоупотреблять — прибегал к этому, лишь когда становилось особо хреново. А так посмотришь и, вроде бы, боль притупляется почти до нуля. Они не говорили о том, что Шерлока не было три чертовых года, самых отвратительных года в жизни Уотсона. То есть, не говорили никогда. Шерлок не привык извиняться, у Джона не было сил давить. Он пережил то время, утопая в работе и безуспешно воссоздавая в себе погибший образ, через что-то подобное, только еще хуже, прошел Шерлок. Собачиться еще и между собой было бы абсолютным идиотизмом. Еще в день встречи, когда за спиной Шерлока вырос темный силуэт, а в его шею уткнулся пистолет, Джон понял, что вся эта ахинея не имеет ни малейшего значения. Важно только слышать его пульс в собственной голове, зная, что больше никогда не останешься один. the end