"Memoria"

      Почему люди совершают преступления? Почему, взращённые в одной и той же среде, одни могут соблюдать законы общества, морали и совести, а другие нет. Одни отличают добро от зла и стараются жить по совести, другие спокойно совершают мерзкие проступки, плюют на правила и окружающих. Дело в воспитании и привитых качествах? Дело в генах и предрасположенности? Дело в нарушенной психике? Дело в том, что некоторые «бракованы» изначально? Сколько научных работ написано, сколько экспериментов проведено, сколько преступников изучено, но до ответа все еще далеко.       Люди так много сделали! Они все дальше и дальше отодвигают границу знаний, открывая для себя все новые горизонты. Даже вмешательство в собственную память и изменение таких тонких материй, как воспоминания, больше не кажется фантастикой. Человечество усиленно искало ответы на все загадки вселенной, но так и не смогло разобраться в себе.       Никто не совершил прорыв в предупреждении преступлений и работе с нарушителями. Общество, как и многие века назад, продолжало обходиться изоляцией. Вид тюрем и условия проживания менялись, но ограничение свободы и ущемление личности осталось на прежнем уровне. Преступники должны нести свое наказание.       Пока в мире прогресс шагал семимильными шагами, преступники узнавали крохи информации, имели дело с устаревшей техникой и окончательно обесценивались, как специалисты. Мир уходил вперёд, а они оставались позади. Вопрос интеграции после освобождения становился все острее.              После сорока лет тюремного заточения мистер Барри Лэмб стал человеком из прошлого, глупым никому не нужным стариком. Он чувствовал себя совершенно оторванным от действительности. Ему было сложно оплатить проезд, он пугался роботов-кассиров в супермаркетах и не мог справиться с предубеждениями относительно молодежи, прячущейся в смартфоны. Однако он намеревался обратиться за помощью в компанию, использующую самые передовые и скандальные технологии.       В мире не осталось ни одного человека, не слышавшего о “Memoria”. Эта компания с центральным компьютером “CELLA”, обрабатывающим воспоминания, навсегда вписала свое имя в историю, как когда-то это сделал Ford с конвейером и IBM с первым персональным компьютером. Даже в тюрьме Барри слышал о ней, следил за новостями и надеялся, что в итоге “Memoria” выиграет все судебные тяжбы и распахнет свои двери клиентам. Он очень хотел стать одним из них.       И вот мистер Лэмб стоял перед большой вывеской с букой “M” и пытался собраться с духом. На нем был новый, но устаревший по покрою костюм, комфортные туфли и мягкая шляпа, однако он все равно выглядел забито. Он разучился ходить с гордо поднятой головой и держал шею слегка втянутой в плечи. Особенно когда посматривал в сторону охранника и камер над дверью. Хотя в новом мире, в котором теперь оказался мистер Лэмб, камеры были повсюду. Видимо, очень изменилось отношение к тому, что за тобой постоянно кто-то наблюдает. Все изменилось, теперь даже воспоминания с тобой могут стать частью каталога.       Мистер Барри Лэмб вошел и осмотрелся. Он остановился возле экрана, демонстрирующего интерактивную рекламу. На экране появилась вопрошающая надпись, интересующаяся, знает ли он об истории компании. Барри отрицательно покачал головой, и для него заиграло новое видео. Он не узнал принципиально новых фактов, но просмотрел практически все. В общей сложности он простоял возле стенда почти час, и, когда отошел, к нему сразу подошел приветливый сотрудник.       — Сэр, я могу вам чем-нибудь помочь?       — Мне? — Барри скосил глаза в сторону охранника, но тот совершенно не интересовался стариком вроде него. — Спасибо, я уже все узнал.       — Может, вам подсказать, в какой отдел обратиться?       В холле стоял терминал для электронной очереди, но в компанию часто приходили потерянные и отчаявшиеся люди, поэтому с ними работали консультанты, помогая определиться. На каждом этапе работы с клиентом “Memoria” демонстрировала высочайшие стандарты качества.       — Я хочу вырезать воспоминание, — наконец собрался с духом Барри.       — В целях продажи или удаления? — уточнил консультант.       — Удаления.       — Тогда вам сюда, сэр.       В последнее время управляющий Эрик Парсонс выделял из числа прочих сотрудников менеджера Уильяма. Тот был симпатичен управляющему и как сотрудник, и как человек. У него было тонкое чутье в отношении клиентов и неплохое умение избегать конфликтов. Обычно он неплохо подбирал нужные слова и, что немаловажно, видел потенциальную выгоду для компании. Поэтому мистер Парсонс стал всячески испытывать Уильяма, отчего тот думал, что его ненавидят.       Уильям работал в отделе покупки воспоминаний, и у него вроде как неплохо получалось. Но после дела Маргарет Торнтон его перевели в отдел оцифровки, хотя он не был техником, потом в отдел рекламы, хотя не был креативщиком, теперь его снова вернули к работе с клиентами, но не в родном отделе покупок, а в отделе вырезаний. Уильям не догадывался, что мистер Парсонс хочет, чтобы он как можно больше узнал о компании и о механизмах работы. Когда откроется филиал в Европе, туда уедет вести дела Парсонс, а здесь понадобится новый управляющий. Незаметно для себя самого Уильям набирался опыта.       Один из консультантов привел в кабинет Уильяма клиента. С людьми в возрасте всегда тяжелее работать. Им приходится по нескольку раз объяснять одно и тоже, либо разубеждать в том, что какую-то процедуру можно сделать, ведь соседка так сказала. Для стариков технологии компании казались практически магией, а у чудес ведь нет ограничений, в отличие от глупой науки. Уильям приготовился задействовать всю свою выдержку.       — Добрый день, меня зовут Уильям, — он указал на табличку со своим именем. — А как ваше имя? — Уильям приветливо и располагающе улыбался.       — Барри Лэмб.       Уильям сделал несколько пометок в лежащем перед ним планшете. Даже если сидящий перед ним джентльмен не станет клиентом “Memoria”, любой разговор должен быть запротоколирован.       — Мистер Лэмб, вы хотите удалить воспоминание, давайте обсудим детали.       Клиенты редко хотели удалить счастливые воспоминания. Они приходили, чтобы избавиться от болезненных, постыдных, уничтожающих эпизодов, засевших в памяти. И им приходилось рассказывать об этом посторонним людям, что всегда было очень сложно. Уильяму предстояло помочь преодолеть барьер и дать выговориться. Обтекаемыми универсальными фразами он убеждал клиента, что об этом разговоре он даже не вспомнит, в компании удалят следы вмешательства; что в итоге он сможет избавиться от отравляющих его жизнь вещей и счастливо жить дальше; что один разговор ничто по сравнению с будущим освобождением.       — Сорок лет назад я совершил убийство. И теперь хочу избавиться от этого воспоминания.       Уильям замер. На тренингах для сотрудников они моделировали различные ситуации и учились быстро находить решение. Успокоить буйного клиента, помочь заполнить договор оферты и десятки других ситуаций. Но Уильям не мог вспомнить, чтобы ему рассказывали, как реагировать на подобное признание.       — Вы… — он прочистил горло, стараясь справиться с волнением. — Вы понесли наказание?       — Да, две недели назад я вышел из тюрьмы. — О своем заключении мистер Лэмб говорил спокойно.       Незаметно Уильям выдохнул от облегчения. Окажись иначе, ему бы пришлось вызвать копов, вдруг это такой извращенный способ чистосердечного признания. Впрочем, информацию он все равно собирался проверить, случай неординарный.       — Так, от какого именно воспоминания вы ходите избавиться?       — От момента убийства, — мистер Лэмб опустил глаза.       Того, что он убийца, он стыдился намного больше, чем того, что бывший заключенный. Для него это были две совершенно разные категории. Причина и следствие. Он мог спокойно говорить о годах в тюрьме, но хоть слово об убийстве, о той злополучной ночи, сломавшей несколько жизней, причиняло ему боль. Именно поэтому Барри здесь. Сколько бы лет ему ни осталось, он хотел прожить их в мире с собой.       — Мистер Лэмб, вы понимаете, обычно мы стараемся не просто удалить воспоминания, но и… хм… расходящиеся от него волны. Но в вашем случае это совершенно невозможно. Последствия для вашей жизни слишком сильные. Пусть вы избавитесь от причины заключения, но сорок лет тюрьмы…       — Нет, — мистер Лэмб покачал головой. — Мне не нужно, чтобы вы «избавляли меня от последствий» или как там говорят в ваших рекламах, я хочу избавиться от этого эпизода. Он мучает меня. Мне не нужно удалять знание об этом убийстве, суд, тюрьму и приход сюда и все остальное. Только одну ночь, ту самую ночь.       Мистер Лэмб вытащил платок и протер лоб от пота. Годы кошмаров, когда он видел одни и те же повторяющиеся сцены, которые когда-то происходили в реальности. Каждый раз он просыпался в поту и жалел, что ничего нельзя изменить. Кошмары подкрадывались незаметно: иногда он несколько недель спал спокойно, а иногда три ночи подряд мог просыпаться, парализованный болью и страхом со слезами на глазах.       Когда мистер Лэмб понял, что в мире появилась возможность излечиться, он стал ждать конца срока, только чтобы попасть в “Memoria”. До этого ему было плевать, выйдет ли он из тюрьмы или сгниет там. После освобождения он не видел кошмаров и почти решил, что теперь свободен не только от решеток, но вчерашней ночью все повторилось. Теперь он решился окончательно.       — Это возможно, — кивнул Уильям. — Процедура не сложная и будет рассчитана по минимальному тарифу.       Случаи, когда не нужно было разбираться с последствиями, а достаточно было вырезать одно воспоминание и факт посещения компании, оправданно считались самыми легкими и наименее затратными. Услуга оценивалась соответственно. Уильям принялся делать соответствующие пометки в стандартном договоре.       — Давайте подпишем договор. По правилам компании у вас должно быть минимум двадцать четыре часа на раздумья, чтобы решение не было опрометчивым. — Уильям протянул мистеру Лэмбу планшет со стандартным договором, который тот должен был тщательно изучить и подписать.       — Двадцать четыре часа? Я думаю об этом последние десять лет!       — Таковы правила, сэр.       Осталось пережить всего лишь одну-единственную ночь. Барри Лэмб уже представлял, как его кошмары предчувствуют скорую кончину и готовят напоследок самый мощный удар. Он будет хитрее и не сомкнет глаз, не даст еще раз окунуть себя в омут страданий. Достаточно, у любого преступления есть последствия и наказание, свое он отбыл сполна.       Барри проверил корректность введенных данных, подписал договор и распрощался с Уильямом до завтра. За эти сутки Уильям пробил по базе данных Барри Лэмба и убедился, что все сказанное им правда. Совершил убийство, получил срок, отсидел, вышел. Уильям старался меньше думать об этом деле, но даже работая с новым клиентом, все равно возвращался в мыслях к убийце, желавшем купить себе спокойствие.       Практически перед закрытием, в холл ворвалась взволнованная женщина. Посмотреть ее ругань с охранником выглянуло несколько человек, в том числе и Уильям. В дело собирался вмешаться управляющий, когда Уильям расслышал фамилию Лэмб.       — Он ведь был здесь? Лэмб был здесь?!       Кричала неопрятная женщина лет пятидесяти. Ее полуседые волосы были всклокочены, а глаза блестели от ярости, пока охранник пытался уговорить ее выйти. Еще немного, и он сможет применить силу и выкинуть ее к чертовой матери или вызвать полицию.       — Это ко мне, — Уильям вышел вперед раньше, чем сообразил, что делает. Женщина мгновенно успокоилась и решительным шагом зашла в его кабинет.       — Вы не имеете права это делать. — Она села на стул и вцепилась руками за край столешницы. Уильям обратил внимание на ее обкусанные ногти.       — Делать что? — На всякий случай он проверил наличие тревожной кнопки. Женщина выглядела не до конца адекватной и вполне могла кинуться на него.       — Вырезать воспоминания Лэмба.       — Я не могу обсуждать с вами конфиденциальную информацию, — машинально сказал Уильям.       — Бросьте, я и так знаю, зачем он здесь! — женщина с жаром смотрела перед собой и, казалось, совершенно не видела Уильяма. — Лэмб хочет успокоить совесть за убийство моей матери, Джекки Мёрси. Будто заслужил! Это несправедливо, он должен нести свой крест до конца дней, пока не сдохнет и не отправится в ад, где ему самое место. Я годами добивалась увеличения срока и пыталась оспорить его освобождение из тюрьмы, но судья не пошел мне навстречу. Бесчеловечно!       — Мэм, я все еще не могу с вами обсуждать дела клиентов.       Картина начинала собираться в одно целое. Родственница жертвы не хотела допустить, чтобы убийца как-то облегчил свои страдания. Наказание Лэмба стало ее навязчивой идеей задолго до появления “Memoria”. Дочь Джекки Мёрси, Линда, не смогла пережить потерю матери. Она не завела семью, не построила карьеру, не стала помогать другим жертвам, она позволила горю разрушить ее. Линда смаковала потерю, она несла ее перед собой как флаг и сделала краеугольным камнем своего существования. И только мысли о муках убийцы могли как-то скрасить ей жизнь. Она была сломлена и не хотела что-то менять.       Для Барри Лэмба она хотела справедливого наказания — своего наказания. Долгого и бесконечного. Пусть он страдает так же, как страдала Линда, а страдания — это все, что было в ее жизни.       — Я не могу вам ничем помочь. — Уильям подвинул руку ближе к тревожной кнопке.       — Свиньи! Грязные ублюдки! Вам лишь бы заработать деньги, закон и совесть вас не интересует! — взорвалась Линда. — Я заплачу больше, чтобы вы отказали ему. Вдвое, втрое больше!       — Мэм, я попрошу вас уйти. — Он вызвал охранника. Тот ждал за дверью и мгновенно явился на вызов.       — Жадные твари, вы все заодно. Такие же убийцы!       Линда ругалась, но не оказывала сопротивления, когда охранник проводил ее к дверям. На ее лице застыло отчаяние. Лэмб ускользал из ее пальцев и нашел способ спрятаться от ее возмездия. Она расплакалась от обиды на судьбу, что так несправедливо обходилась с ней.       После всего этого концерта Уильям пытался прийти в себя. Он не знал, как относиться к происходящему. Убийца, желающий забыть об убийстве, и жертва, мечтающая продлить агонию последнего. Каждый из них в своем праве, но “Memoria” может угодить только интересам одного.       Чтобы успокоиться, Уильям стал перечитывать объемные, в несколько тысяч страниц, правила компании, желая убедится, что они имеют право — точнее, им не запрещено — проводить подобную процедуру. Сухой деловой язык лучше всего подходил для того, чтобы усмирить эмоции. Люди, намного умнее Уильяма, уже разобрали все возможные конфликтные ситуации и вынесли свое решение. Здесь, в правилах, можно найти ответ на любой вопрос, каким бы сложным он ни казался. Но только с точки зрения закона. А закон не всегда отражает моральную сторону вопроса.       Уильям не нашел ничего, что могло бы препятствовать Барри Лэмбу в его желании удалить свое воспоминание. Пока ему позволяют финансы, он может стать клиентом “Memoria”. Они не могут отказать в услуге из-за личных соображений, так что все увещевания Линды Мёрси совершенно напрасны. Ей придется смириться и отступить в сторону.       Мисс Мёрси вызывала раздражение и жалость, но Уильям мог понять ее эмоции. Как понимал и мистера Лэмба, который отдал во имя искупления сорок лет своей жизни. Одна не могла смириться, второй хотел жить дальше. А где-то посередине находилась ускользающая справедливость.       Закрыв правила, Уильям успокоил себя тем, что мистер Лэмб еще может передумать или что мисс Мёрси прислушается к его словам и не будет завтра устраивать сцен, однако было смутное предчувствие, что после завтрашнего дня ему очень сильно захочется в отпуск. Причем немедленно.              Мистер Лэмб пришел даже раньше, чем минуло двадцать четыре часа и остался ждать в холле. Уильям беспокойно смотрел в сторону дверей, где боялся увидеть мисс Мёрси, и заранее предупредил охранника о возможной нарушительнице. Вчерашняя сцена определенно была громкой и отвратительной, в таких случаях обычно вмешивался управляющий Парсонс, но в этот раз его вездесущей натуры не было видно. Уильям решил, что у того слишком много дел.       Когда подошел урочный час, Уильям проводил мистера Лэмба в кабинет, где они закрепили договор и убедились, что денежная оплата прошла. После этого их ждало новое путешествие, уже к компьютерам. Прежде чем приступить к вырезанию воспоминания, оператор локализовал его и затем приступал к процедуре. Для этого клиент фиксировался к кресле, надевал обруч, позволяющий сканировать деятельность мозга. На первом этапе клиент был в сознании, а после, его искусственным образом погружали в сон и переходили к главной части.       Уильям представлял себе, что из книги, именуемой человеческой памятью, вымарывали строчки, стараясь сделать так, чтобы целостность текста не нарушилась. В сегодняшнем случае собирались вырвать целую страницу или даже главу. Не продолжительность имеет вес, а значимость для дальнейшей истории.       Многие клиенты нервничали, когда занимали место в кресле, но мистер Лэмб был совершенно спокоен. По нему было видно, что это не случайное решение, а полностью-полностью обдуманное. На его лице буквально было одухотворенное выражение, словно он получил причастие.       “Memoria” создавалась как компания, которая сможет сделать людей счастливыми. Сейчас она полностью оправдывала свое предназначение.                     Я смотрю, как Джекки ходит по комнате. Шкаф открыт настежь, она вытаскивает свои вещи и перекладывает в огромный чемодан, стоящий на кровати.       — Линда у бабушки, — бросает она через плечо, не глядя на меня.       Я хочу поймать ее взгляд. Пусть посмотрит на меня и передумает, пусть остановит этот фарс. Она ведь не может уйти от меня, не сейчас.       — Дорогая, остановись. — Мой голос звучит устало. Я подхожу и вырываю у нее из рук платье, которое сам недавно и купил. Помню этот ужасный цвет, который идет только моей Джекки. — Давай поговорим.       — Я не хочу говорить!       Она хватает платье и, комкая, бросает его к остальным вещам. Я встаю перед шкафом и загораживаю ей проход, после чего она всплескивает рукам и идет в сторону кухни. Хлопает дверцами, открывает холодильник. Чем-то занята, лишь бы не говорить со мной.       — Джекки! — я упрямо иду за ней. — Осталось потерпеть полгода.       — Я слышу это уже пять лет кряду, — взрывается она. — Сначала один важный проект, потом еще один очень важный проект, теперь новый супер важный проект. Ты не хочешь менять работу! Твои идеалистичные мечты не прокормят семью, мне надоело тащить все на себе. Две работы, Барри, и подработка, чтобы ты мог и дальше думать над сохранением природы. Я устала.       — Но ведь это важно.       Как она не понимает, что я занимаюсь важным делом. Нужно потерпеть лишь немного, если я отступлю сейчас, то работа нескольких лет будет напрасной. Ненавижу лгать Джекки, я просто умолчал о предложении уйти в коммерческую организацию. Я не продам свою совесть за деньги.       — А кормить семью не важно? — Джекки хватает со стола тарелку и швыряет на пол. — Деньги, вещи, еда, все это для тебя мусор. Да, дорогой? — она берется за вторую.       — Хватит!       Я хватаю ее за руку, лицо Джекки искажает болезненная гримаса. Поспешно отпускаю, но ее глаза уже блестят от гнева.       — Не прикасайся ко мне. Ты такой же, как твой отец.       Я замираю. Я пытаюсь успокоиться. Я не такой. Отец был конченным человеком, пьющим и плюющим на свою семью, а я не такой. Я работаю на благое дело, я забочусь о них. Меня не бывает дома, потому что я занят настоящими делами, а не бессмысленной игрой в казино.       — Тебе так же плевать на всех, кроме себя, — продолжает Джекки, и каждое ее слово рвет мою выдержку на части. — Эти твои проекты, все равно что алкоголь.       Я люблю эту женщину, но сейчас ненавижу ее голос. Джекки слишком хорошо меня знает, ей известно каждое слабое место. И она давит, давит, давит и бьет все больнее. Я слышу постоянное повторение: ты, ты, ты… отец, отец, отец… такой же, такой же, такой же… Она сводит меня с ума.       — Замолчи!       Нож в моей руке? Взмах?       Я непонимающе смотрю на Джекки, прижимающую руки к шее. Сквозь пальцы на ее блузку течет кровь. Много, много крови. Она открывает рот и пытается что-то сказать, но изо рта вырываются рваные хрипы. Она начинает оседать на пол. Я подхватываю ее и пытаюсь удержать.       — Джекки, — я еле слышу собственный голос.       Я опускаюсь на пол вместе с ней. Пытаюсь зажать глубокую рану, липкая, густая кровь толчками вытекает из тела и просачивается сквозь пальцы. Из глаз моей Джекки текут слезы. Она пытается схватиться за меня, но у нее не хватает сил.       — Милая, прости меня, я не хотел!       Мой голос срывается. В ее хрипах я слышу собственное имя: «Барри». Ей страшно, крепко прижимаю ее к себе и прошу прощения. Говорю, что люблю, говорю о ней, называю ее имя.       Она так близко, я слышу биение ее сердца. Тук… Тук… Тук…       Тишина.                     Все исчезло, процедура благополучно завершилась. Мистер Лэмб открыл глаза и без помощи оператора снял обруч. Он несколько секунд смотрел перед собой, а потом счастливо улыбнулся. Он позволил Уильяму помочь подняться и с благодарностью пожал ему руку.       — Спасибо! Теперь я действительно свободен.       — Я очень рад, что мы смогли вам помочь, сэр. События вчерашнего и сегодняшнего дня будут в вашей памяти подкорректированы. Изменения появятся, когда вы проснетесь.       — Еще раз спасибо.       Уильям проводил мистера Лэмба в холл, где охранник уже бдительно следил за мисс Мёрси, поджидающей на улице. Из чистого любопытства Уильям проследовал за клиентом. Он даже не пытался искать себе оправданий, хотя и немного корил.       У мисс Мёрси в руках была кипа бумаг. Она решительно подошла к мистеру Лэмбу и бросила ему их в лицо. Листы веером разлетелись в воздухе и рассыпались по земле. Один из них упал к ногам Уильяма. Не наклоняясь, он рассмотрел надпись в правом верхнем углу: «Материалы дела № 1519471, лист 132/534». Ему попалась часть с описанием места преступления.       — Вот! То, что ты пытаешься забыть, — Линда с ненавистью смотрела на мистера Лэмба. — Дарю.       Барри не смотрел себе под ноги, только на нее.       — Линда, девочка. Посмотри на меня, я старая развалина, слишком жалкий объект для твоей ненависти. — Он поправил седые волосы и надел шляпу. — Я отдал за свое преступление сорок лет, мое наказание закончилось. Займись своей жизнью, пока для тебя все еще не стало слишком поздно.       Мистер Лэмб сгорбился и пошел прочь. В помещении Уильям не заметил, какая у него стариковская походка, каким слабым он выглядит. Линда не бросилась за ним, но прокричала вслед:       — Нет! Ты ушел от настоящего наказания.       Она опустилась на колени и принялась собирать бумаги. Линда знала каждую строчку дела наизусть и не представляла, что могла бы забыть об этом. Или о своей ненависти, или хотя бы об одном единственном дне без матери. Она перечеркивала все возможности жить нормальной жизнью.       Линда тоже ушла. И ее походка была не менее обреченной, чем у Барри. Он вырвался из своей тюрьмы, а она плотно держала двери, не давая себе выйти. Уильям мог бы помочь, ей помощь была нужнее, чем мистеру Лэмбу, но не все это осознают.       Он вернулся в свой кабинет. До конца дня у него не было клиентов, и он все время думал, правильно ли они поступили. Они избавили преступника от наказания совестью. Честно ли это по отношению к жертве? К ее родственникам? К справедливости? Эти вопросы не давали ответов, и порождали все новые и новые вопросы.       Ограничивается ли наказание преступника отмеренными в суде годами или должно длиться всю жизнь? Должны ли люди, навсегда лишившие счастья других, сами быть счастливыми даже короткий срок? Существует ли для убийцы искупление своего греха при жизни? Не будет ли общество жестоким, если заставит его мучиться до конца своих дней?       Уильям очнулся от своих мыслей, когда услышал стук в дверь и увидел, что вошел мистер Парсонс. Он не знал, что управляющий отдал приказ, чтобы к нему сегодня не отводили клиентов. Его протеже нужно было много обдумать и прийти к некоторым выводам на основе этой ситуации. В “Memoria” они постоянно сталкиваются с конфликтами: с моральными, этическими, нравственными, религиозными. Нужно иметь фантастическое чувство равновесия, чтобы балансировать между противоречащими точками зрения. И для этого необходимо обладать одним очень важным качеством — умением держать свое мнение при себе.       — Ну, что ты решил? — поинтересовался мистер Парсонс. Он прекрасно знал, что именно занимало мысли Уильяма.       — Ничего, сэр… Я им не судья.