Под одной крышей

      Предвкушая игру и рассчитывая, что на ней будет Арнольд (без второго первое для Патаки было лишено смысла), Хельга никак не думала, что вечер закончится именно так. На игре она сильно подвернула ногу — так, что даже не смогла встать (а если бы и смогла, то все равно не стала бы этого делать, желая посмотреть на реакцию остальных), и Арнольд взял на себя обязанность отнести ее домой. Взял, потому что ни Джеральд, ни Гарольд, ни доходяга Стинки не захотели связываться с мисс Скандалисткой, как иногда звали ее за глаза, и еще потому, что был джентльменом. Выслушивать их отнекивания Хельге было не совсем приятно, но это можно было и потерпеть, зная, что до дома на руках ее понесет Арнольд.       Арнольд понесет ее на руках! На мгновение Хельга даже забыла о ноющей боли в щиколотке, и ей отчаянно захотелось запрыгать от счастья.       — Хватайся за мою шею, Хельга, — она даже не сразу поняла, что говорит ей предмет ее розовых мечтаний.       — А? Что? Да, сейчас… Ай, больно!       — Потерпи, совсем скоро ты окажешься дома. Хорошо, он находится буквально в двух шагах отсюда.       — Ну, не в двух, предположим, — поддержала беседу Хельга, превозмогая боль.       — Тогда в двух с половиной, — улыбнулся Шотмен.       — Ты их уже прошел по полю, — вполне искренне засмеялась Хельга, когда Арнольд уносил ее с площадки.       — Все равно тут идти недолго. Ерунда.       — Тебе не тяжело? — поинтересовалась Хельга.       — Нет, вовсе нет. Ты легкая.       — Правда?       — Ну да.       — Фух, хорошо, а то для таких случаев я хотела было худеть, — не ожидая сама от себя, пошутила Хельга. Арнольд шутку оценил. Теперь их счет сравнялся: один-один.       Когда Шотмен потянулся к дверной ручке Хельгиного дома (именно потянулся, ибо руки были заняты самой Хельгой), Патаки попросила его подождать пару секунд. Прислушиваясь к звукам в доме, она оценивала обстановку. И рассчитывала вероятность, увидят ли они пьяную в хлам Мириам, лежащую на диване в гостиной или спящую в сидячем положении и положив голову на сложенные, как у первоклассницы, руки за столом на кухне, или нет. Хельге было страшно (но совсем немного), что Арнольд станет свидетелем каких-то семейных разборок (и как-то совсем забылось, что он уже сотню раз слышал их ссоры, когда заходил с компанией одноклассников звать ее гулять). Ничего подозрительного за дверью она не услышала (не было слышно вообще никаких звуков — даже привычного бормотания телевизора), а потому позволила Арнольду открыть наконец дверь.       Он был рад, что избавится от груза, потому как руки, несмотря на заверения, что Патаки легкая, все равно онемели. Поэтому, когда Хельга аккуратно спустилась с его рук на диван, он испытал облегчение и растер руки в локтях. Свет горел в доме везде, но никого не было видно. Хельга удивилась этому. Это было непривычно для ее семьи.       — Мам, пап, я дома! Где вы? Я, между прочим, подвернула ногу и сейчас практически инвалид! Я не могу передвигаться, слышите?! — не сдержав недовольства, крикнула Хельга так, чтобы ее было слышно и на втором этаже.       Наверху послышался стук двери и к лестнице вышла Ольга.       — Сестренка, что случилось? Я услышала твой крик, но не разобрала, что именно ты говоришь, — виновато объяснила Ольга и, увидев Шотмена, поздоровалась. — Привет, Арнольд!       — Куда все, черт во… подевались? — хотела было выругаться Хельга, но вспомнила (пусть и поздно), что рядом с ней сейчас стоит Арнольд.       — Мама спит, папу срочно вызвали на работу, а мы с Лайлой собираем в моей комнате пазл. Так что случилось? Почему ты кричала?       — Да так, пустяки. Я подвернула ногу. Спасибо Арнольду за то, что меня донес.       После последней фразы Хельги, если приглядеться, можно было заметить, что на щеках Арнольда появился румянец.       — Покажи мне ушиб! Если надо, я перевяжу его эластичным бинтом, — сбегая по ступенькам вниз, сказала старшая Патаки.       Ушиб оказался серьезным, а потому Ольга провела необходимые в таком случае манипуляции. Когда нога была благополучно перевязана, она предложила Арнольду, все еще находившемуся у них в гостиной, выпить вместе с ними чаю. Долго уговаривать его не пришлось: от заманчивого предложения отведать шоколадный торт, испеченный Ольгой, сложно было отказаться.       Так как Хельга была временно обездвижена, старшая сестра взяла все приготовления на себя, попросив ребят подождать буквально пять минут. Она быстро сбегала на второй этаж и попросила Лайлу накрыть на стол и поставить чайник. Оказавшись на кухне, сама Ольга принялась резать торт.       Когда Хельга и Арнольд находились в гостиной вдвоем, предметом их обсуждения стала внезапно испортившаяся погода. Небо заволокло грязно-серыми тучами и из-за этого слишком быстро стемнело, а разбушевавшийся ветер стал стучать ветками дерева, стоящего у крыльца, в окно гостиной. Они говорили о том, что с минуты на минуту пойдет дождь. Шотмен обрадовался перемене погоды, потому что подумал, что на площадке наверняка уже никого не осталось — все ушли, не захотев оказаться застигнутыми стихией врасплох. Это значит, что ему не придется объясняться потом с ребятами, что он так долго делал в доме Патаки. И немного потому, что если пойдет дождь, у него будет предлог остаться у них дома подольше. Впрочем, последнее желание он осознавал слишком смутно. Когда все приготовления были окончены, а чай разлит по чашкам, Арнольду снова пришлось нести Хельгу на руках, но на этот раз путь был гораздо короче, чем в первый раз.       За интересной беседой никто из четверых не заметил, как прошел почти час. Хельгу не бесили рассказы и шутки Лайлы, которые еще неделю назад она непременно назвала бы «глупыми» и «фермерскими». Арнольд больше не стеснялся Ольгу, как делал это во все их предыдущие встречи, из-за того, что она «являлась на двенадцать лет старше него», как он говорил Джеральду. Он расспрашивал ее о приключениях в солнечной Флориде и ледяной Антарктиде и получал самые подробные рассказы. Ольгу ничуть не смущала разница в возрасте с ее собеседниками. Идиллия, черт бы ее побрал.       Внезапно Хельга осознала, что общается с Арнольдом слишком непринужденно, и испугалась. Испугалась того, что разлюбила его, раз не чувствует прежней скованности и не грубит ему по поводу и без. Но покалывания где-то в области сердца при взгляде на Шотмена успокоили ее. Все нормально. Она просто начинает привыкать к такому общению с ним. А значит, сумеет продержаться до конца недели, а затем открыться ему.       Если бы у Хельги спросили, какое слово ассоциируется у нее с Арнольдом в первую очередь, она бы ответила «привычка». Все правильно. Арнольд — привычка.       Если бы у Арнольда спросили, чем ему запомнился этот вечер, он бы ответил, что непривычно теплыми разговорами с той, с кем не привык откровенничать, и малиновым вареньем (оно было действительно вкусным).       Чай, пахнущий какими-то лесными травами, шоколадный торт и варенье из протертых ягод — идеальное сочетание для такого пасмурного вечера, неправда ли?