Снова дома

Наконец, Джон появляется из дверей больницы, и Шерлоку даже не нужно спрашивать, что случилось. Джон, намеренно избегая встречаться с Шерлоком глазами, просто подходит к нему и останавливается, потупив взор и опустив поникшие плечи. А потом что-то внутри него рушится, и, кажется, сам от себя такого не ожидая, он просто капитулирует. Он падает на грудь Шерлоку так, словно ноги внезапно отказываются ему служить и становятся неспособны выдержать даже его легкий вес. Шерлок замирает, словно одеревенев. Он не знает, что ему делать, и чувствует, как сквозь рубашку проникает горячий влажный жар тяжелого и неровного дыхания Джона. Каменное молчание в груди Джона давит и на него, и Шерлок обнаруживает, что его рука, почти бессознательно, обнимает доктора за шею и притягивает ближе. Джон обмякает от прикосновения и без всякого сопротивления тает в объятьях, и Шерлок неловко обнимает его за плечи второй рукой. У Джона мокрое лицо, и рубашка Шерлока промокает настолько, что начинает липнуть к груди. Шерлок утыкается подбородком в макушку Джона, а тот так крепко вцепляется в его пальто, что Холмсу кажется – от горя он разорвет толстую шерстяную ткань. Шерлок не очень хорошо умеет обращаться с чувствами, но он знает, что сейчас Джон излучает в чистом виде страдание, и от этого больно и ему. Он удивляется своей боли и тому, насколько она сильна, удивляется сам себе – тому, что готов буквально на все, чтобы прекратить страдания Джона, даже если ему самому по-прежнему будет больно. Шерлок открывает рот, чтобы спросить, что он должен сделать, но с запозданием понимает: он не знает, как начать говорить о таких вещах, и потому с губ его срывается только одно слово: «Джон…» В ответ Шерлок слышит резкий вздох, и голосом, похожим на хрип поломанного радио, Джон говорит: - Отвези меня домой, Шерлок. Он имеет в виду не тот дом, в котором он два последних года прожил с Мэри – с аккуратным садиком на заднем дворе и гаражом. Он имеет в виду Бейкер-стрит. Какое угодно место, но только там, где Шерлок. Шерлок никогда раньше не видел Джона таким – обмякшим, подавленным, совершенно потерянным. Ему очень хочется взять Джона на руки, как ребенка, отнести в квартиру, положить его на свою кровать и пригладить волосы на лбу, как делала мама, когда он сам был маленьким. Но вместо этого он покорно произносит: «Да, Джон», - и ловит такси. Джон позволяет вывести себя из машины и помочь подняться вверх по лестнице. Он тяжело опускается в свое старое кресло, к которому несколько лет никто не прикасался, несмотря на то, что всё это время Шерлок периодически приходил сюда. Джон все еще в куртке и ботинках и не делает ни малейшей попытки их снять. Он все еще не смотрит на Шерлока. Рассеянный и отрешенный его взгляд устремлен прямо перед собой. Шерлок стоит рядом – ему снова неловко после того момента близости – и растерянно гадает, чего же ему хочется: снова обнять Джона или сбежать. Он не делает ни того, ни другого, просто стоит и беспокойно ждет, заложив руки за спину. - Ты хочешь… поговорить об этом? – спрашивает он, вспоминая, что где-то слышал: в подобных ситуациях такое спрашивать положено. Джон молча качает головой, и Шерлок вздыхает с облегчением. - Хочешь, чтобы я оставил тебя одного? - Нет! – неожиданно громкий ответ Джона шокирует обоих, и они снова замолкают. Проходят минуты, часы, десятилетия, и, наконец, Джон едва слышно шепчет: - Знаешь, что хуже всего? Я имею в виду, кроме того, что во всем виноват я, и кроме того, что я должен был каждый день, который мы провели вместе, стараться причинять ей хоть немного меньше боли? Шерлок не знает, что сказать, кроме как: - Нет, не знаю. Джон сжимает ладони в кулаки и, наконец, смотрит Шерлоку в глаза: - Хуже всего, что это вполовину не так больно, как когда… Он замолкает, и Шерлок быстро моргает, впиваясь в него взглядом. - Когда? - Когда ты умер. Шерлок смотрит на Джона, будто прожигая его лазерным лучом, но тот снова отводит глаза. В голове Шерлока начинают бешено крутиться шестеренки. Раньше Джон тоже бывал расстроенным, но таким, как сейчас, Шерлок не видел его никогда – он сплошь открытая рана и сейчас настолько не похож на того прежнего привычного надежного Джона, что от этого буквально кружится голова. И всё это из-за него. Он столько натворил, а сам даже не приехал, чтобы после, когда все закончилось, отвезти Джона домой. Шерлок медленно обходит кресло, пока не оказывается прямо перед лицом Джона, и опускается на колени. Джон просто смотрит на него, наблюдая за его действиями без всякого выражения, не говоря ни слова. Не зная до конца, зачем он это делает, Шерлок наклоняется и начинает расшнуровывать один ботинок Джона, потом другой, аккуратно снимает их и отставляет в сторону. Он снимает с Джона носки по одному, берет в ладони его голые ступни – они почти такие же большие, как и его руки – благоговейно сжимает их, а потом ставит на пол и покорным и горестным жестом кладет голову на колени доктора. Он не знает, как еще выразить свое раскаяние. Секунды тянутся как часы, а потом он чувствует руку на своих волосах, палец, обводящий линию его уха, и вдруг – лицо Джона рядом со своим лицом, почти касающееся щекой щеки. - Шерлок… - выдавливает он, и Шерлок дрожит от горячего, сладкого дыхания на своей коже. Джон качает головой, будто не может больше вымолвить ни слова и просто наклоняется еще на дюйм ниже, прижимаясь губами куда-то к щеке Шерлока. - Прости меня, - шепчет Шерлок, с трудом сглатывая. – Скажи мне, как… скажи мне, что… Внезапно руки Джона оказываются на его талии, тянут Шерлока вверх, в кресло. Шерлок упирается ногами в сиденье по обе стороны от бедер Джона, а Джон утыкается лицом ему в шею. Приглушенный вскрик против воли Шерлока вырывается из его изящного горла, когда Джон шепчет: - Будь со мной. Пожалуйста. Пусть даже всего один раз. Шерлок никогда раньше не был так близко к другому человеку, никогда не ощущал тепла другого на своей коже, никогда не вдыхал запах пота и слез, никогда не знал об упорно и бесконечно сильно пульсирующей крови, текущей по чьим-то жилам. И он никогда не смел надеяться, даже если позволял себе думать о таком, что так могло быть у него с Джоном, его храбрым Джоном, его сердцем и его совестью, что Джон может вот так прижиматься к нему, источая отчаянную жажду, желание, страх и непонятную боль, терзающую их обоих. - Пожалуйста, Шерлок, - снова говорит Джон, и Шерлоку становится стыдно оттого, что его друг просит о том, о чем ему просить не надо. – Мне кажется, что всё это не по-настоящему. Мне нужно удостовериться, что ты здесь, что это не просто жестокий сон, что ты… Он замолкает, и Шерлок знает, что должен ответить ему, высказать все наполовину неопределенные мысли и чувства, которые Джону нужно от него услышать, но замирает, ошеломленный, все еще мучаясь остатками недоверия. Наконец, Шерлок едва заметно кивает, будто опасаясь, что от лишнего движения эта минута лопнет, словно мыльный пузырь, оставив его снова в одиночестве, будто сам Джон окажется ненастоящим. Джон издает звук, что-то среднее между всхлипом и стоном, в мягкую кожу горла Шерлока – это так по-настоящему и отдается дрожью во всем теле Шерлока. Звук, как нота, проходит вдоль всей натянутой до предела скрипичной струны, становясь все сильнее и чище, наконец, поселяется под ложечкой и оттуда посылает ударные волны к конечностям. Шерлок протягивает руку и касается виска Джона, сбивчиво поглаживая серебряные нити – они появились, кажется, месяц назад, после его возращения, хотя он знал, что в его отсутствие для них бы тоже с лихвой хватило времени. У Джона появились новые морщины, их теперь даже больше, чем положено по возрасту, будто прошло не три года, а десять, а один вчерашний день приравнивается к тысяче. - Можно мне? – шепчет Шерлок, и Джон отводит глаза. К чему что-то говорить, если они оба уже знают, каков будет ответ. Шерлок подыскивает слова извинения, но не находит ни одного, равного по величине тому, что было потеряно – для него, для Джона. Вместо этого он наклоняет голову, прижимаясь лбом ко лбу Джона и чувствуя форму его носа, трепетание его дыхания и то, что их губы разделяют миллиметры. Руки Джона все еще обнимают его за талию, и Шерлок думает, что если Джон захочет, они могли бы остаться так навечно, даже если сам он начинает чувствовать жар и болезненное томление в паху. Шерлок по-прежнему не двигается и ждет, пока Джон покажет ему, чего хочет. Проходит целая вечность, прежде чем Джон приподнимает голову, и их губы – тонкие у одного, пухлые у другого - встречаются. Шерлок расслабляется и приоткрывает рот, отвечая на поцелуй, готовый подарить Джону свои губы, свое тело, не обращая внимания на собственные желания. Язык Джона, нечто живое, гладкое, бархатистое, сильное и упругое, касается его языка, отвоевывая собственную территорию в его рту. Яркий сладкий вкус слюны Джона вкуснее самых изысканных яств, которые Шерлок когда-либо пробовал. Он прижимается к Джону, жаждая большего, проникая своим языком в его рот, смакуя его вкус, до краев наполняясь им. Бедра Джона дергаются под ним, и ощущение от прикосновения затвердевшей выпуклости, отделенной только несколькими слоями ткани – это настоящий физический шок, и с губ Шерлока срывается низкий стон. Джон берет лицо Шерлока в руки, нежно поглаживая скулы, потом проводит пальцами по иссиня-черным волосам. В его лице до сих пор видна боль, но оно полно решимости, сосредоточено и в нем теперь кроется что-то еще, какое-то сияние, которое Шерлок никак не может расшифровать. Шерлок хватается для опоры за спинку кресла и начинает наклоняться вперед, думая только о вкусе Джонова рта, о мягкости его губ и шероховатости щетины на лице, но Джон придерживает его, уперев руку ему в грудь. - Шерлок, - говорит он задыхающимся, но твердым голосом. – Я люблю тебя. Я никого и ничего никогда так не любил, как тебя. Когда я потерял тебя, я потерял себя, и с тех пор так и не обрел. Глаза Шерлока широко распахиваются, он открывает рот, но не издает ни звука. Джон кривит губы – это самое близкое подобие настоящей улыбки, которое Шерлок видел у него с тех пор, как вернулся, – качает головой и снова тянется ко рту Холмса, спасая его от необходимости что-то говорить. Внезапно Шерлоком овладевает нетерпение, он хватается за кардиган Джона, пытаясь расстегнуть его одной рукой, а другой обнимает Уотсона за плечи, легонько покусывая его в шею. Джон так ловко спускает с его плеч пиджак, что Шерлок не замечает этого, пока тот не оказывается на полу. Сильными руками Джон забирается под лиловую рубашку Шерлока и чуткими пальцами проводит по каждому изгибу его спины. Джон снова дергает бедрами, расстегивая рубашку Шерлока и жадно поглаживая каждый открывающийся дюйм белой кожи. Шерлок запрокидывает голову, покоряясь действиям Джона, и все сильнее и быстрее трется об него пахом. Им быстро становится слишком тесно в чересчур маленьком кресле, и они наполовину падают, наполовину опускаются на ковер. Шерлок, наконец, снимает с Джона джемпер и рубашку, но не успевает исследовать открывшуюся кожу – Джон его опережает. Он опрокидывает Шерлока на спину и, распахнув полностью расстегнутую рубашку, проводит языком по его груди и животу, гладя ладонями бока, словно обрисовывая стройный силуэт. Ловкие пальцы Шерлока находят ремень Джона и начинают расстегивать пряжку. Джон издает какой-то животный звук и откатывается в сторону, позволяя Шерлоку стянуть с него брюки, проникнуть ладонью в трусы и, наконец, вытащить член. Он уже твердый, Шерлок осторожно держит его в руке, будто неоперившегося птенца, благоговея от мысли, что ему дана эта привилегия, позволен такой сокровенный акт. Член еще больше твердеет от его прикосновения, и Шерлок поглаживает светлые вьющиеся волосы в паху, прослеживает контуры яичек, стараясь запомнить каждую грань. Запах Джона ударяет в ноздри – сильный, мускусный и безоговорочно мужской. Отверстие на головке влажно поблескивает. Не раздумывая, Шерлок наклоняет голову и слизывает солоноватые, острые на вкус драгоценные капли. Джон снова стонет и мягко, но настойчиво прижимается к губам Шерлока, и тот приоткрывает рот. Член Джона наполняет рот Шерлока, а пальцы туго вцепляются в его волосы, чтобы передать все желание Уотсона, всю его острую жажду. Шерлок проворным языком быстро обводит член по всей длине и проникает рукой между ягодиц Джона, потирая – сначала едва-едва, а потом все сильнее - массируя, стимулируя область вокруг ануса, только не касаясь его самого, просто чтобы усилить ощущения от размеренных всасывающих движений и легких прикосновений языка. Он смотрит на Джона – глаза у того закрыты, губы приоткрыты, он полностью расслаблен и покорен, но не пассивен – по-прежнему двигает бедрами навстречу его рту, напрягая мышцы живота. Шерлок проводит языком по основанию члена, то расслабляя губы, то превращая их в упругое кольцо. Он чувствует, как Джон под ним начинает пульсировать, дышать неровно и часто, а член его еще больше твердеет. Шерлок еще глубже заглатывает его, желая поглотить всего Джона целиком, мечтая почувствовать, как он кончит ему в рот, ощутить вкус его спермы, принять всё без остатка, но тут внезапно у самого края Джон останавливается, вытаскивает член и тянет Шерлока к своему лицу. - Еще не время, - шепчет Джон и обнимает его, прижимаясь к его голой груди своей грудью. В живот Шерлоку упирается мокрый от его же слюны твердый член Джона. Джон стягивает с Шерлока брюки и трусы и, положив одну ладонь на острую тазовую кость, наконец, прикасается к его члену. От прикосновения руки Шерлок вздрагивает, чувствуя, как по всему телу пробегают мурашки, а волоски встают дыбом. Джон, медленно поглаживая член Шерлока, смещается вниз, пока оба их тела не оказываются вровень, и обхватывает их члены так, словно они - одна плоть. Шерлок задыхается от ощущения Джона под собой, на себе, от того, что Джон - практически часть его. Их ноги сплетаются, а Джон продолжает размеренно двигать рукой, откуда-то точно зная, какой силы нужен захват, постепенно наращивая скорость и амплитуду. Шерлок одной рукой обнимает Джона за шею, а другой поддерживает его под поясницей, еще теснее прижимая его к себе, пока их бедра едва не вминаются друг в друга, и сам удивляется, как Джону удается в такой тесноте находить пространство для маневра. Шерлок чувствует, как в нем нарастает волна удовольствия: полузабытые ощущения, известные только по давним подростковым мастурбациям, возникают в животе и начинают неконтролируемо разливаться в тазу, по позвоночнику и, наконец, в паху. Он затихает и бьется в судороге, а Джон прекращает двигать рукой, просто прижимая друг к другу их члены. Шерлок вздрагивает под его рукой, дергая бедрами и вжимаясь в его тело. Он чувствует теплую скользкую влагу собственной спермы, брызнувшей на их животы, члены и руку Джона. Ему становится стыдно, неловко и неприятно, но Джон пресекает всяческие эмоциональные метания в зародыше. - Вот теперь, - говорит он, перекатывается на спину и толкает Шерлока вниз. Шерлок покоряется, все еще дрожа после собственного оргазма, обхватывает губами член Джона и ощущает на головке вкус своего семени. Джон вот-вот кончит, он у самого края, и после того, как Шерлок несколько раз проводит языком по всей длине члена, едва-едва надавливая, он выгибается и дрожит, выплескиваясь ему в рот. Шерлок чувствует на языке вкус горячих пряных капель. Он проглатывает все, получая столько же удовольствия от вкуса, оттого, что Джон отдал ему всего себя, до конца, как от собственного оргазма. Когда Джон затихает, а ему самому становится трудно не дышать, Шерлок выпускает член изо рта и, физически и эмоционально опустошенный, обессилено падает на пол рядом. Он не знает, чего ждать дальше, но уж никак не того, что Джон по-настоящему его обнимет. А Джон устраивается на его руке, кладет ему на грудь свою светловолосую голову, гладит его ногу своей ногой и протяжно вздыхает. Джон теперь чувствует себя по-другому; боль не ушла, но притупилась, исчез страх. Между ними отныне нет никаких преград – тот барьер, что существовал до того, как Шерлок умер, и та зияющая пропасть, которая образовалась, когда он вернулся, стерлась. Джон живой. Настоящий. Он стал самим собой. Шерлок открывает рот, желая выразить хоть часть того, что чувствует, но не знает, с чего начать. Но он твердо уверен, что должен хотя бы ответить взаимностью на признание Джона. Но прежде чем Шерлоку удается выговорить хоть слово, на его губы ложится укоризненная ладонь. - Ш-ш-ш, - произносит Джон, прикрывая глаза. - Но я… - Я знаю. - Знаешь? - Конечно, - отвечает Джон, будто он никогда в этом не сомневался. – Не будь идиотом. Шерлок улыбается Джону только ему предназначенной улыбкой, теснее прижимает его к себе и закрывает глаза, чувствуя себя наконец-то дома.