Believe in

В городе Миннеаполис, что на севере Миннесоты, все жители очень любят Рождество. Промышленный центр города забывает о своем рабочем ритме и превращается в искрящийся огнями праздничный снежный шар, наполненный запахом свежей имбирной выпечки, меда и корицы. Эта волшебная атмосфера не оставляет равнодушной ни одного жителя города, очаровывая своими яркими красками, скрипящим под ногами снегом и свежесрубленной хвоей. От мала до велика, все ждут чуда в больших и маленьких уютных квартирках, в кругу семьи или друзей, отстаивая огромные очереди за подарками в торговых центрах или даже засиживаясь допоздна в офисах, чтобы потом ловить последние автобусы домой. Жизнь в предновогодний период кипела в городе ярко, праздно, и вряд ли нашелся бы хоть один человек, равнодушный к этому. Нет, все же, равнодушный нашелся. Найти его было довольно сложно, потому что он спрятался от всей рождественской мишуры в огромном пледе и флегматично перелистывал каналы местного телевидения в самый разгар Сочельника, когда все вокруг веселились и радовались. А чему было радоваться Себастиану Смайту? Его муж опаздывал к ужину уже почти на полтора часа, даже не удосужившись сообщить, что он задержится на работе. Его самого начальник выгнал из офиса еще днем с криками, что у всех есть личная жизнь и желание отдохнуть. Соседская собака норовила испортить их свежевыкрашенный забор, а детвора из всей округи уже конкретно начала действовать на нервы своими нескончаемыми колядками. Себастиан Смайт ненавидел Рождество. В нем не было ни капли праздничного настроения. В чем смысл всех этих праздников? В подарках, накануне купленных в спешке и суете в ближайшем торговом центре, или в грандиозном ужине, приготовленном в кругу семьи и для семьи? В приобретенной за бешеные деньги елке, которая в результате найдет свое последнее пристанище на городской помойке меньше, чем через неделю после Нового Года? В какой-то особой «магии», духе Рождества, о которых без устали твердят все и вся? Смысл, в чем он? Его просто нет, по мнению Себастиана. Получать подарки приятно тогда, когда их совсем не ждешь. Собраться с друзьями, близкими и родными можно в любой момент – главное захотеть. А все эти елки, игрушки, украшения, гирлянды – пустая трата денег (как банковский служащий, Смайт трепетно относился к семейному капиталу). А ведь можно было бы произвести более выгодное капиталовложение – съездить на недельку в Европу. В ту же пресловутую Францию, например. Или еще куда-нибудь, где тепло и снега и в помине не видали. А о Рождестве и Новом годе лишь легенды ходят. Хотя глупо надеяться, что такое место вообще существует. Разве что где-нибудь в глубинах Африки. Себастиан щелкнул пультом и швырнул его на диван. По всем каналам крутили типичные для этого времени года фильмы: «Один дома», «Рождественские каникулы», «Чудо на 34-ой улице», «Семьянин» и прочие дурацкие комедии. Будто бы их никто не видел более сотни раз за свою жизнь. Смайт сунул руку в карман в поисках мобильника, после вспомнив, что оставил его на кухне. Нехотя поднявшись на ноги, он медленно побрел на поиски телефона, зябко кутаясь в шерстяной плед. Настенные часы показывали полвосьмого. А от Хантера ни ответа, ни привета. Себастиан начинал волноваться. Впрочем, не успел он набрать номер суженого, как дверь на первом этаже открылась, впуская в дом морозную свежесть, легкий запах дыма от запускаемых в округе фейерверков и самого хозяина. — Хо-хо-хо, я дома! Кому-кому, а Кларингтону рождественского настроения явно было не занимать. В период зимних праздников он становился похожим на большого инфантильного северного мишку, который постоянно шутил, смеялся и вообще становился чертовски мил. Себастиан этого не понимал и думал, что причина такой резкой перемены заключалась в глубокой психологической травме детства, которую Хантер пытался скрыть. Он просто не мог поверить, что Кларингтону это просто нравилось. — И что, никто даже не встретит мужа? – голос приближался, и вот припорошенная снегом макушка уже появилась в лестничном проеме между этажами. – Ба-ас? Ты дома? — Я-то? – как можно более равнодушно ответил Смайт, даже не оборачиваясь к вошедшему мужу. – Я давно дома. А вот кое-кто мог бы потрудиться предупредить, что задержится на работе, чтобы я не сидел полдня, как идиот, один. Спасибо. — Ну, родной, прости. Все мобильные сети перегружены, даже смс-ку не отправить. Ты бы знал, если бы попытался мне дозвониться. А в офисе закатили гулянку, я едва смог вырваться к тебе. Джефф буквально меня за руки держал! Не обижайся. Я ведь теперь рядом, – в подтверждение своих слов Хантер подошел к Себастиану и обнял его со спины, целуя в ямку за ухом. Это всегда действовало абсолютно безотказно, и Смайт уже хотел было оттаять, как сосулька, которую засунули в камин, но затем передумал и вырвался из цепких рук супруга, желая сатисфакции за часы ожидания. — Холодный же! Ты вообще в своем уме? Иди разденься, а то вон уже лужи текут. Хантер только и смог недоумевающим взглядом проводить мужчину, который взял со стола огромную тарелку с кукурузными чипсами и плюхнулся на диван, невидящим взглядом уставившись в телевизор. Несколько секунд он смотрел ему в затылок, ожидая объяснений, а затем резко выдохнул и направился в их спальню, громко хлопая за собой дверью. С Себастианом такое происходило каждый год. Он превращался в необщительный злобный комок непонятно-чего именно в то время года, когда у Хантера настроение находилось между отметками "прекрасно и "просто замечательно". И если раньше он равнодушно пожимал плечами и отправлялся праздновать с друзьями, то в этот год все было по-другому. В этом году они поженились, и теперь Хантер чувствовал, что обязан быть рядом. Более того, он поставил перед собой недостижимую цель – заставить Смайта полюбить Рождество так же сильно, как и он сам любил. Прошло около пятнадцати минут, за которые Себастиан успел порядком соскучиться и начать перебирать их почту. Среди поздравительных открыток в красивых конвертах из дорогой тисненой бумаги не было почти ни одной знакомой фамилии. Какие-то абстрактные сотрудники, дальние родственники из Европы, богом забытые друзья из университета. Ни на одно из этих писем Смайт отвечать не собирался. Но среди них оказалось одно, которое привлекло его внимание. «Хаммел-Андерсон» – гласил обратный адрес. Эти фамилии забыть было очень сложно. Слишком много воспоминаний и эмоций они хранили в себе. Несколько секунд Себастиан сомневался, но затем все же открыл конверт одним резким движением. Содержание было вполне себе банальным, пока парень не дочитал до фразы «Приглашаем вас в гости на рождественские праздники в Нью-Йорк». Себастиан перечитал фразу еще раз, и еще. А затем закрыл глаза и собрался бросить письмо в огонь камина, как его остановил голос Хантера: — От кого оно? — Да так... школьные приятели. Этого вполне хватило, чтобы понять, о ком идет речь. — И что пишут? — Поженились. Приглашают к себе погостить на праздники, – бесцветно ответил Себастиан, глядя на сверкающие языки пламени. — Не сжигай, ладно? Потом решим. — Ладно, – все так же без энтузиазма согласился парень, а затем поднялся и отправил в огонь остальную стопку ярких бумажек. А затем он обернулся к мужу и замер, не в силах сдвинуться с места в шоке от увиденного. Первые несколько минут Смайт смотрел молча, с абсолютно непроницаемым выражением лица, а затем... его согнуло пополам в неконтролируемом приступе истеричного хохота. Атмосфера в доме изменилась на диаметрально противоположную за какие-то считанные мгновения. Хватая ртом воздух и пытаясь уцепиться руками за спинку дивана, Себастиан сполз на пол и продолжил содрогаться в конвульсиях, колотя кулаками по паркету. — Господи, за что?! Нет, Господи, не отвечай. Кларингтон, я даже не хочу думать, откуда это взялось в нашей спальне и зачем оно там! – едва выдавив из себя эту фразу, Себастиан опять содрогнулся от смеха всем телом и попытался унять начинающуюся икоту. А ведь Кларингтон всего лишь переоделся в костюм Санты. С небольшими усовершенствованиями в виде отсутствия верхней части костюма, подтяжек и мехового воротника на голое тело. Хантер наблюдал молча. Он пытался надеть маску равнодушия, мол, ему абсолютно все равно, что на его полуобнаженный вид последовала столь бурная, но абсолютно неправильная реакция. Хантер попытался обижено надуть губы, но понял, что это уже слишком, поэтому подошел к мужу, сгреб его в охапку и перебросил на диван. — А теперь слушай сюда. Твой личный эротичный Санта заставит тебя проняться духом Рождества любой ценой. Так что подтяни портки, замотайся в шарфик, и мы выходим через пять минут. Тон Кларингтона не допускал возражений, как и весь его вид в целом. Наблюдения за спадающей шлейкой комбинезона наконец отвлекли Себастиана от хохота, и он смог подняться, чтобы обвести Хантера пристальным голодным взглядом и одеться самому. Теперь ему было действительно интересно, что задумал этот чертяка с фигурой Аполлона, и даже отсутствие рождественского духа не помешало ему надеть шапку с оленями. — А это нормально, что ты разгуливаешь в таком виде? – Хантер не счел нужным элементарно накинуть куртку и полуголый щеголял по улице. Многие дамочки, особенно бальзаковского возраста, одаривали его жадными, полными желания взглядами, что совсем не нравилось Себастиану. Все эти улыбочки и перестрелки глазами стоило пресечь на корню. Какова же была реакция этих профурсеток, когда Смайт приобнял Хантера с видом «накусите-выкусите, сучки, это мой мужчина». — И куда мы, собственно, собираемся? – поинтересовался Себастиан, еле поспевая за спешащим и широко шагающим Хантером. — Впереди нас ждет наиувлекательнейшая программа, включающая в себя многие, многие пункты. Но начнем мы с этого, – он выудил из широких штанин два небольших бумажных пакета и протянул один из них Смайту, довольно улыбаясь. Себастиан неодобрительно покосился на предмет в руках мужа. Если судить по его довольной лыбе во все тридцать два зуба и маньячному огоньку во взгляде, смело можно предположить, что содержимое пакетов – что-то крайне внезапно-запретное. Смайт почти угадал – Хантер по дороге домой заскочил на ярмарку, раскинувшуюся в центре города, и прикупил пару бутылочек горячего глинтвейна. По закону распитие спиртных напитков на улице было запрещено. Но какая разница? Один раз живем, можно – даже нужно – хоть раз пойти против правил. Да и мастерская шифровка Кларингтона в виде пакетов не позволит прохожим опознать содержимое бутылок. — И зачем все это? — Это первый шаг к познанию духа Рождества! – воздев указательный палец к небу, с серьезным видом проинформировал его Хантер и сделал небольшой глоток. — Я-я-ясно, – протянул Себастиан и последовал примеру мужа, отпивая немного терпкого напитка. Приятное тепло разлилось по телу, как это всегда бывало после хорошего и в меру крепкого алкоголя. Учитывая невысокую температуру, приблизительно 24 по Фаренгейту, и таинственную программу Кларингтона, скорее всего грозящую Смайту тяжелыми увечьями, физическими и моральными, глинтвейн был как никогда кстати. Хотя французский коньяк двадцатипятилетней выдержки был предпочтительней – пронимало сильнее и снижало уровень опасности, по крайней мере, для мозга. Хантер шел и напевал себе под нос «Jingle Bell Rock», самую известную и самую надоевшую – по мнению Себастиана, разумеется, – песню в мире. Будь на места Кларингтона кто-то другой, Смайт бы, не раздумывая, залепил ему подзатыльник. Почти всю дорогу никто из них не проронил и слова. Точнее, молчал только Хантер, Себастиан же вовсю расспрашивал своего мужа, к чему ему стоит готовиться и пострадает ли его задница. На вопрос о заднице, что неудивительно, он ответил: «Смотря, как будешь себя вести». В этот раз Кларингтон обязан ответить: — И что мы будем здесь делать? Себастиан определенно не понимал логику Хантера. Тот притащил его в центр, к главной елке города. Но с какой целью? Сделать парочку фотографий на память для семейного альбома? И это, по его мнению, должно помочь Себастиану проникнуться атмосферой праздника? Кларингтон принялся втолковывать Себастиану что-то о старых традициях. Мол, каждый должен сделать вклад в украшение города, вместе с игрушкой оставив на елке частичку себя, тем самым прочувствовав единение с другими жителями. Ведь Рождество и Новый год – семейные праздники. А все люди, следуя суждениям бесчисленных философов, одна большая семья. Но вот одна загвоздка. — Ну, давай сюда свою игрушку. Разделаемся с этим поскорее. — Э-э… – замялся Хантер, осознав, что продумал далеко не все детали. — Так, я не собираюсь сейчас стоять в длиннющих очередях ради жалкой игрушки, на которую всем в результате будет чихать. Поэтому обойдемся подручными средствами, – заявил Смайт. Хоть он и не видел смысла и необходимости в столь странном ритуале «единения», разочаровывать Хантера ему не хотелось. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Центр города – средоточие магазинов разной направленности. И хоть перед Сочельником все старались успеть купить хоть что-то для своих близких, толпясь в магазинах и буквально вырывая друг у друга из рук различные безделушки, находились такие магазины, где от силы бродило два-три человека. Например, в книжной лавке было безлюдно, только перекати-поля не хватало для создания полноценной атмосферы запустения. Но это было на руку Себастиану, в голове которого уже созрел гениальнейший план по созданию серии эксклюзивных игрушек семейства Кларингтон-Смайт. В любом книжном существовал отдел, в котором можно было найти упаковочную бумагу и различные ленточки. Расплатившись с продавцом, который был чрезвычайно рад видеть хоть каких-то посетителей, Себастиан стал обладателем двух коротких радужных лент. Поделившись одной с Хантером, он указал ему, что следует с ней сделать. Довольный результатами трудов своих, Смайт, победно улыбаясь, повесил на одну из лап елки пустую бутылку из-под глинтвейна на радужной ленточке. Если игрушка должна быть символом натуры человека, то в данном случае все так и есть. — Радужная лента? Дорогой, ты серьезно? — А что не так? Пусть знают, какое у нас толерантное общество. Да и к тому же, мы вкладываем частичку себя, разве нет? – подмигнул Себастиан. Хантер лишь пожал плечами, а затем кивнул, оставшись довольным первым проделанным шагом. — Ну-с, что у нас дальше? Распевание рождественских песенок с детишками? — Ну уж нет. К детям тебя пока что пускать нельзя. У меня идея получше. Прежде, чем идти к детям, я хочу, чтобы мы вспомнили, каково это – самому быть ребенком, – Хантер указал на небольшой прокат горнолыжного снаряжения. Себастиан сперва подумал, что его персональный энерджайзер потащит его на лыжи, но ошибся. В прокате Кларингтон взял санки. Красивые, с кованными железными бортиками, шерстяными подстилками и кожаными поводьями. Смайт заметил, что Хантер взял в прокате еще что-то, но что именно, разглядеть не успел. — Покатать тебя? – на полном серьезе спросил мужчина, останавливая пустые санки у начала длинной аллеи, ведущей к большому парку. — Что? Ты... ты серьезно? Знаешь, это даже для тебя чересчур. — Действительно. Слишком тяжелая у тебя тушка, чтобы таскать за собой, – подстебнул его Кларингтон и отдал поводья. Себастиан пробормотал что-то о том, что «а в постели тебя все устраивает» и придал ходу, чтобы обогнать мужа. Хантер повелся, и весь путь к заснеженному парку они провели наперегонки, заливаясь смехом и изредка перекидываясь необидными ругательствами. Забравшись на первый же холм, Хантер оставил свои санки и стал дожидаться запыхавшегося Смайта. Тот, не особо жалуя холодное время года, напялил на себя два свитера и еще пуховик сверху, поэтому напоминал огромную луковицу. В отличие от Кларингтона, на котором все еще были только огромные штаны из костюма Санты, подтяжки и воротник. Этот вид одновременно и заводил, и вызывал желание закутать идиота в теплое одеяло. Хантер лишь улыбнулся и подал руку: — Давай помогу, а то сейчас покатишься обратно и без санок. — Ну уж нет, я пока еще в состоянии преодолеть несчастный сугроб, – ответил Себастиан, гордо водрузив свои санки, а затем и себя на вершину холма. – Ну и? — Что – и? Садишься и катишься! Или... у меня есть идея получше, – опасно сверкнув глазами, Кларингтон быстро наклонился к санкам, а когда поднялся, их уже соединял прочный морской узел. — К такому меня жизнь не готовила, – присвистнул Бас, пиная ногой санки. – Садись уже, затейник. На самом деле, кататься в безлюдной местности было весьма неразумной идеей, потому что в случае неблагоприятного поворота событий им никто бы не смог помочь, поэтому Смайт просто понадеялся на их удачу. Первый спуск оказался... замечательным. Легкий ветер в волосах, идеально скользящие санки и крепкие плечи Кларингтона, за которые можно держаться, пришлись ему по душе. И даже факт, что они перевернулись и наелись снега, не портил впечатлений. Скомандовав «Хочу еще!», Себастиан вытащил санки на горку и, дождавшись мужа, спустился еще раз. На этот раз они перевернулись намного раньше, потому что поводья санок спутались. Исправив неполадку, они продолжили сходить с ума. Спускались то стоя, то лежа, то вдвоем на одних санках, то задом наперед, а однажды, когда Себастиан уже почти было тронулся, Хантер крутанул его санки, и те начали совершать обороты вокруг своей оси, вызывая тем самым у мужчины почти что истерику восторга и ужаса одновременно. Когда они в очередной раз перевернулись и укатились в мягкий снег, сил встать уже не оказалось. Себастиан раскинул руки и ноги в стороны, уставившись в безоблачное темное небо с отрешенной и счастливой улыбкой. — Классно. — Ты выглядишь довольным, – констатировал Хантер, укладываясь рядом на снегу. — Потому что так и есть. Это здорово. Почему мы раньше не делали ничего такого? — Не знаю, – пожал плечами Кларингтон. – Потому что раньше у меня была работа, а ты напоминал того недовольного кота с YouTube. А сегодня Сочельник и чудеса сбываются, – мужчина приподнялся на локте и поцеловал мужа в покрасневшую от мороза и их беготни щеку. — Знал бы ты, как мне нравится сейчас твоя улыбка. — Я знаю, – Смайт опустил взгляд на мужа и коснулся пальцами его скулы. — Дальше – больше, – изрек Хантер, с улыбкой глядя Себастиана. — Я весь горю от нетерпения, – показушно фыркнул тот. — Погоди гореть, дорогой, искупайся в снегу. Кларингтон загреб ладонью снег и высыпал его на лицо Себастиана, тут же вскакивая на ноги, готовый бежать в любую минуту. Себастиан от удивления аж сел. Только что его двадцатисемилетний муж, один из лучших адвокатов штата, накормил его снегом. Как какой-то мальчишка. Смайт в буквальном смысле слово опешил от шока и хлопал глазами, пытаясь в полной мере осознать масштаб катастрофы. Еще раз. Хантер Кларингтон, суровый мужик, чей возраст близится к отметке в тридцать лет, фактически запульнул в него снежок. В беззащитного и валяющегося на снегу. Кто там сказал, что лежачего не бьют? Брехня. — Что это сейчас было? – капельку раздраженно вопросил Смайт. — А следующим пунктом нашей программы будет… – быстро перескочил на другую тему Хантер, опасаясь внезапного гнева Себастиана. На самом деле он просто боялся быть закиданным снежками до состояния небольшого сугроба. – Да, точно! Мы идем за елкой! Смайт, ничего не понимая, взглядом следил за удаляющейся спиной Хантера. Тот почему-то шел вглубь парка вместо того, чтобы выбираться в город. Да и сани он почему-то оставил у подножия холма. Словно за ними сюда кто-нибудь придет. Ага, скорее выпишут штраф за пофигистическое отношение к собственности фирмы по прокату горнолыжных принадлежностей. Неплохой такой штраф, надо заметить. Расчетливый и предусмотрительный Себастиан не поленился заглянуть в прайс-лист фирмы. — Ты где застрял, а? – раздалось откуда-то из глубины парка. Опомнившись, Себастиан резвой кобылкой понесся к мужу. Хантер, закинув топор на плечо, стоя в позе бравого дровосека, дожидался Смайта. У его ног лежала непонятно откуда взявшаяся стремянка. И надо быть полным кретином, чтобы с первого взгляда не понять, насколько глупой была идея Кларингтона. — Нет-нет-нет, – в знак протеста Себастиан замахал руками. – Мы не будем рубить елку в парке. Как все нормальные и цивилизованные люди, мы пойдем на елочный базар, выложим за нее кругленькую сумму и со спокойной совестью отправимся домой. — Они там все такие непрезентабельные и неоправданно дорогие. К тому же, сейчас уже вечер, наверняка весь товар распродан и нам уже нечего ловить. Поэтому ноги в руки и иди, помогай. Хантер критично осматривал основных претендентов на роль рождественской елки в поисках той самой. Ею оказалась пушистая ель, высотой этак под четыре метра. Ловко подняв и прислонив стремянку к дереву, Кларингтон махнул Себастиану: — Подержи, пока я буду рубить. Смайт, желающий фейспалмить от идеи Хантера, все-таки подчинился. — Откуда вообще посреди парка взялся топор и стремянка? Ты используешь магию вне Хогвартса? – усмехнулся Себастиан. — Я просто хорошо подготовился, – констатировал «очевидный» факт Кларингтон. Почему нельзя было срубить небольшое деревце, коих в поле зрения было предостаточно, Себастиан так и не понял. Хантеру как будто доставляло удовольствие браться за более трудные задачи. В вечернем тихом парке раздался звук ударов топора о древесину – Кларингтон действовал на удивление быстро и технично. Не первый раз, наверное, ели в парках рубит. Смайт несколько увлекся лицезрением аппетитной пятой точки – с этого ракурса она смотрела особенно хорошо – своего супруга и на какое-то мгновение выпустил из рук лестницу, отчего та пошатнулась. Сверху тут же послышался отборный мат. — Прости! – еле выдавил из себя Себастиан, крепче впившись в ступеньки стремянки. — Больше так не делай, меня же чуть Кондратий не хватил! – крикнул Хантер. — Не делать как? Так? – Смайт несильно тряхнул лестницу, тем самым заставив Кларингтона намертво вцепиться в колючие еловые лапы. — Именно это я и имел в… а-а! – вдруг завопил Хантер. Через мгновение Кларингтон оказался лежащим в сугробе и пытающимся оторвать от себя что-то небольшое, шерстяное и бурое. «Белка», – решил Себастиан, заприметив пушистый длинный хвост. Видимо, Хантер посягнул на дом этого милого существа, и оно решило отстаивать свое дерево всеми способами. Вместо того, чтобы прийти на выручку мужу, Смайт заржал похлеще любой лошади и достал телефон. Все по закону жанра: один человек страдает, другой это снимает на видео, при этом угорая, как гиена. «Лимон» просмотров на Ютьюбе обеспечен. Белка, гордо задрав хвост, вернулась обратно на законное место среди ветвей ели, и, казалось бы, черт с ней. Но Кларингтон так не считал. Он поставил себе цель деревце срубить и продолжил идти к ней. Себастиан, не выключая камеру, подошел к стремянке и начал комментировать происходящее: — А тут у нас Хантер Кларингтон, двадцатисемилетний юрист, пытается срубить елку в парке, ночью, в Сочельник. И, кажется, это наше первое семейное видео, и я даже немного рад, что оно не эротичного содержания. Услышав последнюю фразу, Хантер всадил топор в ствол дерева с такой силой, что эхо пошло. — Ты что творишь, Бас? Лестницу держи лучше! — Я запечатлеваю момент для истории, не отвлекайся! – для пущего эффекта Смайт опять легонько струснул стремянку, и ему в ответ раздалось тихое шипение. Спустя минут десять раздался оглушительный треск, и ровно половина несчастного древа повалилась ниц к ногам Себастиана. Сказать, что рубить ель пополам было гениальной идеей, – ничего не сказать. Теперь несчастное дерево напоминало инвалида или обезглавленного преступника. Смайт хотел спрятать лицо в руках, чтобы не видеть этого ужаса. Белка, которую так бесцеремонно «выселили», нашлась на одной из срубленных веток – сверкая маленькими бусинками глаз, она, наверное, мечтала сделать с Хантером то же самое, что тот сделал с ее пристанищем. — Красота, – скептично протянул мужчина, – теперь у нас есть два метра почти живой хвои, бешеная белка, которую лишили жилья, и, очевидно, скоро будет еще и штраф на несколько тысяч долларов. — Ты тоже чувствуешь этот непередаваемый дух праздника, правда? – Хантер в открытую над ним насмехался, пока тащил и водружал елку на сани. – Успокойся, дорогой, нас тут никто не видел. Зато у нас есть уникальная возможность почувствовать настоящий запах еловой смолы, испытать на себе тяжелый труд, пока мы будем тащить ее домой на себе, как это делали наши предки до появления компаний по лесозаготовке и современных технологий. К тому же, общий труд объединяет людей! Так что не куксись, а лучше помоги мне тащить сани! У нас осталось совсем немного пунктов в программе, к одиннадцати мы должны попасть домой. Еще раз вздохнув, Смайт взял один из поводьев и пошел рядом с мужем к выходу из парка. Это было безумием. Все это. Рубить елку в общественном месте, кататься на санях, вешать игрушки на радужных ленточках. С ними такого раньше никогда не было. Не со Смайтом, уж точно. Он никогда не сходил с ума подобным образом и вообще с трудом верил, что согласился на эту аферу. Но в какой-то момент, вдыхая свежий ночной воздух и любуясь видами на празднично одетый город, он понял, что ему нравится. Он слишком много думал, как правильно, что логично, что выгодно, забывая о том, что иногда можно пожить в свое удовольствие, не беспокоясь о последствиях. Штраф – так штраф, они оба хорошо зарабатывают, ангина – так ангина, в аптеке продаются лекарства. Праздники – для того, чтобы отдыхать и проводить время с близкими, а не сидеть у голубого экрана и отращивать бока. Зима – для того, чтобы мерзнуть и носить варежки и валенки. Рождество – для того, чтобы забывать проблемы и обиды, и дело вовсе не в традициях, подарках или застолье. Себастиан начинал понимать этот день. По-своему, разумеется, но для него это был большой прогресс. Когда они вышли к небольшому озеру в парке, Хантер затормозил и выудил из-под ели небольшой мешок. Тот самый, который Смайт заметил еще в прокате. Теперь в нем загорелось любопытство – что еще припас им заботливый супруг? И это оказались обыкновенные коньки. Только была одна небольшая проблема в идеальном плане Кларингтона – Себастиан никогда не катался и понятия не имел, как это делать. — Дорогой. Я… не умею даже стоять на них. Надо было предупредить тебя… — Серьезно? Никогда? Даже в детстве не катался? — Ну, родители водили меня как-то раз на каток, но я тогда был совсем ребенком, даже не помню. А после их развода, сам понимаешь, всем уже было не до зимних развлечений. Вот и не сложилось. — Теперь я начинаю тебя понимать… Не бойся, Бас. Я тебя научу. Когда они обулись и подошли к краю промерзшего до самого дна озера, Хантер остановился и протянул мужу руку. — Главное – ничего не бойся и верь мне. Если что, я поймаю тебя. Смайт решительно кивнул, но прежде чем взяться за руку, снял с себя куртку и заставил Хантера её надеть. — Если мы упадем, не хочу, чтобы ты себе что-то отморозил, – пояснил он. – И так уже достаточно провалялся на снегу. А об лед можно и суставы все разбить. А теперь поехали. Кларингтон был приятно удивлен, поэтому живо замотался в куртку мужа. Она еще хранила тепло его тела и легкий аромат черничного одеколона. Пытаясь не слишком отвлекаться на приятные мысли о Себастиане, он протянул ему руку еще раз и ступил на лед. — Просто доверься мне. Просто доверься. Вот так просто отдать свою жизнь в чужие руки, не заботясь ни о чем на свете. Смайт не боялся. Он готов был идти за Хантером куда угодно, и каждый раз делал это вновь и вновь, не задумываясь. Один раз решившись на самый важный шаг в из жизни, все остальные казались такими простыми и правильными. Замерзшее озеро казалось сущей ерундой по сравнению с переездом в другой штат, но как в тот раз, Хантер просил верить ему, и Себастиан делал это без малейшего сомнения. Собравшись с духом и глубоко вздохнув, Себастиан неуверенно шагнул вперед, на лед. Если снег фиксировал лезвия коньков, позволяя без опаски передвигаться, то на льду страховки, кроме рук Хантера, не было. Ноги дрожали, то и дело подкашиваясь. Смайт вскрикнул, когда потерял равновесие и его зад стал утягивать его назад, на встречу с холодной и твердой поверхностью озера. Но положение спас Хантер, удержав мужа за руки и поймав его в свои объятия. — Не торопись, – посоветовал Кларингтон, отъезжая от Себастиана на расстояние вытянутой руки. – Помнишь, как катаются биатлонисты? Они двигаются «елочкой», вот так, – он медленно подкатил обратно к Смайту, демонстрируя ему, как правильно переставлять ноги. Себастиан крепко-крепко сжал руку мужа и, мысленно поставив себе памятник за отвагу и мужество, двинулся вперед. Все-таки озеро – не самое лучшее место для обучения. В отличие от катков, здесь никто не равнял ухабы на льду, отчего риск грохнуться, запнувшись об один из них, возрастал в несколько сотен раз. Спустя сотню охов, ахов и всевозможных ругательств, у Смайта начало получаться. Медленно, но верно он преодолевал небольшие расстояния. Когда, по мнению Хантера, он был готов для более серьезных свершений, Кларингтон лишил его своей поддержки. Себастиан растерялся, потеряв опору, и замахал руками, стараясь устоять на месте. — Ты что творишь? — Закрепляю изученный тобою материал, – с умным видом вещал Хантер. – Езжай ко мне. Давай, у тебя получится! – подбодрил он мужа. — Если что, тебе отскребать меня ото льда, – заметил Себастиан. Одно дело кататься, будучи уверенным в страховке, чувствуя сильные и надежные руки Кларингтона, другое дело – кататься, осознавая, что все зависит лишь от тебя самого. Балансируя руками, – что было больше похоже на неуклюжие махи крыльями пингвина, – Смайт ехал прямиком к Хантеру. Когда больше половины пути было позади, он не удержался от радостного восклика, мол, кто здесь царь горы?! Но в конце что-то пошло не так, и Себастиан с криками умирающего койота полетел носом вперед. Приземление прошло удачно – попытавшись выровняться, Смайт перестарался и приземлился на пятую точку. Благо, природа обделила его не слишком костлявым задом, а посему падать было почти что мягко. Но копчик себе он все равно отбил. — Ты в порядке? – обеспокоенно поинтересовался Хантер, поднимая Себастиана со льда. — Если огромный синяк во всю задницу – это порядок, то да, – съязвил он, поморщившись от боли. — Ну, думаю, с тебя сегодня хватит, – тепло улыбнулся Кларингтон, утягивая мужа к берегу. Пока Себастиан мелкими шажками продвигался к спасительной твердой почве, Хантер нарезал вокруг него круги один за другим, словно кролик энерджайзер. В очередной раз споткнувшись и чуть не упав, Смайт сдался. Встав на четвереньки, он пополз к кромке льда под аккомпанемент лающего смеха Кларингтона. Пф, лучше быть живым и здоровым, чем гордым, но покалеченным. — Согласен. Это было весело, но для первого раза – более чем достаточно. Спасибо, Хантер, – Смайт поднял на него взгляд, в котором больше не осталось злобы и сарказма. Ему действительно нравилось пробовать новое, даже если при этом он получал синяки и ушибы. Кларингтон прекратил смеяться и подъехал к Себастиану, опускаясь рядом с ним на колени. — Я, правда, счастлив. Счастлив, что мне удалось тебя развеселить и удивить. Мы так мало проводим времени вдвоем, что мне начинает тебя не хватать. Спасибо, что согласился, Себастиан. Ведь дело даже не в том, нравится тебе этот праздник или нет. Просто мы вместе, и это приносит мне море удовольствия, – протянув мужу руку, Хантер осторожно помог ему подняться и заключил в свои объятия. – А ты молодец. С первой попытки, и даже не расплакался. — Да ну тебя, – находясь в коконе из теплых кофт и рук Кларингтона, Смайт улыбнулся и легонько толкнул его в грудь, но тут же притянул к себе и поднял взгляд: – Что у нас дальше? — Надо дотащить елку домой и украсить ее. — Ладно… гулять – так гулять, – Баст вздохнул, отпустил Хантера и начал переобуваться. Тот последовал примеру и через несколько минут коньки уже вновь покоились на санях, а они продолжили свой путь через заснеженный парк домой. Они жили довольно далеко от центра, что создавало определенные неудобства добираться на работу в час пик, но в данной ситуации это сыграло им на руку. Ведь протащить двухметровую ель через толпу было бы довольно непросто. Минуя все главные, хорошо освещенные людные улицы, мужчины шли небольшими аллейками и скверами, в которых все деревья были празднично украшены и напоминали собой яркие леденцы на палочках. Все лавочки были присыпаны толстым шаром снега, а кое-где одинокие влюбленные парочки обжимались в свете неярких фонарей. Когда они проходили один из таких сквериков, на улице начался снегопад. Сперва совсем слабый, напоминающий скорее холодный серебристый туман, но затем он начал приобретать форму, и вот уже в глаза и нос лезли огромные пушистые снежинки. Себастиан вдруг громко чихнул и резко остановился прямо посреди улицы и начал как-то отрешенно рассматривать падающие хлопья снега. — А знаешь что? – вдруг тон Смайта приобрел опасно-коварные нотки. – Теперь моя очередь придумывать нам пункты плана. — Да ты что? Ну, каков же твой план? – с любопытством поинтересовался Хантер. — Сейчас поймешь, – с элегантностью ягуара Смайт скользнул к ближайшей скамье, сгреб с нее огромную охапку снега и метко запустил наскоро слепленным снежком в мужа. Хантер от неожиданности не успел даже опомниться, не то, что увернуться, поэтому поймал снаряд прямо в грудь и тут же бросил санки, спеша спрятаться за противоположной скамьей, как за баррикадой, пока Смайт не успел его закидать до смерти. — В снежки захотелось поиграть? Ну ладно, сейчас я устрою тебе ледовое побоище! — А это мы еще посмотрим, кто кого! И тут Смайт был прав. За ним была меткость и скорость, в то время как Кларингтон превосходил его в силе. Хантер мог одним метким попаданием в голову вообще отправить в нокаут, но Бас за это время успел бы его закидать по самые уши. Но сперва они предпочли подготовиться по всем законам жанра – выстроили себе форты и приготовили арсенал ледяных орудий, изредка подначивая друг дружку. В Смайте загорелся азарт соперничества, поэтому он первым решил высунуться из-за своего ограждения, целясь в самый верх баррикады Хантера. Тот же не собирался переходить в атаку сразу же, поэтому дождался, когда парочка снежков просвистит над ним. Поняв, что успехом это не закончится, Себастиан взял несколько снежек с собой и тихонько начал пробираться на территорию «врага». Но скрипящий на морозе снег под ногами его тут же выдал, и Хантер, недолго думая, встал и запустил несколько шариков не глядя, надеясь, что противник подобрался довольно близко. Один даже задел плечо Себастиана, о чем сигнализировал его недовольный возглас. В случае двух взрослых мужчин детская игра превратилась в настоящую расчетливую стратегию. Когда Смайт умудрился увернуться еще от двух снежек, то оказался почти у самой скамейки Хантера и с победным криком «Получай!» начал забрасывать его снегом прямо сверху. Кларингтон, явно не ожидавший такой наглости, схватил снег прямо с земли и бросил его в ответ, создавая ненадолго снежную завесу, которой хватило, чтобы мужчина успел добежать до ближайшего дерева и сбить мужа с толку. Но Смайт не собирался сдаваться. Отряхнувшись, он отломил кусок прямо от баррикады и последовал за мужчиной. — Где же ты, милый? Неужели испугался моей мести?.. Хантер негромко фыркнул, позволив Себастиану подобраться еще на несколько шагов ближе, а затем, заметив край его зеленого свитера, обрушил в его направлении целый шквал снежек. Смайт только и успевал закрываться руками, хохоча в голос и изредка ругаясь. Когда оружие у Хантера закончилось, Бас, превозмогая слезы смеха, наконец подобрался к нему вплотную и прижал огромный снежок прямо к лицу мужа, с усилием впечатывая его. На бровях и ресницах остались большие снежинки, но остальной снег растаял и потек по лицу Хантера небольшими струйками. Кларингтон улыбнулся, покачал головой и облизнул губы. — Серьезно? Ты просто хотел накормить меня снегом? Мог бы так сразу и сказать, я бы тебе хоть ложку дал. — Ну уж нет, я хотел именно так, – Смайт сделал еще один шаг вперед, толкая мужа в огромный сугроб, и сам упал сверху, поднимая вокруг небольшой белый вихрь. – А еще я весь вечер хотел сделать так, – тихо прошептал он, проводя языком по влажным улыбающимся губам Хантера, и утянул его в поцелуй. Кларингтону определенно нравился такой Себастиан. Улыбающийся, теплый и самую капельку романтичный. Таким он видел его крайне редко. Обычно Смайт был оплотом средоточия и серьезности. Порой Хантер задавался вопросом, куда же делся старый Смайт, времен Далтона. Самоуверенный, распущенный чертяка, вечный гуляка, не мыслящий жизни без клубов, выпивки и многочисленных сексуальных связей. Нельзя не радоваться, что с годами определенные аппетиты Себастиана поубавились. Но раньше в нем жил буйный дух, жаждущий приключений, чего-то нового и необычного. Увы, он тоже утихомирился. Зато сейчас, в эту самую минуту, он словно ожил, пробудился от долгого летаргического сна. Это было заметно по глазам Смайта, таким зеленым-зеленым, горящим дьявольским огоньком. Хантер запустил ледяные руки под свитер Смайта, от чего тот слабо трепыхнулся – слишком уж чувствительный, и прижал его к себе, впиваясь пальцами в бока. Себастиан несильно куснул его за нижнюю губу в отместку и обнял за шею, сцепив руки в замок за затылком. Так непривычно валяться посреди безлюдной улицы в объятиях Хантера и просто наслаждаться моментом. Хотя пустынность была даже на руку – можно было не сдерживать своих желаний. Себастиан вцепился пальцами в собачку и расстегнул молнию на куртке, тут же припадая губами к шее Хантера. Специфичное облачение Кларингтона сейчас было как нельзя кстати – меньше проблем с одеждой. Правда, ворс мехового воротника то и дело лез в нос и в рот. — Мне кажется, что улица не самое лучшее место для прелюбодеяний, – смеясь, заметил Хантер. — И почему же? – мурлыкнул Себастиан, потираясь носом о щеку мужу, как ластящийся кот.  — Не боишься себе ничего отморозить, а? – сощурившись, поинтересовался Кларингтон. — Аргумент, – хмыкнул Смайт. – Но это не помешает мне еще раз тебя поцеловать, пока ты окончательно не разрушил располагающую к этому атмосферу. Свалив обязанность тащить елку в дом на Кларингтона – предварительно задобрив его еще парочкой поцелуев и обещаниями провести эту ночь как-нибудь по-особенному, – Себастиан рванул в дом, навстречу теплу и уюту домашнего очага. Переодевшись в чистое и сухое с космической скоростью, Смайт отправился в гостиную, чтобы подготовить место для огромной елки. Пока Хантер пыжился в коридоре, пытаясь протащить ее в дом через парадную дверь, Себастиан успел даже развести огонь в камине для согрева и пущей атмосферности. Он помнил, что во всех фильмах, на открытках всегда изображалась гостиная с огромной пушистой елкой, увешанной разнообразными игрушками и ярко светящимися гирляндами, со звездой на макушке, с кучей подарков, упакованных в разноцветную оберточную бумагу и перевязанных огромными бантами, и зажженным камином. И ему хотелось подарить Хантеру такую же маленькую сказку, пусть и на один вечер. В этом году в доме Кларингтон-Смайтов все было очень похоже. И Себастиану это нравилось, чего уж говорить о Хантере, который был в восторге, что наконец проводит настоящее Рождество со своим мужем. Игрушки, которые перевез в этот дом Хантер, нашлись на антресоли, а подарки уже давно лежали в шкафу. Хоть Себастиан и не признавал раньше этого праздника, но расстраивать любимого невниманием не хотел, поэтому быстренько перетащил все под елку. Она, кстати, действительно оказалась слишком высокой, поэтому вершок слегка согнулся, и им пришлось закрыть глаза на такую забавную мелочь. Пока Смайт вытирал лужи, натекшие с веток дерева, Кларингтон развешивал красивые стеклянные шарики, напевая себе под нос “Last Christmas ”. И на сей раз Себастиану уже не хотелось отвешивать мужу подзатыльник — он начал тихонько подпевать. Факт, что этот вечер изменил его отношение, был очевиден. Хантер добился поставленной цели, как и привык это делать всегда, а Себастиану оставалось только сдаться под натиском его очарования и искренней радости, принимая частичку веры в чудо. Убедившись, что все смотрится идеально и все гирлянды в рабочем состоянии, Хантер “зажег” огни на елке и несколько минут простоял неподвижно посреди комнаты, любуясь долгожданной картинкой. Себастиан тихо подошел сзади и положил руки ему на плечи. — Это то, чего ты хотел? — Это намного больше, – едва слышно отозвался он и обернулся к мужу, подхватывая его на руки. – Почему ты раньше не хотел этого? — Все дело в тебе. Раньше ты не пытался так... отчаянно заставить меня поверить. Ты мирился с моим равнодушием, и нас обоих это устраивало. А теперь... изменилось твое отношение – изменилось и моё. — Значит, это я во всем виноват? – фраза прозвучала беззлобно, но с легким оттенком сожаления. — Нет, – замотал головой Себастиан и перевел блуждающий взгляд на мигающие огоньки, – мы оба вели себя эгоистично. — Мамочки родные! Что это творится, Смайт признал свои ошибки, – рассмеялся Хантер, за что тут же получил легкий тычок под ребро. — Прекрати паясничать и отнеси меня лучше к огню, у меня ноги мерзнут. — Слушаюсь и повинуюсь, мой господин. Кларингтон прихватил с собой шерстяной плед, в который несколько часов назад кутался тогда еще угрюмый Себастиан, и бросил его на пол у камина, прежде чем усадить туда Смайта. Тот сразу же протянул руки, приглашая мужа к себе, но Хантер покачал головой и вышел из комнаты, бросив короткое “Я быстро”. Мужчина удивленно уставился ему вслед, пытаясь угадать, какой еще сюрприз может его ожидать. Он одновременно и хотел, и боялся узнать. Ну а вдруг он принесет ему костюм снегурки?.. Но, к превеликому облегчению Себастиана, это оказался не костюм, а огромная тарелка воздушного зефира и две шпажки. — Кое-кто не потрудился даже пиццу заказать, поэтому будем ужинать тем, что есть. — А мне так даже больше нравится, – пожал плечами Себастиан, когда Хантер уселся рядом с ним, укутывая их в один плед. Это была идиллия в полном возможном смысле слова. Когда Смайт бросил попытки к сопротивлению, Хантер начал кормить его с руки зефиром, и это не казалось дикостью, ребячеством или безумством. Им было хорошо вместе, как никогда. В придачу к зефиру, Себастиану доставались невесомые поцелуи в шею, и от этого он готов был замурчать, как большой довольный кот. Когда терпение его начало сдавать, он отобрал у мужа тарелку и перебрался к нему на колени, пытаясь ослабевшими от усталости пальцами расправиться с пуговками на свитере мужа. — Кто-то обещал провести эту ночь по-особенному? – с улыбкой напомнил ему Хантер, помогая стягивать мешающуюся ткань. — А я и собираюсь это сделать, – прошептал Бас, обжигая дыханием ключицы и запечатляя горящий поцелуй между ними. После этого слов у Хантера больше не осталось, и он послушно откинулся на пол, который благо был устелен мягким ковром и пледом сверху. Губы уже обжигали дыханием грудь, как Хантер притянул его к себе и поцеловал в губы – глубоко, медленно, трепетно, и Себастиану казалось в такие моменты, что между ними течет жидкая лава, не оставляя ни капли места холоду и одиночеству. Он отзывался так же неспешно, но чувственно, прикусывая губы и блуждая руками по горячему телу под собой. Оставил цепочку нежных поцелуев на шее и вдруг остановился. — Когда-нибудь я устану от этого, и все станет как прежде. — Когда-нибудь, но не сегодня. Хантер вдруг бережно обнял его за плечи и устроил его в своих объятиях, не реагируя на удивленный вздох. Он передумал. Он хотел провести эту ночь вдвоем, и ничего более. Поцеловав Себастиана в острое плечо, он закрыл глаза и умиротворенно выдохнул. День был слишком долгим, хотелось просто уснуть и ни о чем больше не волноваться. Рядом с самым близким человеком. В канун Рождества. И больше ничего не надо. — Счастливого Рождества, Хантер, – пробормотал Смайт, когда где-то далеко на улице послышались взрывы фейерверков и приглушенный бой городских курантов. — Счастливого Рождества, Себастиан, – отозвался он, наконец проваливаясь в спокойный сон. * За одну ночь способно измениться очень многое. Например, температура может упасть до отметки 62 градуса по Фаренгейту, что заставит вас вскочить ранним утром, пока еще даже солнце лениво прячется за тучами, и начать искать как можно более эффективный способ согреться. Именно это и произошло с Себастианом, который отключился ночью и, когда камин догорел, начал жутко мерзнуть. Поэтому первым делом он побежал включать термостат и попытался перетащить спящего непробудным сном Кларингтона на диван. Последнее получалось у него крайне плохо, поэтому пришлось принести пуховое одеяло из спальни. После вчерашнего подвига с костюмом, Смайт боялся, как бы его ненаглядный действительно не заболел. Но тот лишь умиротворенно посапывал, обнимая во сне плед, и изредка морщил нос. Поумилявшись на это зрелище минут десять, Себастиан решил заняться чем-нибудь полезным, а не сидеть без дела и пошел варить кофе. В их доме по утрам зимой стояла просто очаровательная атмосфера. Иней на окнах отбрасывал причудливые узоры из-за неяркого утреннего света, и слабые лучи восходящего солнца не могли прогреть, как следует, воздух, поэтому изо рта даже шел пар. Смайт вернулся в гостиную с небольшим подносом и утренней газетой, которая появлялась на их крыльце независимо от того, какая дата была на календаре, и поставил его на пол, около Хантера. И тут его взгляд привлекло то самое письмо, которое муж попросил не сжигать. Оно лежало на диване, всем своим видом требуя к себе внимания. Некоторое время Себастиан колебался, отпивая кофе и раздумывая над реакцией Кларингтона на его идею. А затем схватил лежащую на столе ручку, белый лист бумаги и быстро начеркал ответ, пока здравый смысл, логика и скептицизм не победили. Когда письмо было готово, Смайт нашел чистый конверт среди бумаг и запечатал его, откладывая на самый край стола вместе с приглашением. Пусть. Пусть будет. Почему бы и нет. Один раз решившись, остальные решения становится принимать намного проще. Один раз поверив, возвращаться к старому уже не хочется.