Needed

Было всего два часа дня, а Гарри уже заебался. Парень, чьи брови были нахмурены — по привычке — сидел на самом последнем ряду в самом душном кабинете университета на лекции по философии, пустым взглядом смотря на профессора Харриса, который увлечённо что-то рассказывал, иногда взмахивая своей указкой. Разумеется, Стайлсу было далеко наплевать, что профессор там с таким энтузиазмом объяснял. Тот никогда его не слушал, потому что ему было незачем. Ему было наплевать на его грёбаные оценки. Ему было наплевать на то, что его собираются исключить из университета. Этот список можно было продолжать ещё очень долго, потому что вещей, на которые Гарри было совершенно наплевать, было очень много. Причём это не было каким-то временным сдвигом в голове или какой-нибудь осенней депрессией: так было на протяжении последних пяти лет. Он хотел свалить отсюда, как только переступил этот чертов порог этого чертового заведения. Все эти тупые физиономии его раздражали до мозга костей. Каждый день видеть одни и те же лица, слышать их бессмысленные и тупые разговоры о том, кто, с кем переспал, у кого появилась новая девушка, и у кого больше подписчиков на страничке в интернете. Изо дня в день видеть их смазливые гримасы, которые они именуют «улыбками», которые уже в горле сидели. Все они (в основном, девушки) так или иначе хотели угодить ему. Сделать так, чтобы Гарри обратил на них хоть малейшее внимание. Стайлс был, можно сказать, самым опасным и пугающим, то есть самым популярным студентом университета. И не понаслышке. Влезая в очередные, причём чуть ли не ежедневные драки, он выходил оттуда победителем, а тот, кто осмеливался бросить ему вызов, оказывался в больнице на следующий же день. И это было не потому, что парень хотел показать свою силу или доказать кому-либо что-то. Во время драки он выпускал всю свою злость и ярость, накопившуюся не только за день, но и за долгие годы его мучений. Он наслаждался этим. Причинять боль — разве это не прекрасно? Калечить кого-то до крови из носа, а после слышать мольбы о пощаде, ощущая свой полный контроль. "Ага, хрен ему, а не пощада", — ответил бы Стайлс. Гарри добивал его, пока тот не терял сознание или не успевал убежать, как самый настоящий трус, хотя такое бывало редко, потому что тогда кудрявый, используя преимущество своего роста, догонял противника, а потом уже отыгрывался на всю славу. Да, он определённо наслаждался этими моментами… — Все свободны, — наконец, произнёс профессор самую желанную фразу, которую ждал каждый в аудитории. Студенты тут же начали шумно подниматься со своих мест, разговаривая друг с другом уже не шёпотом, а в полный голос, закидывая рюкзаки на плечи. Все спешили поделиться тем, о чем думали во время лекции, но что ни капельки не было интересно их собеседникам. Гарри тоже последовал примеру остальных, правда молча, не спеша поднялся и так же не торопясь, устало надел почти пустой рюкзак на одно плечо. Недолго думая, парень решил, что идти домой — не самая лучшая идея на сегодня, так что он направился к выходу и спокойно прогуливался по городу, ни о чём не думая. По крайней мере, он точно пытался ни о чём не думать. Но разве это было возможно, когда была такая знаменательная, черт её дери, дата? Казалось бы, прошло целых пять лет со дня, когда та, что была для него всем, изменила ему. Со дня, когда он потерял всё, что имел. Со дня, когда он перестал жить. Пять грёбаных лет существования на земле. В кармане джинс вдруг завибрировал телефон — черт, надо было выключить — сообщая о том, что кто-то звонил. Луи. "Ему-то что надо?" — пролетело в мыслях, в то время как парень сделал глубокий вдох. — Да, — резко бросил Стайлс, недовольный звонком. Пусть Луи и был его единственным другом, но Гарри нужно было побыть одному. В тот момент на него нахлынули воспоминания, а их было слишком больно принимать... это было слишком личное. — Что случилось? — спросил встревоженный голос парня на другой стороне трубки. Не было смысла скрывать, что тот за него волновался. Они уже перешли этот этап, когда было какое-либо стеснение и недоверие между ними. Теперь же — понимание. — Луи, — устало протянул тот, надеясь, что тот поймет, — мне сейчас хреново. Давай не сейчас... — Гарри опустил взгляд на землю, — ну, в общем, блять, тут... Я сейчас не могу говорить. — Угу, — понимающе ответил парень. Хоть у Луи и возникло пару вопросов, потому что он не сразу понял, он решил оставить их при себе. За это Гарри и уважал его. За ненавязчивость. Таких людей в этом мире было мало. Те, которые почти всегда понимали с полуслова, порой даже взгляда, а когда не понимали, то держали свои ебанные вопросы при себе, ведь если человек захочет рассказать тебе, он расскажет. И не нужно задавать кучу вопросов типа "что, когда, зачем, почему". Просто, блять, не нужно. — Я тебе позже перезвоню, — быстро добавил Гарри и нажал кнопку «отклонить», сдерживаясь оттого, чтобы бросить телефон на землю и растоптать его ногой. Хотелось разрушить что-нибудь, бить обо что-нибудь кулаком, пока кровь не начнёт размазываться по поверхности, пока глаза не прояснеют. В тот момент ему ничем нельзя было помочь. Нужно было лишь подождать, и это чувство должно было пройти. Душераздирающее и такое непривычное чувство. Нет, к пустоте внутри он привык уже давно (порой он его даже не замечал, потому что принимал, как должное), но когда она разъедает тебя изнутри, поглощая частичку за частичкой, — это невыносимо. И как бы сильно Гарри не хотел вспоминать то, что произошло в переулке, он вспоминал. Каждый момент. Каждую секунду. Каждый вздох и каждый грёбаный стон, срывавшийся с её нежных губ. Её губ... Его маленькая девочка. Эшли. Она была его, принадлежала ему вся — от волоска на голове до кончика ногтя — как он считал. И он был не прав. Черт, он был не прав во многом. Но самое ужасное было то, что он по правде принадлежал ей. От первой мысли утром до последнего биения сердца в конце дня — все это принадлежало ей, в-с-е. И Стайлс помнил каждое слово, острием резавшее его душу на маленькие кусочки в тот день. Он помнил всё в мельчайших подробностях. Хотел забыть, хотел, чтобы это ушло, испарилось, забылось. Бывают же такие вещи, которые ты забываешь, потому что они перестают иметь значение. Он хотел, чтобы она перестала иметь для него значение. Но, как всегда, хера с два. У него это не получится. Не-а. И Стайлс это прекрасно понимал. Сколько бы времени не прошло, сколько бы девушек у него не было, он её любил. А раз любил — действительно, по-настоящему, всем сердцем — то забыть уже никак не выйдет. Тем и прекрасна безответная любовь — искренностью любящего.