Зимнее сердце для лета

Guano Apes - Quietly Время перестало для меня существовать ещё час назад, когда я, упершись лбом в холодное стекло двери операционной, прощалась со всеми надеждами и страхами одновременно. Теперь же я, повинуясь, сижу на жёстком стуле и жду, когда выйдет врач и произнесёт свой приговор. Время…эта медленно ползущая штука вдруг испарилась, оставив меня совершенно одну, без всяких мыслей в голове, будто перед чистым листом бумаги в новом, специально заведённом для слёз дневнике. То, что я нахожусь в больнице, озвучивается лишь резким запахом медикаментов и прочей докторской фигни. О да, я совсем не нервничаю. Это странно, не правда ли? Видимо, это шок. Да-да, шок, и ничего больше. Так я себя успокаиваю. Потому что истерика без эмоций – это страшнее смерти. А вдруг я совсем перестала чувствовать? Нет. Я помню, что люблю Гарри. Именно это жгучее чувство в груди не даёт мне шлёпнуться в обморок. Я должна его дождаться. Тик-так. Время нисколько не бежит быстрее. Эта злостная терапевтическая змея затаилась в самом углу и выжидает, выжидает момента наброситься. Она знает, когда я буду полностью безоружна. Перед глазами даже не всплывают светлые образы моих друзей. Обычно именно они появлялись в самые ужасные минуты моей жизни и позволяли не погибнуть духом. Впереди пустота, не пожирающая, но просто присутствующая. Может, я схожу с ума? Время…время…Оно всё терпит, терпит, терпит чего-то и ждёт…А я уже ничего не жду. И даже не хочу, чтобы это всё быстрее кончилось. Потому что тишина лучше, чем грозный оклик судьбы. Кстати, о судьбе. Помните. Она никогда не обманывается. Она знает, чего хочет. Она знает последствия, и они не пугают её, какими ужасными бы не были. Сейчас я похожа на Судьбу, только вот я не знаю, чего желаю поскорее: умереть, уснуть или проснуться. Очутиться в тёплой, пушистой кроватке Хогвартса после долгого и такого мучительного сна… За дверью, что по правую руку от меня, слышатся шаги. Или это моё воображение? Плевать. Пускай и воображение, зато я не буду одна. Да, теперь я понимаю, что мешало мне насладиться тишиной – глухое одиночество. У него, кстати, есть разные виды. Сладостное – когда ты просто не хочешь никого видеть и зарываешься в книгу, накрывшись клетчатым пледом и попивая тёплый чай. Или отчаянное – когда ты не хочешь оставаться один, но вокруг никого нет, как ни кричи. Это похоже на лабиринт. Ты бродишь по нему, надеясь найти хоть кого-то, чтобы побыть с ним, рассказать всё, что покоиться у тебя на душе. А мне нужно созерцательное одиночество. Такое, знаете, чтобы рядом сидел кто-то и тоже упивался тишиной и спокойствием, пропитываясь ими насквозь, словно сахар в горячем чае, не проронив ни звука. Время резко взбегает на гору, потому что белоснежная дверь операционной быстро распахивается, и в коридоре показывается мистер Дамен. - Доктор! – подскакиваю, будто ужаленная, я. Время таки нашло брешь в моём обречении. – Ну, что? – в моём спокойствии не осталось и следа смирения. Я желаю знать, что и как. И лучше бы это были добрые новости. Ну, пожалуйста, пусть это будут они! - Гермиона. Вы здесь, - устало произносит мужчина своим бархатистым тихим голосом. – Всё хорошо, - я молчу, потому что жду продолжения. Просто «хорошо» меня не устраивает. Доктор видит в моих глазах вопрос и продолжает. – Операция прошла гладко. Мы сделали пересадку. И теперь ваш Гарри Поттер совершенно здоров. - Спасибо, Пол! Спасибо! – чуть ли не целую доктора я, теперь уже можно не сдерживать радость. Он улыбается, а моя улыбка через секунду пропадает, потому что я вспомнила ещё кое-что. – Доктор, почему Вы не позвали меня, как донора? Я же подошла.. И кто тогда…кто…кто спас его? - голос начинает предательски дрожать и я прикусываю губу, чтобы не разрыдаться. Ведь осознание приходит раньше его ответа. - Ваш друг просил не говорить Вам до самого конца, - глаза мистера Дамена становятся грустными, будто всю радость из него выкачали секунду назад. - Рон? – еле слетает с моего языка. - Да, - кладёт руки мне на плечи врач. – Гермиона, он спас вас обоих. Это дорогого стоит. Он…отличный друг, - я почти не слушаю его. Во рту становится очень горько. Будто от переизбытка соли от слёз, текущих по моей душе, но не по щекам. Это ступор. Это самое ужасно – плакать внутри себя. – А, - доктор снимает халат и залезает в карман брюк, доставая оттуда немного помятый конверт. – Он просил передать Вам это. - Спасибо, - сжав зубы, отвечаю я, беря конверт из его рук. – Можно к Гарри? - Я бы не советовал. Он спит. Вам бы тоже не мешало поспать… - начинает свои докторские нотации Пол. Я гляжу на него так же упрямо, совершенно сухими, но обречёнными глазами. – Но я Вас пущу. Можете поспать рядом с ним. Там есть кресло. Проходите, - он открывает передо мной дверь. Да, этот мужчина в годах сошёл бы мне за дедушку, но я, всё же, целую его в щёку, прошептав ещё раз «спасибо», и вхожу внутрь. Вновь белый коридор, потом белая комната, белые стены, белая кровать, бледное лицо. Господи, неужели он жив? Подхожу ближе, а тело совсем не слушается меня. Руки трясутся, то ли от холода, который начинает постепенно рассеиваться, то ли от страха, то ли от горя. На улице уже вечереет, но через плотную ткань занавески из окна пробираются тени, обрабатывая лицо больного, словно в фотошопе, подчёркивая все достоинства и скрывая недостатки. У него всё такие же впалые скулы, длинные ресницы и молниеобразный шрам на лбу. Его грудь вздымается с каждым равномерным вдохом. Он дышит! Дотрагиваюсь до его щеки – тёплая. Как же это чудесно – дотрагиваться до него, после того, как пару часов думала, что не увидишь его никогда! Сажусь в кресло рядом, обхватив его ладонь своей и положив голову на край кровати. Я и вправду хочу спать. В голове вновь ноль мыслей, размышлений и тревог. Но сейчас эта пустота не кажется холодной. Она кажется наполненной чем-то особенным. Может, счастьем? «Он живой. Он. Живой. Он…» - с этой мыслью я засыпаю, не думая о последствиях, а просто принимая их. У нас всё будет хорошо… Marina And The Diamonds - Valley of the Dolls Я просыпаюсь раньше него. Не знаю, почему. Прошло только пара часов, а я больше не могу спать. Будто и не устала. Парень всё так же равномерно и спокойно дышит рядом, будто всегда так лежал, всегда так жил. Укрываю его побольше, до самой шеи одеялом. Здесь не достаточно тепло его руки не горячие, а прохладные. Он замёрз. В прочем, я тоже. Радуюсь тому, что могу почувствовать хоть что-то. Холод, тепло… Оглядываюсь, на соседнем стуле лежит плед. Беру его и накрываю свои ноги. Хоть какой-то источник энергии. Я просидела бы так вечность – просто смотря на его спокойный сон. Без всяких призраков прошлого и кошмаров, без смерти и печали. Я уверена, ему снится что-то хорошее – потому что уголки его губ непроизвольно тянутся вверх, изображая улыбку. Вдруг я чувствую, как он сжимает мою руку, всё ещё обнимающую его пальцы. Силы у него есть – потому что пожатие действительно мощное, мужское, но неимоверное приятное. Парень открывает глаза, их светлый блеск прорывает тьму, окутывающую нас. Ведь уже вечер, и в палате темно. - Гермиона! – немного неуверенно, будто впервые произносит он моё имя. – Ты здесь. - Да, Гарри, я здесь, - кое-как выговариваю я, вдруг почему-то вспоминая о Роне и его рыжей копне волос. – Как ты себя чувствуешь? - Хорошо. Просто отлично! – шевелит руками и ногами поочерёдно он, проверяя, все ли импульсы доходят из мозга до правильных частей тела. - Дай, я посчитаю пульс, - переворачиваю его руку в своей я. Пятьдесят два. – Превосходно, - как-то безрадостно выходит, но я ничего не могу с собой поделать. Как только глаза Поттера посмотрели в мои в первую секунду, я вспомнила Рона, потому что он был нашей частью, а теперь часть нашего друга находится в Гарри. Я не могу в это поверить и уверена, Гарри не поймёт. - Гермиона, что-то не так? – настораживается он. - Нет, всё хорошо, - неправдоподобно вру я. - Тогда почему ты плачешь? – Что!? Я плачу? Чёрт, и вправду. Слёзы катятся из глаз, не застилая зрение, я просто, огибая скулы и капая вниз. – И где Рон? Его не пустили? – Гарри начинает лихорадочно оглядываться и задавать вопросы, будто предчувствуя беду. – Кто был моим донором? Ты ведь знаешь, Гермиона? Что сказали врачи? Когда меня выпишут? - Гарри… - дотрагиваюсь я до его руки только слегка, но даже от такого прикосновения парень вздрагивает и устремляет свой испуганный, но острый взор прямо мне в лицо. И как ему сказать? Как? – Прости меня… - только и удаётся вымолвить. – Это я должна была быть на его месте, я не знаю, как так получилось…как он мог…так поступить… Это всё из-за меня! – голос срывается, а я падаю головой вниз, на одеяло больного, поливая его градом слёз. - Так… это… он? – шепчет Гарри. – Он – мой донор? – выкрикивает уже парень, сжимая кулаки. Я чувствую его напряжение и ещё больше воды выливается из моих глаз. – Но как? – я не вижу, но чувствую, что он тоже плачет. Но мужскими, скупыми слезами, как положено. – Стоп, - вдруг он кладёт руку на мою. – Что ты имела в виду, что это ты должна была быть на его месте? - Я… - поднимая голову, нервно сглатываю я. – Я с самого начала хотела быть донором. И скрывала это. Он, видимо, тоже. Он ничего не говорил мне, а я ему. Но доктор, почему-то выбрал его, хотя я тоже подошла бы тебе, мы проверяли. Вернее... моё сердце подошло бы, - и куда делись слёзы? Я говорю почти уверенно, но как-то сломлено. - Вы… да вы… как вы оба могли?! – начинает сердиться Поттер. Теперь я его узнаю. Я же говорила – он не поймёт. – Ничего мне не сказали и… - Ради тебя, Гарри, мы на всё готовы. Разве ты не понял это за семь лет? – укоризненно спрашиваю я, гордо глядя в его серые глаза, полные отчаяния. - Но я всё равно не понимаю… - Может, ты поймёшь, когда мы прочтём это? – вынимаю я письмо из конверта. - Это от него? – я киваю. – Прочтёшь? – вновь сухой кивок. Я вздыхаю, набираюсь мужества с минуту и начинаю читать последнее письмо нашего друга. «Дорогие Гарри и Гермиона! Я знал, что вы оба расстроитесь и всё такое… но. Хочу сразу сказать, почему я это сделал. С того момента, как мы поселились здесь, я не отрывал от вас взгляда…И знаете что? Вы - идеальная пара. Не смейтесь, но это так. И я не мог допустить, чтобы ваш союз рассыпался. А теперь ты, Гермиона. Хвалю тебя за смелость и прочее… я знаю, насколько ты любишь Гарри, и именно поэтому решила умереть ради него. Но почему ты не рассказала мне? – в голове мелькает: потому что ты бы меня не пустил, придурок. – Я узнал всё от доктора, когда пришёл к нему, без вашего ведома. В тот день вы пошли в кино, а я остался дома. Знаете, вы так мило щебетали в коридоре… что я понял, что если тебя, Герми, не будет у Гарри, то он не выживет даже со здоровым сердцем. Не буду слезливо заканчивать письмо. Гарри! Береги её. Вы с Джинни, конечно, тоже были милы вместе, но Гермиона… она особенная, пойми это! И не бросай. Никогда. Я узнаю и накажу. Не знаю, как но… Мне пора, друзья мои… Пусть моё сердце бьётся за вас обоих, пусть оно согревает тебя, Гарри, и пусть любит так же, как и твоё сердце, Герми. И пусть для вас будет вечное лето или зима, как вам нравится. Главное, чтобы не серое и не противное.. вы же знаете, я не переношу осень и холод… С вечной любовью, Рон Уизли». На последней строчке я не сдержалась и зарыдала вновь. Рон никогда не говорил этого вслух: «люблю», «пара», «особенная»… Он всё это держал в себе? Или просто перед собственным концом чувства обостряются? Не знаю, но я жутко злюсь на него и…люблю. Где бы он ни был. - Рон! Сволочь…как он мог! – Гарри прижал меня к себе одно рукой, другой перебирая мои волосы, чтобы отвлечься, но временами, всё же, выкрикивая оскорбления. Но эти оскорбления не значат, что он не любит его, что он не будет его помнить, что ему всё равно, что он для него сделал. Наоборот, Гарри слишком расстроен, чтобы говорить что-то хорошее и светлое о своём друге. - А ведь у него День Рождения через два дня, - вдруг произношу я. - Ага, в день похорон, - из уст Поттера вылетает истерический смешок. - Зимнее сердце для лета… Ты – моё лето, - выдыхаю я слова, давно крутящиеся слова на языке. - А он был осенью, хоть никогда и не любил её, - проговаривает парень. – Такой рыжий и солнечный. - Неа, морозный и январский. Как и я… - грустно улыбаюсь я. – А ты у нас всегда тёпленький. Во всех смыслах. - А это плохо, морозная моя? – Гарри целует меня в макушку, и всё моё существо собирается в той тёплой точке, в которой только что были его губы. Я, секунду назад разбросанная по комнате на куски, сейчас целая и невредимая, не считая пары трещин на сердце. Мы будем всегда сидеть так и разговаривать. За окном будет твориться непонятно что. А нам будет всё равно. Мы будем вспоминать о Роне и спорить. Спорить – наше излюбленное занятие. А вспоминать друга – самое любимое дело на свете. И никто нам не страшен, потому что мы вместе. Все втроём. Мы – треугольник, который не сломить. Пусть остальным кажется, что нас двое, это не так. Рон навсегда с нами. Теперь уж точно его не оторвать…И теперь для нас всегда морозная зима будет соединяться со жгучим летом в сердце Гарри. Ведь именно там происходит стык времён.