Зимнее сердце для лета

30 Seconds To Mars - End Of All Days Осунувшееся от восторга и без того давно худое лицо Гарри раскраснелось. Сейчас он верит в победу, он верит в жизнь. Блестящие из-под очков глаза пылают бескрайней силой и энергией. Он прекрасен, как никогда. Но я не могу думать об этом. Сейчас главное – его спасти. По-моему, принести себя в жертву – не самый худший способ. Мы с Роном идём по улице молча, погрузившись в некую апатию. Поттеру этого не понять, а мы с Уизли крайне озабочены. Я-то понятно почему. А вот Рон? Он думает, что операция пройдёт плохо и наш друг, всё-таки, умрёт? Или что? Гарри что-то беспрестанно болтает, что так не похоже на него. Обычно он говорит только по делу, не тратя речь на пустые звуки. Но сегодня всё иначе – он восхищается природой; говорит, что любит зиму, хоть и родился летом; что теперь в нашей жизни всё изменится; что это его второй шанс, который ему даёт судьба; и что теперь он не может упустить его. Я понимаю его. Я вела бы себя абсолютно так же, если была бы на его месте. И я счастлива за моего мальчика. О да, теперь я могу его так называть. Потому что он мой. Пока мой. Но до конца этого счастья осталось недолго – всего каких-то пару-тройку часов. Чёрт! Как мало! И даже насладиться его близостью некогда, да и не возможно – ведь мысли заняты другим. Я скоро его потеряю, вернее, покину его. И он всё на свете узнает, что я бы хотела сказать так давно… Ему не понравится всё это, и он не поймёт, для чего свою жизнь я отдам. Поймёт он лишь только одно – что люблю его больше, чем жизнь. Надеюсь, поймёт. Ещё вчера вечером я написала ему письмо которое передам сегодня через Рона. Я написала, как сильно люблю его; и что не могла поступить иначе; чтобы он не корил себя; что всё идёт так, как должно быть; чтобы он не прекращал бороться; чтобы он верил в себя; чтобы он победил во имя нас, во имя нашей дружбы; что я верю в него и даже на небесах буду беспокоиться и пытаться помочь. А также, чтобы он не действовал по плану; что ни один наш план никогда не срабатывал; но чтобы он знал, что делает. И что он должен жить, чтобы всё было не зря. Что вера есть любовь, и что два этих понятия должны соединиться воедино, чтобы стать орудием победы. А ещё… - чтобы он был счастлив с Джинни, что она – это то, чего я ему желаю. Я знаю, Гарри трудно будет это принять, но так нужно. И я не отступлю. Вновь эти больничные коридоры. Пустые стены сегодня, как никогда, пугают. Люди вокруг, в большей мере мед.персонал, кажутся слишком безликими и чужими. Что это со мной? Я чувствую приближающийся конец? Так, стоп. Нельзя об этом думать. Всё пройдёт быстро и безболезненно, и не о чем беспокоиться. Кабинет номер три сегодня не выглядит так лучезарно. Или это только мне так кажется, что цвет двери поблек? Поворачиваю голову в сторону Гарри. Он на секунду останавливается, не трогая ручку двери, чтобы открыть её. Его веселье не скрыть ни под какими каменными масками, но сейчас к нему добавилась едва уловимая тревога, скользящая по всему лицу, отыгрывающаяся на ходячих скулах и бегающих из стороны в сторону глазах. Поттер глядит на меня тем самым взглядом, которым смотрел на родителей или на Сириуса. Такой детский, наивный и просящий взгляд. Он хочет прекратить всё это? Может, до него только сейчас начала доходить истина того, что ради него умрёт человек? Зря мы вчера с Роном всё это затеяли. Не нужно было начинать этот разговор. Сейчас Гарри труднее решиться на операцию, потому что он думает, что виноват во всём. Но я не дам ему развернуться и уйти. Никогда. Я беру его за руку, немого робко, но всё же сильно сжимая его пальцы в своих. Гарри опускает взгляд на наши скрещённые руки, а потом резко переносит взгляд на моё лицо. Он грустно улыбается и кротко целует меня в уголок губ, пытаясь заставить самого себя поверить, что всё будет хорошо. Я оборачиваюсь на нашего друга. Тот умиляется нашим видом и немного смущённо улыбается. - Хватит подглядывать, - смеюсь я, глядя на Рона. - А я что? Это всё вы… - отшучивается он. – Нам пора, - он смотрит на часы. - Уже десять. - Да, - кивает Гарри. И мы заходим внутрь. Доктор Дамен объясняет нам, как будет проводиться операция. Не в самых смелых подробностях, разумеется, а в общих чертах. Гарри и донор будут под наркозом, и Поттер не увидит того человека никогда, потому что это было бы слишком негуманно, рассказать тому, который выживет, кто спас его. Слава богу, что Гарри не увидит донора до операции – ибо он сразу же бы отказался. Господи, как же я хочу, чтобы это всё побыстрее закончилось! Нервы начинают шалить. Давно я так не нервничала. Да. Я так нервничала только перед самыми первыми экзаменами на первом курсе. Помню, как все считали меня заучкой. Но то были волшебные времена. Мне всё удавалось. Абсолютно всё. Я была умней всех. А сейчас? Сейчас я просто стою и трясусь от того, что вижу его в последний раз. Что теперь даже прикоснуться к нему не могу. Что больше я не увижу Рона, мистера Дамена и этот кабинет. Я уже скучаю по Снегу, по Амбридж и даже по Сами-Занете-Кому. Мне будет не хватать этого, этого драйва, этих приключений, этих нервов. Я ведь стану ничем, просто холодным трупом, лежащим среди множества таких же. Интересно, а это больно, умирать? Ох уж эти философские вопросы! Никогда не задумывалась таким образом над жизнью. Я просто жила, умничала, творила чудеса, но не больше. А сейчас мне кажется, что я многое не успела осмыслить, что те годы, что я прожила, били глупыми и пустыми, что всё не должно так кончиться, что я ещё должна жить. Но нет. Я ведь решила. И я не отступлю. Уже некуда отступать. - Итак, Гарри, следуйте за мной, - слышу я последний слова доктора. – А вы, друзья мои… вас я прошу остаться в коридоре. Если не хотите, конечно, уйти домой. Операция будет длиться несколько часов. - Мы остаёмся, - в один голос произносим мы с Уизли. Но я что-то не понимаю. Зачем Пол сказал, что мы могли бы пойти домой? Я же донор. Ау! Что вообще здесь происходит? Наверное, он подойдёт ко мне позже, потому Гарри не должен ни о чём знать. Поттер и доктор уже в конце коридора, а я стою у двери. Мгновенно на меня накатывает волна слёз, но я не даю им волю. Мой мальчик будет жить. Нужно сказать ему, что люблю. Люблю безумно. Прямо сейчас. Я срываюсь с места и бегу за ним, не слыша окриков Уизли за спиной. Сейчас никакие звуки не важны, кроме биения его сердца. - Гарри! Гарри! – кричу я, еле слыша собственный голос, шум воздуха в ушах не даёт сосредоточиться ни на чём остальном. Я будто в воде, которая заполняет меня. - Гермиона, что ты…? – но парень не успевает договорить, потому что я впиваюсь в его губы, обхватив руками его тонкую шею. Он жарко отвечает на поцелуй, но быстро отстраняется и смотрит на меня как-то странно. - Я люблю тебя, - шепчу я. - Я знаю, - всего лишь отвечает он. Я слышу в его голосе неуверенность, потому что он боится сказать то, чего на самом деле он не чувствует. Да мне и не надо слышать его «я люблю тебя», ведь я знаю, что это невозможно. Просто, главное, что я сказал ему то, что хотела, то, что чувствую, то, что больше не смогу произнести никогда. – Всё будет хорошо, - приобнимает он меня за талию и в последний раз чмокает в губы. Я остаюсь в конце коридора совсем одна. Передо мной захлопывается дверь операционной. Сердце моё бешено стучит, желая выпрыгнуть вслед за любимым и поскакать за ним хоть на край света. Но это невозможно. Все мечты рушатся, а планы не срабатывают. Все жизни кончаются, все сердца разбиваются. Это не просто поэзия. Это жизнь. Но я не хочу её принимать такой, какая она есть. Я хочу менять её, хочу властвовать над ней, хочу покорить её себе. И я не отступлю. Подготовка к операции, как мне кажется, длится целые века. Потому что я уже успеваю отсидеть себе обе ноги. Спина начинает затекать, и я чувствую себя дряхлой старушкой. Рон тоже весь ёрзает рядом на стуле, не зная, куда себя деть. Мы молчим, боясь лишним слово разбить вдребезги нервные системы друг друга. Ведь мы напряжены не на шутку. Особенно я. Уизли чувствует это. Он кладёт свою руку на мою и просто кивает, понимающе смотря мне в глаза. Так он пытается утихомирить мои нервы и стучащее во всех точках моего тела сердце. Я кладу голову ему на плечо и закрываю глаза. Мне вспоминается наша первая встреча в купе поезда, когда мы впервые ехали в Хогвартс. А потом и все остальные поездки, которые уже не были так веселы, как первая. В 11 лет мы столкнулись с таким кошмаром, что всё остальное не могло уже быть слишком весёлым для нас. То нас преследовали дементоры в поезде, то мы были озабочены снами Гарри, то нас ужасало исключение Гарри из Хогвартса… Не было ни одного спокойного года обучения. Но я не жалуюсь. Это были самый лучше годы моей жизни. И я бы всё отдала, чтобы повторить всё это. Чтобы вернуть ту беззаботность, с которой мы проходили мимо Пушка, дрались с Пожирателями Смерти и разрушали крестражи. И пусть всё это чуть ли не стоило нам жизни, но я рада, что всё было именно так. Мне есть что вспомнить, мне есть чем хвалиться. Пускай на небесах, но всё же гордиться я буду. Однозначно. - Герми, я отойду… эм …ну… - мямлит Рон у меня под ухом, мягко освобождаясь от моей головы у себя на плече. - Я поняла, - слегка улыбаюсь я. – Иди, конечно. Его широкоплечая фигура исчезает в противоположном операционной коридоре, оставляя после себя лишь гул тяжёлых шагов, отдающихся об стены больницы. Я вновь остаюсь одна со своими мыслями. Кажется, что я одна на всём свете. И почему доктор не приходит за мной? Сейчас был бы идеальный момент! Где же он? Ну и ладно. Значит, не время. В голову лезут последние дни, проведённые с Гарри. Он был как никогда добр ко мне, целовал меня, покупал сладкую вату, которую трудно было достать. Не знаю, как он это делал. МЫ объедались мороженым и веселились… Как жаль, что это кончается. Но всему в конечном итоге приходит конец. Ведь так? Счастья не бывает много, оно мимолётно. И нужно принимать те моменты, когда счастье было в твоей жизни. Рона уже давно нет. И доктор всё не идёт. Мне очень холодно, и я больше не могу сидеть здесь! Встаю со стула и иду в сторону операционной, чтобы узнать, что же происходит. Сердце вновь выпрыгивает из груди, словно теннисный мячик, который колотят ракетками по полю. Мне страшно. Теперь я могу это признать. Я никогда не любила чувствовать себя слабой, но теперь время заставляет меня это делать. Чёртово время! Подойдя вплотную к операционной, я вглядываюсь в мерцающие над её дверью буквы и ужасаюсь. Надпись гласит: «Идёт операция. Не входить». Как идёт? Без меня? Да что это за чертовщина? Как? КАК?! Они нашли другого донора и ничего не сказали? Но этого не может быть! И где этот Рон, когда он так нужен? Где все? «Я не отступлю» - проносятся собственный слова в голове, и мой мозг начинает резво думать о всех сложившихся обстоятельствах, собирая разбросанные по углам пазлы действительности. Рона нет уже порядочно давно. И он пропадал временами, как и я. И вчера он так спрашивал Гарри о доноре, будто сам был им. Но нет, это всё чушь! Я слишком взволнована. Остаётся только ждать. Ждать…ждать. Я остаюсь одна стоять у двери операционной, за которой творится история. За которой возрождают моего мальчика. Непонятно как и непонятно кто. И я слышу сквозь дверь его замирающее сердце, готовое прекратить биться в любую секунду.