Ужас Блэйкни-холла (история с привидением)

Маргарита поцеловала супруга и удалилась. Шовлен проводил её глазами и перевел взгляд на портрет матушки Алого Первоцвета. Шовлену всегда нравились высокие фигуристые блондинки, такие, как нынешняя и покойная леди Блэйкни, - а те, увы, предпочитали рослых атлетов. Таких, как сэр Перси, - вот с кого Антиноев лепить! - Это м-мама, - флегматично напомнил сэр Перси. – Она т-того… - Да-да, грустная история, - посочувствовал умиленный Шовлен. - Н-нет, я не об этом! – Перси изящно махнул рукой, и на пол при этом ничего не упало. «Надо же, он оказывается, заикается, когда пьян», - мутно удивился француз. – Она т-того… Ходит! - Где? – тупо спросил Шовлен. - Где хочет, это же её дом, - пояснил Перси. – Чаще всего её видят на г-галерее. В том к-крыле, где ваши комнаты, она п-практически не бывает… Я п-потому вас там и поселил. - Зря, - усмехнулся француз. – Любопытно было бы выяснить, боюсь ли я привидений. Внезапно Шовлену показалось, что красавица на портрете заговорщически подмигнула ему ярко-синим нарисованным глазом. **** Часы в каминной били полночь. Бывший маркиз, бывший посол, бывший член Комитета общественной безопасности крался по галерее, мимо охотничьих трофеев, коллекционного оружия, парадных портретов, неодобрительно взиравших на него со стен. На темном ковре тускло поблескивали бесценные итальянские шпаги – сэр Перси и не подумал снять их, дабы не искушать бывшего врага. Многочисленные баронеты Блэйкни горячили боевых скакунов, опирались на фамильные мечи, попирали кабаньи туши. Головы этих кабанов, траченные молью, красовались тут же. «Моей головы тут не хватает», - подумал Шовлен с мрачноватым юмором. Заняв наблюдательный пост в нише между гербовым щитом и напольным подсвечником, он скорчил гримасу своему отражению в овальном зеркале напротив. Какое мальчишество, в его-то годы!... К утру он обогатился сведениями о личной жизни собственного камер-лакея, к которому заполночь бегала горничная леди Блэйкни. Не подлежало сомнению, что красотка скоро окажется беременной и упадет в ноги хозяйке, умоляя заставить коварного соблазнителя жениться. После завтрака невыспавшийся Шовлен задремал в библиотеке, положив голову на кипу старых газет времен Республики (от скуки он взялся писать мемуары). Разбудила его Маргарита. - Сколько у вас седины, Арман, - вздохнула красавица. - Впрочем, я ведь тоже не молодею. Мне уже тридцать. - Вы чем-то расстроены, Маргарита? - осведомился Шовлен. - Скорее встревожена, - леди Блэйкни сцепила унизанные кольцами пальцы в замок. - Муж уехал к своему кузену, покупать жеребца этой новой породы, на которой помешались все английские коннозаводчики. - Ну и что? Не дуэлировать же он поехал. - Я не доверяю его кузену, - Маргарита с треском захлопнула веер. - Артур делает долги, играет, а у Перси огромное состояние и нет детей. Я не могу помешать Перси бывать у родни и не могу всюду сопровождать его - это поставило бы нас обоих в дурацкое положение: навязчивая ревнивая жена, которая пасет супруга, точно овчарка!... - Успокойтесь, Марго, - Шовлен невольно улыбнулся, - сэр Перси отнюдь не баран! - Вы не понимаете, - Маргарита горестно покачала головой, - вы даже не представляете себе, как легко устроить "несчастный случай" на скачках или на охоте! Роковой выстрел, подрезанная подпруга... Но я не могу поделиться с мужем своими подозрениями, он сочтет, что у меня паранойя. - А почему бы вам не родить мужу наследника? "Надеюсь, прекрасная Марго не станет посвящать меня в свои интимные проблемы, - с беспокойством подумал Шовлен. - С чего вообще ей понадобилось со мной откровенничать? Нашла подружку!" Одновременно он тщетно пытался вспомнить этого кузена Артура. Кажется, он приезжал в Блэйкни-холл раз или два, но Шовлен, в то время еще не смирившийся со своей участью, из-за запертых дверей поневоле прислушивался к взрывам смеха, звукам клавикордной музыки – и наливался яростной злобой. Маргарита сама не понимала, какая муха её укусила. Давно ли Шовлен был её смертельным врагом? Она простила – в том смысле, что не желала ему зла, хотя какого зла можно пожелать человеку, который жизнью не дорожит, а всё, чем дорожил, уже потерял? Шовлен же не выказывал Маргарите ничего, кроме вежливости хорошо воспитанного мужчины, который отправит даму на эшафот, но не забудет при этом поцеловать ей руку. Почему же теперь бывший приятель, бывший соотечественник, бывший враг и мучитель вдруг показался ей человеком, которому можно доверять? - Перси не хочет, - плечи Маргариты печально поникли. - Его матушка... это все знают. Оказывается, эта ужасная болезнь передается через поколение, и, хотя муж здоров, его дети могут быть... - Не очень здоровыми, - заключил Шовлен. - Прискорбно. Кстати, Маргарита, раз уж мы заговорили о матушке - она разгуливает по дому без определенной цели, или ей что-то нужно? Ваш муж не пытался это выяснить? - Вы не понимаете, - повторила молодая женщина. - Мой муж - англичанин. Англичане совершенно философски смотрят на такие вещи, для них фамильное привидение - все равно, что сверчок за печкой. Это одна сторона. А другая - уважение чужих прав, чужой тайны, которое тоже у них в крови. Перси никогда не дерзнет поинтересоваться, чего хочет его матушка. - А вы? Ведь вы-то француженка? - Но не французский гренадер! - фыркнула слегка обиженная Маргарита. - Я в равной мере боюсь сумасшедших и покойников, а моя свекровь - и то и другое! Молодая женщина ожидала от Шовлена дельного совета, а не дурацких расспросов - ведь маленький француз был умен, в отличие от её подружки Сюзанны или братца Армана. Тем не менее, выговорившись, она ощутила некоторое облегчение. ***** Хозяин Блэйкни-холла возвратился к вечеру. - Ну что, купили жеребца? - поинтересовался Шовлен, когда сэр Перси, по обыкновению, заглянул к нему поболтать. - Нет, - отмахнулся англичанин, - когда я выехал его погонять, неподалеку раздался выстрел - видимо, какой-то фермер стрелял ворон. И проклятая скотина понесла! Мы мчались, как на скачках в Эпсоме, перемахнули две изгороди, сломали третью, затоптали пару свиней и ухнули с обрыва в реку. Это было весело, - добавил он мечтательно, - но, разумеется, от покупки я отказался. Зачем мне конь, на котором даже на охоту не съездишь? Кто захочет от него жеребят? - А владелец знал, что конь боится выстрелов? - Артур-то? Мог и не знать, - беспечно ответил Перси, поправляя и без того безупречный галстук, - он охотнее садится за карточный стол, чем в седло. Превосходная иллюстрация к вашим рассуждениям об упадке дворянства. - Кстати, что за имена в вашем семействе - Артур, Персиваль? Ланселота не хватает. Это что, традиция? - Традиция, вы угадали, - сэр Перси с видимым удовольствием потянулся всем своим длинным телом, как огромный кот. - Мои предки участвовали в крестовых походах. Святой Грааль и всё такое... Спокойной ночи, приятель! ****** Сэр Перси, без кафтана и в расстегнутом камзоле, знакомым жестом расправил кружева на манжетах и улыбнулся. «Nothing can seem foul to those that win", - с привычной завистливой неприязнью подумал Шовлен. - "Для победителей нет мрачных дней"* - Милейший Шарман*, прошу простить мне злоупотребление жокейским жаргоном, но вы совсем застоялись. Предлагаю немного размяться. Мой друг Тони сломал ногу на охоте, оставив меня на ближайшие несколько недель без партнера! Шпага Лоренцо Ченчи в руке англичанина нарядно и празднично блеснула на солнце. Она выглядела столь же изысканно, как её хозяин, и была столь же смертоносной. Шовлен глубоко вздохнул, унимая сердцебиение. Ему было страшно – куда страшнее, чем если бы Блэйкни приставил эту шпагу к его горлу с самыми кровожадными намерениями. Хотя, может, англичанин решил осуществить их несостоявшуюся дуэль? Внезапно ему вспомнилось, как до революции многие его знакомые выходили на поединок, намереваясь лишь показать готовность драться, но, встав в позицию, ощущали жажду убийства – и убивали. Чего доброго, и на Блэйкни накатит кровожадность. Как ни странно, эта мысль придала ему сил: получить три дюйма стали в грудь он боялся куда меньше, чем превратиться в посмешище. Его подозрения были напрасны. Сэр Перси фехтовал с видимым удовольствием, но без грубости, и, как только противник выдохся, - отступил на шаг, опустив шпагу. - Убить вашего фехтмейстера мало! - Он что-то делал не так? – переводя дух, поинтересовался Шовлен. - Всё! – отрезал Блэйкни и, встретив недоумевающий взгляд француза, снизошел до объяснений: - Он испортил вам руку. Кроме того, он внушил вам, что ваш рост и сложение – недостатки, вместо того, чтобы превратить их в преимущества. - А разве это возможно? - Видал я хромых, которые фехтовали лучше здоровых. Даже увечье может стать преимуществом. Видимо, ваш учитель фехтования сам был рослым, с длинными руками, вот и предпочитал приемы, рассчитанные на человека сильного сложения. *Игра слов: "шарман" и значит "милейший". *Шекспир. **** - Вы опасный противник, сэр Перси. Вам приходилось убивать на дуэли? - Что вы, дружище! - пожал плечами изумленный таким предположением Блэйкни, раскрывая черепаховую табакерку (Шовлена по старой памяти передернуло). Я для этого слишком большой эстет. Проткнуть человека шпагой – брр… Это довольно грязно, к тому же предсмертная агония – зрелище на любителя. Мне нравится фехтовать, потому что это красиво. И лошадей я люблю, потому что они красивы. Море и парусник – это тоже очень красиво, поэтому я иногда встаю к штурвалу моего «Полуденного сна». - Мой вам совет - не относитесь к фехтованию слишком серьезно, - продолжал англичанин. - Чтобы делать это хорошо, нужно получать от этого удовольствие! Если хотите, я готов быть вашим фейхтмейстером. - Буду признателен, - после секундного колебания ответил Шовлен. Уроки фехтования его неожиданно увлекли. Сэр Перси предпочитал оригинальный стиль, допускающий и рубящие удары, и удары эфесом; это было непривычно, зато не требовало большой физической силы, которой маленький француз похвалиться не мог. Спустя два месяца Шовлен четверть часа продержался против лорда Тони - и проиграл лишь потому, что старого друга сэр Перси тренировал гораздо дольше. *** Зима окончательно вступила в свои права, выпавший снег больше не таял, и супруги Блэйкни отправились в поля натаскивать борзых. Натаскивание заключалось в том, что всадник на резвом коне, с охотничьим трофеем в руке галопом мчался по полю, увлекая за собой молодых собак. Обыкновенно этим всадником был сэр Перси, однако сегодня леди Блэйкни уговорила супруга уступить ей главную роль. - Вот, воот, вооот, вот-вот-вот! – протяжно и звонко кричала Маргарита, размахивая лисьей шкуркой, и свора с Принцессой во главе, азартно гавкая, мчалась за ней. ...Глядя на смеющуюся, разрумянившуюся от скачки Маргариту, Шовлен ощутил нечто вроде зависти к сэру Перси, и зависть эта не имела отношения ни к фантастической удачливости англичанина, ни к его богатырской стати. Рядом с Блэйкни была прекрасная женщина, оставившая ради него отечество, друзей и театр, любящая, преданная и самоотверженная, готовая подставить свое хрупкое плечико под бремя его забот, броситься между ним и любой опасностью. Вот чему поистине стоило завидовать, вот чего не добьешься интригами и ни за какие деньги не купишь. Когда Маргарита осадила взмыленного Султана, Шовлен поравнялся с ней, приотстав от Блэйкни, занявшего привычное место во главе своры. - Спешу вас успокоить, мадам - паранойя вам не грозит, - и он рассказал об опасном приключении, которое сэр Перси пережил в гостях у Артура. - Значит, вы верите, что Артур хочет убить Перси, чтобы заполучить майорат?! - красавица судорожно стиснула поводья. - Верю! - угрюмо кивнул француз. - Я, дорогая Марго, повидал в своей жизни таких людей и такие виды, что убийством кузена ради наследства меня не удивишь. - Что же делать? - в отчаянии воскликнула Маргарита. - Вы бы не могли для начала раздобыть мне хорошую шпагу? - Зачем?! - поразилась леди Блэйкни, но, спохватившись, что редкого мужчину обрадует намек на его полнейшую небоеспособность, поспешила загладить неловкость: - В оружейной десятка три шпаг! - Да это оглобли! - с досадой ответил Шовлен. - Упражняться с длинным и тяжелым клинком даже полезно, но боевое оружие должно быть по руке. - У меня есть то, что вам нужно! Я играла Керубино в "Женитьбе Фигаро" - он же должен быть хрупким, женоподобным, иначе как бы он, переодевшись, спрятался среди крестьянских девушек? - Крестьянские девушки как раз не хрупкие. А что за шпага? Парадная зубочистка какая-нибудь? - Нет, настоящая боевая, испанской работы, уступит только миланским. Мне одолжил её для роли Арман, а потом Перси подарил ему другую, вот она и осталась у меня. *** Незадолго до полуночи Шовлен, решивший поспать пару часов перед дежурством на галерее, был разбужен страшным шумом - вопили люди, визжали лошади, выли собаки на псарне, и всю эту какофонию перекрывал тревожный гул медного била. Спросонья француз не сразу сообразил, где он находится - до такой степени всё это напоминало революционный Париж. В оконных стеклах отражалось зарево - стряхнув остатки сна, Шовлен понял, что горит конюшня. Второпях позабыв про плащ и кафтан, француз схватил присланную Маргаритой шпагу и сбежал по лестнице. Каменная конюшня стойко сопротивлялась огню, вышколенные слуги под командой сэра Перси подносили воду и песок, четверо самых здоровенных рубили двери. Запертые кони отчаянно ржали, словно умоляя о помощи; Шовлен различил могучее ржание Султана и пронзительные вопли лучшего из его сыновей, предмета гордости хозяина - трехлетнего Сэра Сагамора. Наконец плечистые молодцы вышибли двери, и Блэйкни первым ворвался в горящую конюшню, опередив жокеев и грумов. Маргарита, выбежавшая на шум в накидке-"андриенне" поверх пеньюара и домашних туфлях, с жалобным криком забилась в руках перехвативших её слуг. Минутой позже раздался грохот копыт, и из конюшни вылетел старый Султан, за ним - другие кони. Последним вырвался Сэр Сагамор; голова скакуна была обмотана камзолом сэра Перси, а сам он, в одной батистовой рубашке и кюлотах, бежал рядом с конем. - Перси!!! - Не волнуйся, дорогая! Я в полном порядке! - прокричал Блэйкни, обнимая дрожащего жеребца за шею и удерживая его на месте, пока слуги ловили и успокаивали остальных лошадей. - И Сэр Сагамор - тоже, значит, первый приз в Эпсоме наш! - Ты неисправим! - не зная, плакать или смеяться, отвечала Маргарита. Алый Первоцвет жизнерадостно оскалил безупречные зубы, особенно белые на закопченном лице, и принялся тушить тлеющие кружевные манжеты. Эти полупрозрачные, золотистого цвета малинские кружева стоили едва ли не больше, чем спасенный Сэр Сагамор. В этой толпе полоумных английских лошадников только два человека могли думать о чем-либо, помимо опасности, угрожавшей благородным животным. Но Маргарита была слишком ошеломлена сумасбродным поступком мужа, чтобы размышлять, зато Шовлен, с присущей ему подозрительностью, уже сложил в уме два и два. И пришел к очень неприятному выводу. Пожар не мог быть следствием случайной искры, упавшей в солому по недосмотру ротозея-конюха: Блэйкни щедро платил слугам и заботился об их семьях, но безжалостно увольнял проворовавшихся, уличенных в пьянстве или порче хозяйского добра, а уж к своим лошадям допускал только проверенных людей с отличными рекомендациями. Всех берейторов, жокеев и грумов сэр Перси знал в лицо и по имени, крестил у них детей, не жалел денег на лечение, когда заездка молодняка заканчивалась для кого-нибудь ушибами и переломами. Значит, это был поджог. Но где поджигатель?... Сторожевых собак в поместье не держали, борзые и гончие были заперты на псарне, слуги со всей усадьбы сбежались тушить пожар - в этой суете злоумышленник имел все шансы ускользнуть незамеченным. Доверившись своему чутью, маленький француз выбрался из толпы и свернул за угол конюшни, выставив перед собой обнаженную шпагу. Выглядело это, надо полагать, презабавно, но той изящной небрежностью в обращении с конем и оружием, которой щеголял сэр Перси, Шовлен похвалиться не мог. Чутье не обмануло, а может, ангел-хранитель смилостивился над своим подопечным, которому столько раз ставил подножки, разрушая очередной замысел, несовместимый со спасением души. На сей раз цель у Шовлена была вполне душеспасительная, и ангел кивнул: благословляю! Пожелав обзавестись шпагой, француз не думал, что вскоре ему придется отдавать долг чести сэру Перси с оружием в руках; он имел в виду увязаться с Блэйкни в гости к этому подозрительному кузену и дать тому понять, что его коварные замыслы - секрет Полишинеля. Ну, а шпага - при ней как-то спокойнее, чем без неё. К тому же Шовлен сомневался, что у него хватит решимости убить человека. Поэтому, когда наперерез метнулась темная фигура, он не стал рубить и колоть, а с размаху благословил её ударом тяжелого эфеса в переносицу. К изумлению Шовлена, незнакомец рухнул как подкошенный. - Перси, тебя хотят убить! Это было покушение! - леди Блэйкни в дезабилье*, словно взволнованное привидение, металась по кабинету, ломая руки. - И тот, кто его организовал, отлично знает, что ради своих драгоценных лошадей ты не пожалеешь жизни! - Дорогая, рассуждая здраво, желающие убить меня должны были стрелять в меня. Ну, или отравить, - флегматично заметил сэр Перси, взяв щепоть фиалкового табаку уже из другой табакерки - перламутровой, с эмалями. - Поджог конюшни скорее указывает на то, что преступника интересовали лошади. Вероятнее всего, Сэр Сагамор. - Только не говори мне, что это лорд Годольфин* заплатил за то, чтобы из Сэра Сагамора приготовили жаркое на углях! - возмутилась Маргарита. - Я знакома с твоими приятелями-коннозаводчиками, они такие же сумасшедшие, как и ты. Никто из них не причинил бы вреда лошади! Шовлен, устроившийся в одном из штофных кресел напротив портрета покойной леди Блэйкни, колебался между обязанностью воспитанного человека оставить ссорящихся супругов наедине и любопытством. Любопытство победило. "В конце концов, я взял пленного", - напомнил себе француз и спросил: - А что говорит поджигатель? - Пока что ничего - только стонет, - хмыкнул Блэйкни. - Вы быстро учитесь, дорогой Шовлен. Доктор сказал, что у вашего крестника сломан нос и, по всей вероятности, сотрясение мозга. Отличный удар, клянусь дохлой рыбой! - Что же до моих приятелей-коннозаводчиков, - продолжал он, обращаясь уже к обоим собеседникам, - помимо них, есть еще малоприятные люди, играющие на скачках. Сэр Сагамор - бесспорный фаворит, а на фаворите не озолотишься, ведь на него ставят все. Чтобы сорвать куш, нужно вывести наиболее вероятного победителя из игры, - тогда исход скачек станет непредсказуемым. Рассуждения англичанина показались Шовлену логичными, да и Маргарита несколько успокоилась. Однако на следующий день пленного опознал лакей сэра Перси - поджигателем оказался грум сэра Артура Блэйкни, тот самый, кто седлал для Перси того злополучного жеребца. *дезабилье - домашнее платье, в котором не принимают гостей *Годольфин - один из крупнейших английских коннозаводчиков **** Дело о поджоге замяли ("ради чести семьи", как объяснил сэр Перси взбешенной супруге). Единственное, чего добилась Маргарита, - так это обещания купить пару мастифов для охраны. В полночь Шовлен, держа шпагу под мышкой, дабы производить как можно меньше шума, на цыпочках прокрался в знакомую нишу на галерее. Однако на сей раз его одинокое дежурство длилось не долее получаса. Сперва к его ногам упала зыбкая дорожка света от одинокой свечи, затем повеяло ароматом духов и послышался шелест платья, и, наконец, появилась леди Блэйкни. - Арман? – изумилась красавица. – Что вы здесь делаете?! - То же, что и вы, - сердитым шепотом откликнулся маленький француз. - Жду романтического свидания с призраком покойной леди Блэйкни! - Скорее готического, - поежилась Маргарита. - Да вы сами бледны как призрак. Что с вами? - Мне страшно, - так же шепотом ответил Шовлен. – Я боюсь привидений, как любой нормальный человек. Что не может не радовать. Шовлен не пудрил волос, отчего на приемах, которые устраивали супруги Блэйкни, его голова среди модных белокурых париков и пудреных буклей напоминала муху в сметане. Днем он заплетал волосы в косицу и прятал её в замшевый футляр, теперь же они были собраны в хвост и перехвачены шелковым бантом. Вот в этот бант и уперся подбородок Маргариты, когда она, обжав на себе юбки, не без труда протиснулась в узкую нишу. Шовлен испытывал определенное неудобство оттого, что леди Блэйкни прижималась к его спине упругим бюстом, к тому же на таком расстоянии аромат лонделаванда и французской пудры делался слишком навязчивым. Сама же Маргарита не чувствовала ни малейшего смущения, она вообще не страдала избыточной стыдливостью. Актриса и не может ею страдать – слишком просты театральные нравы и закулисный быт. Часы в каминной били час с четвертью, когда большое венецианское зеркало напротив потускнело и покрылось рябью, словно озеро в ветреный осенний день. Маргарита придушенно пискнула от ужаса; Шовлен ничем не выдал себя, но в душе был близок к обмороку. Если кого-то называют бесстрашным, это означает, что он не поддается страху - так, по крайней мере, утверждал сэр Перси. Но не ухватиться друг за дружку перед лицом потусторонней жути было решительно невозможно, поэтому руки Шовлена и Маргариты встретились, и пальцы переплелись. По галерее пронесся порыв ледяного ветра, едва не задувший свечу в руке Маргариты. Когда мгновение спустя он стих, возле зеркала стояла белокурая дама в палевом бархатном платье, отделанном по моде тридцатилетней давности лентами и газом. Дама в бархате смотрела на Маргариту испытующе, едва ли не с неприязнью – так смотрит на невестку придирчивая свекровь. У молодой женщины от ужаса подкосились ноги, и она всей тяжестью повисла на Шовлене (справедливости ради, тяжесть была невелика, но щуплому французу хватило). Шовлен по натуре не был сентиментален, а от обид, перенесенных в молодости от наглых, избалованных успехом у дам, мастерски владевших шпагой сверстников, его сердце и вовсе очерствело. Но в этот миг француза кольнула острая жалость к призрачной даме - возможно, потому, что в последние годы он и сам чувствовал себя призраком, сквозь который, как река сквозь туман, течет чужая жизнь, а он может только наблюдать. - Перестаньте трястись! - цыкнул он на Маргариту, негромко, но отчетливо клацавшую зубами у него над ухом. - Это же ваша свекровь! - Вот именно! - пискнула красавица. - Кажется, я ей не нравлюсь! "Ничего удивительного, милочка, - язвительно подумал Шовлен. - Редкая аристократка одобрит невестку-актрису!" Дама в палевом медленно повернулась и поплыла в сторону библиотеки. Шовлен, волоча на себе Маргариту, двинулся следом. Странную пару они представляли собой - пышущая здоровьем и молодостью красавица в дезабилье и одетый с иголочки субтильный немолодой кавалер. - Да переставляйте же ноги! - зашипел он, когда край турецкой шали, в которую куталась красавица, зацепил консоль и едва не смахнул с неё статуэтку севрского фарфора. - Смотрите, она явно хочет что-то сообщить! Она не причинит вам вреда! Шовлен забрал у Маргариты подсвечник и поставил его на стол. В зыбком свете свечи из мрака проступили силуэты скакунов на гравюрах, изящные безделушки из фарфора сорта "французский бисквит"*, который сэр Перси предпочитал севрскому и саксонскому, и очертания длинного ряда книжных шкафов, среди которых можно было заблудиться, как в лабиринте. Призрачная дама, однако, вела себя уверенно. Проплыв мимо загипнотизированной невестки и едва не задев её краем платья, она повелительным жестом указала Шовлену на нижнюю полку ближайшего шкафа. - Неплохо придумано, - заметил Шовлен, вытаскивая указанную книгу, - казалось бы, примитивный тайник, но очень надежный. На нижние полки никто никогда не обращает внимания. Что тут у нас? Монтень, "Опыты"... Марго, вы читали этого зануду? - Читала, давно... Почти ничего не помню. Только про птичку на ветке, на которую кошка смотрела-смотрела, пока та не упала как мертвая прямо ей в лапы, - ответила Маргарита, теребя длинные кисти на концах своей шали. Она уже овладела собой, страх выдавали только эти нервические движения рук да горло, вибрирующее, как у поющей птицы. Шовлен отряхнул книгу от пыли и обнаружил вложенный между страницами плотный конверт, еще сохранявший слабый аромат лонделаванда. Надпись на конверте гласила: "Сэру Персивалю Блэйкни, баронету". Ни имени корреспондента, ни обратного адреса не было. - Читайте, - велел он Маргарите, пододвинув ей кресло. - Но это адресовано Перси. - Всё, что касается вашего мужа, касается вас. Читайте же, не то я сам прочту. Не в первый раз, - добавил Шовлен с обезоруживающей откровенностью. - Вы занимались перлюстрацией писем?! - ахнула Маргарита. - Как и вы, - хладнокровно парировал француз. Красавица вспыхнула и прикусила губу. Ей до сих пор было стыдно вспоминать о том, как она обманом заполучила записку Алого Первоцвета и чуть было не заманила его в ловушку. - Мадам! Вы разрешаете нам это прочесть? - непринужденно обратился Шовлен к покойной леди Блэйкни. Та величественно кивнула. *французский бисквит - сорт фарфора, изготовленные из которого статуэтки не покрывались глазурью, сохраняя натуральный цвет слоновой кости, и были шелковистыми наощупь. *** Маргарита разорвала конверт и углубилась в чтение. Пробежав глазами первые строки, она широко раскрыла глаза, потом из них беззвучно покатились крупные слезы. Точно такие же слезы блестели на ресницах призрачной дамы. Шовлен переводил взгляд с покойной леди Блэйкни на живую и обратно, пытаясь угадать смысл мизансцены. Наконец он не выдержал: - Маргарита, перестаньте рыдать, помнится, будучи заложницей, вы проявили большую стойкость. Что в письме? Молодая женщина молча протянула ему письмо и без сил опустилась в кресло. Шовлен взял подсвечник и, поднеся его к письму, прочел: Мой дорогой мальчик! Ты - не мое дитя по крови, а я тебе не родная мать. Как бы я хотела скрыть это, но тебе лучше знать правду. Твой отец задолго до женитьбы на мне тайно обручился, а впоследствии и обвенчался со своей кузиной* ..., надеясь вымолить прощение и благословение у её родителей после рождения первенца. Увы - молодая женщина умерла от родильной горячки, успев признаться родителям во всем. Твой дед, человек суровый и строгих правил, отдал твоему отцу новорожденного - тебя, мой Перси - заставив дать честное слово джентльмена, что тот сохранит тайну твоего рождения, дабы не навлекать позора на семью несчастной ..., у которой была незамужняя младшая сестра. Твой отец нашел тебе кормилицу и тайно увез вас с нею во Францию, где ты и провел первый год своей жизни. Через год, когда закончился срок траура, твой отец просил моей руки, и я стала леди Блэйкни. Довольно скоро выяснилось, что у меня не может быть детей, и тогда муж открыл мне тайну существования у него законного наследника. Разумеется, я согласилась выдать тебя за своего сына. Обмануть свет было нетрудно - мы вели довольно уединенный образ жизни, поскольку твой отец, виня себя в смерти первой жены, сделался угрюмым и нелюдимым. Моя бабка была душевнобольной и умерла молодой в состоянии полного безумия. Моя мать здорова, но у меня недавно появились первые признаки болезни; через несколько лет мой разум угаснет. Пока этого не случилось, спешу сообщить тебе правду, ведь я, в отличие от твоего отца, не связана словом. Перси, ты вправе знать, что твоя мать не была душевнобольной, и твоим будущим детям не грозит эта кара Божья. Благословляю тебя, сынок. - Итак, матушка вашего супруга не была сумасшедшей. Ничто не мешает вам родить ему наследника, - практично заметил Шовлен, возвращая письмо. - Арман, я так вам обязана! - воскликнула Маргарита и с бесконечной теплотой поцеловала его, как потерянного и вновь обретенного брата. Шовлен, не ожидавший нападения, остолбенел. - Хотите, я подарю вам щенка от моей Принцессы? Она ловит зайцев, как богиня! - с энтузиазмом продолжала красавица. Шовлен, стоявший с малиновыми ушами, поднял взгляд и окончательно смутился, увидев в глазах молодой женщины неподдельную благодарность. - У меня он будет ловить кур и кошек, как бог, - хмыкнул он, безуспешно пытаясь не растрогаться. - Вы же знаете, Марго, какой из меня охотник. Зачем мне борзая? *кузинами и кузенами назывались все дальние родственники, бывшие сверстниками, а не только двоюродные братья и сестры. ***** - Низачем, для души, - жизнерадостно пояснила Маргарита. - Пока я не вышла замуж за Перси, я не понимала, почему английские аристократы буквально помешаны на своих собаках и лошадях. Теперь понимаю! ...В какой момент исчезла призрачная дама, ни Маргарита, ни Шовлен не заметили. Вроде бы только что была здесь, на мгновение отвели взгляд - а её уже нет. Только тяжелые портьеры колыхнулись от порыва ледяного ветра, да затрепетало, едва не погаснув, пламя свечи. - Друзья мои, во что вы здесь играете? - благодушно поинтересовался хозяин дома, появившийся в дверях. Атласный шлафрок и домашние туфли указывали на то, что сэр Перси только что встал с постели. Но даже в таком виде кумир лондонских щеголей и вертопрахов являл собой картинку из модного журнала и благоухал кельнской водой, рисовой пудрой тончайшего помола и фиалковым нюхательным табаком. - Перси, ты представляешь, твоя мама - на самом деле не твоя мама! - воскликнула Маргарита, бросаясь к супругу с письмом. - Дорогая, что ты имеешь в виду? - шокировать флегматичного англичанина было трудно, но, кажется, леди Блэйкни это удалось. - Вот! - выпалила красавица, предъявляя опешившему супругу письмо, как вещественное доказательство. - Это тебе от твоей мамы... которая не твоя мама... та, с портрета, понимаешь? - Прости, дорогая, с трудом! Шовлен, убедившись, что Маргарита временно лишилась способности связно излагать свои мысли, почел за благо вмешаться. - Сэр Перси, вы держите в руках письмо вашей мачехи - той, чей портрет кисти Буше висит у вас в кабинете. Ваш отец был женат дважды, вы - его единственный сын от первого брака. Ваша родная мать умерла. - Откуда взялось это письмо? - резко спросил англичанин, глядя на исписанный лист, как на готовую прыгнуть змею. Лист дорогой бумаги с золотым обрезом истерся на сгибах и утратил глянцевый блеск, чернила выцвели, но изящный почерк и едва уловимый лавандовый аромат красноречиво свидетельствовали, что письмо написано дамой, и дамой из высшего общества. - Оно хранилось в библиотеке, где мы с вашей супругой его и отыскали, благодаря призраку вашей мачехи. Покойная леди Блэйкни исключительно благоразумная и любезная особа. Перси пробежал глазами письмо, его лицо застыло. Маргарита прижалась к мужу, снизу вверх заглядывая ему в глаза и пытаясь понять, не нуждается ли он в поддержке или утешении. - Спасибо, Марго, - серьезно сказал Перси и, повернувшись к французу, добавил: - и вам спасибо, дорогой Шовлен. - Перси, если бы не Арман, я бы никогда не решилась! Это он всё затеял! - хлюпнув носом, наябедничала Маргарита. - Что ж, спасибо еще раз. Но скажите, дружище, зачем вам это понадобилось? - Затем, что я не хочу видеть Маргариту в трауре, рыдающую на ваших похоронах. И видеть вашего кузена Артура хозяином Блэйкни-холла я также не имею ни малейшей охоты. Словом, вы меня так упорно называли "приятелем" и "дорогим другом", что это сработало. Не представляю, что вы будете делать с этим призом, но он - ваш! *************** Когда счастливые супруги удалились в спальню (судя по всему, таки делать наследника), француз вернулся к себе, зажег свечи и сел за письменный стол, на котором горой громоздились подшивки газет, пухлые тома и прочие материалы для мемуаров. Кресло напротив пустовало, и Шовлен внезапно подумал, что в нем отлично смотрелась бы борзая, грациозно скрестившая передние лапы. Тигровая, как Принцесса, или агатово-черная, как Гамлет, любимец сэра Перси. Ты себе пишешь, а она на тебя глядит - все-таки живая душа рядом. По привычке, выработавшейся за последние месяцы, он наугад раскрыл Библию и прочитал несколько строф Псалтири: "Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни. Строго наказал меня Господь, но смерти не предал меня. Отворите мне врата правды; войду в них, прославлю Господа." Занимался рассвет. За окном, выходившим в парк, проступали из сумрака контуры беседок, ротонда крытого манежа, мраморные фигуры античных богов и богинь. Слышался свист псарей, сзывавших собак, отпущенных на ночь побегать. На конюшне заржала лошадь. Шовлен смахнул со стола книги и газеты, с грохотом обрушившиеся на пол, взял чистый лист и каллиграфическим почерком вывел: Подлинная история Лиги Алого Первоцвета, написанная для его потомков маркизом Арманом де Шовленом.