Война, которой не будет конца

Драко Малфой ненавидел этот день - день посещения Азкабана. И не только потому, что его угнетала мрачная тюремная обстановка. Несмотря на то, что заключенных больше не сторожили дементоры, министерство явно постаралось сохранить удручающую атмосферу: тусклый свет зачарованных факелов, серые и как будто вечно склизкие стены, затхлый запах сырости, который - Драко был в этом почти уверен - имел скорее магическое, чем естественное происхождение. Однако всё это давило на него не так сильно, как встречи с отцом. Сколько Драко себя помнил, его отношения с главой семейства Малфоев всегда были подобны тетиве: натянутые до звона. В те редкие моменты, когда этот звон утихал, Люциус скорее не замечал сына, чем был с ним ласков или хотя бы просто учтив. С малых лет он требовал от наследника безупречного послушания. При этом Драко редко объясняли, что хорошо, а что плохо. Лишь иногда мать делала такие попытки, но чаще всего родители знакомили своего отпрыска с нерушимыми аксиомами мира чистокровных волшебников. Это еще в младшем возрасте на корню уничтожило естественную детскую любознательность, превратив юного Драко в маленького ледяного принца - точную копию его холодного надменного аристократического отца. С годами изменилось только одно: Драко отдалился от Люциуса настолько, что перестал воспринимать его как близкого человека, наставника, да что там - родственника! Усугубляло ситуацию то, что в семье Малфоев не приветствовалось проявление каких-либо чувств. И если Нарцисса порой забывалась, норовя обнять сына или ободрить его словами, то Люциус в плане эмоций по отношению к Драко был подобен мраморному изваянию. Всё, чего Малфой-младший когда-либо удостаивался, - это едва заметная брезгливость, искривляющая безупречные губы его отца в те моменты, когда тот был особенно недоволен сыном. Но это было бы вполне терпимо, если бы Драко не знал, насколько эмоциональным его отец умеет быть. Ему хватило присутствия на нескольких пытках, которыми руководил Люциус, чтобы понять: Малфой-старший вовсе не так сдержан и черств. Однако ему, видимо, было проще выплескивать ярость на грязнокровок, которых он мучил, нежели проявить хоть каплю интереса к собственному сыну. Вот почему Драко так любил уезжать в Хогвартс, покидать хотя бы на время холодный и неуютный мэнор и таких же родителей. А с тех пор, как Нарцисса оставила свои робкие попытки найти общий язык с повзрослевшим и окончательно обросшим твердым панцирем сыном, домой не тянуло вовсе. С таким же успехом можно было отправляться на магическое кладбище в центре Лондона, укрытое от глаз маглов, и часами бродить среди склепов, в которых тихо тлели останки представителей великого рода Малфоев. Однако учеба закончилась, как и война, и Драко был немилосердно вышвырнут из маленького мира, где он был значим, где он наводил страх на младшекурсников, где мог вдоволь закусываться с ублюдками с Гриффиндора во главе с очкастым недоразумением, где его окружали те, кому до него было дело. И он был почти счастлив, когда на отца завели дело и упекли его в Азкабан, пусть на жалких три года. Для Драко это были целых три года свободы от безразличных нравоучений, колющих льдом глаз и этих безупречно-презрительных губ. Всего того, в чем он давно не нуждался. И всё было бы хорошо, если бы не зависимость. Драко всё еще зависел от отца и от его гребаных денег. Их, конечно, стало ощутимо меньше после набегов министерских прихвостней, однако даже остатки всё еще официально принадлежали Люциусу. Кроме того, Драко был уверен: у отца есть как минимум пара тайников, до которых не добрались жадные ручонки нового министра. Поэтому он просто обязан был изображать примерного сына и раз в месяц навещать Люциуса в тюрьме. Он принципиально не делал этого вместе с матерью - так они были бы еще больше похожи на дружное семейство. От одной только мысли о таком Драко выворачивало. Впрочем, проанализировав собственные ощущения, он понял, что не испытывал к отцу ни ненависти, ни обиды. Просто со временем стало ясно: он много лет жил рядом с чужим человеком, жил по его правилам и принципам, всё чаще с отвращением обнаруживая в себе его черты. В такие моменты хотелось изрезать свои губы, такие же безупречные, как у Малфоя-старшего, умеющие точно так же ухмыляться. И вот очередной день, когда Драко должен был появиться под гнетущими сводами колдовской тюрьмы. И он в очередной раз недоумевал: для чего он здесь? То есть, для чего Люциусу его визиты? Каждое их свидание длилось от силы минут двадцать. Малфоя-старшего выводили в специальную комнату, где за столом уже поджидал Драко. Обычно Люциус с равнодушным видом спрашивал, что происходит за стенами Азкабана. До тех пор, пока заключенным не разрешили получать еженедельную газету. С тех пор Люциус интересовался лишь делами мэнора: не было ли новых обысков, не взбунтовались ли на фоне новых законов домовики. Драко отвечал одними и теми же заученными фразами, всякий раз удивляясь тому, насколько мало заключение изменило отца. Несмотря на отсутствие дементоров, высасывающих любые надежды, обстановка в тюрьме была не самая приятная. Как и условия содержания. Однако всё, что можно было заметить, глядя на Малфоя-старшего, это усталость. Он выглядел слегка помятым, но всё таким же надменным и до отвращения великолепным. - Отец, - Драко коротко кивнул вошедшему. - Драко, - Люциус не удостоил сына даже кивком. Он был непривычно обеспокоен, мял в руках газету и каждую секунду оглядывался на тяжелую дубовую дверь, за которой скрылся охранник. - Есть дело, которое ты должен сделать для меня. Должен. Это было основное слово в лексиконе Люциуса Малфоя. Драко был пожизненно должен отцу. Бесполезно было надеяться на вежливую просьбу - все просьбы отца всегда звучали как приказы. Они и были приказами. Драко скривился. С возрастом он стал всё острее реагировать на эти отцовские “просьбы”. Все сильнее хотелось швырять их ему в лицо. Но навязчивая мысль о наследстве не давала расслабиться, вовремя одергивая цепь, на которой с пеной у рта бесновалась гордость. Восприняв молчание сына как согласие, Люциус бросил на стол между ними измученную газету и ткнул в заголовок на первой странице.

“Новый министр прогнулся?”

Сразу под заголовком красовалась фотография до боли знакомой ведьмы, которую не пощадило ни время, ни тотальное отсутствие вкуса: Рита Скитер как обычно скалила зубы и зыркала на читателей "Пророка" из-под густо подведенных бровей. И без того малоприятное лицо заметно обрюзгло. Под фото разворачивалась внушительных размеров статья, читать которую у Драко особого желания не было. Он уже давно изучал содержимое "Пророка" по диагонали. Как и его отец. Поэтому столь пристальное внимание к статье мерзкой Скитер вызывало недоумение, которое Драко вложил в брошенный Люциусу взгляд. - Ты что, совсем не читаешь о том, что происходит вокруг? - изгиб губ привычно надломился, выражая крайнюю степень недовольства. Драко почувствовал, как почти против воли его собственный рот скопировал ненавистный жест отца. - Ты, безрассудный… - Люциус оборвал себя на полуслове, предоставив Драко возможность самостоятельно выбрать эпитет, которым тот мог бы быть награжден. - Я получаю достаточно информации о происходящем в магическом мире от своих друзей… - Твои друзья - безмозглые остолопы! - выплюнул Люциус, уже с явным трудом сдерживая негодование. - И ты, похоже, недалеко ушел от них! Драко не успел даже возмутиться, потому что отец в очередной раз настойчиво ткнул пальцем в статью. - У нас мало времени на объяснения, поэтому слушай меня максимально внимательно, - Малфой-старший подался вперед и понизил голос. Драко напрягся и тоже слегка качнулся навстречу отцу. - Уж не знаю, что там произошло в голове у Бруствера, но на днях его псы посетили Азкабан и допросили всех бывших соратников Темного Лорда. - Чего они... - Драко не договорил, поперхнувшись от неожиданного жеста отца: Люциус резко сжал кулак перед самым его носом. - Они допрашивали обо всех Пожирателях, оставшихся на свободе, - Люциус скривился, как будто внезапно почувствовал невыносимую вонь. - Не знаю, что отвечали остальные заключенные, но я сообщил, что на свободе лишь те, кого их проклятое министерство оправдало, все прочие - мертвы. Драко больше не пытался перебивать отца, но невысказанные вопросы драли нёбо. Министерство снова допрашивает тех, кого посадило по окончанию войны? Значит ли это, что в волшебном мире вновь неспокойно? - Причина у этих допросов может быть только одна: что-то опять происходит, - тихо продолжал тем временем Люциус, озвучивая догадки Драко. - Похоже, у нас завелся очередной червь, подтачивающий магическое общество изнутри. Драко хмыкнул: он всегда знал, что отец в душе ненавидел Волдеморта. Потому что боялся. Этот небрежный эпитет был тому очередным подтверждением. - А теперь послушай, - голос Малфоя-старшего понизился до свистящего шепота. - Если верить статье никчемной дуры Скитер, наш министр выдвинул новую инициативу: в скором времени на службу в министерство магии будут приниматься дети бывших соратников Темного Лорда. Тех, которые были либо оправданы, либо как я получили “показательные” сроки. Драко опустил взгляд на газету, остекленевшими глазами уставившись на разбегающиеся строчки, силясь отыскать среди расплывающихся букв подтверждение отцовским словам. Что это еще за бред? Этот Бруствер что, умом тронулся? Надоело возглавлять министерство и он решил громко свалить, приняв такое поистине безмозглое решение? Или это хитрый ход, попытка дотянуться до тех, кто всё еще находится под подозрением, через их детей? Но какое, ради Мерлина, отношение всё это имеет к ним, Малфоям? Драко готов был скорее повернуть время вспять и сожрать ведро слизней, вывалившихся из тупорылого Уизли на втором курсе, чем добровольно отправиться прислуживать сукам из министерства. Однако, подняв глаза на отца, он увидел подтверждение своим опасениям: лицо Люциуса, обычно бледное и непроницаемое, горело лихорадочным румянцем. От напряжения на скулах проступили желваки. Неужели он собирается… - Меня не волнует, что скрывается за этим решением, важно одно: ты должен воспользоваться этой поистине великолепной возможностью проникнуть в министерство! - Что?! - Драко поперхнулся собственным возмущением. Гневные слова царапали горло, мешая дышать и никак не желая выбираться наружу. - Не спорь, делай, что я тебе скажу, - румянец стремительно покидал красивое лицо Люциуса, как и нездоровый блеск - глаза. Драко следовало бы поучиться у отца хотя бы этому - умению за секунды брать себя в руки. Однако он сидел сейчас, напряженный и злой, впиваясь ногтями в каменную столешницу, и взглядом ковырял в Люциусе дыры. Впрочем, того совершенно не волновало возмущение сына. - Слушай и запоминай: мне нужно то, что министерство украло у нашей семьи. Древний магический артефакт. Они забрали эту бесценную реликвию нашего рода, когда проводили один из своих наглых обысков мэнора. - С каждым словом черты Люциуса все больше искажались, всё же выдавая ярость, которая клокотала внутри. Драко зачарованно следил за этими изменениями, невольно вспоминая лицо отца во время проведения пыток. Богатый спектр эмоций - от ненависти до отвращения, - в этом можно было запросто утопить жертву, корчащуюся от очередного проклятия у ног Люциуса. И как этого человека могли посадить всего на три года? Как ему удалось вывернуться? Драко не знал, и это пугало, заставляло где-то глубоко в подсознании по-настоящему бояться отца. И ненавидеть. За этот тупой животный страх, который он внушал. - Что это за вещь? - пришлось сглотнуть несколько раз, прежде чем исцарапанное сухое горло соизволило пропустить через себя этот вопрос. - Это кольцо с эмблемой рода, - ответ показался настолько простым и очевидным, что Драко почти усмехнулся. - Но почему… - Не спрашивай ничего! - резко оборвал Люциус. - Это кольцо должно быть у меня, когда я выйду из этой поганой тюрьмы! Когда я покину эту прогнившую страну! С тем же успехом Люциус мог залепить сыну, которого никогда не бил, пощечину. Удивление было бы сродни тому, которое Драко испытал от последней фразы отца. - Страну? - хриплым эхом отозвался он, хмурясь и надеясь разглядеть признаки того, что Люциус пошутил. Но тот был как всегда серьезен и надменен. - Неужели ты думал, что я останусь здесь после всего? Это место очень скоро превратится в обитель грязнокровок, алтарь для поклонения ублюдкам, рожденным маглами, и по непонятным причинам заполучившим волшебные способности! Малфоям здесь делать нечего. Нас ждет лишь разорение! Драко почувствовал легкое головокружение, совмещенное с неприятным покалыванием в груди. Почему он узнает о планах отца только сейчас и вот так? Собирался ли он вообще сообщать сыну о том, что решил уехать из Англии? Он собирается делать это один или с матерью? “"Малфоям", он сказал "Малфоям"!” - услужливо шепнула память. Выходит, он думал обо всей семье, а не только о себе. Но… какого черта? Они сбегают? Представители одного из древнейших британских родов, чистокровные волшебники в восьмом поколении, богатейшие и уважаемые, пусть и в недалеком прошлом, члены магического сообщества просто убегают, поджав хвосты? А как же то, за что они боролись? То, за что Люциус заставлял бороться Драко? Обида и негодование сплелись двумя змеями вокруг горла. Чего ради, спрашивается, Драко вступал в ряды Пожирателей Смерти? Чего ради столько лет взращивал в себе ненависть к тем, чья кровь была испорчена хотя бы каплей магловской бурды, текущей по венам ничтожеств, проникающих в его мир? Ради того, чтобы сдаться и сбежать? Улепетывать, собрав жалкие крохи, оставшиеся от богатства и величия его рода? Поток угнетающих мыслей прервал скрип ржавых дверных петель. - Свидание окончено, - бесцветным, напрочь вычищенным от каких-либо эмоций голосом произнес вошедший охранник. Люциус, секунду назад излучающий надменную уверенность, вмиг осунулся. - Нам нужно еще две минуты, - выдавил он сквозь зубы, не сводя глаз с сына. - Ваше время вышло, - упрямо повторил охранник, тоже глядя на Драко, как будто у того на лице можно было разглядеть что-то важное, заставившее заключенного так нервничать. - Проклятье, - взвился Люциус, резко разворачиваясь к вошедшему, - неужели так сложно дать нам еще пару минут? Я вижу сына раз в месяц! Несмотря на раздирающие его на части, словно стая голодных волков, мысли, Драко нашел в себе силы усмехнуться. Если уж Люциус Малфой решил разыграть карту страдающего отца, значит ему действительно жизненно необходимы эти чертовы две минуты. Однако охранник, похоже, не разглядел фальши. Помявшись еще несколько мгновений для проформы, он коротко бросил: “Две минуты” и вышел. Люциус снова повернулся к сыну. - Достань кольцо, Драко. Если придется устроиться на работу самой последней министерской шавкой и ежедневно плясать на задних лапах перед чертовым Бруствером, - сделай это! - Я не стану… - Ты станешь, паршивец, станешь! - похоже, Малфой-старший был на грани, потому что сейчас Драко мог с извращенным удовольствием купаться в волнах обжигающего гнева, выплескиваемого на него отцом. - Устройся в министерство, разузнай, где они хранят конфискованное имущество, и достань кольцо! Драко резко вскочил с места. Его охватило раздражение. Хотелось выплюнуть его отцу в лицо, но он был слишком хорошо воспитан. Воспитан тем, кто вызывал в нем это самое раздражение - какая ирония! - Я не собираюсь прислуживать новому министру лишь затем, чтобы отыскать какое-то паршивое кольцо, с которым ты собираешься трусливо сбежать из Англии! Люциус тоже поднялся. Драко ждал, что отец побагровеет от ярости: еще бы - он впервые столкнулся с прямым неповиновением сына! Однако на лице Малфоя-старшего вновь была привычная непроницаемая маска. - Ослушаешься меня - останешься без сикля. Отправишься на все четыре стороны, давясь собственной гордостью. И сдохнешь в нищете. Драко резко выдохнул. О да, отец отлично знал, на что давить. В его руках был единственный, но самый сильный козырь. Крыть было нечем. - Я достану кольцо, - слова дались с трудом, гордость вцепилась в них с утробным рычанием. Однако здравый смысл в который раз оказался проворнее. - Молодец, - бросил Люциус и, одарив сына последним цепким взглядом, повернулся к охраннику, который уже ждал заключенного в дверях. Драко не осталось ничего, кроме как шагнуть к противоположной двери. Охранник, сторожащий ее, бросил на Малфоя-младшего пристальный, полный подозрения взгляд, заставляя его в очередной раз размышлять о том, подслушивают ли цепные шавки Азкабана разговоры заключенных с их посетителями. Если это так, то очень скоро информация о том, что Малфои планируют бежать из страны, расползется погаными змеями. Но если раньше подобная перспектива заставила бы Драко изрядно понервничать, сейчас она не трогала. На смену гневу и раздражению пришло равнодушие. Его Драко в данный момент использовал в качестве эмоционального щита, оказавшись перед другой, гораздо более паршивой перспективой: отправиться на работу в министерство магии.

***

Законы в магическом мире обычно принимались гораздо быстрее, чем в мире людей - уже через несколько дней после выдвижения инициативы Кингсли подписал соответствующий указ и сделал заявление перед прессой. На следующее утро после его выступления "Пророк" вышел с громкой статьей от вездесущей Риты Скитер. В ней журналистка обвиняла министра в мягкотелости и, кроме всего прочего, намекала на наличие в роде Брустверов темных магов. Читая эту наглую клевету, Гермиона искренне не понимала, почему Кингсли не подкрепил свое решение информацией об исчезновении дочери Джека Экхолла. - Подозреваю, он не хочет огласки, - Гарри равнодушно ковырял вилкой в своем обеде, не глядя на Гермиону. - Сама подумай: с момента похищения прошло пять дней, а Скитер до сих пор не трубит об этом. Значит, министерство приложило немало сил для сохранения этого странного происшествия в тайне. - Боже мой, бедный ребенок, что они делают с девочкой пять дней? - Гермиона впилась ногтями в собственные ладони и прижала руки к губам. Она даже представить не могла, насколько это ужасно: знать, что твое дитя держат у себя какие-то злодеи, и не иметь возможности что-либо изменить. - Понятия не имею, откуда Экхолл берет столько сил, чтобы оставаться на своей должности, когда его дочь… - Джек Экхолл - сильный духом человек, его не так-то просто сломать, - отрезал Гарри, однако по тому, как он нервно жевал губу, было понятно: в нем не так уж много уверенности. - Ох, Гарри, каким бы он ни был преданным Кингсли и его идеалам, нельзя ставить это выше жизни собственного ребенка! Представь, что было бы, если бы похитили Тедди! Гарри нахмурился. Представить такое было не в его силах. Он просто не мог поставить себя на место Джека. И дело было вовсе не в том, что Тедди Люпин, его крестник, был ему не так дорог, как Джеку Экхоллу - его дочь. Да он готов был убить любого за маленькую частицу Римуса! Он просто не мог смоделировать подобную ситуацию. Мозг напрочь блокировал подобные мысли. А хуже всего было то, что малышку до сих пор не могли найти, как ни старались. Как только о похищении стало известно, Кингсли снарядил отряд авроров, в который Гарри так и не удалось прорваться. Несмотря на яростные заверения в том, что он будет полезен, Гарри остался за бортом "спасательной миссии" и мог следить за ее развитием лишь со стороны. В первую очередь аврорами были допрошены все оставшиеся в живых Пожиратели смерти: и те, что были оправданы, и те, что оказались в Азкабане. Однако все они в один голос утверждали, что понятия не имеют о происшествии. Подобное единодушие в показаниях сложно было подстроить. В то же время, как одни авроры допрашивали подозреваемых, другие искали малейшие зацепки, которые помогли бы обнаружить дочь Джека Экхолла. Однако даже сложнейшее заклятие Поиска по крови не принесло результатов: девочку явно укрывали в месте, которое было защищено мощными чарами. К сожалению, это было единственное, к чему пришли авроры после пяти дней поисков. Единственное, что удавалось министерству, так это избегать шумихи вокруг данного дела. Но надолго ли? - Гарри, - тихий голос Гермионы выдернул его из кокона тяжелых мыслей. В ее глазах было столько беспокойства, что захотелось немедленно прижать ее к себе, защитить, наплевав на удивленные взгляды обедающих работников министерства. Но это было чуть ли не последним, что Гарри мог сейчас сделать. - Как ты думаешь, они... Эти люди... Они ведь не убьют девочку? "Нет, конечно же нет!" - вот что он должен был ответить, чтобы стереть хотя бы часть страха с лица Гермионы. Но Гарри не мог. Он не умел врать, несмотря на то, что искусно делал это на протяжении последних месяцев. Сколько их было? Гарри потерял счет времени. В голову тут же поползли неуместные в данный момент мысли о том, что они делают. Не сейчас. Он не будет об этом думать сейчас. - Я не знаю, Гермиона. Если бы мы знали, что это за люди... Надеюсь, с дочерью Экхолла всё будет в порядке. Думаю, им невыгодно убивать ее. Гермиона кивнула, поднялась со своего места, рассеяно ткнула палочкой в поднос с остатками еды, заставив его исчезнуть. Гарри последовал примеру подруги, несмотря на то, что на его подносе остался почти нетронутый обед. Они молча двинулись к выходу из столовой. - Эм, как там дела в твоем отделе? - Гарри чувствовал острую необходимость разрушить неприятное молчание. Гермиона который день казалась отстраненной и закрытой, и это угнетало его не меньше, чем последние события. - Второй день все жужжат о новой инициативе Кингсли, гадают, сунется ли кто-то из родственников бывших Пожирателей в министерство. - Бывшие Пожиратели - звучит, как "бывшие волшебники". Не верю, что кто-то из этих выродков внезапно изменил свои взгляды и решил стать благочестивым гражданином, - усмехнулся Гарри. Гермиона в ответ лишь пожала плечами. Она как будто мечтала поскорей избавиться от его общества. В подтверждение этой невеселой мысли Гермиона вдруг резко остановилась, довольно наиграно всплеснув руками, и сообщила, что обещала миссис Джеферсон принести из столовой булочку. Гарри не стал ее задерживать, хотя отчетливо помнил, что миссис Джеферсон - одна из немногих коллег Гермионы, которых он знал в лицо, - как раз заканчивала свой обед, когда они только вошли. В принципе, чего он ожидал? Гарри отлично понимал, почему Гермиона вела себя так. Это случалось и раньше. Она уже пару раз замыкалась в себе и по несколько дней избегала общения с ним. И всякий раз Гарри ждал “этого” разговора. Но Гермиону что-то останавливало. И Гарри был рад, потому что сам он не решался поднимать щекотливую тему. Потому что не знал, как ему быть. Потому что всякий раз, как он начинал задумываться о расставании с Джинни и о том, чтобы перевести интрижку с Гермионой в иное русло… Это было нелегко. Потому что он потерял бы не только Джинни, но и Рона, который по-прежнему надеялся вернуть свою бывшую возлюбленную. Как он отреагировал бы, узнав, что Гарри и Гермиона… Даже представить страшно! Он был бы в ярости и в растерянности одновременно. Гарри остановился возле лифтов и на пару секунд зажмурился, сдавив переносицу. Он всеми силами пытался изгнать из сознания нелепый образ Рона, лицо которого непрерывно менялось, из гневной гримасы превращаясь в жалкую мину. Сейчас определенно было не время размышлять об их усложнившихся отношениях с Гермионой. Если всё как обычно, значит она побегает от него пару дней, а затем всё снова будет нормально. Хотя нормальным это, само собой, давно уже не было. - Извините, вы не подскажете мне, на каком этаже кабинет министра? Гарри резко открыл глаза и уставился на невысокую белокурую девушку. Он и не заметил, как она подошла. В этот момент скрипнула решетка ближайшего лифта, из которого вышли несколько министерских работников. - Эм, я вас провожу, - он сделал неуклюжий приглашающий жест, пропуская блондинку в лифт. Ее лицо показалось Гарри смутно знакомым, но он предпочел не копаться в памяти и просто отстранённо наблюдал за молодой женщиной. Она была довольно миловидной, правда, лицо осунувшееся, а под глазами - неприятные тени. Как будто она много дней не спала. Внимание Гарри привлекли мелкие суетливые движения рук: девушка теребила в руках сумочку с таким остервенением, словно хотела разорвать ее в клочья и еле сдерживалась. - С вами всё в порядке? - Да, - как-то слишком резко ответила она, пряча от Гарри глаза. Он пожал плечами: какая ему разница, почему эта дамочка так нервничает? И какие у нее дела к Кингсли. Министр сам с этим разберется. Скрип лифтовой решетки снова неприятно полоснул по нервам: они добрались до нужного этажа. Гарри подумывал над тем, чтобы объяснить странной спутнице, как добраться до кабинета министра на словах, однако она выглядела такой потерянной… В очередной раз проклянув свой комплекс героя-спасителя, он пробормотал: “Сюда” и двинулся прямо по коридору. Девушка засеменила следом - у нее и правда были на удивление тихие шаги. Похоже, всё дело было в обуви. Гарри привык, что подавляющее большинство работников министерства носило строгую обувь на твердых подошвах с набойками. А на ногах странной посетительницы он мельком разглядел мягкие полусапожки без каблука. Это было абсолютно никчемное наблюдение, но Гарри сосредоточился на этих сапожках, как будто они помогали ему не думать о чем-то более важном. В приемной министра было на удивление пусто: обычно здесь толкалось достаточно народу. Наверное, дело было во времени. Гарри поздоровался с Мерил, секретарем Кингсли, и кивнул на девушку. - Эм, вам назначено, мисс?.. - Экхолл. Лиза Экхолл. Гарри пронзила догадка: так вот откуда ему знакомо лицо миловидной блондинки! Он видел ее на Рождественском балу и еще на паре министерских мероприятий. Но что она делает здесь? Сейчас? Изнутри кольнуло неприятное предчувствие. В этот момент дверь кабинета открылась и из нее вышел донельзя рассерженный Кингсли Бруствер. - Я повторяю вам в последний раз, мисс Скитер: я принял вас для того, чтобы вы перестали терроризировать моего секретаря, но я не собираюсь тратить время на интервью. Вы всё равно всё переврете, так почему бы нам не сэкономить друг другу время? Следом за ним из кабинета вышла невысокая женщина, от одного вида которой у Гарри свело желудок: хорошо, что он почти не притронулся к обеду. Рита Скитер выглядела как всегда вульгарно и отталкивающе: жакет со змеиным принтом, нефритовая блузка и крупные, под стать ей, серьги. На лице - привычная хищная улыбка, которая стала в разы шире, стоило ей заметить Гарри. Он выдохнул, отругав себя за то, что поперся в кабинет министра с женой Экхолла. Кажется, Рита, рассерженная словами Кингсли, уже собиралась переключиться на Гарри, но в этот момент Лиза шагнула в сторону Бруствера. - Здравствуйте, министр. Я Лиза Экхолл. Вы обязаны принять меня. Лицо Кингсли вытянулось от удивления, а в глазах Скитер, мигом переключившейся на девушку, блеснул алчный интерес. - Мисс Экхолл, сейчас не самое подходящее время… - Я не уйду! - в голосе Лизы Экхолл явно слышались истерические нотки. Гарри поморщился: женские истерики были для него психологическим эквивалентом Круцио. Он чувствовал себя крайне неуютно: перед ним разворачивалась сцена, свидетелем которой он не желал становиться. Но вот так просто выйти из кабинета он не мог. В конце концов, это он привел Лизу Экхолл, так что косвенно был виноват. Но хуже всего было то, что мерзкая Скитер уже извлекла из сумочки свое знаменитое Прытко Пишущее Перо и замерла, предвкушая скандал. Кингсли покосился на журналистку, затем посмотрел в глаза жены Экхолла, уже полные слез. - Мисс Экхолл, прошу вас, будьте благоразумны. Сейчас у меня срочное совещание в Аврорате, а после я смогу принять вас. Вы можете подождать здесь, Мерил сделает вам ромашковый чай. Низкий голос министра имел поистине гипнотический эффект, но на Лизу Экхолл это не возымело действия. - Ваши авроры - просто кучка любителей! Почему они до сих пор не нашли мою дочь?! Какого черта, министр, или совещания важнее жизни невинного ребенка? Почему вы не отпускаете моего мужа? Они ведь обещали вернуть мне мою Эмили, как только мы уедем! - последние слова потонули в рыданиях. Лиза закрыла лицо трясущимися руками и завыла как раненый зверь. Кингсли выглядел растерянным - пожалуй, Гарри впервые видел его таким. Перехватив взгляд Бруствера, который, кажется, только что его заметил, Гарри потупил глаза. Он чувствовал себя предателем, хотя Лиза Экхолл могла найти кабинет министра и без его помощи. - Что это за история с похищенным ребенком, министр? Об этом вы не хотели мне рассказывать? - ядовитый голос Скитер не заглушили даже рыдания Лизы Экхолл. Кингсли кивнул Мерил, и та, приобняв плачущую женщину, увела ее в кабинет. - Я не желаю тратить еще хотя бы минуту своего времени, мисс Скитер, - резко ответил он и, судя по лицу, тут же пожалел о своей резкости. Рита снова оскалилась. - О, не переживайте, министр. Я уже ухожу! - она было шагнула в сторону двери, одарив Гарри гадкой улыбкой, но Кингсли перехватил Риту за локоть. Она удивленно вскинула густо подведенные брови, явно не ожидая от Бруствера такой фамильярности. Тот резко разжал пальцы. - Мисс Скитер, нам ни к чему сейчас шумиха. Общество едва восстановилось после войны, людям не нужны новые страхи. - О, ну конечно, лучше скрывать от людей факты похищения детей из семей волшебников! Сколько их уже было? И сколько еще вы планировали прикрывать свой зад, министр? Кингсли старался выглядеть спокойным, но по тому, как на скулах вздулись желваки, было ясно: он едва сдерживается. Гарри понятия не имел, что можно сделать в этой ситуации. Оглушить Скитер и стереть ее память? Пальцы непроизвольно сжали палочку в кармане брюк. Может, стоит подкупить ее? В голове тут же вспыхнул заголовок статьи: “Министерство магии погрязло в коррупции!” - Не стоит думать, что я прикрываю свой… Мы не хотим пугать магическое сообщество и провоцировать преступников. И я был бы благодарен вам, если бы вы не афишировали данную информацию. И не трогали бы бедняжку Лизу Экхолл. Мы активно работаем над поисками девочки. Рита смерила Кингсли презрительным взглядом. - Всего хорошего, министр, - Скитер скривила губы, произнося последнее слово, словно оно было горьким на вкус. После чего кивнула Гарри и вышла. В кабинете повисла звенящая тишина. - Министр… Кингсли, я... Я не узнал миссис Экхолл, я бы… - Прекратите, Гарри, она так или иначе нашла бы мой кабинет, - Бруствер тяжело вздохнул. - Сейчас меня волнует другое… - Скитер? Я крайне удивлюсь, если в утреннем “Пророке” не будет ее статьи! - Гарри зло сжал кулаки. - Разве нельзя ничего сделать? Вы можете надавить на редакцию “Пророка”! Кингсли покачал головой, зажмурился и медленно потер лоб, исполосованный морщинами. - Это не мои методы, мистер Поттер. Я не хочу совершать ошибок прошлого и не собираюсь контролировать прессу. Да, тот факт, что Рита Скитер стала свидетелем визита и… хм, срыва мисс Экхолл - это неприятно. Но это неизбежно… И, возможно, так даже лучше… - на пару секунд взгляд Кингсли расфокусировался, ему пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать какую-то мысль. - Идемте, мистер Поттер, я должен провести срочное совещание. - По какому поводу? - Утром было совершено новое похищение из семьи чистокровных магов. У Гарри похолодели руки. Неприятное предчувствие сдавило трахею, и он почему-то мгновенно подумал о малыше Тедди. - Кто… Кто похищен, министр? - Миранда Вейн. Дочь Антонио Вейна, из отдела магического транспорта. Гарри облегченно выдохнул прежде, чем понял, что это выглядит странно. - Простите, министр… Я просто подумал вдруг о Тедди. - Понимаю, - Кингсли хлопнул Гарри по плечу, одновременно подбадривая и подталкивая его к выходу. - Нас уже ждут в Аврорате.