Сюита сумеречной чайки

Глава 2. Закон противоречия.

Твой папа оторвёт мне башку, А после и тебе оторвёт. Но мы уже готовы к прыжку, И, значит, твой старик подождёт. Голодные большие глаза, Моя температура растёт, Никто уже не сможет назад, Нам только остаётся вперёд. Звери – Дело не в этом

Котов успешно ходил на пары логике, чем удивлял сокурсников, которые прекрасно знали его нетерпеливость и неусидчивость на подобных предметах. Но Никита только отмахивался от удивленных подколов и упрямо садился за первую парту, чтобы незаметно строить глазки преподавателю, дразнить его то движением языка, медленно проведя им по губам будто бы невзначай, то оглаживал рукой шею и место за ухом, то и вовсе обхватывал губами большой палец, будто задумавшись, но не убирал с лица каверзного выражения и озорно смотрел на философа, стараясь вообще не сводить с него взгляда. - Котов! - Шумная Аня все продолжала тыкать в него линейкой, отвлекая от такого занимательного дела. - Да чего тебе? - возмущенно повернулся к ней парень. - У тебя лекции по английскому есть с прошлой пары? - спросила Юленька Береговая, сидевшая рядом с подругой. - Есть, - Никита достал из сумки тетрадку и протянул ее через плечо, а потом снова вернулся к своему занятию по совращению преподавателя прямо на лекции. Студенты только удивлялись, почему лектор, бывало, собьётся с повествования, или резко охрипнет или вдруг покраснеет, как маков цвет. Некоторые даже думали, не заболел ли он. Но потом мужчина брал себя в руки и дальше вёл лекцию, и студенты за конспектами забывали о странном поведении преподавателя. - На этом наша сегодняшняя лекция окончена, я жду вас на семинарском занятии на следующей неделе, - проговорил Мироненко под общий шум собирающегося студенчества. Он как будто бы случайно стал возле парты Никиты, блокируя ему выход. - Владимир Степанович, у меня к вам вопрос по поводу научной статьи, - подошла к нему староста группы, обнимая руками журнал. - Да, Селёдкина, приходите на часы консультаций, - отмахнулся от неё преподаватель. - Но у меня быстро, можно я сейчас вам кое-что... - Селёдкина, мне нужно идти на заседание кафедры, подойдите попозже, - неумолимо избавился он от студентки, и ей пришлось уйти. Когда дверь закрылась за последним человеком, Мироненко резко развернулся и поцеловал Никиту, с шумом втягивая воздух. - Ты что творишь, засранец, я же на работе!.. - кусал он его губы, быстро и страстно, придерживая рукой лицо, - вдруг кто заметит?.. - А я на учебе, - Котов немного вертел головой, уходя от прямых поцелуев, дразня еще больше, - Но вас, кажется, сейчас это совсем не останавливает, - Никита, наконец, вывернулся и, облизнувшись, резко прильнул к философу и поцеловал его за ухом, проведя языком по шее, руки прошлись по груди мужчины вниз и легли на пах. Пальцы чуть сжались, а потом Котов выпрямился и коротко чмокнул преподавателя в губы: - Простите, Владимир Степанович, мне пора на следующую пару. Да и вам на заседание кафедры, - парень усмехнулся и, взяв со стола сумку и пошел развязной походкой к двери. Мироненко улыбнулся счастливо, в несколько шагов догнал его, стиснул в объятьях и поцеловал в макушку, быстро прошептав: - Я сегодня освобождаюсь в пять, приедешь ко мне? - он куснул парня за ухо сверху и отпустил, собирая свои вещи. Никита, уже взявшийся за ручку двери, обернулся и, передернув плечами, кивнул: - Приеду... - потом подумал и добавил. - Если ничего интереснее не представится. Он издал громкий смешок и выскользнул за дверь, оставив Мироненко злится на него наедине с самим собой. Котов всегда оставался Котовым: ехидным и любящим подкалывать, причем часто не по делу. Он это прекрасно осознавал, но меняться не желал. Зачем? Ведь так будет совсем неинтересно. - Маленькая вертлявая сучка, - пробормотал себе под нос преподаватель, собирая вещи, и тоже выходя из аудитории. Причём, Мироненко отнюдь не был уверен, что парень приедет. Уже несколько раз он, как дурак, ждал его дома, не находя себе места, а парень потом около одиннадцати звонил и говорил, что не сможет приехать. Он был на самом деле непредсказуемым, доводил Владимира Степановича до белого каления, но стоило ему появиться... Он забывал обо всём. Озорная улыбка, едкие комментарии и развратное поведение заставляли взрослого, уравновешенного мужчину терять голову. Никита же вообще не слишком любил играть людьми, он и не умел, ему просто нравилось делать сюрпризы, быть непредсказуемым и это с легкостью у него получалось, потому что делать ему особо ничего не приходилось: он сам по себе был легкомыслен. Но не ветрен. Несмотря на то, что он мог с кем-то тусить полночи, принимая ухаживания даже от парней, которые то ли в шутку, то ли всерьез пытались пристать, он все чаще приезжал посреди ночи к Мироненко, вваливался в квартиру и мог спокойно вынудить заняться с ним сексом прямо в коридоре, едва закрывалась створка. И да, Котов нисколько не стыдился своей некой озабоченности в этом плане. Его все устраивало, особенно ему нравилось засыпать в объятиях преподавателя после дикого секса и душа, а потом вставать на следующие утро под звуки воды, льющейся в ванне, пока преподаватель бреется, и идти на кухню лопать готовый завтрак, чтобы вместе поехать в университет. Правда, Владимир Степанович всегда высаживал его за два квартала до самого института, но это Никиту совершенно не огорчало. Бывали недели, когда философ не читал на факультете иностранных языков. Они практически не пересекались, и Мироненко приходилось изучать расписание его группы, чтобы знать, где они бывают, и подкараулить парня, дабы перекинуться хоть парой слов. Один раз, страшно рискуя всем и вся, Владимир Степанович, завидев, что их группа идёт по коридору, спрятался за дверью, ведущей в туалет, и выдернул парня из толпы, увлекая к себе и закрывая дверь. - Котов, а вы не хотели бы написать научную статью по логике? - пробормотал на ухо преподаватель, тесно прижимая парня к себе и лаская его спину. Студент моментально и по-настоящему завелся от одного только экстремального места. Поэтому недолго думая, затолкнул философа в ближайшую кабинку, щелкнул замком двери и опустился на колени, расстегивая ремень брюк. - Не хотел бы, - сказал он, отвечая на вопрос, и тут же погрузил чужой член себе в рот. В этот самый момент дверь в туалет открылась, и послышались шаги. Никита не знал, как Мироненко, а его это еще больше подзадорило, и он продолжил с ещё большим энтузиазмом. Мироненко выдохнул изумлённо, когда Никита так поспешно взялся за его член, хотел уже было возразить, что так нельзя, но тут хлопнула дверь и от адреналина, от осознания того, что их могут застать, преподаватель буквально задохнулся от возбуждения. Он попытался отстранить Котова, но не тут-то было. А подлец так искусно работал ртом, что вскоре Мироненко начал инстинктивно содрогаться, когда Никита особенно удачно проходился по головке. Вошедший человек, решивший, видимо, что никого нет, спокойно справлял нужду в соседней кабинке, даже что-то тихо насвистывая. А Владимир Степанович жмурился и хватался за стенки кабинки, чтобы не застонать в голос. Он смотрел сверху на лицо Котова, на то, как тот сосредоточенно ласкает его, на мокрые, распухшие губы и забывал дышать. Котову же было хоть бы что, он проходился языком по головке, по всей длине члена, чуть сжимал зубами чувствительную кожу, быстрыми, но мягкими движениями массировал яички и не забывал усмехаться во время всего действа. Мужчина из соседней кабинки вышел и, судя по звукам и запаху, закурил, щелкая кнопками мобильного телефона. Когда Никита понял, что Владимир Степанович больше не выдержит, он даже не постарался его сдержать, лишь плотно обхватил член губами и стал вбирать его в себя еще глубже, настолько, что орган стал упираться в глотку. Вскоре горячая струя спермы тоже ударила в горло и парень зажал руками рот изо всех сил, чтобы не закашляться от неожиданности и не сдать обоих. На глаза от сдерживаемого кашля выступили слезы, но Никита привел себя в чувство двумя глубокими вдохами и тихо поднялся с колен, неслышно застегивая брюки преподавателя и целуя его аккуратно в губы, без звонкого чмоканья, как обычно. Владимир Степанович, пытался восстановить дыхание и смотрел, моргая, на Котова, крепко сжимая ткань рубашки на его плече. Наконец, послышался звук открываемого окна, потом его закрыли и человек вышел. Мироненко с облегчением выдохнул и упёрся лбом в плечо парня. - Ты сумасшедший, - он усмехнулся и поцеловал его, поглаживая большим пальцем по щеке. - А статью писать придётся, - он глянул ему в глаза и продолжил, предупреждая всяческие протесты. - Так мы сможем чаще видеться, не вызывая подозрений. Пойдём, пока ещё кто-то не пришел... Котов поморщился, но использовать учебу как повод встретиться было не самой плохой идеей. - А, может, ее ты и напишешь? - он вышел из кабинки вслед за Мироненко. - Сам напишешь, сам оценку поставишь. Себе же, надеюсь, плохую не поставишь? - Никита на мгновение дотронулся до плеча мужчины, едва повисая на нем. - И вообще, мы и так видимся почти каждый день. Правда, тут Котов как сглазил. Потому что следующие две недели он мог видеть Владимира Степановича только в университете: у него заболела мать, и он был вынужден забыть на какое-то время о своем разгульном образе жизни, как и о ночевках вне дома. Кого-кого, а родителей он страшно любил, хоть и причинял в свое время кучу неприятностей своим безрассудным поведением, да и сейчас паинькой не был. Но оставить семью в трудном положении просто физически не мог. Мироненко страшно переживал, несколько раз звонил Котову, но тот не брал трубку, или говорил, что занят. И философ переживал ещё больше. А потом злился. Он действительно искренне хотел как-то помочь, поддержать... Хотя с трудом признавался даже самому себе в том, что привязался к Никите и... хотел быть частью его жизни. А складывалось впечатление, что Никите был интересен только секс. Всё, что у них было - это секс. Страшный, безумный, безудержный, страстный животный секс. Да, лучший секс в его жизни, определённо, но... Ведь секс - это не всё?.. Мироненко несколько раз пытался поговорить с парнем, затронуть какие-то вопросы, как-то вытянуть на диалог, но Никита в своей характерной манере только отшучивался. Тем более, его появления посреди ночи, после которых философ совершенно не высыпался, никак не располагали к интеллектуальным дискуссиям. И Мироненко злился. На Никиту, на судьбу, на проклятый замечательный секс, но больше всего - на себя. Поджимая губы, он набрал номер Никиты и стал вслушиваться в гудки. Котов же давным-давно не высыпался нормально из-за постоянного сидения с матерью, которую он добровольно не собирался оставлять одну надолго. А это, естественно, никак сил не прибавляло, тем более, что еще надо было успевать готовится к семинарам: преподаватели все будто бы бешенство подхватили и задавали столько, что справится с таким объемом работы не мог и главный отличник их группы – Миша Верещагин. Тот уже просто автоматически садился на первую парту и тянул руку, а его также автоматически не спрашивали, так как привыкли, что Верещагин все знает. В глазах же у Миши была пустота, говорившая о том, что Котов в своем желании спать не одинок. Что же касается самого Никиты, то он стоически не жаловался отцу и не просил его заменить у постели матери или нанять медсестру. И сам не мог понять почему: то ли действительно так любил родительницу, то ли просто гордость не позволяла признать, что он не справляется… И вот, вернувшись из университета в один из дней конца второй адской недели, он, увидев, что мать спит, сам завалился на диван и тут же вырубился, едва успев закрыть глаза. Из сладкого сна его выдернул звонок телефона, и Никита нашел его лишь наощупь. Все еще с закрытыми глазами хрипло сказал в трубку: - Алло? - Привет. Занят? - Мироненко жутко не любил телефонные разговоры, всегда старался говорить коротко и по существу. - Немного, - ответил Котов, зевая и заваливаясь обратно на подушку, так и не открыв глаза. - Я сплю. Что-то случилось? - спросил он просто так, на всякий случай. Мироненко помедлил с ответом, а потом просто его проигнорировал, меняя тему: - Как мать? Никита пожал плечами, будто бы собеседник мог его видеть. Потом очнулся, открыл все-таки глаза, решив, что общаясь так, он точно уснет, и ответил: - Нормально. Врач говорит, что на поправку идет. Так что, что-то случилось? - снова задал он вопрос. Владимир Степанович не звонил просто так никогда, это уж парень знал. - Н-нет, ничего... - Мироненко сказал совсем уж неуверенно, решая, говорить то, что задумал, или нет. С одной стороны, было бы по-свински требовать сейчас от Котова встретиться, видно было, что ему не до того. С другой стороны... Он очень хотел его видеть. - Ладно, отдыхай тогда, не буду отвлекать. Парень нахмурился, чувствуя, что что-то не так. Он сел, понимая, что спать он сегодня не будет. - Стой, - успел вставить Никита прежде, чем философ повесил трубку. Убедившись, что, Мироненко всё ещё слушает, он серьезным, этим таким редким у него тоном, еще раз спросил. - Что случилось? Глупо было отпираться, глупо было молчать, глупо было вообще звонить. Владимир Степанович вообще чувствовал себя крайне глупо, и даже покраснел на том конце провода, радуясь, что парень его не видит. - Я хотел увидеться. Я... - он хотел было добавить, что, на самом деле, жутко соскучился, но прикусил язык, удерживая себя от совсем уж излишних нежностей. - Ладно, извини, я не вовремя, у тебя мать болеет, потом как-нибудь, это не срочно. Отдыхай. Никита прикрыл на секунду глаза. Наверное, это правильно, когда люди скучают и звонят, а не делают всё, что в голову взбредет, не заботясь о последствиях. Наверное, именно так ведут себя взрослые люди. Такие, как Владимир Степанович. Котов вздохнул, но не от того, что связался с философом, нет. Тут он был очень даже доволен. А вот со своими взглядами на жизнь нужно было что-то делать, чего так не хотелось… - Я приеду сегодня вечером, ладно? - вопрос был риторическим. Никита все равно не услышал бы ответ, потому что повесил трубку, раньше, чем Мироненко успел возразить. Преподаватель зарычал от ярости и отшвырнул телефон, глядя на него как на зараженный радиацией объект. Всё было не так, как он планировал, и он хотел уже было написать Никите, что сегодня не получится, что у него завтра смертельно важный доклад, и он будет занят, что приезжает президент Уганды, и он уполномочен его встречать, инопланетяне его похитили или ещё что. Но это было бы ещё более глупо, чем звонить. На улице, словно в насмешку раздраю у него внутри, стояла солнечная погода позднего октября, один из тех чудесных дней, когда пожелтевшие листья ласкает нежное осеннее солнце, подсвечивая их замысловатое кружево. - Пойдём, Лорд. Может, хоть свежий воздух мне мозги на место поставит, - пробурчал мужчина, надевая спортивный костюм и обувая кроссовки. Никита дождался прихода отца и под предлогом, что идет за лекциями к одногруппнику, слинял из дома и уже через полчаса был у дверей квартиры Мироненко. Когда ему открыли, он уверенно прошел внутрь и, снимая на ходу кеды, зашел в гостиную, погладил Лорда, растянувшегося на диване, и только потом посмотрел на Мироненко: - Что с тобой? - поднял глаза на преподавателя парень. - Ты сам не свой. Звонишь с непонятными беседами, ведешь себя странно… Котов был немного растерян. В принципе, он частично понимал, почему все это происходило, другой частью он даже не пытался понять – ему было это не дано. У него никогда не было серьезных отношений, длительность которых была больше месяца, поэтому, что сейчас делать он вообще не представлял, а как на это реагировать – тем более. Мироненко поджал губы и упрямо смотрел в пол. По факту, он даже не знал, что говорить Никите. Все его мелкие обиды, которые клокотали в нём, были настолько эгоистичными, что и словами не описать, он сам это прекрасно понимал. - Ты голоден? - философ медленно подошел к старому, доставшемуся ему по наследству проигрывателю для пластинок, и поставил любимую - Луи Армстронга. По комнате тихо поплыли звуки чувственного сакса. Не дожидаясь ответа парня, Мироненко пошел на кухню, чувствуя себя просто отвратительно: он-то, старый романтичный дурак, приготовил ужин при свечах, но теперь думал, что это было чересчур. Мужчина быстро зажег свечи и стал разливать по бокалам вино, дожидаясь, пока подойдёт парень. Никита тяжело вздохнул. Это было сложно и странно. Для него уж точно. Но он все равно встал и пошел вслед за любовником на кухню. Зайдя в помещение, он слегка округлил глаза и, поперхнувшись, воздухом закашлялся: - Ты совсем уже? - Котов едва не удержался от того, чтобы не покрутить пальцем у виска. Мало всех этих странностей, а тут еще ужин при свечах. Он что, похож на девушку, которой нужно угождать подобной ерундой? Котов закусил губу, чтобы ехидно не прокомментировать увиденное: и так было видно, что философ совсем не в духе. А портить его настроение еще больше никак не входило в планы Никиты. Мироненко и сам уже понял, что переборщил, но он хотел поговорить. Просто _поговорить_, не занимаясь сексом. А потому нужен был подходящий настрой. А ещё ему срочно надо было выпить, что он, собственно, и сделал, осушая бокал до дна. Он глянул на стоящего Никиту, задул свечи и включил обычный свет. - Сядь и поешь нормально, небось, на «Ролтоне» все две недели сидишь. Ему было страшно неловко, потому он сам сел за стол, всё ещё не глядя в глаза студенту, и стал ковыряться в тарелке с мясом по-французски. - Да нет, - Никита пожал плечами, - отец готовил. Вообще-то не готовил, отцу было не до этого, но нельзя же говорить, что Мироненко прав «от» и «до». Тем не менее, он все-таки сел и взял вилку в руки, начав медленно есть, поглядывая на мужчину. - Послушай, - он снова взял инициативу в свои руки, поняв, что так ничего и не добьется от философа. - Ты такой странный из-за того, что мы последние две недели не видимся, да и сексом не занимаемся?.. Наверное, это из-за воздержания? - Котов был полностью серьезен. Ему-то точно не до секса было. Времени бы на сон найти, а ведь Мироненко посвободнее был и уже привык к их сексуальным упражнениям практически каждый день, поэтому неудивительно, что такой раздраженный. Парень продолжил. - Прости, но сегодня тоже не получится. Мне надо вернуться домой. Мироненко с шумом втянул воздух, со звоном кидая вилку в тарелку. Черты лица его тут же заострились, крылья носа раздулись, и было видно, что ещё немного – и он взорвётся. - Ты можешь хотя бы пять минут не думать о сексе? - Угрожающе тихо пророкотал он, и Лорд, сидевший тут же в ожидании угощения, заскулил и поспешно ретировался, поджав хвост и понимая, что грядёт буря. Никита вздрогнул от звука падающий вилки и еще сильнее поднял брови, глядя на теперь уже точно раздраженного преподавателя. - Да что происходит?! - в тон ему спросил парень, чуть повышая голос. - Объясни мне хоть что-то! Как я могу понять, что тебе от меня надо, если ты молчишь и ничего объяснить не хочешь! Может, ты меня бросить хочешь культурно, а все слов не находишь, - чтобы фраза не звучала так обиженно Котов вставил театральное пофыркивание, но внутренне весь дрожал. Что, если правда? - Да какой?.. - философ даже осёкся, не понимая, как такая мысль вообще могла прийти парню в голову. - Бросить? Для того, чтобы бросить партнёра, нужно, для начала, заиметь с ним отношения, а не быть его сексуальной игрушкой, которая готова всегда и везде! - он снова сделал внушительный глоток вина, и налил себе ещё, чувствуя, что сейчас начнёт паниковать. - Конечно, я понимаю, что я могу тебе предложить? Намного интереснее шляться незнамо где с молодёжью, упиваться вусмерть и припираться под утро, чтобы потрахаться и поспать. Да, я старый, нудный и неинтересный, но я, в конце концов, тоже человек! - он посмотрел парню в глаза через стол. - А человек, Котов, это социальное животное, как говорил Декарт, ему нужно общение! Никита слушал, крепко сжав губы и зубы, чтобы не сорваться. Не хватало только устроить бурную истерику, а нервы уже сдавали. Сказывалось все: и недосып, и болезнь родительницы, и загруженность в университете, и Владимир Степанович, который только что вполне ясно выразил свое мнение о Котове. Парень проглотил злой комок в горле и встал из-за стола, сжав крепко кулаки, твердя мысленно, что срываться нельзя. Ни в коем случае. - Отлично, - сказал Никита, глядя в глаза философу. – Значит, я антисоциальное животное, для которого секс привлекает гораздо больше разговоров. - Я не говорил этого, - вернул ему тяжелый взгляд исподлобья философ, потом встал и отошел к окну. "Боже, какой детский сад! Как неуравновешенная истеричка!". Философ снял очки и положил на подоконник, устало потирая переносицу и сильно жмурясь. В принципе, ничего сказать в своё оправдание он не мог, итак уже сказал достаточно. А потому предпочёл молчать. Он ясно выразился, а Никита пусть понимает так, как считает нужным. - Ты имел это в виду, а я сказал за тебя, - пожал плечами Котов. - Ужин был очень вкусным, спасибо, - развернувшись на пятках, он пошел к выходу из квартиры. Наскоро обувшись, он вышел, громко хлопнув дверью. Но выходить на улицу не стал, сначала требовалось успокоиться. Парень спустился на один пролет и достал сигареты. Руки немилосердно тряслись настолько, что подкурить с одного раза не получилось. В конце концов, сигарета задымилась, и Никита смог глубоко вдохнуть никотиновый дым и прикрыть глаза. Ему все это не нравилось. Как могло так выйти? Ведь было все отлично: безумный потрясающий секс, прекрасные отношения, ни слова упрека в адрес друг друга. И тут это… Может, он действительно слишком напирает с сексом? Но он только так и умеет выражать свои чувства, потому что словами ему не дано, а вот действиями – запросто… В этот момент Мироненко зарычал от злости и скинул со стола тарелку вместе с остатками ужина. Какой чёрт дёрнул его вообще такое устраивать? Эгоист херов! У парня и так мать больная, а тут он ещё со своими девчачьими истериками... Нервы были на пределе, мужчина никак не мог найти себе место, не зная, что делать. Говорить он не мог, но сказать что-то должен был. Выдвинув ящик кухонного стола, Владимир Степанович достал некогда забытые Никитой сигареты и вышел на балкон, прикуривая от спички. А Никита, докурив, затушил бычок о стену и щелчком пальцев отправил его в открытую форточку. Даже с дозой никотина, который обычно помогал думать, в голову ему ничего не пришло. Он пожал плечами и глянул мельком на наручные часы. Нужно было идти домой. Парень вышел из подъезда и задрал голову, выискивая глазами окна Владимира Степановича, и тут же нашел и окна, и балкон. Только вот вид на балконе ему не очень понравился: курящий (а что Мироненко курил, Котов видел прекрасно, зрением его природа не обделила) философ совсем не вдохновлял. Внезапно в голову пришло, что если он сейчас уйдет, то они, возможно, никогда и не помирятся. Может, преподаватель и прав, что Никита гиперсексуален, но то, что спит он только с одним мужчиной, не могло не говорить о том, что именно с этим человеком ему и нужен секс. А в понимании молодого парня, у которого гормонов было больше, чем мозгов, это было уже почти любовью. Конечно, не той самой, о которой пишут романы и слагают песни, но вполне себе такой земной любовью в старой пятиэтажке вместо шалаша. Котов вздохнул и достал телефон, чтобы набрать сообщение. Пальцы быстро щелкали по кнопкам, и вскоре на экране появился текст: «Тебе не идет сигарета. Оставь этот имидж мне. А ужин был действительно вкусный. До завтра». Никита еще раз вздохнул и нажал «отправить», а уже в следующий момент бежал в сторону остановки. Ответа не пришло. Зато в третьем часу ночи его разбудил звонок телефона. Удивительно вообще, как он проснулся на сигнал сообщения: "Выйди". Никита сонно морщился, протирал глаза и приглаживал взлохмаченные после сна волосы. Но все-таки послушно спустился к подъезду, потому что за вечер прямо-таки извелся из-за отсутствия реакции на его сообщение. По его задумке, оно должно было привести к примирению, но… Видимо, Мироненко так не считал. Поэтому сейчас, после короткой, но емкой смски, он, натянув на себя джинсы и толстовку на футболку, в которой спал, и засунув голые ноги в кеды, не потрудившись их завязать, пошел на улицу, где его ждал, облокотившись на машину, Мироненко. Котов молча смотрел на преподавателя, вопросительно поднимая брови. Мужчина отлепился от машины, наскочил на него, сонного, крепко стискивая в объятьях прямо посреди двора и крепко поцеловал. От него сильно пахло выпивкой и табачным дымом, он был одет в одну рубашку в клетку и страшно разгорячён, не смотря на то, что ночью было уже достаточно холодно. Философ продолжал целовать парня, оттесняя к машине и обнимая руками лицо, ничего не говоря и только шумно дыша ему в губы, покусывая и лаская. Наконец, Котов упёрся спиной в машину, а Мироненко приподнял и усадил его на капот, становясь между ног и продолжая целовать, потом спускаясь ниже, по шее, прикусывая чувственно мочку уха. Никита автоматически отвечал на поцелуи, но мысли крутились совсем не там, где положено крутиться, когда тебя ласкает столь желанный человек. В какой-то момент он отстранился и внимательно посмотрел на Владимира Степановича: - Ты пил, - не вопрос, а утверждение, - и ты сошел с ума. У меня окна выходят на эту сторону, - прошептал он в губы мужчины, но не отталкивал его, придерживал за рубашку пальцами и продолжал внимательно смотреть. - Какая разница, что я делал... - философ открыл заднюю дверцу машины и снова подошел к Котову, целуя его и за грудки стягивая с капота. - В три часа ночи все спят, никто не увидит... - он практически затолкал его внутрь, повалив на спину, и сам тоже залез, захлопывая дверцу и радуясь, что у машины довольно просторный салон. - Ты точно с ума сошел, - простонал деланно страдальчески Никита, но сопротивляться не думал даже. Секс в машине, так секс в машине. Она тоже не так уж плоха, тем более еще не испробована. Тесновато, конечно, не двуспальная кровать и даже не парта. Но терпимо. Гораздо больше будоражил тот факт, что достаточно консервативный Мироненко решится на такое ужасное и аморальное действо. Впрочем, после того, как он переспал с собственным студентом… Котов уже сам потянулся к преподавателю, притягивая его к себе за ворот рубашки и целуя в губы, страстно и глубоко, как обычно. Мироненко снова пьяно, похотливо улыбнулся ему в рот, поспешно расстёгивая пуговицы рубашки и стягивая её с себя. Он прикусил его нижнюю губу и расстегнул ширинку, пробираясь холодными руками прямо к члену парня. Во всех его движениях присутствовало какое-то отчаянье, какой-то сумасшедший, безрассудный напор и словно нереальность всего происходящего. Никита немного терялся. Обычно инициатором был он, и первым всегда начинал действия именно он, а Владимир Степанович подключался уже чуть позже. Сейчас же все было немного по-другому, и Котов и глазом не успел моргнуть, как почувствовал прохладные пальцы на полувозбужденном члене, сдавленно охнув. Мироненко тут же стянул с парня джинсы: было жутко неудобно и не хватало места, но он справился. Он глянул на парня, всё также улыбаясь, и только теперь Никита заметил, что улыбался философ только губами. Владимир Степанович сжал в руке его яйца, обхватил рукой член у основания, и накрыл ещё не совсем затвердевший член ртом. Тут же проникая языком под крайнюю плоть, обвёл по кругу головку и принялся увлечённо сосать, помогая себе рукой. - О боже, ты точно только пил? Ничего не принимал? - не сдержался Котов. Вплетаясь пальцами в волосы философа и запрокидывая голову назад, раскрыв рот в неслышном стоне. - Прекрати, - чуть погодя остановил он мужчину, перестав подаваться навстречу его рту бедрами. - Если не прекратишь, то оставшуюся половину ночи мы проведем за чисткой сидений. Но его действия расходились со словами. Никита привычно полез на колени к Мироненко и, сев на самый их край, упершись ногами в сидение, сжал рукой уже член преподавателя, наклоняясь в это время над ним и целуя в шею, не забыв поставить красное пятно засоса. Теперь уже застонал преподаватель, запрокинув голову и впившись пальцами в ягодицы Никиты. Он поспешно задрал его руки, стягивая толстовку вместе с футболкой, и тут же прижал его к себе, царапая спину, яростно кусая губы. Мужчина запустил пальцы ему в волосы и потянул слегка в бок, заставляя откинуть голову и широко проводя языком по шее, до самого уха. Он попытался притянуть парня ближе к себе, но проклятая спинка не давала, так что он снова подхватил его под зад и повалил на сиденье, сам наваливаясь сверху и толкаясь бёдрами через джинсы в его пах. Потом навис над ним, выгибаясь дугой, но не переставая целовать, и с трудом сам избавился от джинсов. Снова лёг на него, с очередным стоном, упираясь одной рукой в спинку заднего сиденья, а второй обнимая парня. Черт, до чего же было неудобно. В какой-то момент Никите показалось, что он готов уже и на улицу выползти, лишь бы избежать этой сдерживающей тесноты, которая не давала ни руки, ни ноги раскинуть так, как было удобнее и приятнее. Но здравый смысл пока еще навещал голову парня, поэтому он только лишь обнимал Владимира Степановича за плечи, притягивая к себе как можно ближе, одновременно боясь, чтобы тот не потерял равновесие. Одной рукой Котов проскользнул вниз, к паху мужчины и собрал неожиданно крупные капли смазки на пальцы и, выгнувшись неестественным образом, смазал себя сам, слегка растягивая пальцами. Парень справедливо полагал, что Мироненко сейчас в слишком возбужденном состоянии, чтобы его хоть как-то подготавливать. И пусть грубый секс был маленькой слабостью Никиты, но завтра нужно было обязательно идти в университет на английский, а оттрахай его в машине без подготовки… В общем, Котов сомневался, что он туда даже пополз бы. Мироненко тёрся своим возбуждённым членом о член Никиты, глухо постанывая и распаляясь ещё больше, затем попробовал изогнуться и войти в него, но с ростом 186 это было совершенно невозможно, а потому он зарычал и сел между ног Никиты, поднимая его и тоже заставляя сесть. - Твою мать, как мало места…- стоящий член болезненно ныл, а мужчина всё никак не мог придумать, как бы так извернуться похитрее. Потом он сел и притянул Котова к себе, но не лицом, а спиной, усаживая на колени и целуя в шею, улыбаясь. Он слегка приподнял его, обняв за талию одной рукой, и просовывая внутрь пальцы другой, ведь его слабостью было видеть, как он доводит Котова практически до оргазма без самого секса как такового. Никита выгнулся и запрокинул голову так, чтобы она лежала на плече у Владимира Степановича. Сначала эта пытка пальцами ему нравилась, он получал неизменное наслаждение и послушно прогибался, но потом становилось мало и хотелось намного большего. Точно по такой же схеме было и сегодня. Насаживаясь на пальцы самостоятельно, он негромко стонал, кусая собственную руку. Нельзя было, чтобы их услышали случайные полуночные прохожие. - Если ты сейчас же не трахнешь меня, я сам тебя трахну, - прошипел он. Владимир Степанович удовлетворённо хмыкнул и, приподняв Котова, подался чуть вперёд бёдрами, приставляя член к его анусу и медленно, плавно насаживал парня с протяжным стоном ему в щёку. Он прикрыл на несколько секунд глаза, привыкая к ощущениям, проведя по его груди и торсу руками, поддевая ногтями соски, сдавливая их и кусая шею с тихим рыком. - Я тебя разорву сейчас... Котова немного затрясло то ли от болезненных ощущений, то ли от все того же мазохистского удовольствия, которое он испытывал при каждом сексе. Мироненко входил действительно достаточно тяжело и туго. Сказывалась неудобная поза для самого Никиты. Но он старательно выравнивал дыхание, все также лежа головой на плече у мужчины. Это того стоило. Ради ощущений, которые настигнут его потом, можно было и потерпеть немного. - Все нормально, - спустя какое-то время прошептал он. - Продолжай. Он закинул одну руку за шею преподавателю, а второй начал ласкать свой член, чтобы еще больше отвлечься от уже едва саднящей задницы. Мироненко грубо откинул его руку и сам обхватил член, начиная медленно трахать и поглаживать в такт возбуждённый орган. Каждый раз, когда мужчина входил, он двигал рукой навстречу, как бы зажимая Никиту, потом медленно выходил, одновременно закрывая головку крайней плотью. Чувствуя, как тесно внутри парня, трахал его медленно, вспоминая, что в бардачке, вообще-то, лежит тюбик со смазкой, которую он специально купил и захватил с собой, потому что этот садистский секс мог привести к довольно плачевным последствиям. Стараясь успокоиться сам и успокоить дыхание, медленно, ласково целовал Никиту в шею, слегка постанывая и поглаживая свободной рукой его бок. Никита задышал еще тяжелее, поднося ту руку, что раньше ласкала член ко рту, и теперь закусывая ее. Сейчас было намного лучше, чем при первом проникновении. Правда, в таком положении до вожделенной простаты достать было невозможно, но то, как мастерски Мироненко обращался с его членом, компенсировало отсутствие других ощущений. Котов застонал в ладонь, потом повернул голову и впился поцелуем в губы философа, выгибаясь навстречу его движениям. Философ с готовностью ответил на его поцелуй, смакуя, постанывая, наслаждаясь полной властью в кой-то веки, немного увеличивая темп и обхватывая второй рукой его яйца, перекатывая их в руке, оттягивая, сминая и не переставая ласкать член. Обводил по кругу язык парня собственным языком и одновременно проводил большим пальцем под его головкой, слегка поддевая ногтем и вырывая из горла стон, заставляя содрогнуться всем телом и внутренне сжаться. Постепенно философ увеличивал темп, сжимая сильнее член Никиты у основания. Когда амплитуды перестало хватать, взял обеими руками его за бёдра и приподнял, заставляя опереться руками на спинки передних сидений и теперь трахая сильнее, под новым углом, наконец, попадая по простате не вскользь, а прицельно. У Котова впервые не было особого выбора, что именно делать, ему приходилось почти впервые подчиняться любым действиям философа, и это его напрягло бы… завтра. Или когда он вылезет из машины, но не сейчас. Сейчас его заполнял полностью, со всех, казалось, сторон, куда бы он не дернулся – везде был Владимир Степанович. Скрывать стоны уже не было смысла, особенно, когда он буквально перевесился через передние сиденья и теперь мог активно подаваться назад, насаживаясь на член мужчины сам. Так было привычнее, и он с успехом умел делать это так, чтобы обоим было приятно. Мироненко откинул голову на спинку сиденья, вторил его стонам, только на октаву ниже, жмурился и сжимал его бёдра настолько сильно, что костяшки пальцев побелели. Чувствуя, что вот-вот кончит, он снова обхватил член любовника и стал быстро и точно надрачивать его головку, чуть сжимая, приближая к оргазму с каждым движением. Наконец, всё тело мужчины сжалось в комок, он упёрся лбом в спину Никиты, поцеловал куда-то между лопаток, взял его за бёдра и, сильно натягивая и входя внутрь как можно глубже, кончил с громким стоном. Котов кончил почти одновременно с преподавателем, опередившего его всего на секунду. Он почти сразу откинулся на грудь мужчине и чуть повернул голову, рассматривая его лицо. - От тебя я точно такого шага не ожидал, - слабо пробормотал он, прикрывая глаза. Хотелось спать, но нужно было идти домой, в душ, а потом доспать оставшиеся часы до начала занятий. Хотя… Первой парой была как раз логика. - Владимир Степанович, - Никита приоткрыл глаза. - А можно я завтра не приду на пару, а? - фраза звучала не совсем как вопрос, но не была и утверждением. Парень все-таки спрашивал, если не одобрения, до хотя бы разрешения. Мироненко всё ещё тяжело дышал, приходя в себя после такого марафона, быстро поцеловал его в губы и улыбнулся. - Конечно можно. Придёшь потом отработаешь на консультацию «энку», как все. – Он хмыкнул и обнял его поперёк груди. – Прости меня. Я… был не прав сегодня. А я ненавижу ссориться перед сном, потом очень плохо себя чувствую. Поэтому мне всегда необходимо помириться до того, как я усну. Мир? – он протянул ему мизинец, как в детстве, и поцеловал плечо. - Хорошо, - легко согласился Никита, который только рад был тому, что ситуация так удачно разрешилась. Он хихикнул и в свою очередь протянул мизинец, обхватил им чужой палец и несколько раз потряс, вспоминая детские годы. - Мирись-мирись-мирись, и больше не дерись. И не придумывай глупости, - парень дотронулся губами до виска Мироненко и снова прикрыл глаза, радуясь что в машине тепло, и можно немного понежиться в объятиях. Мироненко улыбнулся ещё шире, прижимаясь своей щекой к щеке Никиты и прикрывая глаза. Хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался: чтобы он вот так сидели в машине, в темноте и тишине, с запотевшими стёклами, и весь мир словно не существовал. И не было никаких проблем, никаких ссор – ничего. Только они вдвоём. Потом Никита всё же оделся и ушел, а преподаватель поехал к себе. И пусть гештальт не завершился, проблема не разрешилась, но ушла на второй план. И пока что этого было достаточно. Никита, как и обещал, на следующий день на паре не появился. Владимир Степанович только головой покачал, выводя двойное «нн» в журнале группы. Но на консультацию он не пришел. И на следующей неделе тоже. По крайней мере, так думал Владимир Степанович, входя в аудиторию, где уже собрались студенты, и начиная консультацию. - Добрый вечер, Владимир Степанович, можно? - в дверь кабинета просунулась рыжая голова Кати Рябцевой – всегда и везде опаздывающей девушки. Мироненко нахмурился. - Проходите, но сколько же можно опаздывать? Именно из-за этого вам и приходится ходить с пересдачами на консультации, - кивком поздоровавшись со студентами, преподаватель сел за стол, вспоминая, что действительно довольно часто не пускал Рябцеву на занятия из-за опозданий. Никита сидел под столом уже добрых пятнадцать минут. Тело уже ломило от неудобной позы, и он недовольно морщился, уже задумываясь о том, что идея не самая удачная. Выдержать всю консультацию в подобном положении не так уж и легко. Правда, авантюризм все же перевешивал, поэтому Котов остался, лишь чуть-чуть поменял положение тела, едва не стукнувшись головой о крышку стола. Вот шуму-то было бы... Хотя, к некой нестандартности поведения Котова однокурсники уже привыкли. Едва завидев ноги преподавателя, парень мигом забыл о всей неудобности и коротко пробежался пальцами через штаны от щиколоток до колен, стоило Мироненко сесть, сам себе улыбаясь. Владимир Степанович испуганно округлил глаза, думая, что под столом крыса, и привстал на подлокотниках кресла, в котором сидел, в попытке сбежать. Потом аккуратно заглянул под стол. Котов нахально улыбнулся в лицо философа и как бы между прочим облизнулся, приложив палец к губам, показывая, что Владимир Степанович вел себя тихо и ничем не выдал присутствие студента. Следом он неслышно подвинулся ближе и пробежался пальцами уже от колен до паха, ощутимо сжав его на мгновение в ладони, и тут же расправился с ширинкой, аккуратно потянув ее, чтобы не шуметь в тишине аудитории. - Котов!.. - Только и смог сдавленно прошипеть преподаватель, тут же садясь ровно, чтобы никто ничего не заподозрил. - Всё нормально, Владимир Степанович?.. - спросил кто-то из аудитории. - Д-да-да... Показалось, - рассеянно улыбнулся мужчина, отмахиваясь и чувствуя, что начинает краснеть. - Какие вопросы у вас возникли? Поднялось несколько рук, и мужчина наугад махнул куда-то в левую сторону аудитории, прислушиваясь, что же там делает Никита. Парень сдавленно хихикнул, услышав растерянный голос преподавателя. Нет, неудобное сидение под столом определенно того стоило. Парень потянул вниз белье, вытаскивая наружу член мужчины, и начал аккуратно его поглаживать, задевая привычно головку указательным пальцем. Подождав, когда орган начнет реагировать на вполне ясные прикосновения, Котов тут же его лизнул, проходясь языком по всему стволу. - Владимир Степанович, можно вам лекции пересдать? - Да, пожалуйста, - облегчённо выдохнул мужчина, радуясь, что ему ничего не надо будет объяснять. Он чувствовал, как лицо заливает краска, и поспешно прикрыл щёку рукой, чтобы хоть как-то скрыть. Второй рукой он пытался оттолкнуть Котова под столом, безмолвно призывая к приличию. Котов никак не реагировал на движения преподавателя. То, что он собирается сделать минет в аудитории, где полно людей, его только подстегивало. Он еще с первого секса с Владимиром Степановичем думал об этом, превращая обычную задумку в идею-фикс. А тут такой случай представился! Нет, Никита его не мог его упустить. Поэтому парень продолжал нехитрые движения языком, разогревая и без того уже возбуждающуюся плоть, пока не погрузил ее полностью в рот, слегка надавив прямо горлом на головку. Сделав пару медленных ритмичных движений головой, примеряясь как лучше двигаться, чтобы не биться макушкой об стол, он снова выпусти член изо рта, оставив только головку, которую методично обводил по кругу языком, иногда надавливая на кончик. У Мироненко участилось дыхание, сердце настолько оглушительно билось, что ему казалось, что сейчас вырвется. Тем временем, первокурсник, собиравшийся сдавать лекцию, спускался к столу преподавателя, чтобы сдавать пропущенную лекцию. - Нет-нет! - поспешно выкинул руки вперёд Владимир Степанович, останавливая его. - Давайте с места. - Но... - парень стал стремительно заливаться краской, заранее стесняясь публики. - Н-ничего-ничего, будет опыт в риторике, это всем нужно, - быстро и сбивчиво говорил преподаватель, чувствуя, как по всему телу волнами расходится тепло и начинает темнеть в глазах. Студенты удивлённо переглянулись, отмечая странное поведение философа, но ничего другого им не оставалось. Как известно, преподаватель всегда прав. Никита усмехнулся, не выпуская головку члена изо рта, и удвоил свое рвение. Снова погрузив полностью член в рот, он также медленно стал водить головой, но не слишком долго. Пока он лишь дразнил, ему не нужно было, чтобы все закончилось слишком рано. Что ему потом делать под столом остаток консультации? Умирать со скуки? Ну уж нет. Котов мотнул головой, освобождая рот и беря орган мужчины руками. Нагнувшись чуть-чуть вбок, парень снова лизнул ствол по всей длине сверху вниз, начиная ласкать ртом яйца, не забывая легкими движениями массировать член, чуть сжимая его между пальцев. Мироненко же был близок к панике. Чтобы как-то отвлечься, он быстро пересчитал по головам студентов: 8. У каждого минимум по одной лекции, на каждую - минимум по 5 минут. 40 минут. Преподаватель страдальчески закатил глаза и выдохнул, тут же почувствовав, что зря: предательский организм его подвёл, он излишне расслабился, и по телу пошла дрожь нешуточного возбуждения. Он сполз за край кресла, расставляя как можно шире ноги, давая Никите простор и чувствуя, как сам заводится от наличия посторонних в аудитории. - Хорошо, достаточно, засчитано... Повторите вашу группу?.. - рассеянно проговорил философ, пытаясь найти у себя в записях фамилию студента. - 29, Владимир Степанович... Курочкин... - проговорил ошарашенный студент. - Угу, хорошо, можете быть свободны. Кто следующий? В воздух взметнулись все руки, так как молодые люди почувствовали, что сегодня можно сдать на шару. Котов даже на мгновение пожалел, что его долги так легко сдать не получиться. Или, может, попросить кого-нибудь из знакомых залезть под стол к Шевченко, преподавателю английского, и проделать те же действия, что сейчас делал сам Никита? Он даже задумался, кто бы на такое согласился, рефлекторно скользя языком по паху Мироненко. Но тут же пришел в себя, уходить в размышления сейчас было не лучшим вариантом. Парень вернулся к своему основному делу с еще большим энтузиазмом, заметив, что Владимир Степанович уже совсем не на стороне морали. Теперь он без всяких дразнилок взял член в рот, плотно обхватив губами и стал совершать привычные ритмичные движения головой. В какой-то момент он не рассчитал и все-таки стукнулся макушкой о столешницу, тут же замерев и едва не придавив от неожиданности зубами плоть во рту. Естественно, все студенты тут же уставились на стол, так как звук гулко разлетелся по аудитории. Бормотавший что-то студент запнулся, и все семь пар глаз уставились на преподавателя логики. - Кхм, - неловко прокашлялся преподаватель, чувствуя, как сел от возбуждения голос и ёрзая на месте, радуясь хотя бы тому, что Котов перестал двигать своим развратным ртом. - Я... вынужден попросить у вас прощения, я сегодня не совсем хорошо себя чувствую... Подойдите, пожалуйста, на лекции, напомните мне, я засчитаю вам всем пересдачу... Усиленно продолжая корчить из себя больного, потирая виски и хмуря брови, Мироненко продолжал: - А на сегодня все можете быть свободны. Студенты понимающе закивали, видимо, удовлетворившись, и стали медленно стекаться к выходу. - Не совсем хорошо? - подал голос Никита, едва услышал, как последний студент покинул аудиторию. - А по-моему, очень даже неплохо, - он для уверенности снова качнул головой, возвращаясь к дразнящим ласкам. Котову нравилась полная безопасность собственного положения. Не будет же сейчас Владимир Степанович высказывать ему, что он думает о наглом блондине, который "хочет всегда и везде"? Потом - да, а сейчас Мироненко в полной власти Никиты, и парень это отчетливо понимал. Он снова вобрал в себя член, уже без страха двигая головой, приближая разрядку преподавателя, ну и собственную, возможно, смертельную участь заодно. Мироненко откинулся на спинку кресла, запрокидывая голову, с тихим стоном выдыхая и впиваясь пальцами в подлокотники кресла. Он даже не стал реагировать на едкое замечание Котова - настолько был возбуждён. Двигая навстречу его мягкому рту бёдрами, он вплёл в его волосы пальцы, чувствуя, что ещё пару мгновений и кончит. Видя реакцию преподавателя, парень снова удвоил рвения, резче работая головой, вбирая в себя как можно глубже член Мироненко, одновременно стараясь как можно сильнее расслабить горло, чтобы не поперхнуться. Головка члена упиралась прямо в стенку расслабленного горла, и тут Никита решил поэкспериментировать. Он пробубнил что-то совсем невнятное, от чего горло завибрировало, отдаваясь в тело Владимира Степановича, неся тому новую порцию ощущений. Это было уже чересчур, Мироненко сдавленно застонал, подаваясь вперёд, сжимая волосы в руке парня, и бурно кончил прямо ему в горло, содрогаясь всем телом и ещё пару раз толкаясь внутрь. Потом преподаватель обмяк, расслабляясь и снова откидываясь на спинку кресла. Отирая вспотевший лоб, Мироненко улыбнулся, как сытый кот, и проговорил: - Тебя мама не учила не говорить с набитым ртом? Никита рефлекторно сглотнул сперму, уже привычный вкус сразу же осел на рецепторах и парень тоже довольно улыбнулся, выползая из-под стола и садясь прямо на него, поверх каких-то бумаг философа. - Она говорила про еду, а не про чужой член. И если честно, я бы очень удивился, говори она мне именно про него, - Котов наклонился к Владимиру Степановичу и коротко поцеловал того в губы, соскальзывая со стола и становясь на небольшом расстоянии от него: дверь была не закрыта, поэтому испытывать судьбу не хотелось. Мироненко притянул его за бёдра и поцеловал ещё раз, а потом серьёзно посмотрел в глаза: - Ещё раз такое сделаешь, я тебя выпорю. И в данном случае это не метафора. Преподаватель ещё раз глубоко вздохнул, окончательно приходя в себя, застегнул ширинку, слегка морщась от прикосновений к чувствительному после оргазма органу, и стал собираться домой. - Какие планы на вечер? За окном медленно падали листья в краснеющем зареве заката, напоминая о том, что осень полностью вступила в свои права. - Уже хочу повторить, - выдохнул Никита, не убирая с лица коварной улыбки, смотря, как преподаватель собирает вещи. Это того стоило. Адреналин в какие-то моменты просто зашкаливал и ударял в голову, может, именно от этого он ударился головой и прервал минет. А ведь так хотелось, чтобы преподаватель кончил прямо на глазах у своих студентов. Котов дорого бы заплатил, чтобы увидеть сдерживающего стоны Мироненко. Ну что ж, в этот раз не вышло... Выйдет в следующий. - Не знаю. Может, съезжу куда, - ответил он, наконец, на вопрос, пожимая плечами.- Потом к тебе могу приехать. Или не приехать. Как пойдет, - теперь уже хитрая усмешка мелькнула на лице, но Никита тут же ее убрал, придавая себе серьезный вид. Мироненко поджал губы, закрывая портфель. Нет, он, конечно, знал, что это всё дешевые провокации. Последние недели две Котов исправно ночевал у него, причём приезжал довольно рано. И каждый раз вот так заставлял его нервничать, думать, где парень и с кем, чем занимается, приедет ли вообще. Философ глубоко вздохнул и поднял на Никиту взгляд, улыбаясь. - И правильно. Может, я тоже куда схожу, так что ты позвони заранее, чтоб под дверью не ночевать, хорошо? - что ж, его же оружием. Котов отреагировал сразу же, мгновенно выпрямляясь и подозрительно смотря на преподавателя: - И куда же ты пойдешь, что можешь не прийти ночевать? - голос стал едким, а глаза сами собой прищурились. - В клубе "Кому за тридцать" теперь выдают кровати? Да, он был единоличником. Но чаще просто дразнил, иногда чересчур жестоко, но никогда не делал ничего такого, что может действительно обидеть. Да и на попятную он всегда шел первым, а вот Мироненко всегда был человеком слова и если он сказал, что куда-то собрался, значит, действительно планировал куда-то пойти. Владимир Степанович медленно направился к выходу, чрезвычайно довольный собой и достигнутым результатом. - В клубе для тех, кому за 30, люди все сплошь состоятельные и обеспеченные, у них есть свои кровати. И себя дома. - Мужчина глянул на парня поверх очков, и вышел из аудитории, ожидая пока выйдет и Котов, чтобы закрыть за ним дверь на ключ. На самом деле, он понятия не имел, какие люди ходят в эти самые клубы, есть ли у них кровати и вообще, есть ли такие клубы в их городе. Но созерцании Никитиной ревности стоило этой маленькой лжи. Теперь Владимир Степанович, наконец, видел, что нужен ему. - И вообще, Котов, что за допрос с пристрастием? Я же не лезу в твою личную жизнь... - собственно, лезть-то было особо и некуда: Никита приезжал, они занимались сексом и ложились спать. Сам парень не рассказывал, где был, всё только отшучивался, как обычно. А философу казалось ниже его достоинства лезть с расспросами. Вот так он и ходил, накручивая себя, сгорая от ревности и не в силах что-то с этим сделать. Никита гордо продефилировал мимо философа, упрямо поджимая губы и недовольно корчась. - Какой допрос, Владимир Степанович, о чем вы? - он всегда переходил на "вы", когда злился. Как-то инстинктивно получалось. Парень обернулся, смотря, как преподаватель запирает дверь, и бросил. - Но, думаю, что я сегодня к вам не приеду, раз уж вы заняты. Не беспокойтесь, я найду, чем занять себя. О да, он найдет. Позвонит Лёхе Самойленко, верному соратнику в походах по клубам, и напьется где-нибудь. И вряд ли вообще завтра появится в университете. Но говорить об этом он не стал. Зачем? Преподаватель хохотнул. - О, да, в этом я не сомневаюсь. Уж вы-то, Котов, точно найдёте, чем себя занять... - Всё пошло совсем не так, как планировал мужчина, но идти на попятную не хотелось. Он уже и не рад был, что всё это затеял, потому что теперь вечер предстояло провести в одиночестве: не сильно весёлая перспектива, когда тебе слегка "за 30". Владимир Степанович глянул на Котова быстро, и тут же отвёл взгляд. Они медленно шли по второму этажу, направляясь к лестнице. - В отличие от вас, Владимир Степанович, я не гонюсь за теми, кто обеспечен и имеет собственную кровать. Мне и одной достаточно, своей, - на "своей" он сделал особенное ударение, не понимая чью именно он имеет ввиду кровать - свою, дома, или все же Мироненко, которая пережила уже настолько много, что и ядерная война ей нипочем. Никита чуть обогнал преподавателя и первым спустился с лестницы, и был тут же окликнут в холле одним из одногруппников, к которому стремительно и присоединился. - Ты сегодня свободен, Котов? - спросил его парень, хлопая в знак приветствия по плечу. - Как птица в небе, - широко улыбнулся блондин, говоря нарочито громко и как бы невзначай косясь в сторону идущего к дверям философа. Мироненко нахмурился, но не стал испытывать судьбу, они и так общались подозрительно много, и Владимир Степанович начинал опасаться, что кто-нибудь, что-нибудь заметит. Мужчина поспешно достал телефон и написал сообщение: "Ты же знаешь, что никуда я не пойду. Просто хотел, чтобы ты понял, что я чувствую. Каждый вечер". Он ещё хотел присовокупить пару абсолютно ненужных сентиментальных фраз, но вовремя остановился. Подходя к гардеробу и забирая пальто, философ не сводил глаз с Никиты, ожидая реакции на пришедшее сообщение. Никита будто бы не хотя достал телефон из переднего кармана джинсов, точно зная, кто ему прислал сообщение и пробежался по нему взглядом. В первую очередь, хотелось обернуться, но он сдержал порыв и, пригладив волосы, посмотрел на одногруппника: - Кажется, у меня появились дела. Собеседник поднял брови: - Личного характера? - в голосе прозвучало усмешка. - Очень личного, - проникновенно ответил Котов, как бы между прочим касаясь едва заметного засоса на своей шеи. Он краем глаза наблюдал за тем, как одевается философ и как только тот вышел за двери, сам рванул к гардеробу и оделся быстрее молнии, чтобы выскочить на улицу, добежать до парковки и успеть заскочить в машину Мироненко, тяжело дыша - гонки горных козлов в его обычный режим дня никак не входили. Зато входили внезапность и невозмутимость к своим противоречивым действиям. - Ты же знаешь, что я бы все равно пришел, - проговорил Никита, смотря на мужчин. - И прождал бы всю ночь, хотя бы только для того, чтобы посмотреть, каким ты приходишь со своих развлекательных мероприятий. Он нагло врал, никуда бы он не пришел. Пил бы и пытался залить обиду, развлекался и намеренно бы потом игнорировал. Но кто об этом знает, кроме него? Мироненко только головой покачал, наклоняясь к парню, беря его подбородок аккуратно в свои пальцы и медленно целуя, едва касаясь его губ своими. Момент был настолько трепетный, Никита - настолько дурманяще сладкий, что преподаватель уже набрал было воздуха в лёгкие, чтобы сказать срывавшиеся с губ слова, выразить ту бурю эмоций, которая бушевала внутри, но только сдавленно простонал ему в губы. Почему-то Владимир Степанович был уверен, что Никита не только не оценит его признаний, но и сбежит. Слова подобного рода обязывают к ответу, а Котов был слишком легкомысленным и ветреным для таких обязательств. Поэтому Мироненко в который раз поджал губы, и медленно завёл мотор, выезжая со стоянки. Дальше дни шли своим чередом, неделя за неделей, постепенно дожди усиливались вместе с ветрами, всё больше оголяя ветки деревьев и напоминая о том, что скоро зима. Люди злились, кутали носи в шарфы и продолжали жить дальше, не смотря ни на что: ходили на работу, учёбу, ссорились, любили друг друга, отдыхали, заводили друзей… Но в этот день Никита понятия не имел, что творилось в университете. Все как будто с ума сошли и носились вокруг Мироненко с цветами и поздравлениями. Селедкина даже огроменную коробку конфет приволокла откуда-то и положила перед лекцией на преподавательский стол. Котов только хмурился, мрачно смотря на улыбающегося преподавателя, не имея никакой возможности к нему подойти и поинтересоваться, почему весь мир сошел с ума и липнет к старому философу, который не слишком-то пользовался популярностью из-за твердокаменного характера и нежелания шутить на парах. Поэтому сейчас блондин, сидя на лекции логики и качаясь на стуле, раздумывал, как бы ему подобраться к Владимиру Степановичу, чтобы все выглядело невинно. В конце концов, никто не поверит, что Котов пошел консультироваться. Это же Котов! Мироненко же страшно не любил этот день. Он не знал, как реагировать на поздравления, подарки и всегда жутко смущался. И все эти девушки, и цветы - они буквально выбивали его из колеи. Для его мировоззрения было уже слишком: девушки дарили ему цветы. При том, что он вообще не воспринимал девушек. Совсем. Но самое худшее предстояло потом, на кафедре, где уже собирались накрывать на стол, как знал Владимир Степанович, и он всё никак не мог придумать повод, чтобы улизнуть. В прошлом году у него резко заболел Лорд. В позапрошлом ему срочно надо было к зубному... Кажется, диарея у него тоже была. Тяжело вздохнув и погрузившись глубоко в свои мысли, преподаватель заканчивал лекцию. - На сегодня всё, можете быть свободны, вопросы к семинару у вас есть. - Он коротко кивнул, глядя, как собираются студенты. Котов старательно долго складывал вещи, делая вид, что у сумки заела молния. - Ты скоро? - Миша, одногруппник с которым он чаще всего садился рядом, больше из-за того, что тот был отличником, чем из дружеских мотивов, повернулся к нему и вопросительно взглянул. - Слушай, а что сегодня все так с Мироненко носятся?- как бы между прочим спросил Никита, все еще делая вид, что молния не застегивается. - У него же день рождения, - округлил глаза приятель, покрутив пальцем у виска, - Никит, ты хоть иногда присутствуй на сборах группы. Я имею в виду официальные, а не пьянки у Костиной дома. Котов скривился, но молния тут же застегнулась, и парень вперед Мишки выскочил из аудитории, даже не бросив взгляд на преподавателя. В голове уже крутились мысли по разработке плана, он даже обидеться не успел на то, что его про праздник как-то никто, и в первую очередь сам философ, не предупредил. Мироненко скользнул взглядом по уходящему парню, и тут же отвёл взгляд, чтобы не привлекать постороннего внимания. - Владимир Степанович, счастья вам! В первую очередь в личной жизни! - сотрясала гигантским бюстом перед мужчиной вышеупомянутая Костина, и он снова заливался краской. Только совсем не по той причине, по которой думала студентка. Вообще-то, это было даже обидно. Нет, в принципе, философ и не ожидал от Никиты никаких подарков, дополнительного внимания... Но всё равно, хоть бы смс написал, что ли...Собрав в охапку все букеты, преподаватель медленно продирался сквозь толпу студентов к кафедре, всё ещё пытаясь найти повод не присутствовать на посиделках. Котов же, покурив в туалете, ибо так думалось лучше, понял, что самому ему не справится. Он выловил все ту же Костину в коридоре и затащил в пустой кабинет. - Анька, выручай, нужна помощь! - В чем? - девушка наклонила голову и приподняла аккуратно выщипанные брови. - У меня у ... девушки, - Никита чуть усмехнулся, ибо за девушку Мироненко сложно принять. - Девушки? - переспросила Аня, - у тебя есть девушка? - Ну да, типа того, - отмахнулся блондин. - В общем, у нее сегодня день рождение и она жутко любит романтику. А я в ней ни черта не понимаю. Что можно сделать? Шарики, может, какие-нибудь с цветами подарить? – морща нос, говорил парень. Костина засмеялась. - Котов, я вообще не понимаю, как с тобой можно встречаться. Ты же даже думать о романтике не можешь, вон как тебя корежит. - Лучше помоги, - закатил глаза Никита. - Кстати, а девушка-то твоя не Мироненко наш, часом?- весело спросила блондинка, тряхнув волосами. Никита попытался не измениться в лице, понимая, что одногруппница шутит. Аня была крайне похожа на самого Котова, только другого пола и не могла и минуты прожить без едкой шутки. - Конечно, - кивнул он, отвечая ей в тон. - Ты даже представить себе не можешь какой наш Мироненко в постели развратник. Костина усмехнулась и начала давать наставления приятелю… - Владимир Степанович, вот вы где прячетесь! - подхватила под руку философа Аделаида Львовна, член профкома и лаборант кафедры философии. - А мы уж заждались вас, вот вы труженик, честное слово, даже в личный праздник работаете! Отпираться было уже невозможно, и преподаватель позволил отвести себя на кафедру, усадить за стол, послушно улыбался и принимал поздравления, пил казённый коньяк и ел мясные и овощные нарезки. Всё мероприятие длилось около двух часов, и вот глаза преподавателей уже масляно заблестели, щёки порозовели, а разговоры перешли на более личные темы. - ... женится скоро, а именинник наш что? - услышал обрывок фразы Владимир Степанович, и старательно уткнулся носом в тарелку. - Всё скрытничает, никому ничего не рассказывает, а тем временем нет-нет, да и выглядывают из-под тугого воротника характерные отметины... - шептались между собой две дамы бальзаковского возраста, и Мироненко в который раз за вечер покраснел и вжал голову в плечи. - Друзья мои, я вам чрезвычайно благодарен за такой приём, всё было очень вкусно, огромное вам спасибо, но мне пора идти, у меня дома собака, выгуливать нужно, да и вообще... - сбивчиво закончил мужчина и засобирался. Тут же поднялся шум, его пытались остановить, но философ был неумолим. Откланиваясь и улыбаясь, он, наконец, пробрался к двери и выскользнул из неё, прижимаясь к ней с другой стороны, закрывая глаза и переводя дыхание. За окном плавно, крупными хлопьями падал первый снег, укрывая землю пышным одеялом. Никита уже минут пятнадцать сидел в коридоре, ожидая, когда же надоедливые преподаватели отпустят его философа, и он сможет, наконец, сам поздравить его. Услышав, что дверь кафедры отворилась и закрылась, блондин выглянул из-за угла и с облегчением увидел Владимира Степановича. - Эй! - негромко окликнул его парень и тут же сам подскочил, схватил за руку и, пользуясь пустынностью коридоров, не отпускал до самого конца, пока не впихнул в один из кабинетов, довольно уставившись на Мироненко, ожидая реакции. А посмотреть было на что. Это была та самая аудитория, в которой они впервые занимались сексом, причем аудитория была заставлена электрическими ночниками, дающими слабое мягкое освещение и рассеивающими мрак помещения. На преподавательском столе стояла бутылка того самого коньяка, который они пили все в ту же зимнюю сессию и два стакана. Никита продолжал довольно улыбаться, замыкая кабинет. Ключи он выпросил у вахтерши, говоря, что забыл в аудитории сумку. Врать парень всегда умел складно. Но и следовать советам тоже. Он выполнил все, что ему говорила Костина: воспроизвел первое совместное воспоминание в самом романтичном ключе. Может, недостаточно хорошо, но студен был доволен. - Прости, - прижался сзади к мужчине Никита, - на цветы мне денег уже не хватило, а свечи против пожарной безопасности, - он развернул к себе Мироненко и аккуратно поцеловал его в губы. - С Днем Рождения, Владимир Степанович. - Котов... - только и смог выдохнуть Мироненко, совершенно не готовый к такому повороту событий, растерявшийся и не знающий, как себя вести и что делать... Одно дело - самому устраивать романтику и быть хозяином всего происходящего, и совсем другое - когда это делают для тебя... Он посмотрел на Никиту совсем потерянно, улыбнулся смущённо и только потом понял, что надо как-то среагировать: - С-спасибо, - он несколько раз покивал, больше для себя, чем для Никиты, убеждая, что всё сказал правильно. А потом снова оглянулся, почёсывая затылок: - Я ненавижу цветы. И этот день, на самом деле, тоже. Потому и не говорил тебе... Но это... - он ещё раз изумлённо повертел головой, а потом подошел к столу, чтобы посмотреть коньяк, и хмыкнул. - Как тебе это удалось? Котов довольно усмехнулся, видя такую реакцию. Он щелкнул пальцами, как делают в фильмах волшебники и весело сказал: - Ловкость рук, языка и много полезных связей. Парень снова подошел к преподавателю, но обошел его и, забрав бутылку из рук, разлил коньяк по стаканам. - Ну, Владимир Степанович, поставьте мне зачет, - проныл он, как чуть меньше года назад на пресловутой пересдаче. - Вам же ничего не стоит!- Никита приблизился и подал один из стаканов. - Всего только переспать со студентом. Один раз, - он усмехнулся, но не так как обычно - более искренне, шире. - Или несколько десятков раз. А, может, и сотен. А расписаться в зачетке всего только один, - парень прикоснулся своим стаканом к стакану преподавателя, чокаясь. - За здоровье, Владимир Степанович. Философ снова хмыкнул, послушно отпивая, и резко притянул Котова одной рукой за талию, глубоко, широко и влажно целуя. Воспоминания нахлынули на него с чудовищной силой: вот он сидит, мрачный и скучающий, ненавидящий тупых студентов, которые не запоминают элементарных вещей, и Котова конкретно... Вот он пытается как-то намекнуть ему, помочь, вытянуть... Вот они оба срываются, практически набрасываются друг на друга с кулаками, но... Внезапно Никита целует его, застав врасплох... И тут, в этой реальности, двадцать седьмого ноября, в день, когда Мироненко Владимиру Степановичу исполнилось тридцать три года, он только углубил поцелуй, прижимая парня к парте, как и в тот, самый первый раз. - Где я должен расписаться кровью за этот контракт?.. - не отрываясь от губ Никиты, проговорил тихо философ. - Какому дьяволу продать душу, чёрт возьми, я согласен!.. - он хрипловато рассмеялся и крепко обнял парня, вкладывая все свои чувства. Видно было, что два часа "заседаний" на кафедре не прошли даром, и мужчина был уже изрядно навеселе. - Мне не нужна ваша кровь, Владимир Степанович. - Никита провел указательным пальцем по губам преподавателя. - И душа мне ваша не нужна. И сердце мне ваше не нужно, - парень понизил голос до хрипотцы в нем и продолжил говорить, переходя пальцами уже на лицо, скользя по щеке вверх, - и руки, и ноги не нужны, - пальцы достигли лба и разгладили едва заметные морщины. - И голова, - теперь самыми кончиками коротких ногтей Котов скользнули по переносице. - И даже член ваш не нужен, - не сдержался от легкого ехидства блондин, пряча усмешку, а рука снова оказалась возле губ. - Вы нужны мне сами, целиком и полностью. По отдельности совсем не то, - все-таки не смог быть до конца серьезным Котов, но он тут же притянул к себе мужчину и поцеловал его в губы, сам в это время садясь на стол, разводя ноги в стороны и заставляя преподавателя поместиться между ними. Мироненко слушал всё это, закрыв глаза и покрываясь мурашками от прикосновений. Сначала, с каждой новой фразой, преподавателю становилось всё обиднее и обиднее: раз он совершенно не нужен, то к чему всё это?.. Но потом... Он прижал Котова к себе за бёдра, опаляя горячим дыханием шею, щёку, пробираясь к его уху и страстно выдыхая: - Я... так хочу тебя... - он снова запнулся, чуть было не выронив те слова, которые так тщательно прятал внутри себя последние несколько месяцев, и сказав самое безопасное, привычное, но настолько малое, что давило грудь, не принося никакого облегчения. Казалось, скажи он то, что хотел сказать на самом деле, и этот комок внутри отпустит, дышать станет легче, и они станут ближе, ещё на несколько сантиметров ближе, будто какой-то невидимый барьер рухнет... - Ты... с ума меня сводишь, Никита... - снова не то, даже находясь в таком состоянии - расслабленный алкоголем, среди всего это приглушенного света, со страстным Никитой... Даже в такой ситуации Мироненко никогда не отпускал себя полностью, не позволял отдаться чувствам и раскрыться до конца. - Я знаю, - протянул Котов, снова довольно улыбнувшись. Конечно, это было приятно слышать, не смотря на то, что действительно знал и понимал. Он точно также хотел преподавателя, причем всегда и везде, иначе зачем так безудержно нападал на него с явными сексуальными намерениями, как только представлялась такая возможность. -У меня у одного дежавю? - спросил он, притягивая философа к себе еще ближе, двигаясь по столу чуть дальше. - Дежавю? - изогнул бровь преподаватель, и снял очки. - Не знаю, молодой человек, первый раз вас вижу... А вы здесь что делаете?.. - совершенно вразрез со словами шли действия Мироненко: он медленно спускался губами по шее, подбородку, параллельно расстёгивая брюки парня и пытаясь вспомнить, кто в тот вечер начал раздеваться первым, сделал первый шаг?.. Хотя на самом деле, секс уже стал настолько привычным, настолько отточенным, что не приносил никакой разрядки. Если раньше после секса мир сразу же начинал играть другими красками, дышалось легче и никаких проблем не оставалось вообще, то сейчас... Сейчас Владимир Степанович всё чаще и чаще задавал себе вопрос: а что дальше? Что с ними будет дальше, как? Сколько можно прятаться, трахаться в аудиториях, да даже дома - но просто заниматься сексом... Может, сказывался возраст, но мужчина начинал уже порядком уставать от такого рода отношений. Никита пару мгновений поддавался ласкам Мироненко, но потом соскользнул со стола и внимательно посмотрел на преподавателя. - У нас нет времени на это. Анастасия Викторовна, вахтерша, сказала ключи вернуть до восьми. А я тебе приготовил другой подарок, это только начало, - Котов обвел пространство вокруг рукой. - Хочешь ко мне в гости? Родители все равно уехали до понедельника. Увидишь где и как я живу, и у нас будет целых два дня, которые мы сможем провести наедине, - будто бы равнодушно передернул плечами парень. На самом деле он давно хотел познакомить со своей квартирой Владимира Степановича, но все не решался, да и родители всегда дома были. Не скажешь же им, в самом деле, что привел философа на дому заниматься? - Так что? - блондин нетерпеливо дернул бровями. Владимир Степанович слегка опешил и поморгал, не понимая, что вообще только что произошло. Тем не менее, повёл плечами, поправляя рубашку и приводя себя в порядок.. - Эммм… Да, хорошо, - на самом деле, философ отчего-то разволновался… Увидеть, где живёт Котов это было… Так интимно, трепетно. Словно заглянуть в его внутренний мир, прикоснуться к самому сокровенному. Конечно, он этого хотел, определённо. Никита довольно кивнул и начал собирать вещи в большой рюкзак, и через пять минут уже был при полной боевой готовности. - Пойдем, - протянул он Мироненко руку, но шли за руку они только до двери из кабинета, потом Никите все-таки пришлось выпустить ладонь преподавателя. Коридоры были все также пусты, поэтому парочка беспроблемно дошла до выхода. Котов предварительно сбегал к вахтерше и отдал ключи, клятвенно заверяя, что с кабинетом все в порядке, что, впрочем, было чистой правдой. Садясь в машину к Владимиру Степановичу, блондин решил все-таки предупредить: - У меня дома не так чисто, как у тебя. Родители, конечно, уехали только вчера, но тогда же у меня ночевал друг и мы немного... Ну сам понимаешь,- парень обезоруживающе улыбнулся, разводя руками, показывая, что два парня в пустой квартире явно не в гольф играли, а веселились на всю катушку. Мироненко нахмурился, явно трактовав всё по-своему. - И чем же вы там занимались? – сказал мужчина, не глядя на парня и пытаясь казаться равнодушным. Он завёл машину и медленно поехал в сторону Никитиного дома. Кто бы знал, каких нечеловеческих усилий ему стоило не вдавить педаль газа в пол и не помчаться со всей скоростью. Больше всего его бесило, что он привёл к себе в квартиру какого-то непонятного друга, а теперь туда же и его ведёт. Как шлюху какую-то! Мужчина уже подумывал о том, чтобы отказаться от этой затеи – настолько ему было мерзко, но только поплотнее сжал челюсти. - Фильм смотрели, пиво пили, пиццу ели, - перечислял Котов, явно не замечая перемен в поведении философа. - Чем еще можно заниматься? - передернул он плечами, откидываясь на спинку сиденья и на секунду прикрывая глаза. Он не выспался за прошлую ночь, поэтому его все-таки клонило в сон, да и выпитый коньяк, хоть и в малом количестве, делал свое дело. Вскоре они подъехали к подъезду Никиты, а через пять минут парень уже открывал двери. - Проходи и ужасайся, - усмехнулся он, пропуская преподавателя вперед. Мироненко хмыкнул и головой покачал, проходя внутрь и осматриваясь. Даже светлый коридор, в котором не было ничего, кроме шкафа-купе для вещей и тумбочки, уже был выполнен с минималистическом стиле хай-тек. Мироненко разулся и снял куртку, так и застыв с ней, не зная куда деть. - А… где твоя комната? – протянул он, привлекая внимание Никиты и ожидая, пока тот разденется и покажет, куда вешать вещи. Никита небрежно сбросил обувь, не заморачиваясь тем, чтобы аккуратно убрать ее в шкаф, как обычно делала мать и забрал вещи у Владимира Степановича, также небрежно сунув их в шкаф, не воспользовавшись вешалкой. - Прямо и налево, но тебе там не понравится, слишком противоречит твоей аккуратности, - Котов снял свою куртку и тоже кинул в шкаф. - Лучше иди в гостиную, это просто прямо. А я пока сделаю нам... Чай? - вопросительно он посмотрел на преподавателя, - или допьем коньяк? Мироненко пожал плечами, оборачиваясь и глядя на дверь, которая была прямо и должна была быть дверью в гостиную. - Не знаю… Как хочешь. В конце концов, ты тут хозяин, - мужчина улыбнулся и пошел в комнату, думая, что чувствует себя крайне неловко. Он всегда терялся в гостях, ему казалось, что он как слон в посудной лавке – с ростом 186 ему всегда было тесно в обычных квартирах, а вот в таких, которые совершенно отличались от его собственной, и подавно. Ему до жути захотелось к себе домой, где знаком каждый угол и где можно делать всё, что угодно. Вот в гостиной всё так и кричало о последних модных тенденциях 21 века: квадратный белый диван с короткой спинкой, странные квадратные ниши на стене, заполненные непонятными витиеватыми растениями, плоский телевизор не стене и журнальный столик. Мироненко доже голову склонил на бок, пытаясь придумать, как же можно сидеть на таком диване… Никита пожал плечами и пошел ставить чайник. Это, в принципе, не заняло много времени, так как щелкнуть на кнопку - это не плиту разжигать. - Ты чего встал? - спросил он, заходя в гостиную. - Садись, - он шлепнулся на диван, вытягиваясь в его длину и почти блаженно застонал. - Как тебе? Парень закинул голову назад и посмотрел на мужчину. Квартира Владимира Степановича сильно отличалась от его собственной, наверное, она даже была уютнее, хоть и смотрелась меньше. В квартире же Котовых мать семейства хорошо поработала над дизайном, стремясь к минимализму и свободному пространству в современной трешке новой многоэтажки. - Очень… непривычно, - засовывая руки в задние карманы, проговорил философ. Это было самое безобидное слово, которое он мог подобрать. Тем не менее, он подошел и сел на диван рядом с Котовым, всё ещё озираясь и ощупывая взглядом то одну, то другую деталь… - А тебе нравится? Он повернул голову и посмотрел на парня, который свободно развалился на диване. Философ вздохнул и тоже попытался расслабиться, но как-то всё не выходило, и он вернулся мыслями к коньяку. - Не знаю, мне все равно, - совершенно честно ответил Никита, вытягивая руки и обвивая ими преподавателя за шею, заставляя наклониться. Звонко чмокнув его в губы, блондин отпустил Владимира Степановича, все-таки вставая. - Если бы мама не увлекалась этими дизайнами-ремонтами-перестановками, то она бы пилила меня. Так что пусть лучше занимается этим. Чайник, должно быть, вскипел, - он почти вприпрыжку убежал на кухню. Настроение было отличное. А как же иначе? Он впервые привел к себе любовника, и им никто вообще не помешает. Целых двое суток и море грозящих приятностей. Наскоро налив чай в две легкие фарфоровые кружки и положив на блюдце единственное оставшееся пирожное с фруктовым изобилием на верхушке, он задумчиво обвел посуду, примеряясь как бы все это унести в один присест. Исхитрившись, Никита поставил блюдце на одну из кружек, и медленно, стараясь не делать лишних движений, вернулся в гостиную. - Это тебе, как имениннику, - Котов протянул блюдце с кремом и фруктами мужчине и послал ему короткую улыбку. - Мама также увлекается и готовкой, так что ешь, не отравишься. - Спасибо, - улыбнулся Мироненко, думая, куда бы поставить чай, пока он остынет, и, наконец, определил его вместе с пирожным на журнальный столик. Он с упоением смотрел на Котова и на то, как он передвигался по квартире, это было как наблюдать за диким животным в естественной среде обитания… И хотя Никита, кажется, везде чувствовал себя, как дома, всё равно, Мироненко был очарован. - Ммм… Я бы лучше съел кое-что другое, - улыбнулся плотоядно мужчина, и резко притянул парня за бёдра, укладывая себе на колени. Он глянул в его глаза, нежно улыбаясь, и пожевал губами его губы. – Да-а-а, твои родители определённо неплохо готовят. - Да, мои родители вообще отменные повара и некоторые блюда готовят в единственном числе, - подхватил парень, усмехаясь. - Давай я что-нибудь для фона включу, - он снова подскочил, теперь уже с колен преподавателя, и понесся к телевизору и полке с дисками. - Что ты смотришь-не смотришь? - для приличия спросил Никита, а сам уже вытаскивал из бокса диск с каким-то европейским фильмом. Кажется, все та же Анечка Костина советовала ему посмотреть, и, кажется, диск принадлежал ей. - Костина говорила, что хороший фильм, - парень вернулся к дивану и уже без чьей-либо помощи сам умостился на коленях у Владимира Степановича, одновременно щелкая по кнопкам. Философ проехался руками по талии парня, одновременно утыкаясь носом куда-то за ухом и глубоко вдыхая, прикрыв глаза. Наконец, ему удалось расслабиться: они были одни, рядом был такой родной Котов, начинал что-то тихо говорить телевизор, а впереди были ещё целые выходные… Владимир Степанович вдруг осознал, что они ещё никогда не проводили столько времени вместе… Самое большее 6-8 часов, а тут – как минимум сутки, а то и больше… Он улыбнулся ещё шире и покрепче прижал к себе парня, полностью наслаждаясь моментом. - Костина-Костина… Вечно ты о ней говоришь… Жениться, что ли, собрался… - он медленно водил носом по коже головы, чувствуя, как приятно щекочут лицо волосы и то и дело прихватывая прядь. - На Костиной? - Никита почти расхохотался, - да если я даже и захочу, то она ни за что не согласится, - он положил голову не плечо мужчине и прикоснулся подушечками пальцев к его щеке. - Тем более, она вроде бы как знает, что у меня девушка есть, - хихикнул парень, утыкаясь носом в основание шеи и расслабленно вздыхая. Было спокойно. Другого определения не найти. День выдался крайне суматошным и непонятным, но теперь было спокойно, а Никита устал отчего-то. Хотя почему отчего-то? Он всю неделю исправно посещал занятия и ходил к первой паре, так что неудивительно, что привыкший к совсем разгульной и ленивой жизни организм начинал просить то самое спокойствие и отдых. - Девушка?.. – Мироненко даже отстранился, чтобы взглянуть на парня, а потом попытался представить себя в роли девушки. – Погоди-ка, если я – девушка, то ты должен за мной ухаживать, водить по ресторанам, дарить мне драгоценности… Мужчина полулёг на диван, стесняясь вытянуться во весь рост, и глянул, что же там происходит на экране. - А что за фильм? - Не знаю, неважно, - Никита потянулся вслед за философом, ложась у него под боком, даже не взгляну в экран. - А если ты девушка и тебя по ресторанам надо водить, то и трахать тоже надо? - Котов приоткрыл один глаз и взглянул на Владимира Степановича. Сейчас его тон был шутливым, но на самом деле этот вопрос его беспокоил давно. Их сексуальная жизнь была хоть и бурной, но отличалась только позами и местом дислокации, а Никита хотел сам попробовать побывать в роли активного партнера, да и погрузиться в Мироненко... Это было одно из тех желаний, что он никогда бы не осмелился озвучить, несмотря на всю нескромность его личности. Мироненко даже расхохотался абсурдности этой мысли. - Ты серьёзно, что ли? – он посмотрел на парня, плавно-таки съезжая и укладываясь на бок, обнимая парня. – Тебя что-то не устраивает, м, Котов? – Мужчина провёл рукой по его животу и забрался под одежду, а потом сжал через джинсы пах. Приблизившись к его губам, но не целуя и не давая поцеловать, он проговорил: - Я не удовлетворяю тебя, да?.. – он продолжал мягко мять член Никиты через одежду, мысленно соглашаясь, что то, что происходит на экране – совсем не важно. Никита сдавленно выдохнул, как только руки преподавателя начали ползать по его телу. - Нет, - решил он все-таки на свой страх и риск продолжить разговор. Кажется, парень впервые в жизни ощущал себя настолько неуверенным, но его оправдывало то, что речь зашла о том, что он старательно не хотел поднимать. - Просто иногда хочется поменяться ролями, - он взглянул в лицо Мироненко, пытаясь увидеть реакцию на свои слова. - Я слышал, так многие делают. Владимир Степанович посерьёзнел в миг, раздумывая какое-то время над словами любовника. - Никита… - Он старался тщательно подобрать слова, так, чтобы не обидеть парня. На самом деле, у него не было ни одного аргумента, чтобы отказать студенту, так действительно делали многие пары, но… Так никогда не делал сам Мироненко. Он всегда был сверху, то ли из-за своего властного характера, то ли ещё почему-то, но всегда в отношениях и в постели вёл он… Но Никита сломал все его стереотипы одним только своим появлением, что уж тут говорить… Так и не найдя, что же ему ответить, мужчина сделал единственное, что могло отвлечь парня от опасных мыслей: он продолжил его возбуждать. Начав целовать Котова, философ расстегнул его ширинку и скользнул рукой внутрь, сжав член через тонкую ткань боксеров, чувствуя его приятную тяжесть и начиная поглаживать его прямо через бельё. - Стой, - кажется, блондин впервые отказывался от ласк, но тело действовало само по себе, подаваясь ближе к руке Мироненко. - Ну подожди чуть-чуть, - бормотать целуясь было крайне неудобно, поэтому Никита сдался и, обняв философа за шею, притянул ближе и сам уже впился в него поцелуем, ерзая всем телом на кожаном диване, что было гораздо удобнее, чем на той же парте. Пальцами парень пробежался по оголенной коже шеи Владимира Степановича, вызывая мурашки, и тут же перебираясь на грудь, пытаясь по привычке расстегнуть рубашку. Мироненко углубил поцелуй, шумно втягивая воздух и чувствуя, как сам волей-неволей начинает возбуждаться, хотя минуту назад хотел просто полежать вместе… Но это, видимо, было невозможно рядом с Котовым. - Стою… - проговорил он в раскрытые губы парня, обводя их языком по кругу. – Никита… Я хочу в твоей комнате… - По всему телу философа пробежали мурашки, как только он представил, что будет трахать парня на той самой кровати, на которой он спит. Идея настолько возбудила его, что он сдавленно застонал, толкнувшись парню в бедро. – Пошли в твою комнату, м?.. Пожалуйста… - оттягивая зубами губу студента, хрипло прошептал Мироненко, просовывая руку в трусы и теперь уже поглаживая гладкий, тёплый ствол беспрепятственно. Никита только глухо постанывал от прикосновений к себе, а потом пробормотал: - Тебе не понравится в моей комнате. Там мало места. Котов не врал. В его комнате всегда царил хаос, вещи он убирал только после того, как мать ему вдалбливала это по нескольку недель. И сегодня был как раз тот случай, когда до уборки оставались считанные дни, то есть ступить было негде. Но, так или иначе, парень, все же, потянул в свою комнату преподавателя, не отпуская его руку и практически сразу, как вошел, спотыкнулся о свои же кеды и повалился на кровать, утягивая за собой Владимира Степановича. Там действительно было мало места, ибо лежала целая куча его одежды, пустая пачка от чипсов и даже какой-то учебник, который тут же был скинут на пол случайным движением локтя. Мироненко глухо застонал, улыбаясь и продолжая обнимать парня, но теперь уже не так настойчиво, а, скорее, успокаивающе. Он поцеловал его нежно в подбородок, в шею и поднял голову, чтобы оглядеться. Да уж, такого великолепного беспорядка Владимир Степанович, пожалуй, никогда не видел. Он извлёк из-под бока Никиты пачку из-под чипсов, которая сводила с ума своим шуршанием от каждого их движения. Хохотнув, он продемонстрировал её Никите и скинул на пол, приникая с новым поцелуем. - Я чувствую себя подростком, желающим быстрого перепихона, пока родители на работе, - на самом деле, новая обстановка, осознание того факта, что это квартира Никиты – всё это будоражило настолько, что волосы дыбом вставали. – А твои родители точно нам не помешают? - Это от вчерашнего вечера, - объяснил нахождение упаковки от чипсов на кровати Никита. - Я же говорил, что друг приходил. А родители не приедут до понедельника, поэтому не переживай. Котов закрыл глаза, потянувшись губами к преподавателю и замер, мгновенно вскакивая на кровати. - Твою ж мать, - прошептал он, услышав очень знакомый голос матери в коридоре. - Блин! - он ошарашенно повернулся к Мироненко. - Кажется, я сглазил. Мироненко сначала выпучил глаза, а потом пожурил Никиту пальцем, снова целуя и думая, что парень, как всегда, шутит. - Очень смешно, Котов, но я на твои провокации больше не реагирую, - мужчина прикусил его щёку, снова поглаживая по боку и намереваясь продолжить начатое. - Стой! - почти вскрикнул Никита, теперь уже вскакивая на пол, повалив туда же и одежду, в коме которой оказалось и еще что-то тяжелое, прозвучавшее грохотом в комнате. - Никита, ты дома? - Котов выпучил глаза сильнее, оборачиваясь к Владимиру Степановичу, одновременно застегивая ширинку и показывая тому, что нужно застегнуть рубашку. - Да, мам! - прокричал он и понял, что голос дрожит. - Я не один. Мироненко показалось, что у него сердце вылетело из груди. Глупее и смешнее ситуации вообще нельзя было придумать. Преподаватель трясущимися руками принялся за рубашку, ежесекундно поглядывая на двери и лихорадочно пытаясь придумать предлог, под которым у студента в комнате может находиться взрослый мужчина. Причём, незнакомый. - Твою мать, - сквозь зубы прошипел преподаватель, вспоминая, что пиджак они оставили в комнате на диване. Он закусил губу, закатывая глаза, и подлетел к Никите, яростно шепча: - Что теперь делать? - Тсс, - Никита приложил палец к губам, лихорадочно соображая. Не было еще такой ситуации, из которой он не мог бы найти выход. Вот и сейчас решение пришло мгновенно. Мельком глянув на философа и оценивающе его осмотрев, он пришел к выводу, что тот выглядит презентабельно и ничем их не выдаст, взял его за руку и потащил в гостиную, тут же отпуская чужую ладонь, стоило им выйти за дверь. Через секунду в гостиной показалась и мать Котова: высокая блондинка с каре-зелеными глазами и тонкими чертами лица, сразу стало понятно на кого парень похож. - Это Владимир Степанович, - представил блондин мужчину. - Он пришел помочь мне с английским. - Здравствуйте. Наталья Сергеевна, - кивнула женщина и перевела удивленный взгляд на сына. - Но у тебя всегда было хорошо с английским. - Программа в универе поменялась, усложнили курс... Вот Владимир Степанович и решил мне помочь, безвозмездно даже, - Никита широко улыбнулся. - Но мы уже закончили. А вы чего так рано вернулись? Говорили же в понедельник. - Погода плохая, - в гостиную вошел моложавый мужчина, одергивающий свитер, - не покатаешься особо. Олег Викторович, - протянул руку отец Котова и посмотрел на сына, - поставь чайник. Никита вздохнул и ушел на кухню, с опаской оглядываясь у двери. Не дай Бог Мироненко все провалит. Философ ошарашенно пожал сначала одну, потом другую руку, взял с журнального столика очки и надел их, тут же превращаясь в статного преподавателя как по мановению волшебной палочки. Он прокашлялся и поднялся. - Да, наш университет - один из лучших вузов в городе, как вам известно, и рейтинг его престижности зависит и от уровня успеваемости студентов в том числе, потому педсостав делает всё возможное, чтобы знания студентов были на самом высоком уровне. - Мужчина медленно отступал к выходу, улыбаясь и чувствуя, как мелко дрожат у него пальцы. Чтобы как-то скрыть дрожь, он сунул руки в карманы брюк, где его ждал ещё один неприятный сюрприз - возбужденный член, так и не получив разрядки, всё ещё каменно стоял. Единственное, что спасало от конфуза - это пиджак, закрывающий всю эту прелестную картину. - Никита, - громко позвал преподаватель лекторским тоном, - подойдите, пожалуйста, сюда, мне хотелось бы кое-что уточнить по поводу употребления герундия в придаточных предложениях, - он состроил серьёзное лицо, но это, пожалуй, было единственное, что знал преподаватель из академического минимума по английскому. Котов младший вернулся из кухни и удивленно посмотрел на философа, украдкой делая страшные глаза, показывая, мол, ты что, с ума сошел? - Мы же закончили, Владимир Степанович, - с нажимом сказал он, продолжая выразительно коситься на родителей. Те тут же среагировали. Наталья Сергеевна, как человек, любящий играть в жизни сына большую роль, подала голос: - Никита, если у Владимира Степановича остались к тебе вопросы, то нужно на них ответить, - строго произнесла она, заводя светлую прядь волос за ухо. - Как там говорится, - отец хлопнул парня по плечу, - звонок не для ученика, а для учителя? Котов сжал зубы и еще раз вопросительно глянул на преподавателя. Мироненко слегка улыбнулся родителям и посмотрел Никите прямо в глаза. - Да, Котов. Я не отниму у вас много времени, но тему мы должны закончить, - слегка поведя бровями, проговорил мужчина, снова обезоруживающе улыбнулся родителям и прошел в Никитину комнату, поджидая сразу за дверью, когда он войдёт. Парень только плечами пожал. - Никита, - мама окликнула его уже почти перед дверьми, - у тебя в комнате хоть прилично? - Да, - соврал блондин, надеясь, что мать проверять прям сейчас не пойдет. Надо было разобраться, что хотел Владимир Степанович, а потом выпроводить его из квартиры. Ситуация - хуже не придумаешь. Как из дурацкой несмешной комедии. Именно об этом думал Котов, закрывая дверь в собственную комнату и приваливаясь к ней. Мироненко тут же прижал его к двери ещё теснее, жарко и страстно целуя и тут же потираясь о него бёдрами. Рассмеялся ему прямо в губы: - Чёрт возьми, тему мы должны закончить, Котов, - он мгновенно забрался пальцами под тонкий свитер студента, приходясь по бокам и слегка сдавливая соски, а потом тут же обхватывая ягодицы ладонями, прижимая к себе теснее. Возбуждение, схлынувшее в один момент от шока, что родители приехали домой так внезапно, снова начало подниматься горячей волной, но Никита лишь тряхнул головой, пытаясь отодвинуться от философа. Он был немного сумасшедшим, но не до такой степени! Заниматься сексом с мужчиной, когда в соседней комнате родители! Да они сердечный приступ получат, несмотря на то, что привыкли к выходкам сына. - Совсем уже? - свистящим шепотом проговорил Котов. - Родители дома! Владимир Степанович улыбнулся совсем уже ошалело, и прикусил нижнюю губу парня, слегка оттягивая. - Я тоже их видел, они не призраки, если ты об этом, - отвечал в тон ему, а руки сами блуждали по телу, пробираясь в джинсы, слегка поцарапывая короткими ногтями копчик, проскальзывая между ягодиц. – Не думаю, что они станут заходить и мешать обучению сына… тем более, мы заблокируем дверь… - мужчина прошелся языком по шее Котова вверх, обхватывая губами мочку уха и посасывая, одну руку так и оставив в штанах у парня, а второй быстро расстёгивая ширинку – всё же, наловчился уже за практически полгода отношений. - Ты сумасшедший, - еле слышно простонал Котов и тут же поднес ладонь ко рту, зная, что себя он хоть часто и пытается сдерживать, но в конце стонет всегда очень громко, а тут видимо Мироненко решил пойти до того самого конца. - Мама чай должна принести, - предупредил он, невольно запрокидывая голову, подставляя под поцелуи, - она всегда так делает,- руки заскользили под рубашку, не решаясь ее снимать, и прошлись по горячему телу преподавателя, будто бы случайно задевая соски, точно также, как это делал сам мужчина. Мироненко хрипло выдохнул ему в основание шеи, стараясь не стонать и вести себя тихо. Он протянул руку и закрыл дверь на замок, чтобы если мама вдруг и придёт, то не смогла зайти сразу. - А долго она будет заваривать чай?.. – отвлекаться страшно не хотелось, потому что Никита, разгорячённый и смущённый присутствием родителей, был таким лакомым кусочком, что просто невозможно устоять. Тем не менее, раздевать парня философ не торопился, просунув руку в боксеры и сжав член внутри, тут же отодвигая крайнюю плоть и проходясь большим пальцем по кругу под головкой. - У тебя есть какие-нибудь аудиозаписи с английским?.. Семинары, тренинги, я не знаю, хоть что-то… - мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать им прикрытие. - Не-е-ет, - сдавленно протянул Котов, сжимая ладони на боках Владимира Степановича. - Откуда? Это же я, - возбуждение приливало с новой силой: действия философа, собственное тело, заводившееся всегда с пол-оборота, экстремальная ситуация и приглушенные голоса родителей из-за двери... Все это так оглушительно влияло на всевозможные рецепторы, что парень готов был кончить уже только от этого. - Чёрт… - в голове мелькнула мысль о том, что в интернете есть всё, но она погибла, так и не успев родиться. Философ прикусил подбородок Никиты, одновременно расстёгивая и свои штаны, доставая возбуждённый член и прижимаясь им к Никитиному, прямо через тонкую ткань белья, выдыхая ему прямо в губы и чуть изгибаясь от нахлынувших эмоций и мурашек, побежавших по всему телу. – Хочу тебя… Я так хочу тебя… - он, наконец, высвободил орган Никиты и сжал оба одной рукой, второй, тем временем, проникая глубже между ягодиц парня и слегка надавливая на сфинктер. – Бо-о-оже, какой же ты сладкий, Никита… - всё сдавленным шепотом куда-то в скулу, в волосы, в висок – везде, куда слепо тыкался губами, чувствуя, насколько мешают очки, но не в силах оторваться. - Родители, - в последний раз прошептал что-то разумное блондин, прежде чем окончательно потерять голову. Он вытащил одну руку из-под рубашки и притянул преподавателя к своим губам за волосы и впился в него яростным поцелуем, дразняще провод языком по небу, затягивая язык мужчины в себя и чуть прикусывая зубами. Вторую руку тоже пришлось вытащить, чтобы лично приспустить с себя брюки, ибо ждать не было сил. - Только тихо, - попросил он, отрываясь от поцелуя и прикладывая руку тыльной стороной ко рту, чтобы при случае лично заткнуть себе рот. Философ обессиленно выдохнул, целуя парня в ладонь, лаская ее языком и уже медленно разворачивая его лицом к двери, целуя в макушку и обеими руками снимая тесные джинсы с ягодиц, одновременно поглаживая их ладонями. Непрерывно продолжая целовать везде, куда только доставал, мужчина аккуратно приставил сочащийся от возбуждения член к анусу Никиты, медленно подаваясь вперёд. - Мой хороший, только расслабься, - прошептал на ухо, тут же его слегка прикусывая и заглаживая языком, одновременно притягивая к себе за бёдра и тесно входя внутрь. Он сам болезненно морщился и представлял, насколько неприятно было Никите, но времени было мало и возбуждение лишало возможности нормально думать. Упираясь руками в створку двери и одновременно вгрызаясь в тыльную сторону ладони почти до крови, Никита судорожно выдохнул, когда почувствовал, что в него вошли. Было не то чтобы больно, просто неприятно. Он был практически не подготовлен и, лишь только заставив себя окончательно расслабиться, смог привыкнуть к уже знакомым ощущениям. - Все в порядке, - шепнул он, чуть отодвинувшись от собственной руки и снова утыкаясь в нее, медленно подаваясь бедрами назад, словно проверяя насколько уже можно двигаться. Когда Никита шевельнулся, Мироненко еле сдержался, чтобы не застонать в голос, и уткнулся губами в плечо парня, замирая и тяжело дыша. Потом, когда перед глазами перестали мигать звёзды, стал медленно, аккуратно двигаться, плавно входя и выходя, и одновременно с этим обнимая член студента, чтобы максимально быстро привести его к разрядке. - Это тебе не в пустом университете на партах трахаться, - проговорил хрипло преподаватель, чувствуя, что сопротивление всё меньше и немного ускоряясь. - А я смотрю, ты любишь необычные места, да с экстримом, - не остался в долгу Котов, прогибаясь так, чтобы обоим было удобнее, и Владимир Степанович мог входить под нужным углом и доставать до простаты. Одновременно с этим он также ритмично двигал бедрами, вбиваясь в ладонь философа, благо уже знал этот такт движений и как лучше действовать. Почти полугодовые упражнения в сексе сделали свое дело. От ощущений хотелось стонать в голос, но Никита упрямо кусал губы, прижимаясь к собственной руке еще сильнее, чтобы не издать ни одного звука. Он себя знал - издаст один, захочется еще. - Никита? - в дверь постучали, и парень замер в ужасе. - Мама. С чаем, - отрывисто произнес он. Мироненко только ускорил темп, доводя его практически до безумного и зная, что так кончит буквально через несколько секунд, одновременно точно также быстро лаская парня, заставляя забыть обо всём на свете от практически болезненно приятных ощущений. Сам шипел, как кот, прислонившись лбом к спине Никиты, не тратя уже времени ни на какие посторонние движения, сосредоточившись только на его заднице. - Ещё… пара секунду, - сдавленно выдавил мужчина, зажмуриваясь от искрящего удовольствия и быстро кончая куда-то глубоко внутрь Никиты, широко раскрыв рот в беззвучном оргазменном крике и продолжая тесно дрочить член Никиты уже у самой головки. Котов стискивал зубы, лишь бы ничем не выдать то, чем они сейчас занимаются и отстраняясь от двери, чтобы при случае не удариться об нее головой от размашистых движений Владимира Степановича. Стоило ему только почувствовать, что мужчина кончил - он кончил вслед за ним. Это было уже рефлекторно, держаться до последнего момента, чтобы кончить почти одновременно. Зубами он снова вцепился в руку и все-таки едва слышно простонал, скребя по скользкой двери ногтями. - Никита? - Голос Натальи Сергеевны сразу привел в чувство, вырывая из послеоргазменной неги. Парень быстро выпрямился, едва поморщившись, пригладил волосы, помотал головой, чтобы сбросить с лица такое блаженное выражение и только после этого чуть-чуть приоткрыл дверь: - Мы уже закончили, - довольно бодро сказал он, удивляясь, что голос совсем не дрожит. - Владимир Степанович сейчас сам придет на кухню, - и парень захлопнул дверь, обессиленно по ней сползая. - Ты точно с головой не дружишь, еще и мне что-то говоришь, - тихо простонал он, прикрывая глаза. Владимир Степанович упирался обеими руками в дверь, стоя и тяжело дыша, глядя вниз на Никиту, и облизал губы. Он шально улыбнулся и, слегка морщась, спрятал член в штаны. - Вот зачем ты сказал, что я сейчас выйду?.. – он кое-как попытался привести себя в порядок, впрочем, безуспешно, так как румянец на щеках и расширившиеся зрачки выдавали всё равно с головой. Он мотнул головой, приводя себя в порядок, и всё-таки вышел, и прошел на кухню, и мило беседовал с мамой, расписывая, какую у неё замечательный сын. Котов же решил переодеться, потому что штаны были слишком влажные от спермы, кончившего в него преподавателя, поэтому он, натянув на себя домашние джинсы и для приличия переодев еще и футболку с каким-то ярким принтом, тоже вышел из комнаты и крадучись подошел к кухне, прислушиваясь к разговору. Ничего интересного он не услышал, поэтому, сев за стол рядом с Мироненко, он нагло потребовал у матери: - Чай. Преподаватель покосился на него, довольно улыбаясь, и невозмутимо отпил немного из чашки, как будто не он только что вколачивался в сына этой молодой красивой женщины буквально через стенку от неё. - Что ж, спасибо большое за чай, но уже поздно, так что буду я, наверное, выдвигаться домой, - поднимаясь и как бы невзначай задевая Никиту за плечо, проговорил преподаватель. Парень намек понял и встал, идя вслед за философом: - Я провожу, - сказал он, незаметно подталкивая мужчину в спину, чтобы тот быстрее вышел в коридор. Ситуация была чересчур смущающей даже для него. Внутри все еще клокотало от пережитых эмоций, а мозг уже работал в другую сторону, подсказывая, что родителям в глаза Котов еще не скоро прямо смотреть будет. - Спасибо, что помогли, Владимир Степанович, - нарочито громко пропел Никита и уже тише добавил. - И еще раз с Днем Рождения. Прости, что отпраздновать не получилось. - Это был лучший день рождения в моей жизни, - пользуясь тем, что никого из родителей не было в поле зрения, философ быстро и беззвучно поцеловал парня в губы, одеваясь и обуваясь. – До свидания, - уже громко добавил мужчина и ретировался. После этого приходить к Никите домой они уже не рисковали, ибо мало ли. Жизнь постепенно двигалась своим чередом, осень плавно уступила свои права зиме, а затем наступил и новый год – тихо, спокойно, без каких-либо неожиданностей или шокирующих случайностей. Студенты в общежитии, как всегда, наплевав на запреты бурно отпраздновали, после чего по университету ходила кучка грустных девушек и парней, которым грозило отчисление, а затем наступила и сессия. «Сегодня ровно в 19, не опаздывай. И не вздумай кривить своё лицо!» - как всегда, короткая и лаконичная смска была отправлена на телефон Котова, и Мироненко закусил губу, раздумывая над своим планом и решая, не переборщит ли. С другой стороны, он мог себе это позволить, тем более, по такому поводу... Никита приехал к преподавателю ровно в семь, действительно не опоздав. Дверь была открыта, и Котов зашел в квартиру беспрепятственно. На удивление было очень тихо, и даже Лорд не вышел на встречу, что вообще ввергло парня в шок. Он прошел по коридору, заглянул на кухню, но там было пусто, поэтому парень отворил дверь спальни и застыл, не зная как реагировать. Вокруг, по всему полу, тумбочках возле кровати и даже на шкафу были расставленные восковые свечи, заполняя комнату мягким светом и ароматом плавящегося воска. - Эээ, - только и смог выдавить прибалделый Никита. Владимир Степанович большего и не ожидал, медленно отделяясь от стены, приобнимая Котова сзади и ласково шепча ему на ухо: - Ровно год назад в это же время один предприимчивый студент поцеловал меня, вот так... - он невесомо коснулся его уха, вспоминая, как в тот день сам Никита коснулся его губ. - И с тех пор я ночи не могу уснуть, чтобы о нём не думать... Ты случайно не подскажешь, как его найти, он с тобой учится... Умираю, как хочу его трахнуть, - прохрипел уже в самое ухо, не удержавшись от издёвки. Никита медленно повернулся и обвил его шею руками: - Понятия не имею кого ты имеешь в виду, - прошептал он в губы преподавателя, перед тем как также легко, как и год назад, поцеловать его, почти не касаясь. Потом он, не убирая рук с шеи, оглядел комнату еще раз и даже присвистнул. - И как Лорд тут все не разгромил? Мужчина легко приобнял его за талию, упарившись лбом в его лоб и слегка улыбаясь. - У Лорда сегодня дела. Он... становится папой, - Владимир Степанович хохотнул и прижался виском к виску парня. И только сейчас можно было различить, что еле слышно играет тихая, спокойная музыка, так что философ стал медленно покачивать парня в руках, поворачиваясь по кругу и увлекая в танец. Никита прижался к философу сильнее, едва ли не кладя ему голову на плечо. Воспоминания вспыхивали в его голове одно за другим, погружая в сладкую негу ностальгии. И преподавательский стол, и валяющаяся одежда, и зачет в зачетной книжке… Все помнилось слишком подробно, как будто и не год назад произошло. - До сих пор не знаю, как я на это решился, - признался вдруг парень. - У меня ж до этого ни разу мыслей по поводу мужчин не возникало. Мироненко хрипло хохотнул и глянул на него сверху вниз: - Ты просто не смог устоять перед моим очарованием и неземной красотой, - он сам же и первый рассмеялся, зная, что сейчас Котов со своим ехидством разделает его в пух и прах, и сразу же затыкая рот поцелуем. Обнял его лицо руками, целуя глубоко и неторопливо, мягко лаская языком его язык, трогая губами губы и наслаждаясь моментом. Котов даже не успел пропеть саркастичное «конечно», как уже сам отвечал на неожиданно медленный поцелуй, такой непривычный в своей мягкости, что он даже не сразу смог сориентироваться, как под него лучше подстроиться, ибо слишком привык к сжигающей страсти и жестким покусываниям во время поцелуев. Но сейчас, видимо, Владимир Степанович хотел сделать все по-другому, иначе зачем здесь столько свечей, отсутствие Лорда и эти ласкающие поцелуи, посылающие по всему телу ленивые волны едва заметного наслаждения. Мужчина мягко провёл по плечам парня, плавно снимая с него куртку, которую тот так и не снял, войдя в квартиру, роняя её на пол и не замечая этого, что было тоже крайне неожиданно, так как обычно Мироненко был довольно педантичен и не раз пенял Никите за то, что тот раскидывает вещи где попало. С шумным вздохом философ скользнул рукой по боку парня, тут же мягко переводя руку на спину и укладывая под лопатку. Никита понял, что стал плавиться, поддаваясь атмосфере. Воздух от запаха плавящегося воска был будто бы очень плотным, кружил голову похлеще любого алкогольного напитка, а неспешность философа только еще больше будоражила нервные окончания парня, которые было словно оголены. Он сам, поймав ритм, медленно начал расстегивать рубашку преподавателя, касаясь губами каждого кусочка открытого пространства. Философ неторопливо задирал тонкий свитер Никиты, забираясь второй рукой под него, прижимая к себе тесно, снова целуя и слегка отклоняя, заставляя пятиться до тех самых пор, пока парень не упёрся икрами в кровать. Придержал его, не дав упасть, и стянул кофту, отбрасывая в сторону и волной посылая рябь по пламени свечей. Провёл ладонями по его рукам, от кистей к плечам, и сладострастно выдохнул в ухо: - Никита... Котов только шумно выдохнул в ответ. Он прекрасно знал, что стоит ему сейчас открыть рот, как точно ляпнет что-нибудь ехидное, а портить момент не хотелось. Поэтому парень просто увлек мужчину на кровать, скользя поцелуями по щекам, губам, подбородку, спускаясь на шею и вырисовывая какие-то слишком длинные цепочки. Руки обвили преподавателя, и пальцы уже сами выводили что-то замысловатое на его спине, едва касаясь. Никита мог быть нежным, когда было нужно. Когда хотелось. Хотелось редко, но бывали исключения, как сейчас. Владимир Степанович дорасстегнул свою рубашку, снимая её и оставляя валяться на полу, прижал к себе парня за талию и медленно, аккуратно уложил на постель, нависая сам и пристально глядя ему в глаза. Слова разрывали глотку, и нечеловеческих усилий воли требовалось для того, чтобы их сдержать. - Тебе хорошо со мной?.. - спросил самое невинное, что было в голове, мелкими, долгими поцелуями покрывая нижнюю часть его лица. Никита резко вскинул голову и удивленно посмотрел на преподавателя. Удивление быстро сменилось насмешкой в глазах и он, растягивая губы в привычной ухмылке, протянул: - Конечно, нет, Владимир Степанович, мне же просто нужна хорошая оценка по логике, не более. Так что не обольщайтесь. Ну а что еще он мог ответить на такой глупый вопрос? Хорошо? Естественно! Разве и так неясно? Что за идиотские вопросы, на которые ответы не нужны. Мироненко поджал губы и посмотрел Никите пристально в глаза. Обнял одной рукой его лицо, проводя большим пальцем по щеке. - Для меня это важно, Никита... - он трепетно сжал губами его нижнюю губу, прикрывая глаза и практически не дыша. - Скажи, что тебе хорошо со мной... - голос предательски надломился, а между бровей залегла напряженная морщинка. Котов только хмыкнул, приложив усилие, перекатил философа на спину и, сев на него сверху, наклонился и прошептал прямо в губы: - Очень хорошо, - он провел пальцем по груди. - Тут, - рука скользнула дальше к паху и сжала его, - тут, - а потом вернулась к лицу. Никита провел пальцем по губам Мироненко, потом по щеке и по нахмуренному лбу и снова вернулась к губам. - И, особенно, тут, - почти неслышно прошептал он в конце, перед тем как увлечь мужчину в очередной поцелуй. Мироненко облегчённо застонал парню прямо в рот, проезжаясь ладонями по спине, по лопаткам, обнимая его и прижимая к себе с неистовым трепетом, запуская руку в волосы и выгибаясь навстречу, целуя его со всей страстью, со всем чувством, которое огнём пекло изнутри, выжигало грудь и низ живота, подогревало кончики пальцев и делало их в разы чувствительней. Мужчина провёл ладонями по бёдрам своего любовника - медленно, едва касаясь, и аккуратно просунул ладони под ягодицы, слегка сжимая. Никита не стал медлить и начал спускаться длинными влажными поцелуями, которые оставляли следы, к шеи и груди преподавателя. В голове засело легкое чувство дежавю, почти в такой же позе все происходило и в первый раз. Только не на мягкой кровати в окружении плавящихся свечей, а на жестком столе, от которого немели локти. Он помнил это до сих пор. Правую руку парень отнял от лица Владимира Степановича и снова опустил вниз, скользя по стволу возбужденного члена, надавливая на головку. - Теперь ты доволен? - шепнул он. Философ исступлённо выдохнул, чуть выгибаясь, и улыбнулся уголками губ: - Нет, - он рывком прижал парня к себе и перевернулся, оказываясь сверху и придавливая Никиту собственным весом, не давая пошевелиться. Обнимая одной рукой, второй медленно провёл кончиками пальцев по плечу, по боку и бедру, сгибая ногу в колене и отставляя в сторону. Невесомо поцеловал его в уголок губы, подбородок, прошелся губами по шее. Проделал то же самое и с другой стороны, отставляя и вторую ногу, оказываясь между них и плавно качнув бёдрами, дразня, давая почувствовать, как возбуждённым член вскользь проезжается между ягодиц, даже и не думая входить внутрь. - Сладкий мой... - жарко выдыхал в ключицы преподаватель, всё также мучительно медленно двигая членом между ягодиц парня. Никита нетерпеливо дернул бедрами и застонал от бессилия. - Ты издеваешься? - прошептал он, притягивая за плечи преподавателя к себе, и снова подался бедрами навстречу его члену. Парень приподнял голову и, притянув мужчину еще теснее к себе, поцеловал его в шею, в какой-то момент ощутимо вгрызаясь зубами. - Я не могу ждать, - сдавленно пробормотал он, приподнявшись и потерявшись членом о низ живота Мироненко. - Тшшш, - протянул мужчина прямо на ухо, прихватывая мочку и посасывая, - мой хороший, потерпи... - Поцеловал его мягко за ухом и стал медленно спускаться вниз, прокладывая дорожку языком: по шее, прямо рядом с кадыком, между ключиц, чётко посередине рельефных мышц груди, заворачивая налево, обводя и прикусывая сосок, посасывая его и снова вниз, через впадину пупка, горизонтально лаская низ живота и... замер. Поднял на любовника потемневшие от желания глаза, и тоненько подул на возбуждённый член, не прикасаясь к нему. Затем сильнее развёл его ноги, целуя колено и медленно продвигаясь по внутренней стороне бедра, поглаживая пальцами бёдра и чувствуя, как дрожит от нетерпения всё тело парня. Дойдя до паха, снова остановился, наклоняясь ниже, целуя мошонку и прихватывая губами одно яичко, втягивая его в рот и отпуская, проделывая то же самое со вторым, а потом скользнул языком ещё ниже, прямо между ягодиц парня, скользко толкнувшись в колечко мышц. Никита протяжно застонал, запрокидывая голову и цепляясь пальцами за простыни, сминая их руками. Он снова двинул бедрами, но понимая, что Владимир Степанович никуда не спешит и намеренно его мучает, Котов протянул одну руку вниз и запутался пальцами в волосах преподавателя, пытаясь оттащить его голову от паха, но вместо этого сам подался бедрами к его рту, снова застонав. Шалея от желания, от реакции парня, чуть было не вошел в него сию же секунду, и судорожно сглотнул, чтобы прийти в себя. Поднялся выше и провёл языком по всей длине его члена от основания до головки и обратно. Потом вдруг оказался возле его губ, целуя вскользь, и потянулся к тумбочке, где лежала заранее приготовленная смазка. Прикусил его подбородок, и тут же Никита почувствовал, как губы обхватывают головку, и одновременно мужчина вошел в него холодными, скользкими пальцами, сразу двумя, до основания. Парень выгнулся на кровати, снова протяжно застонав и стискивая в руках волосы Владимира Степановича. Он, если и хотел что-то сказать мужчине, то слова не шли. Он вообще терялся на грани разума, самоконтроля и ни с чем не сравнимого удовольствия. Единственное, что он мог сейчас делать - это лишь беспорядочно, забыв о каком-либо ритме двигаться навстречу партнеру, тянуть его рефлекторно за волосы и громко постанывать от желания. Мироненко жмурился и улыбался от того, что происходило с любовником, заводясь от этого круче, чем от самого первоклассного минета, но чувствуя, что долго так не протянет. Он обводил по кругу головку языком под крайней плотью, и по кругу же ласкал его внутри, стараясь нащупать предстательную железу, а когда ему это удалось, забрал его член в рот и стал мощно сосать, одновременно трахая пальцами и затрагивая чувствительный комок. - Твою мать, да трахни ты уже меня, - смог почти членораздельно произнести Никита, со всей силы сжимая волосы философа.- Я же сейчас кончу. Он снова взбрыкнул бедрами, протяжно застонав, и насадился на пальцы до упора. Разрядка и впрямь приближалась от всего: невозможности двигаться нормально, уже не из-за того, что его прижимают к кровати, а от того, что двигаться нормально он не может, от того, что запах плавленого воска казался нестерпимо плотным, и казалось, что он заполнил всю комнату, от мягкого освещения свечей, мелькающих на стенах теней, от предметов и их тел, и от звука собственных стонов, слышимых будто через вату. Хрипло рассмеявшись, Мироненко в один момент вскинул ноги Никиты себе на талию и вошел в него до упора, с низким стоном, закрывая глаза и чувствуя, как за закрытыми веками мелькают звёзды, словно расщеплённый на атомы негатив теней, отбрасываемых свечами. Он тяжело дышал, привыкая в ощущениям, в который раз наслаждаясь тёплой теснотой внутри Никиты, которая словно была создана для него. А потом склонился к его уху и прорычал сквозь зубы: - Если я узнаю, что кто-то ещё был в тебе, я убью. И тебя, и его, ты понял меня? - он толкнулся ещё глубже, заставив Никиту болезненно нахмуриться. Никита дернулся навстречу толчку и, снова сделав усилие, перевернул преподавателя, оседлав его и насаживаясь еще глубже, до самого основания с протяжным стоном. На мгновение остановившись, он наклонился к Мироненко и, нависнув над его лицом, прошептал с хорошо слышимой хрипотцой: - Да не нужен мне никто, слышишь? Потом он снова выпрямился и выгнулся, приподнимаясь и опускаясь, создавая медленный, особенный ритм. Мироненко обхватил его бёдра и застонал, выгибаясь, упираясь макушкой в подушку, сильно зажмуриваясь и подаваясь бёдрами навстречу, позволяя Никите всё сделать так, как ему больше нравится, и понимая, что от этих слов теряет голову больше, чем от всего происходящего. Как это ни странно, но философский склад ума постоянно не давал ему покоя. Ему мерещилось, что все эти их отношения с парнем - нечто настолько призрачное и незыблемое, что в любой момент может оборваться. А ему нужны были гарантии. Он сам не знал в чём тут дело: то ли кризис среднего возраста давал о себе знать, то ли диктаторские замашки... Но Владимир Степанович должен был быть уверен в том, что Никита _будет_ с ним. А склад характера Котова, его ехидство к этому отнюдь не располагали. Конечно, он не претендовал на роль первого и единственного, Никита ещё молод, ему ещё столько всего нужно попробовать, чего Мироненко дать не в силах... Или претендовал? Или мог?.. И вот вся эта диалектика, двойственность ситуации доводила мужчину до бешенства. А потому его такие простые слова, но сказанные без флёра каждодневной насмешки, значили для философа больше, чем все полгода отношений. Никита всегда жил одним моментом и не задумывался о будущем. Так всегда было интереснее, он любил непредсказуемость в каждом мгновении своей жизни. И сейчас, прямо тут, насаживаясь все сильнее на член любовника и издавая громкие стоны, открыв рот и не в силах его закрыть, он чувствовал этот момент всем телом, он обожал этот момент и все бы отдал, чтобы продлить его как можно дольше. Поэтому он собственноручно сжимал свой член у основания, чтобы не кончить слишком рано, наклоняясь к Владимиру Степановичу и наощупь ища его губы, потому что открыть глаза было бы просто геройским поступком, а он никогда не был героем из мифов. Философ сам привстал ему навстречу, обхватывая его губы своими, прикусывая и хрипло постанывая, а затем обнимая его за спину и вовсе садясь, придерживая рукой за поясницу, впиваясь пальцами в плечо и продолжая толкаться в тёплое, страстное тело... - Маленький мой, Никита... - шептал, захлёбываясь собственными эмоциями, чувствуя, что вот-вот кончит, что уже находится на грани, и, содрогаясь всем телом, накрывая головку парня и сильно сжимая её, стимулируя, желая ощутить всё, без остатка. - Господи, Котов!.. - откинув голову и судорожно застонав, преподаватель бурно кончил куда-то внутрь парня, рефлекторно сжимая его головку, проводя по ней резкими, точными движениями вверх и вниз. Никита полностью отдался ощущениям и рукам мужчины, поэтому, упершись ему в плечо лбом, он судорожно двигая бедрами и, заливаясь хриплыми стонами, убрал руку от собственного члена, доверяя довести дело до конца Мироненко. И ничего удивительного, что с очередным толчком и ощущением выплеснувшейся в него спермы он кончил сам, опадая на Владимира Степановича, обвивая его шею руками и шепча на ухо что-то совсем бессвязное. Мужчина тяжело дышал куда-то за ухо Никите, чувствуя, как сердце буквально разрывает горло, и обессиленно упал на спину, увлекая за собой и Котова, тяжело дыша и прикрывая глаза. Его член внутри парня всё ещё слегка пульсировал, медленно опадая, и по телу волнами расходилось ласковое тепло. Он мягко поцеловал парня в мокрые от таких интенсивных нагрузок волосы и улыбнулся, глубоко вздохнув. - Нет, ну, ты не перестаёшь меня удивлять, Котов... - Стараюсь, - хрипло прошептал парень, не умевший молчать. Он соскользнул с преподавателя и растянулся на простынях на животе, блаженно улыбаясь и почти мурча себе под нос от удовольствия. Оргазм был настолько яркий, что двигаться вообще не хотелось, чтобы не растрачивать эту сладостную негу, а задержать ее в своем теле как можно дольше. Владимир Степанович сам расслабленно откинулся на подушки, повернув голову к Котову и разглядывая его лицо: длинные ресницы, спадающие на лицо светлые волосы, сейчас потемневшие на концах от пота, красиво очерченные губы… Смотрел и не верил, что с этим человеком он уже как-никак прожил целых полгода, пусть не постоянно, но практически каждый день… Он попытался вспомнить всё, что между ними было: и первую ссору, и знакомство с родителями, и первую встречу… И всё это казалось таким странным, далёким и нереальным, будто происходило не с ним и вообще в другой, какой-то параллельной жизни. Мужчина протянул руку и аккуратно провёл по носу парня, видя, как рефлекторно задрожали его ресницы и улыбаясь слегка. - Мой… - выдохнул еле слышно. Никита только вздохнул и чуть улыбнулся, приоткрывая один глаз и смотря на философа. Он чуть подвинулся к нему и положил голову на грудь, а рядом с лицом руку, пальцами которой очерчивал замысловатые фигуры на коже Владимира Степановича, едва прикасаясь. - Угу, - буркнул он. - Твой-твой. Точно также, как и ты, - в конце успокаивающие нотки сменились на ехидные, но своего положения Котов не поменял, лишь положил ладонь на грудь полностью и устроил поудобнее голову, погружаясь в сон. Преподаватель только хмыкнул, покачав головой, и мягко поцеловал светлую макушку. Спать совершенно не хотелось, а потому он включил ночник, стоявший на прикроватной тумбочке, одел очки и раскрыл тут же лежавшую книжку. Никита мерно сопел, расположившись на преподавателе, а сам Владимир Степанович погрузился в чтение, изредка перебирая мягкие пряди или поглаживая любовника по голове.

Не важно, что случится в конце, Давай погибнем в ближнем бою. Звери – Дело не в этом