This is how I disappear

Вам когда-нибудь доводилось бывать в небольших комнатах, где свет всегда горит недостаточно ярко? Они такие маленькие и неприметные, не все знают об их существовании. Там нет ничего, кроме ящиков и лампы, которая служит единственным источником света. Вам когда-нибудь доводилось бывать на кладбище писем? Место, куда отправляются все письма без адресов. Если дом снесён, или там больше никто не живёт, или же, если такого адреса в природе не существует, письмо отправляется именно в эту маленькую комнату, осуждённое провести в ней целую вечность, так и не позволив чьим-нибудь глазам прочесть содержимое. Сегодня воскресенье, поэтому, заходя в небольшое, но весьма привлекательное здание, я могу не беспокоиться о том, что здесь будет кто-то, кроме меня и моего друга. Я дергаю ручку двери, и она поддаётся, впуская меня внутрь. Я иду очень тихо, чтобы сохранить своё появление в тайне. Не то чтобы мне нравилось пугать людей. Мне всего лишь нравится наблюдать за ними, когда они думают, что пребывают в полном одиночестве. Именно в эти моменты они дают волю себе, волю эмоциям и действиям. Их лица расслаблены, и на них отражаются истинные чувства. Мне нравится видеть людей настоящими, я получаю от этого неподдельное удовольствие. Я прохожу мимо множества дверей и ящиков, пока не оказываюсь напротив самой неприметной из них. Она чуть приоткрыта, и из-под неё сочится свет. Я делаю первый шаг, при этом, не отрываясь, смотрю на друга. Он стоит спиной ко мне и ищет что-то в большом пластмассовом ящике, стоящим перед ним. Думаю, если бы это было настоящее кладбище, нас можно было бы считать преступниками. Мы, наплевав на все законы морали, раскапываем могилы ради собственного удовольствия. Мы врываемся внутрь чьих-то маленьких жизней, даже не потрудившись спросить разрешения. Эти письма уже никому не нужны, никто никогда не читал их и, думаю, даже не хотел прочесть. Поэтому мы можем не беспокоиться, разрывая очередной конверт, причудливо украшенный всевозможными марками. В комнате очень жарко.Середина августа, а в помещении даже нет окна, не говоря уже о кондиционере. Я в очередной раз восхищаюсь облачком волос, окружающем голову Рэя. С этими кудряшками он всегда напоминал мне одуванчик. Меня часто посещало мимолётное рвение запустить пальцы в эти пряди, проникнуть внутрь и остаться там, навсегда. Торо настолько поглощен раскладыванием писем в две кучки, что совсем не замечает моего присутствия, даже не обращает внимания на моё тяжелое и немного взволнованное дыхание. Он заправляет прядь волос за ухо и прикусывает губу. Его взгляд сосредоточен. - Доброе утро, - выдыхаю я ему в самое ухо и заливаюсь смехом, наслаждаясь лёгким оцепенением друга. - Ты не смог меня напугать, - оправдывается он, - не в этот раз. - Я принёс тебе кофе, - говорю я, решая, что всё равно он до последней минуты будет убеждён, что это я сегодня облажался, - вот только лёд практически растаял. - Спасибо, - говорит он, забирая стакан и делая огромный глоток. После, он делает ещё несколько жадных глотков. Это продолжается до тех пор, пока на дне не остаётся лишь несколько тающих кубиков льда. Он, не потрудившись обернуться, бросает стакан через плечо и попадает прямо в мусорку. Я даже не пытаюсь удивиться, потому что за это лето успеваю привыкнуть к данному действию. - Тут есть кое- что интересное для тебя, - говорит Рэй и протягивает мне стопку конвертов. Они были скреплены красной лентой, небрежно обмотанной вокруг. Я с любопытством ещё раз оглядываю их и спрашиваю: - Что это? - Насколько мне известно, - говорит Рэй, поглядывая на лист бумаги, исписанный мелким, неразборчивым почерком его отца, - они все пришли около пяти лет назад от одного человека, с промежутком в несколько месяцев. - Но? – уточняю я. Я всегда стараюсь вытянуть как можно больше информации, потому что людям свойственно недоговаривать, и эта самая неизвестность, которую, так сказать, предпочитают «оставить за кадром», ужасно пугает меня. - Отправитель не указал адреса. - Здорово, - говорю я и сажусь на стул. Всё это, то есть, наша незаконная деятельность по поводу писем, началось в начале лета. Отец Рэя работает на почте и поэтому согласился устроить сына к себе. Его обязанности до ужаса просты – изредка доставлять почту по адресам и расфасовывать конверты. Это довольно лёгкая работа, но, если быть здесь в одиночестве, как был Рэй первые несколько дней, можно начать сходить с ума. Именно поэтому я стараюсь как можно чаще приходить к нему, когда в моём расположении оказывается немного свободного времени. Однажды я бродил по зданию, открывая всевозможные двери и вдыхая запах сырости и прохлады, который вырывался из темноты, стоило мне оказаться внутри. И как-то раз в привычный жаркий день одна дверь не поддалась. Мы тут же отыскали ключи и уже через пару минут после моей первой встречи с неподатливой дверью, стояли внутри, зачарованные огромными залежами конвертов в пластмассовых ящиках и коробках. Вначале Рэй трусил открыть хотя бы одно из них, но вскоре мне удалось убедить друга, что всё равно оно никому не нужно. Первое письмо, которое мы прочли, было отправлено старой женщиной своему покойному мужу. После мы нашли ещё серию писем от этой же женщины, которая не переставала верить, что если не оставить на конверте адреса, оно обязательно окажется в руках того, кому было адресовано. С тех пор мы приходили сюда каждое воскресенье и читали письма. Они были брошенными и никому не нужными. Должно быть, именно поэтому мы чувствовали себя кем-то вроде маленьких героев, которые способны им помочь ─ письмам, как бы забавно это не звучало. За три месяца через наши руки прошло множество конвертов. Думаю, ни один человек не получил столько писем за всю свою жизнь, сколько мы с Рэем умудрились прочесть за это короткое жаркое лето, сидя в тёмной маленькой комнатке, в которой даже не было окон. Когда наступает полдень, я говорю другу, что у меня есть кое-какие дела и мне нужно быть дома в скором времени. - Ты уверен, что это необходимо? – разочарованно спрашивает Торо, отрываясь от потрёпанного жёлтого листа, который успел выудить из не менее потрёпанного конверта несколько минут назад. - Да, - говорю я, - прости, друг. Думаю, мы сможем ещё увидеться во вторник. - Да, конечно, во вторник, - говорит он и улыбается мне, как обычно улыбается на прощание мать своему сыну, которого отправляет впервые в школу. Он всегда так улыбается – по-доброму. Иногда некоторым вещам суждено забываться, стираться из нашей памяти и постепенно исчезать. Как бы это ни было грустно и обидно, это всё равно происходит постоянно. Всё потому, что люди не могут помнить всё. Я прихожу домой и кладу письма, перевязанные красной ленточкой, на тумбочку, и вновь покидаю комнату. Я совершенно не замечаю, что из-за захлопнувшейся за моей спиной двери образуется сквозняк, и конверты падают под кровать. Если вам необходимо спрятаться в моём доме, причём спрятаться так, чтобы вас никто никогда не нашёл, вы должны немедля забираться под мою кровать, если вы, конечно не боитесь пыли и пауков. Под кроватью – весьма гиблое место для всего того, чему суждено там оказаться. Всё потому, что я слишком ленив, чтобы за семнадцать лет своей жизни хоть раз прибраться там. Эти письма, те самые, что перевязаны красной ленточкой и, по словам Рэя, способные заинтересовать меня, бесследно исчезают там, погружаясь в слои пыли. Но, быть может, мне суждено однажды заглянуть туда и со счастливой улыбкой на лице обнаружить их там. Кто знает.