Рождественская история

– Думается мне, оно прорвалось в рождественскую ночь, когда мы были заняты их старшим, – глубокий голос Ауле тонул в стенах Зала Совета, словно они были обиты ватой.       Липкий холод наклеился поверх дыхания Филина облачком плотного тумана. Присутствующие, впрочем, не видели его, просто знали о том, что оно есть. Несмотря на отсутствие окон, ни одна свеча не горела – членам ка-тета не нужен свет, чтобы чувствовать друг друга. – В ту ночь Стрелок прятался за тучами, теперь же новолуние. Зачем оно столько выжидало? – нахмурился Айор.       Каждый из совещавшихся расположился, где ему было удобно, и старик уселся прямо посередине зала на подвернувшийся пыльный мешок с барахлом. Только я стоял рядом с ним, упершись взглядом в стальную шапочку между обвисших ушей: я знал, там у старика, как и у всех нас, чернением были выведены таинственные слова «Тет Корпорейшн»; остальные разостлались вдоль стен. И теперь из дальнего угла раздалось хрипловатое ворчание разбуженного злого зверя: – Он ждал, пока ослабнет наша защита, что непонятного? Пока на страже не останемся только мы. Самонадеянный дурак, – Тагор завершил тираду смачным плевком, как бы подчеркивая свое презрение к самонадеянным дуракам.       И в самом деле, после благополучного завершения праздников жители замка еще долго боялись перевести дыхание. Ритуалы веселья исполнялись еще неделю, несколько опустошив винные погреба, а чуть поникшую ель с амулетами и защитные обереги со стен убрали и того позже. Несмотря на набиравший силу мороз никто и подумать не мог, что мерзлая тварь сунется в крепость, пока к Ауле по его сети не стали стекаться сообщения о потерях в рядах подземных жителей. «В воздухе запахло кровью!» – докладывал завхоз Мурзей, в жизни не пробовавший мышатины. А накануне собрания ка-тета из буфета пропал пирог, испеченный по случаю приезда к принцессе и лорду-отцу высоких гостей.       К горлу подкатил комок. Я стиснул навершие меча, за секунду справившись с хлынувшими через дамбу хладнокровия эмоциями, задавив их в зародыше. Впрочем, Айор успел уловить изменение: он поднял кустистые брови, вопросительно посмотрев мне в глаза. Потом понимание наполнило его взгляд, он понурил голову и произнес печально: – Злая, злая старуха ка...       Мы – ка-тет Полуночи, мы – единство из множества, следующее пути ка, или судьбы, как назвала бы ее невежественная старая горничная (простолюдины). Но иногда она дает нам испытания, преодолеть которые не под силу ни одному из нас. В прошлом году Пигро, весельчак Пигро, вечно смеющийся над собственными шутками, вечно подогретый крепленым вином монах, философ и писатель, добрый друг, был растерзан мерзлым на вылазке в лес. От него не осталось ничего, что можно похоронить в земле, и ка-мей, шут судьбы, осел горькой памятью гнить в сердцах товарищей. – Похоже, она дает нам шанс отыграться, – лениво протянула Илкенга, старшая из сестер-воительниц; она полулежала на тюфяке, прислонившись спиной к стене, и Рунна пристроилась в ее объятиях. – Толстяк наконец будет отмщен. – Не говори так легкомысленно. Мерзлый – не тот противник, с кем можно забыть об осторожности. – Я и не собираюсь. Разделять участь доброго Пигро не входит в мои планы, – Илкенга хитро прищурилась, повернув голову и встретившись со мной взглядом.       Я уже прикрыл сердце ледяным щитом и не показал виду, что упоминание имени монаха задело меня; Илкенга всегда держалась особняком и любила жестоко подначивать товарищей, сама предпочитая не обнаруживать другим свои слабости. Рунна курлыкнула что-то одобрительное, погладив сестру по колену. – Вы забываете, что... – подал голос малыш Итвонд, но я бесцеремонно перебил его, дабы пресечь дальнейшие споры, и тщедушный архивариус притих. – Мы собрались сегодня здесь не для того, чтобы вспоминать утекшее. Обсудим наши планы.

***

      Это было последнее совещание нашего ка-тета.       Сколько прошло времени с того памятного дня? Счетчик в голове давным-давно сбился, мир сдвинулся. Одиночество въелось в кожу, облегло, словно костюм – ярмарочного скомороха, представляющего детишкам сказку о старом веке. Оно стало образом жизни, тенью, судьбой. И пусть так, я никогда не смирюсь.       Я брожу по останкам некогда величественного строения. Его опорой были люди, сильные сердцем, богатые духом; они ушли, теперь здесь хозяйничает лес. Он пустил глубокие корни в сокрытые стенами залы; от прекрасного сада остались только ржавые кости оградки, и посреди площади высится в окружении приземистой растительности молодая сосновая чащенка. Я иду среди деревьев, и вокруг незаметно течет жизнь. В бывшем хлеву обосновалось семейство лис, сменилось уже не одно поколение; пробежал легконогий олень, закинув назад ветвистую голову; посвистывает пичуга с прогнившей насквозь оконной рамы. Я чужой им, они обступают меня, не приближаясь без крайней необходимости, и правильно делают. Мне остались только воспоминания.       Мы тогда не знали, насколько близка угроза, насколько велика опасность. Несмотря на слова об осторожности, на принятые меры, мы оказались слишком беспечны.        «О, горе мне!..» – так сказал бы я, чувствуй теперь хоть что-то, кроме вкуса пепла в голове. Сколько лет я задавался вопросом, как могло случиться такое? И сколько лет я приходил к единственно возможному выводу – ка всему хозяйка. Старая, злобная карга.       После наглого похищения мы с легкостью нашли следы чудовища, уволокшего миледи. Немудрено дело – идти по оставленным крошкам украденного давеча пирога. В глубинах воображения громыхал издевательский смех презренной твари. Он вел нас за собой тайными тропками, мимо оказавшихся ненужными стен, и дорогу сопровождал нестерпимо прекрасный, волшебно ужасный перезвон колокольчиков. Глазницы дрожали, из груди против воли вытягивался, словно холодными щипцами, стон, и мир вокруг расплывался, не желая очерчивать контуры. Рэбб сказал тогда: то, что мы слышим, древние называли «камен». Что сказать, он был кладезем малопонятной бесполезной информации, наш архивариус.       Преследование не заняло много времени, и той же ночью...       ...В замершем лесу эхом прокатывался снежный скрип под нашими холодными ногами. Мы шли выработанным еще отцами наших отцов порядком: каждый находился от другого на расстоянии вытянутой руки с клинком. Так легче врезаться в ряды врага, так проще не погибнуть всем от единственного удара. Мерзлая тварь больше не таилась, она отличалась внушительными размерами: мы шли словно по утоптанной дороге между поваленных навзничь деревьев, сломанных молоденьких елочек и сосенок. Айор сразу предупредил о ловушке, но что нам оставалось? Жизнь миледи превыше всего.       Не знающее отдыха тело все еще содрогалось от дьявольских звучаний каммена, оставшегося, слава Человеку-Иисусу, позади. Глаза никак не могли настроиться, все вокруг словно подернулось дымкой; хотя не было и не могло быть никакого тумана, и воздух сверкал ночной свежей чистотой, я все же утратил остроту восприятия. Что-то давило. Я чувствовал: остальные тоже растеряны, пусть и стараются не показывать виду. Мы шли и шли, пока... – Оно здесь! – сдавленный «шепот» Айора; особенно не церемонясь, он коснулся разумов каждого из нас.       Мечи вылетели из ножен быстрее, чем крыло мухи сделает взмах; нечеловеческая природа моих спутников особенно явно была видна в бою. Ка-тет молча ощетинился сталью, готовый встретить любого противника штормом лезвий.       Первое время ничто не нарушало спокойствия покалеченной чащобы. Но спустя минуту услышал и я: что-то достаточно большое, чтобы оказаться нашей добычей, перемещалось в нашу сторону. Быстро. Очень быстро. – В стороны!       Скомандовав, я и сам изо всех сил прыгнул вперед, и вовремя: среди стройных силуэтов деревьев появилась грозовая туча, с шипением несущаяся напролом прямо на нас. Полетели щепки, несколько веточек вонзились мне в щеку; в облаке снега и пара на том месте, где только что находился ка-тет Полуночи, сейчас шевелилось что-то ужасное, монструозное, многоногое, и освещало пространство вокруг себя сияющими красными глазами, числом девять. В них словно пульсировала кровь, алая, свежая. Раз ударив, существо не торопилось продолжать наступление; наоборот, оно повернулось ко мне чудовищными глазами, словно пытаясь рассмотреть, с чем же ему предстоит иметь дело. Мы замерли.       Снег опадал, и мне открывались новые подробности: алые глаза находились на огромной, вытянутой звериной морде, покрытой черным клочковатым, плешивым мехом; кожа, просвечивающаяся между островками волос, выглядела мертвецки пепельной, искусственной, будто тварь была слеплена из глины; клыки торчали острием вверх, напоминая бивни. И между них хрипел, принюхиваясь, огромный пятак, исходящий потоком желтоватого вонючего гноя с кровавыми прожилками и возящимися паразитами. Когда капли падали на землю, питавшиеся мерзлым мясом черви мгновенно погибали, лишенные крова и тепла. По бокам монстра переминались мохнатые длинные ноги, напоминавшие паучьи.       Я не почувствовал в омерзительной химере готовности напасть прямо сейчас. Я не опустил меча, но поприветствовал врага: – Хайл, раб Алого короля. Я – пэр Виннипег Микаэль. Скажи нам, где принцесса.       Не было места пустым обещаниям сохранить жизнь похитителю – он сам выбрал судьбу и был обречен на смерть.       Вепрь снова с шумом втянул гниющими ноздрями воздух, затем с силой выдохнул, повернув ко мне голову. Мне под ноги полетели склизкие ошметки его плоти; паразиты кишели в них еще несколько секунд, прежде чем умереть от холода. После этого тварь медленно раскрыла пасть, из которой хлынула темная слюна, распространив вокруг еще больше пара, и заговорила, с трудом проталкивая слова сквозь звериную глотку: – Хайл, рыцарь... Я знаю, кто ты. И не скажу тебе... где твоя... наша... госпожа.       Оно закрыло пасть. Слова сказаны, и я должен был уже дать знак к действию, но мой разум был скован. Нет, не то слово; мой разум кипел, пытаясь осилить ответ твари, осмыслить его. Что оно имело в виду? «Наша» госпожа? Я не нашел ничего лучшего, кроме как спросить напрямую. И вопрос еще дрожал, только слетев с губ, а я уже знал ответ.       Увидел стальную шапочку, самый краешек которой тускло поблескивал на макушке странного создания. Уверен, на ней была выгравирована чернением единственная строчка: «Тет Корпорейшн».       Пигро?!

***

      Помню, тогда я пытался пробудить его разум ото сна. Слова, которые я сказал ему, среди прочего, впечатались в мозг: «Мы – ка-тет, мы – единство из множества. Мы разделили нашу воду, как разделяли нашу жизнь и наши поиски. Если один из нас падет, он не исчезнет, потому что мы едины, и никто не будет забыт даже в смерти». Это истина, которую мы впитали с болью учения, которую испивали, проливая кровь врагов на полях сражений. Пигро действительно не исчез, он остался с нами до конца.       Как так вышло, злодейка ка? Где сейчас моя дама сердца, единственная принцесса в этом проклятом богами мирке? Где друзья и враги, покровители и слуги, где настоящее и будущее? Я живу в прошлом. Слышал, многие так делают. Не понимаю.       Вечерний ветерок не желает успокаиваться, играя с листвой. Я пристраиваюсь на своем месте у подножия холма, на котором высится слепой замок. Летнее небо готовится закатить огненный круг подальше в закрома, чтобы земля отдохнула под сиянием далеких звезд. Я люблю смотреть на закат, это... красивое зрелище.       За прошедшие столетия я успел постареть, признаю. Заржавели шестерни механизмов в моей голове. Иначе я бы заметил, как она подошла ко мне. – Здравствуй, – печальный дрожащий голос старой женщины. Или... нет, я слишком давно не слышал человеческих голосов. Радости в нем все же больше. – Здравствуй, сударыня, – я встаю и низко кланяюсь путешественнице.       Простому человеку не под силу странствие на самый край света, где я нахожусь, да и зачем? Почтить память давно ушедших дней? Нет, поприветствовавшую меня никак нельзя назвать обычной почтенной матерью семейства. Человекоподобное существо в черном платье, с разлагающейся змеей на шее. Худобой сравнима с ходячим скелетом. Островки волос, торчащие на черепе: остальные повылезали. Язвы на щеках и на лбу. Отметина, похожая на паучий укус, чернеет у левого уголка рта.       Серо-зеленые глаза. Полные слез, чистые, невинные, как у маленькой девочки в кружевном платьице, доверчиво прижимавшейся к плюшевому медведю.       Я опускаюсь на колени, не в силах промолвить нужные слова. Ведьма глухо, с бульканьем смеется: слезы чувствуются и в ее голосе. – Принцесса Риа вернулась в Коос к своему верному рыцарю. Поднимись, пойдем внутрь.       Я встаю; маленькая истрепанная ручка кладется в иссохшую ладонь, и мы идем.