Побеги

Ямато просыпается первым. Сквозь незашторенные окна косо падает слабый золотой свет раннего утра, подсвечивая сонно танцующую в солнечных тоннелях пыль. Ему требуется минута, чтобы восстановить в памяти события ночи. Ещё одна, чтобы осознать: «Не сон». Чувствуя мирное дыхание у себя на плече, он прячет лицо в изломе локтя, укрывая все ещё сомкнутые веки и тёплую полуулыбку. Ямато не знает, останется ли Какаши с ним на день или навсегда, но равно гонит прочь и малодушные мысли, и в свете утра кажущиеся столь наивными мечты о доме с садом. Он так долго довольствовался лишь нечитаемыми взглядами и случайными прикосновениями, что сейчас ему достаточно лишь этого тихого момента, чтобы чувствовать, как неимоверно сильно распирает грудную клетку и печёт где-то под рёбрами. Он счастлив. Неспешный поток мыслей прерывает внезапное прикосновение чуть ниже плеча. Там, где навсегда отпечатан знак АНБУ — холодно и мерзко. Ямато резко отнимает руку от лица и приподнимается на локте. Голова Какаши падает с его плеча на хлопок постели, и тот сонно щурит глаза, сводя светлые брови к переносице. Он тоже ощущает чужое присутствие, но не опасность. — Кацую-сан? — хриплый ото сна голос Какаши не скрывает удивления, хотя и звучит почтительно. — Какаши-сан, Ямато-сан, — тонкоголосо произносит королева слизней и приветственно шевелит нижними щупальцами. — Доброе утро. Прошу прощения, что напугала. — Доброе утро, Кацую-сан, — наконец давит Ямато и старается больше не дергать рукой, на которой разместилась гостья. — Вы тоже нас извините, не ожидали раннего визита. — Понимаю, но Хокаге очень ждёт Вас в резиденции, Какаши-сан, — Кацую говорит тихо, сбивчиво, но в чуткой утренней тишине нет посторонних звуков, которые могли бы её заглушить. — А так как патрульные шиноби доложили, что ваша квартира пуста, Цунаде-сама отправила меня лично на поиски. Какаши запоздало натягивает простынь на их с Ямато обнаженные бёдра и скептически тянет: — Очень ждёт? — «Мне Паккун рапортует чаще, чем этот несносный мальчишка! Какого чёрта он себе позволяет? Ещё и самоволка. Увижу, убью паршивца», — всё тем же скромным голосом цитирует Кацую речь разъярённой Пятой. — Если, конечно, Вас интересует сказанное дословно. — Маа-а, — всё, что может выдавить из себя Какаши, чувствуя, как на висках проступает испарина, но спустя пару мгновений всё же даёт содержательный ответ. — Буду в резиденции через полчаса. Прошу прощения, что пришлось меня искать. — Извините и меня за беспокойство. До свидания, — весь недолгий разговор Кацую как может скрывает неловкость за своё внезапное появление и, услышав долгожданную фразу, поспешно испаряется с тихим хлопком. Ямато наконец чувствует, что может дышать и вытирает краем простыни тонкую плёнку слизи с плеча: — Нас застали в весьма компрометирующей ситуации. Хотя лучше Кацую-сама, чем кто-то из сослуживцев, — он резко вскидывает голову, пронзённый внезапной мыслью. — Думаете Хокаге знает? — Приветствую смерть, Не страшась ледяных объятий, В мире с самим собой , — Какаши поднимается с постели, смотрит долгим взглядом и добавляет от себя, — И побывав в объятиях твоих. — Не драматизируйте, — Ямато показательно закатывает глаза, но не может сдержать очередной улыбки. — Собирайтесь, а я приготовлю Вам завтрак. — Почтишь последней трапезой? — знаменитый копирующий ниндзя едва успевает увернуться от летящей в него подушки.

***

Утро в больнице такое же тихое и сонное, как медсестры под конец ночной смены. Ординаторская полнится тихими разговорами, мерным перестукиванием чайных ложек и шелестом сменой униформы. На широком подоконнике, укрытом тенью листвы, в спешке оставлены надкусанная сушёная слива и чашка с недопитым растворимым кофе. — Плод… — Сакура маскирует свою заминку тем, что возвращает стетоскоп обратно на шею, — Ребёнок в полном порядке, причин для беспокойств не вижу. А вот насчёт Вас… Она пролистывает карту на пару страниц назад, вчитываясь в результаты прошлых осмотров: — Токсикоз сохраняется? — Да, настолько, что я даже готова попробовать противорвотные пастилки из Страны Воды, — Куренай бережно оправляет кофту на слегка округлившемся животе и продолжает заговорщицким тоном, — Но от них так пахнет водорослями, ты не представляешь. Сакура давит непрофессионально громкий смешок и запоздало прикрывает губы планшеткой: — У меня тоже полный подсумок своего рода сувениров, но давайте не будем экспериментировать с лекарственными средствами. — Какаши рассказал про стычку на перевале, с Ямато же все в порядке? — В полном, — спешит заверить Сакура и замявшись добавляет, — хотя в эмоциональном плане его что-то очень сильно беспокоит. — Скорее кто-то, — Куренай ведёт рукой по лбу, откидывая с глаз тёмную прядь волос, и они многозначительно переглядываются, — Какаши полагает, что после затяжной парной миссии, невозможно догадаться, кто занял его мысли. — Стыдно признать, но первым… — Сакура запинается и машинально щёлкает пальцами, подбирая подходящие слова, — происходящее между ним и капитаном Ямато заметил Сай. — Некоторые мужчины проницательны в большей степени, некоторые в меньшей. — А некоторые Наруто, — беззлобно смеётся Сакура. Куренай понимающе улыбается в ответ и мягко хлопает по кушетке сбоку от себя. Девушка послушно присаживается рядом, тепло чужого плеча греет даже сквозь накрахмаленный рукав медицинского халата. Окна смотрового кабинета выходят на внутренний двор больницы, где в тени диких каштанов прямыми углами расходятся вымощенные камнем дорожки. Аккуратно подстриженные кусты шиповника и барбариса тянутся вдоль восточного крыла, обступая пустые скамьи и поблёскивая утренней росой на листьях. Тихо и безлюдно. Но общая безмятежность не действует на Сакуру умиротворяюще. У неё на языке горчит растворимый кофе, а в голове роятся печальные мысли. Саске Учиха живёт ради мести и смерти старшего брата. Асума Сарутоби погиб за деревню и будущее ещё не рождённого ребёнка. А весна всё также бесконечно красива и вскоре, с последними её днями, зацветёт крупными нежными бутонами шиповник и поникающими кисточками мелких жёлтых цветков — барбарис. — У них всё будет хорошо, — голос Сакуры звучит тихо, но отчаянно уверено. — Обязано быть. У нас всех. Куренай успокаивающе накрывает ладонью тонкие девичьи пальцы, нервно впившиеся в обивку кушетки, и согласно улыбается. Век шиноби краток, но лечит душу не время, а человек рядом.