Побеги

Bad Omens — The Death of Peace of Mind

Какаши целует требовательно, откровенно, не давая сделать лишний глоток воздуха. Целует так, словно это ему отказывали раз за разом, словно это о его чувствах знали, но не хотели признавать. Только когда в груди начинает нестерпимо печь, он обхватывает пальцами широкий подбородок и отстраняется, заглядывая снизу-вверх в распахнутые, немного безумные глаза. Каряя радужка почти полностью утоплена в черноте зрачка, и Какаши думает, что его взгляд горит не меньшим сумасшествием. Слова сами слетают с губ горячим полушёпотом: — Я рад быть твоей ошибкой. Для Ямато это становится катализатором. Он делает глубокий вдох, распрямляется и, не говоря ни слова, складывает печати. Семпай слишком много берёт на себя, даже когда дело касается только их двоих. Из стены позади дивана вырываются длинные лозы и стремительно опутывают, тянут вверх запястья Какаши, вынуждая поднять руки и сплести пальцы за головой. Непроизвольно напрягшиеся мышцы плеч и груди проступают чётким рельефом под бледной кожей, пристальный взгляд искрит насмешкой: — Думаешь, снова сбегу? — Если захотите, Вас ничто не остановит, — Ямато пожимает плечами и почти не выглядит смущённым. — Считайте, что меня это успокаивает. — Хотел сказать, возбуждает? — Какаши ведёт запястьями, проверяя стебли на прочность. — Видеть меня связанным? Ямато давится вдохом. Выдержки целого отряда АНБУ не хватит на одного Какаши Хатаке. — Можно ещё с кляпом во рту, — он всё же находит в себе силы на язвительный ответ. Уверенности придаёт не мнимая покорность семпая, но заметно натянувшаяся ткань набедренного полотенца. Ямато медленным движением — скорее аккуратным, чем сомневающимся — седлает чужие бёдра, упираясь коленями в диван, а руками в натренированную грудь. Распаренная кожа уже давно остыла и под горячими прикосновениями кажется неестественно холодной. Он скользит взглядом по приоткрытым губам, острому подбородку, предательски пульсирующей яремной вене. Медлит. Быть с мужчиной ему в новинку. Быть с Какаши Хатаке сродни гендзюцу — до последнего не знаешь, где заканчивается реальность и начинается иллюзия. И от этого низ живота сжимается в предвкушении и иррациональном страхе, а кровь оглушительно стучит в висках. Какаши сдерживает себя. От того, чтобы вскинуть бёдра навстречу чужому телу. От того, чтобы рвануть лозу на запястьях и запустить пальцы в каштан растрепавшихся волос. От того, чтобы требовательно забрать их второй поцелуй. Он ждёт. Дышит размеренно, следит за взглядом, скользящим по его практически обнаженному телу, и ждёт. Наконец Ямато склоняется ближе и мягко касается обветренными губами скулы, подбородка, выцеловывает сантиметр за сантиметром линию челюсти. В его движениях, лихорадочном румянце, трепещущих ресницах сквозит болезненная, оголённая искренность. Какаши непроизвольно ведёт связанными руками, ему нестерпимо хочется обнять податливое тело, но всё, что он может сделать, всё, что от него требуется — это принимать почти целомудренную ласку. Его взгляд скользит по узору расходящихся трещин в стене, бокалам, преломляющим тёплый тусклый свет лампы, оставленной на столе косточке вяленой хурмы. Какаши цепляется за эти детали, пытаясь сохранить рассудок и не сорваться. Но когда Ямато ощутимо прихватывает зубами кожу над ключицей, а затем обводит языком место укуса, с губ против воли срывается тихий стон. — Будешь пытать меня, Тензо? — Если попросите, — не флирт, а констатация факта. — Хочу поцеловать тебя. Ямато выпрямляется и ведёт руками вниз по поджарому животу, царапая короткими ногтями косые мышцы. — Если попросите. — Власть портит людей, — Какаши не может сдержать улыбки, но тон звучит непреклонно, — Будь так добр, поцелуй меня. — Даже сейчас намерены отдавать приказы? — А ты намерен не подчиниться? — Не в этот раз, — Ямато чувствует, как губы буквально покалывает от острого желания. Он обхватывает широкими ладонями чужое лицо, ведёт пальцами по острым скулам, задевает неровный край шрама и гладкую кожу выскобленных щёк. Этой ночью он намерен снять с Какаши все его маски. И заставить не просить — умолять. Эта мысль накатывает обжигающей волной, и Ямато, отпуская себя, целует мужчину. Сначала осторожно, не размыкая губ, просто кожа к коже. Но быстро распаляется, чувствуя горячий, требовательный ответ. Приоткрывает рот, разжимает стиснутые зубы и позволяет Какаши углубить поцелуй. Ямато ведёт как после крепкого саке на голодный желудок. В комнате до невозможности душно, смелые прикосновения языка пьянят, и он чувствует, как по шее и позвоночнику лихорадочно катится пот. Ощущения настолько яркие и острые, что не будь руки Какаши связаны, Ямато уверен, что был бы уже в предобморочном состоянии. Он неосторожно прикусывает нижнюю губу семпая и незамедлительно ощущает на языке тяжелый металлический привкус. — Тише-тише, — в противовес словам Какаши сдавленно стонет и нетерпеливо двигает бёдрами, — Если ты планируешь зайти дальше, то лучше нам перебраться в постель. Ямато поднимется с чужих бёдер, отступает на пару шагов, и только тогда развеивает дзюцу. Какаши потирает тонкие красные следы на запястьях и разминает забившиеся плечи. Мышцы приятно ноют, а на сухих губах с темнеющим кровью местом прокуса блуждает безотчётная улыбка. У него давно не было близости, а такой, чтобы срывало контроль — никогда. Ямато возвышается на расстоянии вытянутой руки. Все такой же высокий, широкоплечий в безрукавке АНБУ и джонинских штанах, красноречиво топорщащихся в районе паха. Но ничто из этого не приковывает Какаши так, как глаза. Этот взгляд он уже видел в номере рёкана, когда по горлу мягко текло саке, а в воздухе витало то, что сейчас ощущается до боли явственно кровью на языке и тяжестью в паху. — Вы смотрите слишком пристально, — Ямато стягивает безрукавку через голову и не без удовольствия ведёт плечами, когда прохладный воздух из приоткрытого окна касается разгоряченной кожи. — И думаете слишком много. — Ну кто-то же должен, — Какаши завороженно прослеживает чужое движение и продолжает с усмешкой, — хотя, признаюсь, получается с трудом. Он наконец встаёт с дивана, придерживая полотенце на узких бёдрах, хотя делает это скорее машинально, нежели чувствует действительную необходимость. — Приму на свой счёт, — последние слова Ямато уже выдыхает в губы семпая. Он отступает на несколько шагов назад под чужим напором, не разрывая поцелуй, и упирается ягодицами в обеденный стол. За спиной слышится жалобное звяканье стекла. Один из бокалов заваливается на бок и с характерным звуком катится по деревянной столешнице. Какаши ловит его у самого края, но, чтобы дотянуться, ему приходится опрокинуть Ямато на стол и тесно вжаться бёдрами меж разведённых ног. — Поймал, — он аккуратно ставит бокал рядом с другим, в нескольких сантиметрах от тронутого загаром плеча. Ямато со свистом втягивает воздух, перед лицом маячит напряжённая шея. Взгляд скользит ниже по рельефу живота туда, где мягкая махра встречается с грубой тканью штанов. — Мы так не дойдём до постели. — Да? — очень тихо и хрипло произносит Какаши, — Видимо все же придётся брать ситуацию в свои руки. И он берёт. В прямом смысле. Подхватывает Ямато под бедра, приподнимает, вынуждая обхватить свой торс ногами, и несёт в сторону полуторной кровати, всё ещё разворошенной после дневного сна. Реечное дно натужно скрипит под двойным весом. Ямато хватает воздух открытым ртом, падая спиной на жёсткий матрас. Какаши нависает сверху, сильный и гибкий, и осторожно притирается пахом о бёдра, всё ещё обтянутые брючной тканью. На его глаза падает чёлка, на смятую простынь — развязавшееся полотенце. Острое лицо освещает тёплый свет прикроватной лампы, ярче очерчивая длинный шрам и заметную только на столь близком расстоянии сетку морщин в уголках глаз. На высоком сером потолке безмолвно замирают тени мужчин. Ямато облизывает пересохшие губы: — Хорошо, что Вы носите маску. — Почему? — Не уверен, что смог бы каждый день видеть эту родинку. — Это именно то, о чём ты сейчас думаешь? — Лучше спросите, о чём я стараюсь не думать, — Ямато откидывает голову на высокую подушку и, не глядя, ныряет ладонью в пространство между матрасом и изголовьем кровати, выуживая смазку и ленту из трёх презервативов. Отрывает один блистер и протягивает Какаши вместе с прозрачным флаконом, но тот отводит его руку в сторону и отрицательно качает головой. — У Вас опыт, — Ямато хмурит тёмные брови. Для него вопрос позиций был очевиден до этого самого момента. — А у тебя мечта, — Какаши говорит ровно и спокойно, но в его глазах читается то, что не выдаёт голос. — Вдруг завтра умрёшь? «Он издевается», — Ямато чувствует, как внутри всё закипает, но не даёт эмоциям взять верх. Какаши Хатаке даже в постели скидывает на него всю муторную работу, как бы говоря «давай, бери на себя ответственность полностью, ты же так этого хотел». — Настолько мне доверяете? — однако Ямато быстро принимает новые правила. В конце концов, Какаши всегда умел делегировать полномочия. — Я доверяю тебе свою жизнь, Тензо, думаю за зад можно не волноваться, — всё тот же спокойный тон, но тонкие губы ломает усмешка. И хотя трудности увеличивают ценность, Ямато готов поклясться, что даже специальный экзамен на джонина был для него не столь сложным и нервотрепательным, как секс с Какаши Хатаке. Не то чтобы он был простым человеком в принципе. Даже близко нет. — Тогда благодарю за оказанное доверие, — в голосе Ямато сквозит ответная ирония напополам с неподдельной искренностью. Он обхватывает Какаши за шею и резко, словно в спарринге, перекатывается. Какаши охает, хотя ни взглядом, ни действием не выказывает и толики сопротивления. Лишь мягко улыбается чужой настойчивости и контрастно жестко хватает Ямато за волосы, притягивая: — Слишком много официоза в словах и одежды на теле. Ямато простреливает разрядом от ощущения чужого твёрдого члена, мазнувшего головкой по животу, и он против воли громко сглатывает. Какаши следит горящим взглядом за дёрнувшимся кадыком под тронутой лёгким загаром кожей и в следующий момент спихивает мужчину с себя: — Раздевайся, я ещё хочу поспать этой ночью. Ямато недовольно закатывает глаза, хотя и понимает, что своевольная миссия должно быть порядком утомила семпая. Поэтому вместо очередной дерзости он послушно стягивает штаны вместе с исподним, краем глаза выцепляя чужие движения. Какаши обманчиво ленно переворачивается на живот и встаёт в коленно-локтевую, слегка прогнувшись в пояснице. Тёплый свет оглаживает напрягшиеся под кожей мышцы спины, а между лопатками залегает полупрозрачная тень. Это выглядит так дико и естественно одновременно, что у Ямато перехватывает дыхание, а в с губ чуть не слетает предательское «развейся». — Долго тебя ждать? — голос Какаши столь же спокойный и уверенный, как и его движения. Но то, как он тянется к выключателю прикроватной лампы, выдаёт с головой накатывающее внутреннее волнение. Однако, даже в сумраке комнаты, искаженном тусклым лунным светом, Ямато угадывает его неясную тень, которая с каждым ударом сердца проступает всё чётче. Будто чужой образ навсегда отпечатался на внутренней стороне век. Он аккуратно переступает коленями по жесткому матрасу, ведя широкой ладонью от выступающих лопаток до напряжённых ягодиц, поочерёдно очерчивая пальцами поясничные ямки. Когда Какаши нетерпеливо двигает бёдрами, Ямато решает, что не хочет сдаваться так просто. Он защелкивает крышку колпачка, так и не выдавив смазку, и отбрасывает флакон в смятое у изножья одеяло. Накрыв ладонями бледные ягодицы, Ямато решительно разводит их в стороны, массируя подушечками больших пальцев тугое кольцо мышц. Он касается губами копчика и ведёт влажную дорожку языком вниз. Бёдра под его ладонями снова дёргаются, теперь уже пытаясь уйти от прикосновений, но Ямато не даёт. Сжимает пальцы сильнее, до красных отметин, и длинным движением облизывает кожу от поджавшихся яиц до темнеющего кольца мышц. Ему безумно хочется оказаться в этот момент лицом к лицу с семпаем. Он знает, что увидит в серых глазах тёмное, поглощающее возбуждение, но жаждет другого — удивления, хоть мига смятения. Показать, что не всё будет идти по плану Какаши Хатаке и ему придётся либо это принять, либо ходить с яркими отметинами на заднице. Ямато припадает губами к сжатым мышцам, делает несколько поступательных движений языком на пробу. Давит сильнее, когда слуха касается протяжный хриплый стон. — Тензо, твою мать, — всё что может сказать Какаши, пока его бесстыдно вылизывают. Ямато растягивает большими пальцами напряжённый вход, сильнее давит на чувствительную кожу. Мысль, что этой ночью он войдёт в податливое тело и заполнит Какаши, бьёт током по оголённым нервам. — Я могу кончить, только вылизывая Вас, семпай, — слова вырываются прежде, чем Ямато успевает их осознать. Звучит до отвратительного пошло и до боли возбуждающе. Теперь он рад, что Какаши не видит его лица. Хатаке хочется спросить, где его кохай понабрался таких вещей, но желание съязвить потухает в груди так же быстро, как загорается. Вместо ответа он подаётся бёдрами назад и сильнее прогибается в пояснице, раскрываясь. Ямато садится на пятки, и не без самодовольства проходится взглядом по лицу мужчины, спрятанному в сгибе локтя. Внезапно из-за пепельной челки мелькает красный глаз шарингана. — Жить надоело? Улыбка Ямато непроизвольно гаснет, но взгляд прямой, серьёзный. — Сначала я войду в Вас, а потом делайте, что хотите. Какаши фыркает и приподнимается на локте. — Если думаешь, что смерть спасёт тебя от меня, ты глубоко ошибаешься. — Пока это Вы раз за разом спасаете меня от смерти, — Ямато позволяет себе обхватить чужую щиколотку и мягко огладить выпирающую косточку большим пальцем, тем временем нащупывая другой рукой флакон, отброшенный в складки одеяла. Вязкая смазка густо ложится на ладонь и Ямато привычным движением растирает её, согревая. Скользкие пальцы касаются тугого входа с подсыхающей дорожкой слюны. — Расслабьтесь, — Ямато обводит подушечками кольцо мышц и мягко погружает средний палец на одну фалангу. — Тензо, не заставляй меня просить, — в тишине комнаты злой шёпот кажется оглушительным. Ямато наклоняется к Какаши, несдержанно кусает напряжённое плечо, а затем вкрадчиво шепчет куда-то в покрытую испариной шею: — Будьте терпеливы, я не хочу сделать Вам больно, — он аккуратно разводит мышцы и вставляет второй палец, оглаживая изнутри гладкие стенки. Согретая смазка медленно скользит по коже, стекая на поджатые яйца, и капает на простыни, оставляя тёмные пятна. Какаши ведёт бёдрами от щекочущего ощущения, сильнее насаживаясь. Пальцы, скользкие и горячие, заходят внутрь до сбитых костяшек. Ямато недовольно вбирает воздух сквозь плотно сжатые зубы. — Ты не сможешь сделать мне больно, — Какаши бросает нечитаемый взгляд через плечо и приподнимается на локтях. — Да вашу ж мать, — Ямато тормозит чужое резкое движение, обхватывая свободной ладонью шею Какаши и практически вжимая того головой в матрас. — Успокойтесь. И пока Хатаке не успевает ещё каким-либо образом показать своё нетерпение, слегка прокручивает ладонь, сильнее давя на внутреннюю стенку всей поверхностью пальцев. — Чёрт, как ты, — Какаши давится тихим шёпотом и сильнее прогибается в пояснице. — Я иногда растягиваю себя, так ощущения ярче. — Так был уверен, что рано или поздно я сдамся? Ямато хмыкает: — Простите, семпай, но, если бы я ждал Вас, так бы и остался девственником. Вы отличный командир, но человек специфичный. Какаши криво усмехается, насколько позволяет вдавленное в матрас лицо: — Решил мне сеанс психоанализа провести? — Пытаюсь отвлечься от того, насколько Вы узкий. Какаши морщится не столько от боли, сколько от раздражения. — Обязательно соблюдать субординацию, даже трахая меня пальцами? — Отношусь со всем уважением, — Ямато добавляет третий палец и позволяет себе более резкие, порывистые движения. Напряжённое предплечье прорезает выступившая сеть вен, кисть слегка ноет. — Тогда убери руку с моей шеи, — Какаши дышит тяжело, через нос, а когда чужая ладонь крепко обхватывает напряжённый член, не сдерживает хриплый стон. — Не тяни, я готов. — Уверены? — теперь Ямато сам вводит пальцы до костяшек, слегка разводя их в стороны. — Мне начать отдавать приказы? — Какаши нехотя снимается с пальцев и переворачивается на спину, откидываясь на локоть, а другой рукой отбрасывает налипшие на лоб волосы. Согнутые в коленях жилистые ноги широко разведены, и Ямато видит, как влажно блестит и стекает на хлопок белья смазка. Он проходится тёмным взглядом от напряженного живота с редкой порослью пепельных волос до ярко блестящих в полумраке комнаты глаз. — Ложись, — наконец говорит Какаши спокойным требовательным голосом. И Ямато беспрекословно подчиняется, неотрывно следя за чужими движениями. Какаши выуживает презерватив из складок смятой простыни и гибким движением седлает его бёдра, придавливая всем своим весом к постели. Непослушные пепельные волосы все также падают на лицо, а мелькнувшие белым зубы разрывают упаковку. — Надевай. Руки Ямато почти не дрожат, пока он возится с резинкой, раскатывая её по члену. Какаши терпеливо ждёт, а затем обильно размазывает смазку по латексу и вытирает ладонь о чужой живот с тёмной дорожкой волос. — Молчи, — предупреждает он, замечая, как Ямато возмущённо хмурит брови и приподнимается над чужими бёдрами, обхватывая длинными узловатыми пальцами член. Ямато предупредительно разводит ладонями бледные ягодицы и громко стонет, когда Какаши насаживается почти до середины. Воздух выбивает из груди у обоих. Ямато потряхивает от болезненной узости, но он подавляет в себе желание вскинуть бёдра и войти до конца. Знает, что будет лучше в тысячу раз, когда Какаши сам начнет двигаться. Вместо этого Ямато обхватывает чужой член и резко ведёт ладонью, натягивая тонкую кожу и размазывая по головке выступившую вязкую каплю. Какаши шипит, вздернув верхнюю губу, за которой мелькают белые зубы, а затем склоняется к Ямато и больно целует, вламываясь в рот мокрым языком. Когда он плавно опускается до упора, Ямато тихо стонет в поцелуй и оглаживает раскрытый вход, мягко проходясь пальцами по обхватившим его член расслабленным мышцам. Проверяет. — Все в порядке? Вместо ответа Какаши мягко прикусывает кожу под линией челюсти и ускоряется. Оглушительно громко шлепает кожа о кожу в вязкой тишине комнаты, движения становятся глубокими и пронзительно-приятными. Ямато мотает головой, стряхивая с глаз влажные волосы. Взгляд практически чёрный. Он больше не пытается сбавить темп, лишь тяжело дышит сквозь сомкнутые зубы и дрочит Какаши в такт — размашисто и жёстко. — Возьми яйца в руку, — низкий голос Хатаке замешан на сбившемся дыхании и откровенной похоти. Ямато отпускает его ягодицу и послушно сжимает в ладони тяжёлую мошонку, оттягивая вниз влажную кожу. Бледное лицо Какаши блестит крупными каплями пота, убранные волосы вновь липнут ко лбу и вискам, а под полуприкрытыми веками мелькает лихорадочный взгляд. Ямато не выдерживает — садится в постели подтягиваясь за колени мужчины, закидывает его руки к себе на плечи и крепко сжимает в объятиях — до затруднённого дыхания и скользящего между их телами твёрдого члена. Какаши ответно обхватывает его шею, впиваясь пальцами, и мажет сухими губами по виску. На языке солёной горечью остаётся пот. — Я близко, — Ямато жарко выдыхает ему в шею, выцеловывая проступающие вены. — Позволь. Он обхватывает поперёк широкую спину, заставляя Какаши прогнуться в пояснице и буквально вплавиться в него. — Двигайся, — сбивчивый, обжигающий шёпот в ушную раковину Ямато. — Сильнее. Пожалуйста. Ямато послушно вскидывает бёдра, выходя лишь на половину и толкаясь обратно в горячую узость — быстро и рвано. Какаши впивается зубами в плечо мужчины и кончает с приглушённым рыком, бесконтрольно вздрагивая и изливаясь на свой и чужой живот. В нос ударяет резкий запах спермы вперемешку с потом и Ямато судорожно вдыхает, чувствуя, как туго сжимаются вокруг члена сократившееся мышцы. Он толкается последний раз и замирает, оглушенный накатившим оргазмом. И одной единственной мыслью: «Мой». Они сидят неподвижно, уперевшись лбами и слипшись кожей, пока не восстанавливается сбившиеся дыхание, а сердце не перестаёт рваться из груди. За окном безмолвная глубокая ночь и лишь где-то в отдалении различим тонкий перезвон ветряных колокольчиков. Когда член наконец опадает, Ямато помогает Какаши приподняться и аккуратно выходит, придерживая пальцами разработанные края. — Ма-а, — разочарованно тянет Какаши, — опять в душ идти. Кожу и даже редкие волосы на груди стягивает подсыхающая сперма, оставляя светлые разводы. — Ты в порядке? Крови нет? — Ямато не убирает руку от приоткрытого входа, мягко оглаживая расслабленные, влажные от обилия смазки мышцы. Какаши не останавливает его, лишь удивленно вскидывает брови: — Теперь готов перейти на «ты»? Ямато пожимает плечами, тепло улыбаясь, и завязывает узлом презерватив, внутри которого мутно-белым волнуется ещё тёплая сперма. У него в голове блаженная пустота и не единой разумной мысли кроме: — Иди в душ, а я пока сменю бельё. Какаши в который раз зачёсывает пятерней непослушные волосы, поднимается с чужих бёдер и, сдерживая предательскую дрожь в ослабевших ногах, идёт в ванную комнату. У зияющего темнотой дверного проёма он, не оглядываясь, бросает короткое: — Жду тебя. Ямато беззастенчиво оглаживает взглядом взлохмаченный затылок, широкую спину с сеткой шрамов и крепкие ягодицы, пока Какаши не скрывается в ванной. В зазоре между дверью и полом вспыхивает яркий согревающий свет и Ямато, наконец, заставляет себя подняться. Он обтирает живот и грудь измятой простыней и скидывает грязное белье на диван одним большим комом, оставляя педантичную аккуратность и стирку на завтрашнего себя. Лампу решает не зажигать и застилает полуторную кровать свежим постельным в привычном глазу полумраке, внимательно прислушиваясь к звукам в ванной комнате. Тихий шаг босых ног по кафельной плитке, журчание мочи, звук спущенной воды и скрип душевых вентилей. Стены в доме тонкие, а по шуму внутреннего водостока всегда можно понять, кто из соседей собирается в душ или туалет. Он съезжает из казарм немногим позже ухода Какаши из АНБУ и в поиске квартиры руководствуется одним единственным принципом: «чтобы хватило жалования». Сослуживцы ещё тогда шутили, что с мокутоном он мог бы без труда отстроить себе огромный дом, а то и целый квартал. Тогда Ямато не задумывался над этим всерьёз — неловко улыбался и слегка пожимал плечами, но сейчас где-то внутри обрела свою форму мечта о будущем. Двухэтажный дом в традиционном стиле с просторной гостиной и небольшим садом на заднем дворе, где найдётся место и его рассаде. Место, куда будешь с нетерпением возвращаться после затяжных миссий и приглашать друзей и сослуживцев на праздничные ужины. Где будет он. — А ещё большая двухспальная кровать, — Ямато ворчит себе под нос, встряхивая одну единственную подушку, и разглаживает ладонью заправленную простынь. Когда он приоткрывает дверь в ванную комнату, по глазам, привыкшим к полутьме, бьёт болезненно яркий свет, а в воздухе разлит пар и щекочущий запах мыла. Ямато давит глупую улыбку. Хатаке все также предпочитает мыться в кипятке. — Думал до утра придётся тебя ждать, — Какаши стоит к нему спиной и проворачивает вентили, прибавляя напор холодной воды. В лёгкой сутулости расслабленных плеч сквозит истома напополам с усталостью. Ямато ступает на скользкий кафель под тугие струи и порывисто обнимает мужчину сзади. Кожу обдаёт тёплой водой, но греет по-настоящему прикосновение. — Иди сюда, — Какаши тянет с полки шампунь, выдавливает немного на ладонь и неловко поворачивается в кольце сильных рук. Ямато послушно склоняет голову, зажмуриваясь, чтобы обильная пена не попала в глаза. Чужие ладони уверенно массируют затылок, пропускают сквозь пальцы короткие пряди и мягко оглаживают уши. Прикосновения успокаивают и вкупе с монотонным шумом воды практически вводят в транс. — Жаркая ночь. Не спится в клетке. Перепелам, — внезапно декламирует Какаши, но на последнем слове всё-таки не может сохранить бесстрастный тон и совсем по-ребячески улыбается. Ямато давится сначала смехом, затем пеной, которую случайно вдыхает. Откашливается долго, надсадно, однако весёлая усмешка так и не сходит с искусанных губ: — С тобой опасно мыться. Какаши оглаживает натренированные плечи, смывая последнее мыло, и в ответ лишь недовольно щёлкает языком. Совершенно вымотанные и обессиленные они лежат плечом к плечу в свежей постели слишком узкой для двух взрослых мужчин. — Как долго, оказывается, я ждал этого, — поворачиваясь на бок, Какаши подсовывает локоть под голову и задумчиво смотрит в карие глаза напротив. — Того, чтобы лечь спать? — Ямато прикрывает тыльной стороной ладони широкий зевок. От окна привычно тянет прохладой и он, чувствуя лёгкий озноб, натягивает на них обоих тонкое одеяло. — И этого тоже. Всю оставшуюся ночь Какаши спит крепко, без сновидений и вместо ошибок прошлого на его грудь приятно давит тяжёлая рука Ямато.