Игра в чужие куклы

- А я говорю, что все равно добьюсь, чтоб Гоша его зачислил в штат! Мало ли, что у него незаконченная вышка. Да ему еще и лет-то - 22! Нет, 23, кажется. Ну, мальчишка, ну, дурак еще, не умеет кому надо задницу лизать. Научим, попридержим, когда потребуется, чтоб не лез на рожон со своей борзостью. Пойми, этот Женька - нас, ветеранов, за пояс заткнет: глаз не замыленный, хватка прирожденного телевизионщика. Не то, что эти паяцы на главных каналах, куклы на веревочках. Тьфу на вас еще раз, смотреть противно! Роман, работавший "в ящике" уже восьмой год, считал борьбу за хороших людей на своем "Эксперт-ТВ" наипервейшим долгом. Сам он, что называется, был в зените журналистской славы, его передачи, проект за проектом, привлекали "лица необщим выраженьем" и смотрибельностью - а это редкое сочетание. Креатив с привкусом легкой гениальности, иронические комментарии в духе горинского барона Мюнхаузена, юмор на грани фола, но не опускающийся ниже пояса - Ромкины шоу-программы держали рейтинг в приподнятом состоянии всегда, и начальство молилось на Малиновского. - И вообще! Да через пару месяцев возьму его соведущим в "Кругозоре", а потом - совсем ему программу отдам. Есть у меня идейка, как раз для года Лошади. - Ромка поставил бокал, мечтательно потянулся, опустил с размаху свою руку на плечо Жданова. - Тебе понравится! Друзья сидели у камелька в своих "Дубочках", потягивали Beefeater, привезенный Пал Олеговичем,- он приехал за внучкой, чтобы забрать на новогодние каникулы в Англию, это стало уже традицией. Был канун европейского Рождества. Год Змеи завершался, шурша медленно и степенно, как сытая анаконда. Все шло своим чередом: Ланика, умница и красавица, заканчивала вторую четверть второго класса, Каролинка, прелестная отроковица, догрызала под лестницей очередную добытую аж с верхней полки антресоли тапочку, Жданов и Малиновский, родители М и Ж, наслаждались тихим семейным счастьем. *** Все изменилось за один день. Казалось бы, 25 декабря - расчудесные цифра и месяц... Ан нет! Андрей заехал в школу, забрал дочку, и они по дороге завернули в Одинцово за аккуратненькой елочкой, а не грубоватой сосной, которая продавалась на каждом углу Трехгорки. Выбрали самую пушистую, а потом пришлось еще в Ашан за искусственным снегом - погода в этот год преподносила сюрприз за сюрпризом: первый и последний настоящий снег москвичи видели в сентябре. "Год не минул еще, А весна уже наступила, И не ведомо мне, как же звать теперь эту пору – «старым годом» или «новым годом»?.. " На что уж Жданов не отличался наблюдательностью, но и он заметил, что Ланечка не в меру задумчива. Попытался пошутить, расшевелить ее - получилось не очень. Он молчала-молчала, а потом вдруг спросила: - Пап, а Каролина - крещеное имя? - Что? - Ну, это святыня какая-нибудь, то есть, святая? - Не знаю... А вообще - да, наверное. Ланика вздохнула: - Значит, это грех... То, что мы собаку Каролинкой назвали. Пап, и Гарри Поттера читать грешно, да? Жданов оторопел: - Где ты этой ерунды нахваталась? - Отец Михаил сказал. Он сегодня нам... нас... благословлял. А со следующей четверти у нас будет новый урок - закон божий. Папа, а ад существует? А что такое содомия? Бедный Андрюшка схватился за голову. - Лануш, это он вас чушью всякой пугает. "И Конституцию нарушает, между прочим," - добавил он про себя. - Пап, у него глаза такие добрые-добрые, он улыбался, по голове меня погладил, а мне знаешь, как страшно стало! Я не хочу никаких грехов! - Не хочешь, и не будет! - Жданов поправил взмокшие под шапочкой с трогательными ушками рыжие дочкины пряди. Она прерывисто и облегченно вздохнула, прижалась к его рукаву. Дома, в прихожей, их встретила радостная Каролинка, только что прикончившая "Короля Матиуша" - наверное, ей не понравился грустный конец. Ай-ай-ай! Пока девочка, сердитая на глупую читательницу, подметала "останки", разъяренный Жданов набрал их, то есть Ланину, классную. Неплохая же тетка, как она могла такое мракобесие пропустить! - Татьяна Павловна! Объясните мне, что происходит! - Андрей не снижал тон и не жалел выражений, пока не понял, что трубка подозрительно всхлипывает. - Татьяна Павловна, вы что, плачете? - Андрей... Палыч, вы думаете, вы первый, кто мне звонит? Вы...вы даже не представляете, что у нас творится. Новый предмет введен во всех школах нашего района. На уроки батюшки не допускаются ни я, ни родители. Это эксперимент на уровне Министерства образования и общественного совета по нравственности при Президенте... А нас вообще будут в следующем году всех на педофилию проверять - не знаю только, как. Пытать, наверное! Я бы давно ушла, но детей жалко! - Татьяна Павловна, ну, извините меня... что я так вспылил. И давайте надеяться на лучшее - ведь не идиоты же они там совсем?! - Вы думаете? Да помню я у Пушкина: никогда не сомкнется круг зла, пока есть добро. - Вот именно! Татьяна Павловна! Держитесь! Но пасаран! Оно не пройдет! Всхлипы в трубке стали утешнее. - С наступающим вас! Все будет хорошо! - Спаси-и-бо! И вас! *** Малиновский пришел каким-то вялым и бледным, как залежалый огурец. Поцеловал в макушку принцессу, засевшую кормить клевером коров на своей "ферме". Плюхнулся на кухонный диванчик, потом вообще отвернулся от Жданова, который сочетал горячечный рассказ с подогревом горячего в микроволновке. - Ром, да тебе неинтересно? А я тут голову сломал - что делать. - Палыч, что опять случилось? - Ты меня не слышал, что ли? Все ужасно, Малиновский! Ромка улыбнулся бескровными губами. - Давай лучше коньячку дернем. Для аппетита. - Заметьте, не я это предложил! - Андрей был несколько удивлен инициативой друга, ведь тот всегда был против каждодневного пития. Быстренько вытащил бокалы, Hennessy из н/з... Ромка выпил, не дожидаясь тоста. Плеснул еще. И еще... Жданов почуял неладное. - Ром, ты чего? - А... а они меня выперли с телевидения! - разрумянившийся Малиновский выговорил-таки, и дальше стало легче. - Я пришел сегодня весь такой, с пикой на перевес, чтоб они Женьку взяли, а мне - ваш контракт закончился. Я, наверное, с минуту стоял идиотом, понять не мог - это не шутка? И ведь ткнули мне в пункт договора, что они могут отказаться от сотрудничества без объяснения причин. Ну, я забрал трудовую и ушел. Потом Гошка до меня добежал, на лестнице уже, загнал в какой-то угол - боится, бедняга, что застукают. Говорит, негласное распоряжение, чтоб всех нас, таких ... неправильных, поганой метлой от средств массовой информации. Дабы не смущали народ. Типа чистка такая. Он мне говорит: - Каркушу помнишь? Накаркала, бл*дь, вот ведь тянули бабу за клюв! А я что? Мне условие поставили: или - или! Иначе канал вообще прикроют, как MTV. Ты у нас находчивый, вот и найдешь работу. Или мне 100 человек придется пинком под зад на улицу... Андрей молчал, вертел вокруг своей оси крутобокий бокал. Слова поддержки застряли где-то костью в горле. Потерять дело своей жизни - это он проходил. Сказать другу, что это ерунда, не бери в голову, значит, обидеть. Неуклюже взял за руку, перевернул ладошкой вверх, подышал на нее медвежонково: "Не грусти, ты самый лучший ежик на свете!" Приложил ладонь к пряжке на поясе: "Пошли, утро вечера мудренее." Потащил из кухни. Малиновский, доедающий ризотто, успел только пискнуть: "Жданов, а компот?" *** Утро стало действительно мудрёнее, и намного. Телефонный звонок- мелодию Зималетто в шестом часу утра услышал Ромка, пытался растолкать любимого - не смог. Перебрался через него, ткнул в зеленую трубочку. Взволнованный женский голос: - Андрей, Рональда убили. - Какого Рональда? Кто это? - Андрюша, это Ольга Вячеславовна. Я тебя разбудила? Прости! Милко в больнице. Роман медленно перебрался на свое место, попутно стягивая с Андрея одеяло. - Жданов, подъем. Плохие новости. - Олечка Вячеславовна, это Малиновский! А Милко... ранен? - Нет, слава богу. У него шок. Андрей вырвал трубку: - Ольга Вячеславовна, что случилось? Рональд? Когда? Как? - Да я сама толком не знаю. - Где вы находитесь? - Вы... сможете приехать? Новая Басманная, больница РЖД. Анаконда, видимо, проголодавшаяся в последние дни года с несчастливым числом, совершила свой молниеносный бросок! *** Золотой век "Голубых огоньков" закончился. Какая там полная иллюминация, вип-стоянка, высокомерный швейцар при входе!.. Вспомнили время царя Гороха... А теперь что? Обшарпанные неприметные здания, пароль в домофон, вывеска с уточнением "временная". Милко, методом многомесячных проб и ошибок, выбрал Central Station, где было спокойно и даже уютно. Но в ту злополучную ночь, когда они с Рональдом, блестками сияющие и тепленькие, набравшиеся "секса на пляже" по поводу наступающего Нового года, выбрались в теплую декабрьскую тьму московского переулка, праздношатающаяся пацанва, тоже наклюкавшаяся по тому же случаю, но дешевого блейзера, встретила их шакальим улюлюканьем. Девиз, созвучный веяниям эпохи "Мочить гнойных пидоров!" был воспринят молодым поколением с восторгом. Вот где сливались воедино и удаль молодецкая, и патриотизм! Хоть каждому страшновато было, но шобла есть шобла: оцепили, как волков, а потом гогот, тычки, пинки! - ВарвАры! Дайте нам прОйти! Молокососки! - Слышь, он нас сосками назвал. Ах, ты, гондон! - Он не гондон, он хорват! - Рональд воздел руки в миротворческом жесте, но гопота московская от резкого взмаха озверела еще больше. А один даже перепугался и тыркнул поднятую руку ножом, перочинным и коротким, как его крошечный член, но опасно острым. Вынутый нож блеснул красным. - Ты что, дурак? - Димон, валим! Топот убегающей шайки не заглушил довольного ржания: - Да не ссы, если что, скажем, что они сами к нам пристали. Закон на нашей стороне! Прорезь на кожаном рукаве Рональда была небольшой, но он стремительно серел. Скорая ехала, все ехала и ехала. Милко, крепко сжав плечо друга, пытаясь остановить кровь, бормотал закрытым глазам что-то на своем родном языке. Наконец-то грязно-белый бок с красным крестом! Клиника была рядом, в двух шагах. Из-за двери приемного покоя Милко услышал беспокойный диалог врача и операционной медсестры: - Артерия. Кровопотеря. 4-ая, отрицательная. - Боюсь, что нет. Заказать не успеем. Есть плазма. - Поздно будет. Дверь закрылась, замигал огонек магнитного замка. Милко, обожженный словом "поздно", кинулся к тетке на ресепшн - администраторша, мать твою, восседала, как грелка на чайнике. - У мЕня тоже 4-ая, отрИцательная. ВОзьмите мОю кровь! - Это... это невозможно! - выщипанные брови поднялись к кромке волос. - ПочЕму? Прямое перелИвание! - Молодой человек! У нас особая проверка пригодности крови лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией! - выговорив эту длинную фразу, дама поправила декольте и удовлетворенно улыбнулась. Пузатый охранник легко справился с Милко, пытавшимся колотить в запертую дверь. А через три часа... Врач вышел и сказал, что... Неправда, это не может быть правдой! Он сидел на клеенчатой кушетке в приемном покое, пока не приехала ОлЕчка Вячеславовна, не вызвонила Андрея, не заявился наряд полиции... А когда те, отодвинув в сторону Уютову и Жданова, нависли над впавшим в прострацию Милко и приказали ему проследовать в отделение для дачи показаний, он вдруг понял, что не может встать. Он завалился вперед, упал на кафельный пол. Напрасно стражи порядка, подсмеиваясь над пьяным, по их мнению, педиком, пытались придать ему вертикальное положение - безжизненные ноги бессильно свисали, как макаронины из ложки. Но они же были в больнице! Тот же дежурный врач, вырванный из безрадостного утреннего сна, хоть и пахнУл дорогим коньяком, но мигом оценил ситуацию, сторожко ощупал позвоночник... - Травмы были? - Не было... вроде, - ответил Андрей за Милко, видимо, онемевшего от беды. - Да не вообще, а сегодня, когда.. ну, тот несчастный случай? - Я не знаю! Черт, что за ночь-то такая! Ну, сделайте что-нибудь! Рентген, пункция, скинирование ничего не дали. Медицинское заключение - paraplegie inferion, паралич обеих нижних конечностей психогенной природы, нарушение процессов возбуждения и торможения в головном мозге, проявляется при истерии, испуге и т.д. Рекомендации - наблюдение у психиатра. Прогноз - неясный. *** Нужно было действовать. Павел Олегович трезво, без паники, оценил ситуацию и предложил увезти Ланечку еще до Нового года - заехать в Лапландию, в Рованиеми, прокатиться на настоящих северных оленях в Деревню Санта Клауса, увидеть северное сияние... Родители проводили в аэропорт свою девочку, радостную птичку в предвкушении чудесного путешествия, и... Милко, промолчавший несколько суток, наконец-то заговорил и - слава богу! - начал капризничать. Он не остался в больнице, отказался от сиделки в лице розовощекого бугая, ему нужна была только его ОлЕчка. Та, переселившись к своему гению, безропотно сносила все его выходки, утихомиривала и нянчила, мало того - даже справлялась с его "неходячестью", откуда только силы брались! Жданов в ужасе вздымал руки: - И как же вы его таскаете? Она, с улыбкой, говорила: - Своя ноша не тянет, Андрюша. Он же мне как родной! То Жданов, то Малиновский приезжали каждый день. И каждый день повторялся с разными вариациями примерно вот такой диалог. - Милко нЕ станет ждать, когда его Убьют, он Убьется сам. - Милко, ты нам нужен! - Это цЕликом и полнОстью мое рЕшение, и оно непоколе-непокобелимо! - Непоколебимо! - привычно поправляла Ольга Вячеславовна. Он выставил за дверь врача из хорошей ведомственной поликлиники, а "медикаментов груды" выкинул в окно. Да и были-то там слабенькие успокоительные. Отечественная медицина приказала ждать, авось, само пройдет. - НичЕго, ничЕго, скоро вы от мЕня избавитесь. - Так, все, - терял терпение Малиновский, - на три-четыре начинаем рыдать, рвать на себе волосы и причитать: "На кого ж ты нас покинул, отец родной!" - ОлЕчка, уйми этого идИота! Малиновский (как вариант, Жданов) уходил, хлопнув дверью. - ОлЕчка, не сЕрдись,я тЕбя лЮблю. - Не любишь ты меня. "Любил бы - встал бы!" - это уже про себя... "Думай, Жданов, думай!" - горящей строчкой висело в мозгу, что бы Андрей ни делал. А его Ромка совсем-совсем погас, как будто лампочку вывернули внутри. Нет, все вроде бы нормально: ходит ногами, машет руками, но даже не как автомат, а как ... оболочка. Вот ткнет кто-нибудь иголочкой, и останется блеклой тряпочкой на бесснежной мостовой то, что раньше было солнечным Малиновским. "Что нужно Милко? Милко нужно солнце... и любовь. И (как он тогда сказал?) красивые мальчики. Рональд, прости, живым нужно думать о живых, это пошло, тривиально, но верно!" И еще нужна квалифицированная медпомощь. И где это можно найти? В Израиле! Олечке Вячеславовне визу дадут вряд ли, и одно дело - решать бытовые проблемы в родной квартире, другое - в чужой стране, но есть же Ромка... Он мог бы отвезти их драгоценного дизайнера к морю и солнцу, и чем черт не шутит, может, и ему самому бы помогла "земля, текущая молоком и медом". Осталось убедить в этом Малиновского. - Я не понимаю, Андрюш, ты смерти моей хочешь? - И ты пойми - Зималетто без Милко - не Зималетто! - Я же на стенку полезу уже в самолете! - Лезь! Главное - иллюминатор не открывай. Я хотел ему эскорт нанять. А он - ни в какую. А с тобой - согласился. Ром, ну ради общего дела! Ромка усмехнулся, вспомнив их "цирк на подиуме", когда Андрюха настоятельно предлагал ему приударить за Викой. Как же это было давно! - Только ради тебя, друг! И ради процветания компании. Андрей тоже ощутил некое дежавю. Заволновался, вскочил, зацепил длинной ногой провод от елочной гирлянды. Отвернувшись к окну, проговорил сквозь зубы: - Я ж не про то, чтоб ты его еще как-нибудь там ... утешал. Попробуй только! - Знаешь, роль Отелло тебе бы пошла! Давай создадим драмкружок при Зималетто. Вернусь - обязательно приду на премьеру. - Так ты согласен? Я тогда заказываю авиабилеты на ... завтра. Но... я тебя прошу! - Андрей привычным жестом взъерошил шевелюру, и прическа рогатого лосенка - вот она! - Вот только не надо раньше времени рвать на себе волосы. Я - кремень! *** Выбрали Хайфу, Шаар-Менаше, крупнейший государственный медцентр, специализирующийся на проблемах психики. Днем процедуры, а вечером - взятая Малиновским напрокат Toyota Venza совершала радиальные вылазки по побережью и вглубь Земли Израилевой. Но и здесь врачи не обещали быстрого результата всякой там электроакупунктуры, водных процедур и миорелаксантов. Однако не исключали возможность самовосстановления функций: мозг - дело тонкое. Как ни странно, общение с Милко не было таким ужасным для Романа: заботы о близком, нуждающимся в помощи, как можно более деликатной, привели Ромку к мысли, что их несносного гения можно и нужно прощать, как ребенка. А разговоры за жизнь в их ночных полетах по шоссе и вовсе были интересными. Но домой-то хотелось! И чтоб Милко снова вернулся к творчЕству - тоже хотелось, и побыстрее. В одной из поездок, кажется, в Хадеру, он зашел в придорожный магазинчик за сигаретами. Перед ним в очереди в кассу - парочка байкерш: кожаные косухи, быстрый диалог на местном языке, похожем на немецкий, игра жестов, понимающе лаконичных. У одной - прямая спина, темные волосы, медный загар в начале года, у второй - светлые кудряшки, припухлая нижняя губа и ... - Малиновский! - до боли знакомые серые глаза. - Элька! Корзунова! Ты ли это? - не правда ли, внезапные встречи вдали от родных мест подсвечены чудом? - Роман...эээ... - Малиновский, собственной персоной! - попытка изобразить книксен - ну, чисто от неожиданности. ... Когда-то, во времена оны, Жданов, пытался (путем организованного ДТП) познакомить еще гетного Ромку с подругой его школьных лет для длительных отношений. Ромашка девушку оценил - та была каскадершей и чертиком с рожками, интересным собеседником, классным собутыльником и вообще. Но романтической связи не могло возникнуть по определению. - Позвольте представиться: Элина Таненбаум. - ??? - Я взяла фамилию матери. - Так ты здесь? И давно? - Да пять лет уже. А это моя подруга Рут. - Очень приятно! - Роман галантно поцеловал несколько напрягшуюся руку ее спутницы. - А я тут... тоже с другом. Память невольно унесла его в тот день, когда мотоцикл Эльки виртуозно впечатал его BMW в соседскую Мазду - легонечко! И по нейрончикам, как огонек по бикфордову шнуру, побежал импульс... Недаром же Малиновский был стратегом и тактиком, мистификатором и манипулятором, магом и волшебником! - Элька! Мне так нужна твоя, вернее, ваша, помощь! *** Глубокой ночью они с Милко пилили по практически безмашинному в эту пору шоссе вверх, по склону горы Кармель. Вдруг их обогнали два серебристых немного хищных спортбайка Suzuki и начали выделывать перед их капотом такие фортеля! Змейки, фонарики, ласточки, тройной тулуп - Авербух отдыхает! Умчались вперед. Не успели наши отдышаться - те вернулись, затеяли опасную пляску с их машиной на узкой горной дороге. То прижимаясь к их Тойоте, то отлипая, заставили ее развернуться на 180 градусов и резко замереть в микроне от обветшалой скалы. Дверь водителя заблокирована. Малиновский - "без сознания". Еще бы, три дня тренировались! Байки умчались в восточную ночь. - Ромио, boze moj! Kako si? - Милко попытался высвободить Ромку из-под страховочного ремня. Тот ватной куклой завалился на руль. - Pomozite tko je! Мимо пронеслась одна машина, вторая... Милко должен!!! Отстегнулся и осторожно ступил на мокрое от небесных слез шоссе. С первым же остановившимся мужиком, впоследствии Борей из Киева, вытащили вполне целенького Малиновского, который "с трудом" пришел в себя. *** Вот и подошло к концу наше повествование. Милко, вслушиваясь в гул шумящего внизу моря, держался за парапет и осторожно переступал несмелыми, отвыкшими от земли ногами. Ромка, отойдя подальше, набирал Москву: " Андрюх, чудо свершилось! Благодаря Святому Йоргену и... твоей однокласснице! Скоро мы с ним вместе вернемся в Зималетто, жди! Тряхнем стариной, такую коллекцию закатим!" - Спасибо, Ром! Я тебя так... жду! THE END. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- P.S. Я, не всеведущий автор, не знаю, что ждет их впереди в нашем непростом мире. В нашем тревожном веке. В нашей непредсказуемой стране. Может, победа - если не добра, то хотя бы здравого смысла. Может, семимильные шаги в Средневековье. Но, как говорила героиня одного старого фильма: "И горя было много, и страшно было, и стыдно было, но я никогда не жалела и никогда никому не завидовала - просто вот такая судьба. Такая жизнь, такие мы. А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не было. Хуже - было бы. Потому что счастья бы тоже не было. И не было бы надежды. Вот!..." Никудышный из меня Сталкер, но, как сумела, провела наших героев по необъятной Зоне фикрайтерского воображения.