***
Ничего не предвещало беды. Каким-то чудом, мне удалось добраться до кабинета литературы никем незамеченной. И, конечно же, тут никого нет. Даже подозрительно как-то. Спокойно кое как разложила свои учебник по литературе, очередной том Тихого дона, который мы сейчас проходили и тетрадь с ручкой на парту, как меня ошарашили новостью, прозвеневшей по школьному радио. Оказывается, в актовом зале на большой перемене состоится собрание старост. Нужно спешить! И только на одном из лестничных проходов меня вдруг осенило: раз я формально на больничном, меня наверняка уже кем-то заменили. – Осторожно! Голос Волкова? Я начала оборачиваться. В следующий момент последовал глухой удар в спину. Ау! Больно! У меня же всё еще плечо, опухшее от удара. Кряхтя, я аккуратно осела на холодный пол. – Ты что, ошалелый? Чего носишься на переменах?! Говори, какой класс, фамилию? – сверху и вправду послышался голос этого засранца. – 7-й Б… Скляров… – раздался неуверенный мальчишечий писк. Так меня просто на просто сбили? – Жди приглашения в кабинет Макарыча, 7-й «Б»! – Он зол? – Но я не специально!.. – Шуруй давай, Скляров! По-хорошему! – Он зол… На что? Отцепившись наконец-то от вновь ушибленного места, я начала постепенно подниматься на ноги. – Помочь? Да он смеётся надо мной что ли? – Хватит! Что бы тебя не заставляло заботиться обо мне, лучше сейчас отпустить. В следующий раз будет легче. Мне будет легче без твоих резких перемен в настроении! От заботливого одноклассника до безучастного ко всему изверга! Если так влился в роль по приказанию Макарыча… – Мелкий! Ты так и будешь греть уши? Послышался легкий топот, который быстро утонул в привычном переменном рёве. Я не заметила того мальца, так была охвачена эмоциями? Да что со мной? Почему этот надменный тип вызывает во мне такие резкие чувства? – А ты слишком большого мнения о себе! – перебил смешок, предназначавшийся плевком в душу. – В следующий раз? Хах, легче простого оставить тебя здесь беспомощную хоть сейчас. Удачной дороги до медпункта. На голову невесомо приземлился кусок светлой ткани. Носовой платок? Только сейчас, коснувшись двумя пальцами кончика носа, я увидела багряную жидкость на них. Кровь. Врачи же говорили не перенапрягаться и не волноваться. Двойное непослушание приравнивалось к... – Не запачкай коридоры.***
– Извините, можно? В итоге на урок литературы я всё же опоздала. Кровь из носа никак не хотела останавливаться. Зато мне учтиво помог один из моих закадычных друзей. – Веня…Тася? Не ожидала тебя увидеть. Слышала об инциденте, как ты себя чувствуешь? – Что-что, а с Натальей Валентиновной мы всегда были в тёплых отношениях. – Спасибо. Более, чем хорошо, – без зазрения совести соврала я. – Мы можем сесть? На задней парте мельком заметила парочку друзей, приветствующих и хихикающих. Оскалилась им в ответ. – Мм… Да, безусловно. Вот только… И лишь сейчас мой взгляд встретился с белобрысым гадёнышем… За моей партой? Что тут…? – Видите ли, по глубочайшей просьбе Валерия Макаровича, я решила… Да что там… В общем, мне пришлось посадить вас с Владом вместе, – Ну зашибись! – Поймите, я и сама была не в восторге от этой новости: все мы знаем, чем это соитие закончится. По классу прошли смешки и веселые одобряющие перешёптывания. Ну, тут, как говорится, ничего не попишешь. И с самым кислым выражением лица я опустилась на стул. Подобрала все свои разложенные вещи на свою половину парты, перепихнулась с белобрысым локтями, и приняла самое беспристрастное выражение лица. Ему еще нескоро удастся так же больно задеть меня, обещаю! – Так, ребята, а что вы можете мне поведать об образном значении самого Дона в романе? У кого какие предположения? О, Влад Волков, наконец-то ты у меня теперь перед глазами. А то вечно за кого-нибудь спрячешься и уйдёшь от моего внимания. Начинай! Мне не верится! Я не удержала смеха, прикрыв рот ладонью. – Ах-ха-ха, добро пожаловать, мой милый! – нет, ну должна же я была как-то припомнить ему тот злосчастный урок алгебры перед Новым годом.***
Я не смогла просидеть дольше двух уроков. Голова кружилась, да и, кажись, температура тоже не стояла на месте. Решено: пора собираться домой. Напевая какую-то мелодию под нос, я проделывала путь от раздевалки до входной двери школы. – Вы не подскажите, где я могу увидеть расписание? И где находится кабинет…– раздался мужской размеренный голос со стороны вахтёрской стойки. Не может быть… – Папа? – И действительно передо мной возвышался мой родной здоровяк. – Ты что здесь делаешь? Я так и светилась от счастья! Набросилась на него с объятиями. – Таська! Как я рад тебя видеть. А ты чего в верхней одежде? Школу собралась прогуливать? – он нежно потёрся щекой о мой лоб. Как мне этого не хватало! – Смешно! А то ты не знаешь свою дочурку, любит пофелонить! Естественный, неподдельный смех озарил школьный коридор. – Так, ладно, я собственно, за тобой то и приехал. Как ты? Сегодня утром разговаривали с твоей мамой, она мне рассказала о случившемся. Сказала, что дома сидишь. Я к вам заехал – никого. Ну, думаю, пошла наперекор врачам в школу. Здесь и перехватил. Нам нужно о многом поговорить! Да он и сам кажется не менее взволнованным, чем я. *** – Ты, конечно, с ума сошла в школу в таком нестабильном состоянии! А мать твоя куда смотрит? Эх, Наташа-Наташа, тоже мне! Папа, только прознав, что я, так сказать, нахожусь не в наилучшем здравии, начал высказывать свои полностью оправданные претензии. Я уже сидела в гостиной у папы дома с термометром в зубах (именно в зубах, чтобы температура меньше казалась) и смотрела исподлобья своим самым невинным взглядом, на который была способна. – Я всё понимаю: тяга к знаниям, она похвальна. Но не доводить же до такого фанатизма! А если обморок? А? Я лишь промычала в ответ, напоминая, что не в состоянии сейчас разглагольствовать. Мне необходим был разговор по душам. Поэтому, как только градусник покинул пределы моего рта, искусно снизив температуру до «37,4», я начала: – Пап, мне просто было так грустно и одиноко. Рядом не было никого, кому бы смогла открыть свои настоящие чувства. Веник (мой друг) заболел. Тебя не хотелось тревожить… Поэтому, – я покривилась, подбирая нужные слова. – Я решила отвлечься и уйти с головой в учёбу, и… И я… И я никому не нужна-а-а! Из глаз, как горох посыпались слёзы. Ну ещё бы, за весь свой так называемый больничный ни слезинки не пролила. А так хотелось! Я уткнула в грудь отцу, максимально сжав ткань его свитера в ладонях. На несколько минут сохранилась эта тишина, прерываемая лишь моими всхлипами и папиными повторяющимися «Ну-ну». – Ну, всё, перестань. Ты мне нужна! Ты школе нужна! Да что они там вообще из себя представляют без моей любимой девочки, идущей на медаль?! Ты нам нужна! Максимка знаешь, как ныл, что сестричка не поехала с нами кататься на лыжах?! О-о! Ты… ты маме нужна… – Не нужна я ей! Совсем не нужна! Ей нужны деньги, которые я зарабатываю, чтобы жить в центре Москвы и хвастаться перед своими ухажёрами квартиркой с евроремонтом! Я… й-й-а… Господи! Не могу больше всё это в-выдерживать! Я снова захлебнулась в своих рыданиях. Через некоторое время, почувствовала что-то тёплое на пальцах. Только не снова! Кровь! Я слишком сильно вспылила. Слишком много крови прилило к голове. – Тася! Успокойся! Только этого не хватало! *** Взгляд прилип к одной точке. Эмоции достигли отметки нуля. Дыхание было хрипловатым, но размеренным. – Ну что, подействовала таблетка? – перед глазами появилось настороженное лица отца. В ответ лишь махнула перед собой рукой в знак согласия. На большее не было сил. Одним словом – состояние было отрешённое от мира сего. Немудрено, что у папы было предостаточно пилюль на разные случаи жизни. Он был главврачом преуспевающей частной клиники. Удивительно, как только мать не додумалась позвонить ему с просьбой перевести меня туда. Хотя наверно назло, очень в её репертуаре «сильной и независимой». – Итак, раз теперь все успокоились, и ни у кого больше не взыграют нервишки, – он прихмыкнул. – Я бы хотел начать серьёзный разговор. Приготовившись к чему-нибудь на подобии «Осторожность на дорогах и особенно на лестницах никогда не помешает», я поудобнее уселась на диван, подпёрла кистью подбородок и отвернулась к окну. Там зимний вид шикарный по крайней мере. – У меня сейчас всё более или менее наладилось с финансами. И… – Похоже и папа умеет волноваться. – Исходя из сложившейся ситуации с твоей матерью (Не хочу, чтобы эти срывы повторялись. Да и к тому же прекрасно знаю, что из себя представляет Наташа)… Ты знаешь двери нашего дома всегда для тебя открыты, но дорога до школы будет занимать уйму времени, так что… – Пап… Всё-таки некоторая раздражительность во мне осталась. – Короче говоря, скоро твой День Рождения. А значит тебе исполняется 18… В общем я подумал, что не плохо было бы тебе подарить… квартиру. Небольшая студия, но думаю всё лучше для… как это у вас у литераторов… душевного спокойствия. Прошло несколько мгновений, прежде чем я осознала, что мой рот принял очертания буквы «о». Что за розыгрыш здесь происходит?***
– Пап, серьёзно, это перебор. – А если вот так? Лучше? – Так вполне сойдёт. Когда картина была благополучно повешена на стену, мы вдвоём отошли, оценивая полученный результат. – Определённо неплохо! – Воскликнула за нашими спинами тётя Люда, папина новая жена. – Давно её следовало повесить, да всё руки не доходили. Через несколько минут все мы принялись за ужин. – А на счёт квартиры ты всё-таки подумай. Я понимаю, она уже куплена, но… Вдруг вон, Максимку в Московскую школу отдадите – переедите. Я до сих пор не могла поверить, что всё это происходит со мной. Папа всегда был щедрым, но это… Настоящий подарок это сам папа, которого мне посчастливилось иметь. – Тася! Я желаю тебе только добра. Поэтому прошу, если тебя так тяготит жизнь с матерью – не долго раздумывая, собирай вещи и переезжай. Совсем скоро ты будешь иметь на это полное право. По достижению совершеннолетия-то! Но можешь уже паковать вещи, отделочные работы закончились, осталось только мебель ввезти. Нет! Мой мозг всё же отказывался мириться с этой сумасшедшей новостью о переезде! – Да и куда мы втроём поместимся в 30 квадратов, математик ты мой юный!***
После душевной встречи с отцом настроение улучшилось в разы. Теперь осталась самая нелёгкая часть: поговорить с мамой. Оставим это на потом, пожалуй. Однако через пару дней, как только вышла в школу, я узнала еще одну не самую радостную новость. И по традиции это случилось на ковре у директора. Мы с Волковым казались ну просто образцом примерных учеников. Следов жгучей ненависти на лицах как не бывало: оба держали на лицах фальшивые улыбки. – Итак, вы приложили за этот месяц немало усилий. Ваше поведение стало на порядок лучше, замечания преподавателей в вашу сторону сведены к минимуму. Молодцы, молодцы и еще раз молодцы! – Что-то было не так с улыбкой на его лице… – Вы думали я так скажу?! Ну вот: нет улыбки, нет догадок. Зато проблемы сейчас еще какие начнутся! От пронзительного взгляда Макарыча, по моей спине даже мурашки пробежали. – Нет, вы думаете, я глупый совсем? Подите вы, Валерий Макарович, куда вам до наших незаурядных умов! – передразнивание – плохой знак. – Вы думаете, я не вижу, что происходит между вами на самом деле? Щёки приняли розовый оттенок. Волков оставался невозмутимым. – Нет, вы наверно думали, я совсем отсталый и до меня не доходит никаких слухов, будь они не ладны? А за тебя, Волков, мне отдельно стыдно! Мы с тобой еще поговорим наедине о взаимопомощи товарищей, особенно когда дело касается женского пола. Сомнений не оставалось: он в курсе случая на лестнице. Хотя, может, я чего-то и не знаю… – Ну и какое решение проблемы вы сами предлагаете? За вопросом Макарыча последовала тишина. – Это конечно всё замечательно. Но если вам уж всем тут так припёрло, я могу перевестись из этой школы. Широко распахнув глаза, я уставилась на Волкова. По нахмуренным бровям и колючему блеску в глазах было понятно: он не шутит.