Физическая литература

– Нам нужно прояснить пару вопросов. Мы сидели около кабинета математики и ожидали предстоящих полутора часов унижения. Сбоку перестала щебетать о чём-то подруга. Я подняла глаза от учебника и встретилась с решительным, но отнюдь не надменным взглядом Волкова. Это приравнивалось к крохотной надежде не закончить назревший разговор очередной перепалкой. Он впервые показался в здании лицея за прошедшие полмесяца. – А… – только и смогла пролепетать я. – Владик! Из толпы зевак с раскрытыми ртами выплыла главная зачинщица происшествия недельной давности, благодаря которой мне потребовался упомянутый промежуток времени для полного восстановления здоровья. – Владик, ты наконец-то пришёл в… – Тарасова, не до тебя сейчас, – резко оборвал он Катьку. Параллельно меня схватили за локоть и стремительно поволокли в сторону близ располагавшегося кабинета. Учебник остался на полу. Я растерянно следила за его движениями. Он захлопнул двери под вздохи недоумения наших одноклассников, предварительно одарив выразительными взглядами своих друзей приятелей (видимо, чтобы контролировали «массы»), закрыл кабинет на замок, и потянул меня за руку в глубь класса. Сбросив с плеч рюкзак, нервно переваливаясь, подошёл к окну. Шумно вобрав воздух в лёгкие, начал рьяно теребить свою белобрысую шевелюру. С нас онное количество шкур снимут, если узнают, что мы проникли в кабинет её гнобейшиства раньше неё самой, да еще и каждое число шкур заставят в степень возводить, чтоб не повадно было. Первая мысль, промелькнувшая в голове. Я не решалась начать разговор первой. Внезапно он полуобернулся. – Мне бы хотелось использовать твой раскрытый ротик по назначению, но сначала давай обсудим теоритическую часть. Я закрыла рот с характерным клацанием зубов, который с ярой ненавистью отозвался в моём мозгу. Серьёзно?! Уровень шуток поражал. – Мне бы хотелось, чтобы ты не выплёскивал столько пафоса. Первый день в лицее, а уже организовал вокруг себя целое шоу. «Ещё и меня в эпицентр притянул» – уже мысленно добавила я. – Что поделать, пафос – моя слабость, – надменная ухмылка озарила его физиономию. – Ну что ж, могу я тогда идти? Ибо моя слабость — это предстоящая пара по алгебре. А твоя персона посмела оторвать меня от… – Я тебе нравлюсь? Избежать нагнетающей паузы не удалось. Меня слегка передернуло от его прямоты. Он подошёл на рискованно близкое расстояние, чреватое необдуманными поступками. Хоть щёки приняли пунцовый оттенок, бровь машинально поползла вверх. Что происходит? – Мне принять молчание за положительный ответ? – О, нет-нет-нет. Нет! Нет! Мой ответ – нет! Совсем сдурел что ли? – в меня будто вселился солдат, которого разбудили среди ночи ото сна и приказали повторить несколько положений воинского устава. – Знаешь, прочитал на днях у одного классика забавную цитатишку, что уверенный в чём-то человек едва ли будет пытаться отрицать что-либо так неистово. Надо же, подвернулся случай употребить её в конкретном случае. – Не тех классиков читаешь, – буркнула я в ответ. И уже громче добавила, неосознанно отходя назад. – Повторяю, читай по губам: ты мне не нра-вишь-ся! Усёк? Не успела осознать, как мгновенно была прижата к стене. Да что он себе…? В тот самый момент, когда данная мысль была готова разразиться вслух, мой рот был зажат рукой Волкова. Палец второй руки он поднёс ко рту в предостерегающем жесте. – Тш-ш, – и показал пальцем на ухо, а затем на дверь, откуда, как я теперь заметила, пробивался шёпот очевидно подслушивающих одноклассников. – Иными словами, твоё сердце не забилось сильнее? Сейчас, когда я так близко от тебя? – звонким шёпотом продолжал он. – Да вообще-то от любого человека, так нахально посягнувшего на личное пространство душа в пятки уйдёт. Почаще бы на уроки физиологии ходил! – Если вообще существуют такие. От прямого ответа меня избавило внезапно снизошедшее спасение в виде чётко продекларированного сообщения по радио «Просьба всех учащихся лицея на внеплановую линейку в главном актовом зале». Послышались смешанные радостно-разочарованные причитания одноклассников, которые, однако, вдоволь намычавшись, всё же отошли от двери, о чём нас оповестило характерное удаляющееся шарканье всей гурьбой. Не представляю, что опять стряслось, но спасибо Макарычу за избавление от публичного позора. Игнорируя докучающий пульс, неистово звеневший в висках и груди, и порядком сбившееся дыхание, я смогла собраться с мыслями ровно настолько, чтобы укусить мерзавца, посягнувшего на моё личное пространство, за ладонь, и тем самым вырваться из его оков. – Серьёзно? Думал, я куплюсь на такой дешёвый спектакль? – Эх, ладно, всё с тобой не как с нормальными девчонками. Бесишь! – он со злостью растирал пострадавшую конечность. – Бешу? А вот я слышала другие слухи. У меня встречный вопрос: я тебе нравлюсь? – Видишь ли, именно в этой связи я хотел бы с тобой кое-что прояснить. Прояснить? Ну-ка, ну-ка, удиви меня новой трактовкой влюблённости. – В отличии от тебя-трусихи я не могу отрицать тот очевидный факт, что… ну как бы это сказать, чтобы не прозвучать приторно-банально или, еще хуже, похожим на кого-нибудь из твоих любимых литературных героев? В общем, у меня к тебе появилась какая-то невыносимая... Штука… Короче, я не могу отделаться от мыслей о тебе в свое голове что ли. Но… И ты меня начала интересовать…как девушка. Я, конечно, сам поражаюсь, как до такого могло докатиться… Я к тому, что… ну ты бы видела себя ходящую катастрофу со стороны… Но всё же. Я веду себя, как последний кретин. Знаешь, как бесит? Даже сейчас я это понимаю, но не могу остановиться. Со мной в первый раз наверно такая неразбериха творится, откровенно говоря. И вот именно эту насущную проблему необходимо решить и всё такое. Проблему? Это еще одно унижение в мой огород или всё же намеренное свидетельство хладнокровной чёрствости с его стороны? Я было начала озлобленно звучавшую фразу «неважно, линейка началась, идти надо», но была резко прервана на середине… – Не перебивай, пожалуйста! Дай я донесу до тебя свою мысль. – И он сосредоточено начал растирать пальцами свои виски. – Итак, у меня назрело следующее предложение: нужно действовать от противного. Возможно, тебе приходилось слышать базовое арифметическое правило, что минус на минус равно плюс, – пропускаю эту предсказуемую издёвку мимо ушей. – Так вот, если ты все-таки столкнулась с таким же…недоразумением, что и я, то предлагаю следующее. Если мы будем ближе и чаще общаться, мы либо а) быстро приедимся друг другу; либо б) узнав о еще больших недостатках друг друга сами откажемся от своих чувств в конечном итоге. Предлагаю сделать упор на последнем. Если приложить максимум усилий и вести себя неподобающим образом – собственно, в твоём случае старания могут быть сведены к минимуму, очевидно же… – Еще одна подобная колкость и продолжать тебе придется с горящей щекой и, возможно, даже с меньшим количеством зубов, – на всякий случай перебила его я, на что он лишь мельком ехидно улыбнулся и продолжил. – …то эта теория обернётся успехом с вероятностью приблизительно… ммм много процентов. Просто не хочу забивать твой ум ненужными цифрами, знаю, как тебе трудно их усваивать. – Он мимолетно сделал искусственно сочувствующее лицо, а я закатила глаза, давая понять, что острота слишком предсказуема, но все-таки не стала марать руки об нарывающегося гадёныша. – Кхм… Ну или хотя бы тот факт, что я «очень надеюсь, что сработает» делает этот план хоть немного более действенным в твоих глазах? Не спорю, не слишком точно и обнадеживающе, но нужно с чего-то начинать. Твои предложения или замечания? А что я? Я могла только посочувствовать человеку, который разъясняется о таком возвышенном чувстве как любовь такими пресными формулировками. Хотя большего от Волкова я и не ожидала. Да уж, это слишком много информации для переваривания, особенно перед парой алгебры, где из тебя выжмут все соки вместе с любыми остатками хорошего настроения. Я механическими движениями подошла к окну, глядя в одну точку. За окном брезжил рассвет и звонко кричали пробудившиеся вороны, разлетевшиеся в разные стороны из-за какого-то опоздавшего школьника, бросившего в них палкой. Да, мне бы тоже хотелось выплеснуть куда-нибудь свои эмоции, да только вместо стаи ни в чем не повинных ворон, сзади меня находился лишь один бестолковый баклан. Мысли сами собой сошлись на давно волнующем меня вопросе: – А тот поцелуй на крыше?.. – Знаю, я повел себя как му… нехороший человек, как и во многих других ситуациях за последнее время. И за это … прошу прощения. – на тяжёлом выдохе произнес он. – Не хочу, чтобы ты принимала это за оправдание, но… Я просто не знал, не знаю, как реагировать и как вести себя во многих ситуациях вокруг тебя. С одной стороны, … Он резко приблизился ко мне сзади и развернул меня к себе, от чего я резко шумно вдохнула. Взгляд его нерешительно бегал от моих глаз к губам, будто спрашивая разрешения. Времени на обдумывание не было, и я пошла по тропе легкомыслия. Воспользовавшись его плечами, как опорой, я ухватилась за них и, слегка приподнявшись на носочки, обдала его своим горячим дыханием. Дразнила на протяжении нескольких секунд, едва соприкасаясь, а затем сразу же отстраняясь от губ. Пока в один момент он не выдержал и его сильные руки не обхватили меня за талию и затылок, а его губы не впечатались в мои со всей страстью. Я наверно пережила весь спектр эмоций от смятения и удивления до наслаждения и радости. Податливо отвечая на поцелуй, я с каждым движением губ осознавала, что это именно то, чего мне не хватало с той романтической ночи на крыше высотного здания. Руки сами собой соскользнули на его шею. Звук разбивающегося цветочного горшка раздался как-то отдалённо, и лишь спустя несколько движений губами я поняла, что прижата к подоконнику. От того ли, что, как известно, «запретный плод сладок», но в тот момент мне казалось, это лучший поцелуй в моей жизни. – Ты видишь… Какая у меня … Проблема … С самоконтролем… Рядом с тобой… – тяжело дыша, произнес Волков, все еще с закрытыми глазами, проводя носом где-то возле моей ушной раковины. Напоследок он ошарашил меня фразой: – Эй, и кстати… Слышал Тарасова решила поиграть в плохую девочку и собрала целый карательный отряд против тебя… Как ты себя чувствуешь? – Он медленно, едва касаясь, провел большим пальцем по еще не зажившей царапине на щеке. Неужели я услышала в его голосе… нежность? Сколько еще нового мне предстоит узнать о Волкове сегодня? – Предугадываю, что на порядок лучше, чем ее моральное состояние. Особенно после твоей сегодняшней выходки. Вновь пространство захватили неудобное молчание и попытки не встретиться друг с другом взглядами. Нам столько всего еще нужно было обсудить. Поверить не могу, в своей извращённой манере, но Волков всё же признался мне, что я ему нравлюсь. И плевать, что в контексте превалировали гадкие словечки в мою сторону. Куда катится этот мир? Скрежет замочной скважины. – Та-а-ак… – ох только недовольной Галины Владимировны нам не хватало. – И чем это мы тут занимаемся, а, паршивцы?