Rammstein: нескучная жизнь

— У-у-у-х! ― выдохнул Рихард, копошась в своем огромном шкафу. Он пытался достать большой чемодан лимонного цвета, спрятанный где-то в недрах Нарнии, и пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы вытащить его на свет. Уцепившись за ручку, Рихард сделал сильный рывок ― отчего из шкафа на голову упал десяток тяжелых ремней ― и выкатил злополучный чемодан наружу. Внутри оказалось много старых вещей, которые Круспе просто вывалил прямо на пол и даже не стал рассматривать. Перед ним встал вопрос: как напихать в чемодан только самое нужное? Но легкое дело незаметно превратилось в сложную задачу. Предстояло решить, что вообще, в сущности, считать важными вещами и неважными. Тут и в философию удариться недолго! Рихард почесал затылок. Когда позвонил телефон, Рихард смотрел на чемодан, стараясь просверлить его взглядом. Вздохнув, он буркнул в телефон: ― Ты звонил мне минуту назад, и если думаешь, что я бездельничаю так же, как и ты, то глубоко ошибаешься, Пауль! Слушаю твой очередной глупый вопрос. ― Необязательно сразу так гавкать в трубку, Риха, ― услышал он усталый низкий голос Тилля Линдеманна, ― не могу описать словами, как же ты мне надоел за эти два дня, но кое-что заставило позвонить. Хотелось бы, чтобы ты поскорее приехал ко мне и помог решить одну проблему. Только ты можешь помочь, пожалуйста, Цвен. «Снова эта беготня в гости и обратно, пустая трата времени, ― подумал Рихард. ― А потом оказывается, что главная проблема Тилля ― это невозможность взять с собой на корабль мини-бомбочки с огнем». ― Хорошо, ― прикладывая все силы, чтобы казаться как можно строже, сказал Рихард, ― я приду к тебе, когда освобожусь от дел, не раньше. Позови лучше Пауля, которому явно нечем заняться. Подумать только! Звонил он сейчас, спрашивая, какой лучше взять шампунь в круиз. ― Посоветуй детский, без слёзок, ― сказал Тилль. И он не шутил. Он сам любил покупать детский шампунь. А вы думали, почему у Тилля такие роскошные волосы? Тилль, поняв, что звонить Рихарду бесполезно и нужно вытаскивать его из дома собственноручно, быстро приблизился к дому. Дорогая машина остановилась, из нее выкатился, точнее, изящно вышел солист Раммштайн. А Рихард, зарывшись в вещах, забыл обо всем и так увлекся, что не показывал оттуда нос до прихода Тилля. *** В этот же день Оливер и Кристоф собрались вместе за чашкой чая. В тарелке лежали нетронутые конфеты в форме знака Раммштайн, которые Ридель достал, скорее чтобы напоминать себе, какой он крутой, чем для перекуса. Поскольку никто не хотел прерывать умиротворяющую тишину, Шнайдер первым негромко кашлянул и сказал, что-то тыкая в телефоне: ― Ого, сколько сообщений в твиттере за последний месяц! И все от фанатов, гм. На что я им сдался?.. Писали бы лучше Тиллю. ― У тебя же нет твиттера, ― сказал Оливер, подняв бровь. — Или мы чего-то не знаем? Шнайдер улыбнулся и принялся объяснять. ― В наши дни нужно быть продвинутым, знаешь ли. Тебе тоже следует завести твиттер, ― посоветовал он. ― Это занятная штука, пишешь то, что делаешь в данный момент, выходит что-то похожее на прямой эфир на словах. Но минус в том, что мои пространные мысли не умещаются в несколько жалких символов. Оливер выхватил у Шнайдера телефон и прыснул со смеху. ― «Только что поел. Омлет по-французски ― определенно лучшее изобретение человечества, эта хрустящая яичная корочка во взаимодействии с мягким хлебом дает волшебное блюдо, которое хочется попробовать еще, и еще, и еще…». Это точно глубокие пространные мысли Кристофа Шнайдера, а не записи какого-то сентиментального шеф-повара? У меня слюнки потекли, ― признался он и потащил со стола в рот охапку конфет. ― Ты не слишком увлекайся этими ― как ты сказал? ― твитторами, а то глядишь, и тебя засосет в виртуальный водоворот. Вот, бери пример с человека, свободного от всяких социальных сетей! И Оливер гордо показал на свою персону, словно пещерный человек, вышедший к людям после долгого пребывания в горах и давно забывший цивилизацию. ― Ну что, не передумал насчет плавания? ― спросил Шнайдер, представив его в шкурах и с копьем. ― Честно говоря, я сам уже не так уверен, что это хорошая идея. ― Ладно, я так и скажу им, что ты струсил, ― кивнул Оливер. ― Не поедешь с нами ― люди подумают, что ты, например, вышел из группы или что-то типа того. ― Значит, по этой причине ты и не отказался, да, хитрец? ― спросил Шнайдер. ― Так и знал, что Олли Ридель только для вида прикидывается тихим, на самом деле хитрости ему не занимать. ― Это уже давно всем известно, что я хитрый, ― не без гордости ответил Оливер. ― Так, а свой узелок на палочке ты в дорогу уже собрал? ― усмехнулся Шнайдер, оглядывая комнату. ― Мне, если подумать, совсем немного в дорогу надо, — сказал Ридель. — Главное ― голова на плечах. Шнайдер ухмыльнулся. ― Да, ты человек простой, ― согласился он. ― Но есть один момент, тревожащий меня, ― перешел Оливер на доверительный шепот, ― боюсь, как бы грандиозная задумка Флаке не обернулась чем-нибудь трагическим. ― Да как ты вообще можешь задумываться о грустном? Всё будет прекрасно, ― успокоил его Шнайдер, умеющий убеждать. Что-то в его добром взгляде и веселых кудряшках околдовывало любого собеседника и заставляло верить в его слова. ― Кучке воспрянувших духом музыкантов захотелось отправиться в кругосветное путешествие, и все думают, что они просто устали и решили отдохнуть, но на самом деле море ― это единственный путь, по которому их не смогут преследовать разъяренные фанаты. ― Напиши в твиттер об этом, ― засмеялся Оливер Ридель. *** Рихард Круспе с тяжелым громким вздохом, что слышали даже на Марсе, отодвинул задвижку и открыл дверь. Увидев невозмутимого Тилля и зачем-то оказавшегося здесь Пауля, он закатил глаза так многозначительно и сомкнул руки на груди так скептически, что оба заявившихся посетителя приготовились услышать его крики, распространявшиеся на всю округу. ― Ну чего вам опять надо? Вечно вы шатаетесь по домам, как люди с дебильными опросами из разряда «Как вы относитесь к копченым колбаскам по шкале от 1 до 10?». Мой ответ на все ваши вопросы: нет. ― Но я просто… ― А тебя я вообще видеть не хочу, Пауль, ― отрезал Рихард. ― Лучше бы про колбаски спросили, ей-богу. ― Тилль и Пауль боязливо следили за его рукой. Дверь вот-вот могла с грохотом захлопнуться перед их носами. ― Тебе персонально составить список шампуней или что? Может, еще коляску купить и туда положить? И памперсы? ― А было бы неплохо, ― не сдержавшись, захохотал Пауль, чем навел на себя гневный взгляд Рихарда. ― Проваливайте, пока я не принес свой увесистый чемодан и не ударил по вашим черепушкам, ― категорически сказал Круспе, потянув дверь. Тилль остановил его мускулистой рукой. Если бы он очень захотел, то вообще мог бы с легкостью сдвинуть Эверест. Но Тилль не хотел. Пока. ― Прежде чем орать, брызжа слюной, лучше бы выслушал, ― спокойно начал Тилль. ― Лично я пришел по важному делу. Оно не предполагает лишних ушей. И все выжидающе посмотрели на Пауля. ― Что? Уставились так, будто я банк ограбил, а ведь я тоже не просто так пришел и никуда уходить не собираюсь, ― не выдержал он. ― Ладно, заходите, но ненадолго, ― нахмурился Рихард. ― Не обращайте внимания на беспорядок в комнате. Не заметить первозданный хаос, творящийся в доме Рихарда, было невозможно. Вещи из всех шкафов, комодов, кроватей и тумбочек были вынуты, перемешаны на полу по сто раз, как овощи в салате; невообразимые кучи одежды, предметов первой необходимости, еды, предметов разного рода валялись, составляя целые горы, заполнявшие комнату почти до верха. А посреди всего беспорядка всеобщее внимание приковывал чемодан едкого лимонного цвета. Он стоял, как будто насмехаясь над хозяином-путешественником и всеми людьми в принципе: «Придумал, Рихард, что положить в меня? А? Ты умрешь тут, так и не выбрав необходимые для плавания вещи, потому что сложить все, что ты достал из шкафов, в меня никак нельзя». ― Присаживайтесь… куда-нибудь, ― буркнул Рихард, не найдя ни одного более-менее чистого места в комнате. ― Открой окно, тут воняет грязными носками! ― заявил Пауль. ― Мой тонкий нюх не может переносить это. Тилль уселся на горку одежды, лежавшую около одного из шкафов, и приступил к делу. ― Вы, два ленивых дурня, перестали ходить в студию, а я вам скажу, что там происходит. Хотите знать? ― он вздохнул и вытер пот со лба. Видно было, как ему все надоело. ― Это просто дурдом, никаким больше другим словом не назовешь. Флаке живет в студии, как будто в собственном доме, все вещички даже перетаскал. ― Флаке теперь бездомный? Я не ослышался? ― у Пауля расширились глаза от страха. ― А что случилось? Трагедия? Несчастье? И почему ты сидишь такой спокойный, Тилль! Говори же! Мы поможем ему, я готов последнюю рубашку другу отдать! ― Он заявил, что, мол, все собрал к отплытию и готов отправляться в любую секунду. Тверд в решении, видите ли. И не хочет уже дома сидеть. Вечно ищет дополнительных проблем, ― ответил Тилль. ― Предлагаю сейчас пойти и выгнать, пусть на улице живет… Нет, вы не видели, сейчас в студии он создал беспорядок похлеще твоего, Рихард. В такой обстановке, как сейчас, больше убиться хочется, чем музыку записывать. ― Всегда знал, у него не все в порядке с головой, начать хотя бы с диких танцев, которые он постоянно выделывает на сцене, ― сказал Рихард. ― Сам этим грешишь, ― вставил Пауль. ― Нужно срочно ехать в студию! После приезда из Нью-Йорка еще не был там, и вот результат ― уже поселились сумасшедшие, ― покачал головой Рихард. ― А еще позвоните менеджеру, скажите: «Раммштайн не могут собраться записывать альбом по причине превращения студии в свинарник и лени». Отличная отмазка, на самом деле. ― Как, кстати, твой полет в Нью-Йорк? По рассказам Флаке, там было весьма интересно, ― сказал Тилль, вставая. ― Он уже успел везде растрезвонить об этом? ― спросил Рихард. ― Сплетничает не хуже глуповатой школьницы в компании подружек! В городе, который никогда не спит, по-прежнему хорошо. Они вышли из дома в своих кожаных куртках, и всю дорогу Круспе говорил о жизни в Америке, а Тилль время от времени поддакивал: «Да-а, все мы живем в Америке, все мы живем в Америке». Слова «звукозаписывающая студия» у нормальных людей всегда ассоциируются со звуками музыки, инструментами, которыми музыка создается, и непередаваемая атмосфера, можно даже назвать ее волшебной. Именно в студию заходят музыканты, чтобы потом выйти с багажом песен, которые, в зависимости от таланта и успеха, могут покорить мир, а в случае с Раммштайн поставить группу в центре бесконечных скандалов и разборок. Но Рихард Круспе, зайдя в их родную берлинскую студию, с первого шага почувствовал, что все волшебство музыки здесь куда-то испарилось, исчезло, улетучилось. Наверное, это произошло из-за появления в комнате, где группа обычно сидела и репетировала, матраса в полосочку, на котором тихо и мирно, укрывшись одеялом, посапывал клавишник Раммштайн. Рядом с ним лежали очки, телефон, пятнадцать баночек из-под томатного супа с оставшимся засохшим бульоном и бутылка воды. Он казался умиротворенным. Рихарду пришлось потревожить тихий час Лоренца, врезав ему ботинком по лицу. ― Просыпайся, дорогой, скоро полдник! Главное блюдо ― «Разнос по полной программе»! Любое помещение способен превратить в мусорку! Моргнешь глазом ― а эта свинья уже весь мир загрязнила, ну что же ты наделал, Флаке! ― заорал Рихард. ― Нам надо работать, а ты, как я вижу, нехило мешаешь творческому процессу. ― Он с досады пнул очки. Флаке приподнялся на матрасе и стал шарить рукой по полу, ища очки и при этом беспомощно щурясь. Пауль стоял с маленькой улыбочкой и сохранял спокойствие ровно до того момента, как Рихард принялся швыряться в Флаке банками из-под супа, будто целившись в мусорку. Взяв на себя роль спасителя и избавителя, Пауль не без театральности оттащил Рихарда в угол. В эту секунду в студию зашел Тилль, попутно кладя телефон в карман. ― Позвонил менеджеру, он сказал, что придет со сворой фотографов, которые намереваются застать в студии полнейший бардак и запечатлеть его, представляете? Что означает: о том, что творится в студии Раммштайн, узнает весь мир. ― Понятно, опять хочет раздуть сенсацию из ниоткуда, ― со знанием дела подхватил Пауль, отпустив Рихарда, который тут же отскочил в сторону. ― Предлагаю запереться изнутри и не пускать. Что сложного-то? ― Браво, Нобелевскую премию этому человеку за изобретательность! ― подал голос Лоренц, все еще пытаясь найти очки. Без них он был беззащитным, как ребенок. Тилль начал ходить по студии туда-сюда, переступая через банки супа и один раз чуть не споткнувшись о бутылку воды. Рихард и Пауль сделали максимально умные лица, будто зная, что скажет Линдеманн и что последует дальше. Кристиан упал обратно на матрас. ― Рихард, ― произнес Тилль Линдеманн. Его тон резко изменился. ― Рихард, бегом за мусорными мешками, тащи побольше, нам еще это чудо близорукое выкидывать. Комната наполнилась смехом, Флаке гоготал громче всех. Рихард исчез в проеме двери, предварительно бросив: ― Ну вот, на старости лет еще мусорщиком работать заставляют... ― Флаке, уберись тут, чтобы ни пылинки не было, кажется, где-то на верхних этажах есть швабра. Иди ищи. ― Он оглянулся, почесав подбородок. ― А, Пауль… Ну, тоже поделай что-нибудь. ― Горничная Ландерс к вашим услугам, ― сказал Пауль и ускакал в направлении кухни. Да, в студии была хорошо обставленная кухня специально для тех случаев, когда нужно работать без выходных. Но обычно она служила для того, чтобы кто-нибудь (допустим, Пауль) набил живот вкусной едой или выпил сразу двадцать чашек кофе (тоже, чаще всего, Пауль). Как бы ни были ленивы музыканты, они понимали, что захламлять студию ¬― это совсем не по статусу. Поэтому потребовалось немного криков Тилля, несколько минут усилий Рихарда и пара легких насмешек Флаке для приведения студии в идеальное состояние. Войдя в комнату записи с огромной пачкой чипсов в руках, Пауль сказал: ― Такое ощущение, будто в Букингемский дворец зашел. Молодцы. Поработали на славу, команда профессиональных уборщиков. ― А где мои вещи? ― взвился Флаке, ― я как-то упустил тот момент, когда их вдруг не стало! ― А, это те самые убогие никчемные мешки и чемоданы? Я подумал, это мусор, ― фыркнул Рихард. ― Выставил снаружи. ― Ну спасибо! Еще и ярмарку тут развели! ― проворчал Флаке, бросаясь вниз по лестнице. ― Тебе спасибо за сегодняшний спектакль, Флаке! ― прокричал вдогонку Круспе. Когда звук шагов стих внизу, он добавил: ― но главное-то ему удалось сделат, надо отдать должное. Собрать нас всех вместе нереально, а у него получилось даже достать меня из Нью-Йорка. ― Вместе? Кажется, ты не досчитал кое-кого, ― сказал Пауль, ― точнее, двоих старичков. ― Мы здесь, ― объявил Кристоф Шнайдер, появившись, как всегда, в нужное время. ― Мы с Олли увидели, что вы уже начали готовиться к путешествию, сложив вещи у входа, и тоже решили принести свои чемоданы. ― Вы все неправильно поняли… ― начал Тилль, ― мы ни к чему не готовились, а у входа лежит имущество Флаке. Но неважно. Я, честно говоря, сам уже давно приготовил все к отплытию. И пока менеджер не пришел и ничего не узнал, можно похватать свои вещички, и… ― А, то есть, сейчас мы передвигаемся на корабль? Так быстро? Не гони лошадей, Тилль! ― осадил его пыл Пауль, доедая чипсы и облизываясь, ― сам корабль-то готов? Команда матросов? Капитан? Ты не забыл передать, чтобы они перекрасили корабль в черный и нарисовали огромный логотип нашей группы? ― Нет, Пауль, мы отчаливаем на корабле, который называется «Seemann», и сейчас все из вас, пожалуйста, прогоните из головы картину, где я плыву на лодочке по гладкой воде, ― сказал Тилль. ― Надо позвонить капитану, он вроде бы говорил, что через день-два можно отчаливать. Надеюсь, если я скажу, что мы хотим плыть прямо сейчас, он не очень удивится и мигом соберет команду пассажиров и матросов. Если нет, то я его уволю. С улицы послышался тревожный шум, и Рихард, стоявший ближе всех к окну, выглянул наружу. ― Плохи дела, ― сказал Круспе, и, когда он повернулся к группе, его лицо стало белее холодильника, ― нас оккупировали с десяток репортеров во главе с менеджером, и вся эта шумная орава явно хочет с нами поздороваться. ― Пусть катятся к черту, ― дружелюбно отозвался Пауль, ― я беру вещи и ухожу в плавание. Даже если окажется, что на корабле еще никого нет и мне придется забраться в пустую каюту и спать. Кто со мной? Флаке тут же накинулся на него со своего матраса. ― Звучит это, конечно, как прекрасный план, только вот ты учел мелочи, например, как мы отсюда выберемся, если у главного входа ждет угрожающе большая толпа? Или ты научился летать? А может, тогда еще подскажешь, как за один момент очутиться у берега моря? К таким вопросам Пауль был не готов и замешкал. *** Выход все-таки нашелся, и не без блистательного ума Шнайдера, озвучившего мысль, что окно на первом этаже выглядит как замечательный способ выбраться на улицу незаметно, а Тилль выглядит в точности как человек, который без проблем подъедет на своем Мерседесе к окну, что позволит шестерым незадачливым парням закинуть чемоданы в багажник. Единственной проблемой, как ни странно, было то, что вещи Рихарда никак не хотели влезать в необъятную машину, и тяжелый яркий чемодан, причину утренних мук, Круспе вынужден был держать на коленках. Не будем описывать, как Пауль, несмотря на то, что с другой стороны дома его могло услышать тридцать пар ушей журналистов, кричал, что боится высоты и спустится вниз из окна исключительно на что-нибудь твердое. Можно даже не говорить, что на блестящем чемодане Рихарда после данного события отпечаталась пара следов грязных ботинок. Стоит акцентировать внимание на том, что вскоре в твиттере появилась короткая запись Шнайдера, содержащая слова: «Друг познается не в беде, а в том, как ведет себя при виде папарацци», что Флаке окрестил удачным афоризмом. В сущности, за то время, пока Раммштайн ехали на Мерседесе Тилля к морю, было произнесено немало интересных диалогов, обсуждено много крайне важных тем вроде «Это кто сейчас пукнул?», выливавшихся в целые дискуссии, но спустя часа два после начала поездки всем надоели даже медленные напевные мелодии Тилля, которые шли словно из глубины его души. ― Тилль, дружище, попрошу тебя заткнуться, ― сказал Флаке, зевая. ― И без тебя забот хватает. Тут тесно, к твоему сведению. ― Скоро приедем, потерпите немного, ― ответил Тилль. ― Скучно ― достаньте из ящичка любой диск и включите. Рихард, сидящий на переднем сидении, начал копаться в дисках. ― Смотрите, что я нашел! ― с нескрываемым восторгом воскликнул он, ― альбом группы KISS! А вы знали, что я… ― Безумный фанат KISS, превращающийся в сумасшедшего человека, когда о них начинают говорить? Знали, конечно, ― перебил его Флаке и указал на диск, ― будь добр, выбрось эту чушь из машины, а если решишь включать, не забудь отрезать мне уши. ― Кристиан Флаке Лоренц! ― взвился Рихард. ― Я вас обоих сейчас выброшу, ― пообещал Тилль, применив самый суровый тон голоса. ― И чемоданы ваши. Догоняйте потом сами. ― И, в подтверждение сказанных слов, Линдеманн чуть затормозил. ― Врубите метал, и дело с концом, ― встрял Оливер, ― я знаю одну хорошую немецкую индастриал-метал группу, и точно знаю, что в машине валяется диск с их концертом. ― Ты про Emigrate? ― спросил Круспе с надеждой. ― Нет, я про Rammstein. Следующие несколько часов Мерседес угрюмо несся по дороге, и, судя по громкой музыке, доносившейся из открытого окна, можно было заключить, что в автомобиле собрались настоящие ценители творчества группы Rammstein.