***
О том, что Сенька всё же пришёл домой ночевать, да ещё и не один, я узнал уже утром, когда продрал глаза и, зевая, поплёлся на кухню. Ноутбук друга стоял на столе, в прихожей я увидел его обувь, а рядом — женские босоножки на высоком каблуке. Твою дивизию, он что, Анжелку сюда приволок? Начиная тихо закипать, я добавил в чайник воды, чтобы на всех хватило. Надо же радушие изобразить, чтобы Сеньку не обидеть. — О, ты уже поставил чайник? — друг появился на пороге кухни в очках и плавках. — Блин, нифига не выспался. — Неудивительно, — фыркнул я, — диван же для двоих узкий. — Цезарь, ты чего? — Ничего, просто мог бы и предупредить, что притащишь сюда свою вторую половину, — негромко сказал я, — а что, если бы я не один был? — И что? — А то, блин! Головой думай! Но продолжить возмущаться мне не дал сонный Анжелкин голос: — Сеее-ень, ты где? — На кухне с Цезарем, — тут же отозвался друг, — иди сюда, завтракать будем. Я скривился, услышав это, и демонстративно повернулся к плите. Вспомнил, что Анжелка с Юлькой плотно общалась, и подумал, что ничего хорошего этим утром меня не ждёт. Её шаги приближались, потом я услышал за спиной шёпот, звук поцелуя и негромкое хихиканье. — Доброе утро, Гай, — вежливость у Анжелки всегда была не на последнем месте, — ты не сердись на Сеню. Это я к вам напросилась. — Я не сержусь, — я заставил себя повернуться к ним, растянул губы в улыбке, скользнул по Анжеле взглядом, пытаясь понять, что Сенька в этой девчонке нашёл? Ничего же особенного нет: волосы как волосы, каштановые, кудрявые, глаза обычные серые, и толстовата немного, как на мой вкус. Хотя сейчас, в Сенькиной рубашке на голое тело, смотрелась она ничего так, но не настолько, чтобы променять свободу на совместное проживание! — Сердишься, — улыбнулась Анжела, — и ревнуешь. — Кого? Тебя, что ли? — хмыкнул я, снимая закипевший чайник с огня. — Нет, конечно, Сеню, думаешь, я у тебя его забрала, — прочитала она слишком легко мои мысли, точно так же легко, как тётя Роза. — Только зря ты, я не буду дружбе вашей мешать. — Анжел, — Сенька вклинился в разговор, — мы сами разберёмся. — Не разберётесь, — покачала головой Анжела, — а я виноватой себя чувствую, хоть и не за что вроде. Хотелось мне сказать, что очень даже есть за что, но вместо этого я поставил на стол две кружки с кофе, а третью взял и вынес на балкон, намереваясь выпить кофе здесь. А заодно покурить и позвонить кое-кому. Мне просто жизненно необходимо было сейчас услышать голос Дара, чтобы не чувствовать себя настолько лишним на своей же кухне. На моё счастье, трубку он снял сразу же и на моё «привет» ответил своим — чуть хрипловатым и немного сонным. — Разбудил? — осведомился я. — Нет, я уже на ногах, в больницу собираюсь. Кстати, ты сегодня вечером работаешь? — Да, а ты? — Я выходной. — Отлично, — я невольно улыбнулся, — зайдёшь ко мне? — Да. Соскучился, — негромко произнёс Дар и добавил совсем тихо: — Хочу. — Аналогично, — ощущая, как от этого полушёпота по коже пробегает дрожь, сообщил я, — потом можно пойти ко мне. — Можно, — прозвучало так же тихо и провокационно, — сегодня можно всё. — Дар… — я сглотнул. — Всё, Цезарь, у меня тут кофе почти убежал, до связи, — уже обычным голосом сказал танцовщик и повесил трубку. Я негромко выругался — ещё никто и никогда вот так меня не заводил — парой слов, самых что ни на есть обычных слов. А у Дара это получилось легко и просто, и сейчас мне придётся по-быстрому снимать напряжение в сортире, надеясь, что гостье нашей незваной туда срочно не понадобится. А и понадобится — потерпит, в конце концов — не её это квартира. Покидая толчок спустя несколько минут, я вспомнил ещё об одной вещи. Побродив вчера по форумам, посмотрев на фото в группах, я обратил внимание, что у большинства парней растительность в паху отсутствовала — всё было или выбрито, или вовсе эпилировано, как у Эльдара. Сам я по этому поводу раньше никогда не заморачивался, но… мне-то куда больше нравилось, когда подруги за собой следили, да и ласкать Дара, не путаясь в зарослях, тоже было на порядок приятнее. И если вваливать бабки в эпиляцию я не собирался, то воспользоваться бритвой можно было совершенно бесплатно, что я и сделал, надеясь, что это не займёт слишком много времени и сильно я не порежусь. В результате я провозился добрых полчаса, порезался и обнаружил, что брить морду куда проще, чем задницу. Подмышки я уже давно брил — меня этому Сенька научил, показав на собственном примере, что так гораздо проще не вонять в жару. Но всё-таки с поставленной задачей я справился, надеясь, что всё это дело не будет слишком сильно чесаться и быстро не отрастёт. Когда Сенька постучал в дверь, интересуясь, не смыло ли меня в слив ванной, я уже закончил сражение с собственной растительностью, выиграв всухую. Глянув в зеркало, я обнаружил, что в таком виде моё тело смотрится куда лучше, а член кажется больше. Хоть одна хорошая новость за это утро! Я вышел из ванной, демонстративно не замечая Анжелки: не было у меня никакого желания с ней сейчас разговаривать, да и не о чем. Сказав Сеньке, что мне сегодня нужно уйти пораньше, я быстро собрался и свалил, оставив парочку наедине. По дороге я пытался понять, почему злюсь на них? Ведь и раньше девчонок мы приводили, правда, ничего серьёзного у нас с ними не было. Я своими глазами видел, какими взглядами обменивались Сенька и Анжела — красноречивее только татуху на лбу набить, с признанием. Ну а там, где есть двое, третий реально лишний — теперь я на своей шкуре это испытал. И, кажется, начал понимать, почему Эльдар требовал от меня выбрать. Слишком это противно — быть лишним. Даже если речь идёт о твоём друге детства, а что говорить о том, кто нравится?***
На пару Валерки я шёл всё же немного мандражируя. Если честно, то у меня в голове до сих пор не умещалось, что наш декан — гей. Хотя… теперь его равнодушие к женскому полу получило пояснение, а ведь раньше я в догадках терялся, почему он не ведётся на уловки девчонок? Да и женат Валерка не был, об этом я давно знал, а теперь стало ясно — почему. Блин, если мой дед когда-то узнает про это — капец их дружбе, дедуля в этом плане у меня самых строгих правил. Да и мне не поздоровится, в случае чего, так что ни о каком каминг-ауте и речи не может быть, если я не хочу оказаться выставленным за дверь. Но мои опасения оказались напрасными. Валерка меня просто не замечал, а вот Родьку вызвал и отымел так, что тот уполз на место с «неудовлетворительно» и попущенным видом. Я не удержался и показал ему «фак», а потом быстро набросал на вырванном из тетради листке карикатуру, на которой Валерка его драл. Художественными способностями я не отличался, а потому снабдил рисунок поясняющими надписями, намереваясь подсунуть это «произведение искусства» Табаки на ближайшей перемене. В конце концов, в игру — «достать соперника» — можно и вдвоём играть, и если Родька сорвётся и вылетит, я буду только рад. Никогда мне этот лощёный хрен, мнящий себя Аполлоном, не нравился, а вот бесил всегда. Мы с ним оба в университетскую сборную входили, я — стрелок, а Родька — легкоатлет, бегун хренов. Он как-то пытался меня на моём же поле сделать, но жиденько обгадился, и с тех пор обозлился ещё больше. Художество своё я запихнул в его сумку, когда мы переодевались на физкультуру. Как всегда шума и похабных шуток было много, но мы с Сенькой в общем веселье участия не принимали. У друга настроение не то было, чтобы ржать как конь над тупыми шутками нашего дежурного клоуна Юрки, а я всё ещё дулся на него за утро. О рисунке я уже и забыть успел, но Родька напомнил. — Слышь, Репин, ты совсем охренел? — услышал я за спиной, когда в душевой смывал с тела пот после пары. — Не-а, — не оборачиваясь, бросил я, продолжая намыливаться, — частично. А что, тебе не понравилось? Ну, извини, не силён я в рисовании. — Зато в отсосе сто очков вперёд Максу дашь, — прошипел Родька, кладя мне руку на плечо и разворачивая к себе, — повернись мордой, блин, какого хрена я должен с твоей жопой разговаривать! — Так помолчи, — подмигнул я, видя, что он буквально на говно исходит, — она на тебя не обидится. — Цезарь, не нарывайся, — теперь шипение стало каким-то змеиным свистом, — универом жизнь не кончается, смотри, как бы с тобой чего не случилось, когда по делам своим пидорским идти будешь. — Угрожаешь? — предположил я, внутренне подбираясь. — Ни разу, предупреждаю просто, — процедил он. — Ясно, но ты это, не рви сердце, а лучше Фрейда почитай. — На кой хрен мне этот пидор немецкий сдался? — Да просто… я так понимаю, проблемы у тебя по этой части, потому и кидаешься на всех. Ты в курсе, что те, кто борются с педиками публично, обычно латентные геи? Нет? А зря. Так что в том, что тебе негры нравятся, ничего страшного нет, — я подмигнул, видя, что он уже дошёл до точки кипения. — Я тебя… — Табаки замахнулся, но в последний момент, видимо, вспомнил слова Валерки и кулак опустил, скользнул презрительным взглядом по моему телу и выплюнул: — А хотя… тебя и так природа обидела, с таким, — он кивнул на мой пах, — только в пидоры идти, там же жопа главное, а она у тебя бабская. Ты даже бреешься как баба, тьфу, — он сплюнул на пол душевой, бросил туда же смятый листок с моим рисунком и пошёл к выходу. Я снова показал ему в спину «фак» и вернулся к мытью. Попытка уесть размером члена прокатила бы, будь мне лет пятнадцать, а теперь ушла в молоко, как пули у криворукого стрелка. Пока что ещё никто не жаловался, что я слабак по этой части, так что иди-ка ты, Табаки, нахрен со своими гнилыми подначками.