— Цезарь, шабаш, — Сенька хлопнул меня по плечу, а я, как всегда, не услышал его шагов, уйдя с головой в работу. — Закругляйся, или ночевать тут будешь?
— Я на дурака похож? — отрывая взгляд от монитора, спросил я. — Подождёшь пару минут или спешишь очень? Мне тут всего ничего доделать осталось.
— Подожду, сегодня у Анжелки мероприятие какое-то в школе, так что дома всё равно никого, — друг уселся на стул рядом со мной. — Могу даже кофе принести.
— Как раньше? — я потянулся, ощущая, что спина от долгой неподвижности затекла.
— Почти, — теперь он улыбнулся, — правда кофеварка здешняя портачит всегда, ну да ладно. Вот придёте к нам на годовщину — угощу своим, фирменным. А Анжела грозилась «Цезаря» испечь, — добавил чуть иронично.
— «Наполеона», — автоматически поправил я, хоть прекрасно знал, что Сенькина благоверная уже давно перекрестила торт в «Цезаря».
Это случилось в тот самый день, когда мы впервые встретились вчетвером у них дома. Тогда мы с Сенькой успешно сдали последний за третий курс экзамен и не собирались изменять привычке отмечать это дело. Я хотел пойти в какое-то кафе, но Сенька сказал: глупо переплачивать за то, что можно приготовить намного вкуснее, да и пообщаться нам всем давно пора.
Как выяснилось, он уже успел с Анжелой воспитательную работу провести относительно нас с Даром. И я даже почти не удивился, узнав, что та приняла это так же спокойно, как когда-то сам Сенька. А по-другому и быть не могло, раз именно её он выбрал из многочисленных подруг.
И я до сих пор помню, как быстро мы тогда нашли общий язык, как за столом стало шумно и весело, оказалось, что Анжелка и Дар имеют несколько точек соприкосновения, одна из которых — кулинария. Они о чём-то болтали, собирались на спор даже готовить какую-то ерунду на этот Новый год, а Сенька довольно улыбался, всем своим видом демонстрируя: «А что я говорил?»
Потом мы не раз выходили на балкон покурить, обсудили посланного Юлькой в пешее эротическое Родьку. У того ума хватило в универе проболтаться, что девка его новая — дура конченная. Не оценила своего счастья и так ему и не дала — немыслимая наглость!
Мы с Сенькой тогда понимающими взглядами обменялись, а я даже облегчение ощутил. Не хотелось мне, чтобы эта козлина Юльке какую-то пакость сделала. Я вообще в то время был готов весь мир расцеловать, потому что чувствовал себя счастливым.
Когда мы с очередного перекура вернулись, на столе тот самый «Цезарь» и красовался. А по хихиканью Анжелки и сдержанной улыбке Дара я понял, что название торту они на пару поменяли. Я выразил высочайшую благодарность и потребовал первый кусок себе. Вот с той поры и появилась традиция собираться в этот день вчетвером и пока что была в силе.
За эти четыре года изменилось многое. Во-первых, мы оба закончили универ и работали теперь в одной и той же компании. Туда сначала Сеньку программистом пригласили — сразу, как он диплом получил, а потом друг закадычный и меня притащил — вебдизайнером. Я последние два года универа вебдизайном не на шутку увлёкся, да и диплом получил не совсем позорный, так что Сенька ничем не рисковал, предлагая меня на это место.
С того времени у него свой небольшой отдел появился, в который вошёл и я. И тот факт, что, по сути, Сенька теперь мой начальник, меня нисколько не смущал. Я всегда признавал, что голова у него варит не в пример лучше. Да и начальником друг был самым что ни на есть либеральным, но при этом филонить и косячить не позволял.
С Анжелкой они так пока и не расписались, и детьми обзаводиться не торопились. Сенька говорил, что сначала надо своё жильё заиметь, материальную базу, так сказать, подвести, а на ней и строить семью. По секрету он сказал, что хочет для Анжелы настоящую свадьбу, как в кино показывают, а так как удовольствие это недешёвое, то и живут они пока что гражданским браком.
Родители Сенькины спали и видели, когда же будут внуки, Анжелкины — тоже, но пока что мечты так и оставались мечтами. Анжела после универа сразу пошла работать в школу, как и собиралась, и учила теперь мелких, ловя от этого странный кайф. Жили они по-прежнему в квартире тётки, которая так и обитала за бугром и пока что возвращаться не собиралась.
А мы с Даром обосновались у него, вот уже три года как вдвоём. Светлана Владимировна наконец-то устроила личную жизнь. С отчимом Эльдара — Станиславом Николаевичем — она познакомилась, когда в больнице лежала. Он там тоже с той же целью находился, сначала общие темы обнаружились, потом — незаметно сблизились. Мужик он оказался неплохой, овдовевший два года назад и живущий один в двухкомнатной квартире. Его взрослая дочь вышла замуж за немца и общалась с отцом исключительно по телефону.
Целый год мать Дара встречалась с этим товарищем, тщательно скрывая от сына. Походу, считала, что Эльдар будет недоволен. А потом в один прекрасный вечер Станислав нарисовался сам — с букетом цветов и шампанским — просить у Дара руки его матери. Я до сих пор помню ошеломлённое лицо своего парня, когда он увидел незнакомого мужика и услышал, чего тот хочет.
Я тогда в свою комнату свалил, это дело меня не касалось никаким боком, да и смущать их своим присутствием не хотелось. Они в тот день почти до ночи разговаривали, а потом, проводив гостя, Дар пришёл ко мне и всё рассказал, не скрывая того, что удивлён и причём удивлён приятно.
— Так значит, переговоры прошли успешно? — спросил я, когда Дар замолчал.
— Да, отдал я руку — в комплекте с матерью. Потом он сказал, что ещё полгода назад собирался прийти, но мать отговаривала, дескать меня это расстроит, а мне нельзя от учёбы отвлекаться... Детский сад, блин! Они, оказывается, ещё тогда познакомились, когда ты ко мне переехал, и шифровались всё это время!
— Ну дают... — протянул я, потом положил руку ему на плечо и спросил: — Ты как?
— Странно... — Дар притянул меня к себе, обнял за пояс, — я никогда не видел мать такой. По глазам понял, что любит она мужика этого, но в жизни мне не признается. И если я скажу «нет», она так и будет одна, потому что моё долбаное мнение для неё всегда было важнее своего.
— Но ты согласился, — я запустил руку в его волосы, — и правильно.
— Думаешь?
— Да, ты лучше меня это знаешь. И если кто и должен в паре жить, так это твоя мать. Она даже ко мне относится как к родному, хоть я... хер с горы, — я улыбнулся, вспоминая, как Светлана Владимировна ухаживала за мной, когда я болел.
Умудрился я зимой в универе грипп подхватить и неделю валялся в постели с бешеной температурой. Первые три дня вообще под сорок держалась, потом — упала до тридцати восьми. У Дара тогда как раз зачёты были, и Светлана Владимировна его просто выставила из комнаты, чтобы не заразился, а сама возилась со мной. Делала уколы, таблетки давала, чаями отпаивала, даже как-то растирала водой с уксусом, когда температура не падала.
Потом, когда малость очухался, я не знал, в какой карман глаза класть и какими словами её благодарить. А позже Дар сказал, что грипп в этот раз был особо зверский, в больницах палаты полные и даже несколько смертных случаев произошло. Так что ничего удивительного в том, что я свалился — нет.
А ещё он тогда долго на мать сердился за то, что не разрешила за мной ухаживать, отмела аргументы в виде прививки и сказала, что ей виднее, да и опыта у неё побольше. Эльдар сердился, а я молча слушал и улыбался — жизнь в его семье странным образом меняла меня самого.
Потом, когда окончательно выздоровел, я купил ей подарок — серебряные серёжки — не очень дорогие, надеясь, что тётя Света, как я называл мать Дара уже полгода, не откажется. Я мог и подороже купить, но она тогда точно не взяла бы, к тому времени я уже более-менее изучил характер этой женщины. Она не отказалась, потрепала меня по волосам и позвала обедать.
— Ты, конечно, хер, — Дар опустил руку на мой пах, — но не с горы. Одним словом, завтра они заявление подавать пойдут, а потом мать к нему переедет, а мы с тобой будем снова полуфабрикаты жрать.
— Пофиг, — я ответил ему такой же лаской, — главное, что твоя мать не будет одна, а плохого мужика она бы не выбрала.
— Да, — согласился он, — кстати, мы сейчас в квартире одни, так что...
— Не будем тратить время на болтовню?
— Именно.
Вот так и получилось, что через месяц мы с Даром остались в квартире вдвоём, хоть Светлана Владимировна и навещала нас частенько. И я видел, что она счастлива — женщина выглядела на несколько лет моложе, а глаза на самом деле сияли.
Потом оказалось, что Станислав Николаевич из тех, кого называют «золотые руки», и вид нашей квартиры вызвал у него желание эти самые руки пустить в дело. Дар отнекивался недолго, к тому моменту у нас в «Императорском» фонде уже скопилась нехилая сумма, и ремонт, о котором так долго мечтала квартира Эльдара, наконец-то начался.
И пока мы вчетвером его делали, я убедился в том, что отчим у моего парня мировой мужик. Если он и знал о наших с Даром отношениях — виду не подавал, любил пошутить и знал прорву всего интересного. Светлана Владимировна готовила нам еду, а больше он ей не позволял ничего. Такую заботу я разве у Сенькиных родителей видел, и понял — руки у Станислава Николаевича действительно надёжные.
После ремонта наша квартира стала больше похожа на современное жильё, мы даже мебель потихоньку начали менять. Правда тут пришлось в кредит влезть, но это нас обоих особо не печалило. Дар учился и работал, равно как и я сам, а так как на «водку и девок» мы не тратились, денег хватало.
В свой третий мед он поступил легко, набрал высокий балл и даже знал, какую профессию изберёт, когда придёт время — хирурга. Дар же операционным медбратом работал последний год перед поступлением и как-то мне рассказал, что не раз и не два представлял себя со скальпелем в руках у операционного стола.
Сейчас до реализации его мечты осталось не так уж много, и я уверен, что из него выйдет отличный врач. Я видел, сколько времени он проводит за книгами и как серьёзно учится, если бы я сам был таким же, то точно получил бы красный диплом.
Впрочем, мне и с синим неплохо живётся, если не считать того, что вся моя жизнь теперь сосредоточена тут, в столице. Домой я вряд ли когда-либо вернусь. И вовсе не потому, что решил тут осесть, или из-за Дара. Нет. Причина до паскудства проста — возвращаться некуда.
Тот исторический скандал случился, когда я весь такой довольный и гордый собой приехал домой после получения диплома. Я собирался побыть дома с недельку, обновить гардероб, поболтаться по городу и вернуться к Дару. Но планы мои очень быстро полетели нахер.
Отец чуть ли не с порога заявил, что уже нашёл мне работу в фирме какого-то его кореша, а мать добавила, что фирма эта очень серьёзная и чем быстрее я стану солидным женатым человеком, тем скорее сделаю карьеру. После этого меня поставили в известность, что невесту уже подобрали, и не далее чем завтра она и её родители приглашены к нам на обед.
Степень моего ахуя описать сложно. Они так и не поняли, что я собираюсь сам строить свою жизнь и выбирать, с кем жить! Им до сих пор хотелось всё решать за меня, по той простой причине, что когда-то они меня произвели на свет и все эти годы кормили, одевали и оплачивали мои расходы.
Слиняв от них под благовидным предлогом перекура, я едва сразу обратно не повернул, но потом вспомнил о бабушке, понял, что по ней моё бегство ударит сильнее всего, и решил попытаться по-хорошему пояснить родителям, что уже давно способен сам решать за себя.
Наивный... Тогда я ещё верил, что меня могут услышать. Я сказал, что собираюсь работать в Москве вместе с Сенькой, а жениться не буду ближайшие лет десять. Последнее, что я сейчас хочу — это семью иметь, не готов ещё к такой ответственности. Дед, отец и мать мои слова пропустили мимо ушей, бабушка попробовала поддержать, но её быстро заткнули.
— Это не обсуждается, Гай, — сказала тогда мать, глядя на меня, как на что-то не очень хорошее. — Мы и так достаточно долго терпели твои выходки, смотрели сквозь пальцы на дружбу с... Адлером. Мы полагали, что ты вырастешь и поймёшь, с кем стоит общаться. К сожалению, этого не случилось. А потому не может быть и речи о том, чтобы ты оставался в Москве. И точно так же не обсуждается твоя женитьба.
— А как насчёт любви, ма? — спросил я, старательно сохраняя спокойствие. — Как я могу жениться на девке, которую никогда не видел? Может, она мне не понравится, окажется редкостной сукой, да ещё и фригидной?
— Гай! — дед даже кулаком по столу грохнул, надеясь, что это произведёт на меня впечатление. — Не смей нецензурно выражаться. Столица действительно дурно повлияла на тебя, твоя мать совершенно права.
Я смотрел на их застывшие в праведном гневе лица и не видел ни капли тепла, понимания, сочувствия. Того, к чему привык за два года, прожитые с Даром. Я не видел искренности, передо мной сидели куклы, и невеста эта, походу, точно такая же, раз сумела им понравиться. И тогда я понял, что спасти меня может только каминг-аут, в противном случае они не отстанут. Все связи в ход пустят, чтобы своего добиться.
Я откинулся на стуле, обвёл их взглядом и сказал:
— Прикол тут в том, господа Романовы, что жениться на вашей девице я никак не могу по той простой причине, что уже давно несвободен.
— Как?! — изумлённо уставилась на меня мать. — И почему мы ничего об этом не знаем? — тут она глянула на мою руку. — У тебя нет кольца.
— И что? Я разве сказал, что женат официально? — усмехнулся я.
— Кто она? — пошёл в наступление дед. — Небось, еврейка? Раз ты молчал всё это время, с ней явно что-то не так! В противном случае, ты представил бы нам свою... кхм... сожительницу.
— В молоко, — подмигнул я деду, начиная ловить от этого странный кайф, — но доля восточной крови имеется.
— Только не говори, что ты связался с... — начал было отец, но я перебил.
— В любом случае это вас не касается, какая кровь у кого в жилах. Помнится, скандалы по этому поводу у нас уже были? И ещё, — тут я повернулся к матери, — у меня нет кольца и штампа в паспорте по той простой причине, что в нашей стране такие браки не регистрируют.
— Гай... — она даже отшатнулась, — ты хочешь сказать, что...
— Хочу. Его зовут Эльдар, мама, мы живём вместе уже два года, — я раздельно и чётко произносил каждое слово, видя, как вытягиваются их лица. В комнате стало так тихо, что даже было слышно, как бьётся о стекло залетевшая в квартиру муха.
— Что за идиотские шутки?! — очнулся первым дед. — Это было не смешно, Гай!
— Так я и не шутил, — теперь я смотрел ему в глаза, — я действительно живу с парнем.
— Погодите, отец, — мать влезла в наш диалог, — он же издевается над нами! Зная наше отношение к гомосексуалистам, пытается отвертеться от женитьбы! Не ожидала от тебя такого, Гай! Даже для тебя это слишком!
— А это нежданчик, ма, — улыбнулся я, — а чтобы сомнения развеять, я кое-что вам покажу, — тут я встал, достал из кармана телефон и открыл фотографию, на которой мы с Даром целовались. Она у меня в особой папке была, под паролем, чтобы случайно никто не наткнулся. Я подошёл к матери и, не выпуская аппарата из рук, показал фото ей, потом повернул к отцу и, наконец, к деду.
А потом была немая сцена. Та самая, гоголевская. На секунду я поймал взгляд бабушки и не стал поворачивать экран к ней. Единственный человек в этой семье, которому я не хотел делать больно, которого любил и боялся потерять. Я очень надеялся, что она меня поймёт.
— Как видите, я сказал чистую правду, — я сел на своё место, — так что увы и ах, ваши планы так и останутся планами.
— Прекрати балаган! — дед вскочил и слишком резво ломанулся в мою сторону. — Это мерзко! Мой внук не может быть гомосексуалистом! Я требую, чтобы ты немедленно разорвал эти позорные отношения. Твоя... отвратительная тайна умрёт тут, а ты как можно скорее женишься, тебе всё ясно?
— Нет, — покачал я головой.
— Не ясно? — дед сжал кулаки, чего за ним ранее я не наблюдал.
— Не прекращу и не женюсь, — удивительно спокойно сказал я, — я люблю Эльдара, он — меня, а разве не моё счастье должно быть главным для вас?
— Ты... ты... ты вынуждаешь меня, Гай, выдвинуть ультиматум. Или ты принимаешь наши условия, или собираешь вещи и больше никогда тут не появляешься, — каким-то дребезжащим голосом выдал дед.
— Август, успокойся... — начала бабушка, но была резко оборвана на полуслове:
— Молчи, Вера! Ты не понимаешь, во что он вляпался! Он опозорил нас всех! Он имеет сношения с мужчиной, да ещё и нерусским... Это... это... у меня слов нет, как это назвать!
— Так помолчи, — я встал и теперь был выше его на голову. — Я сказал всё. И менять своих решений не собираюсь, хватит. Я уже давно не ребёнок, так что... А насчёт позора — не будешь орать об этом, никто и не узнает. Всё, я пошёл вещи собирать.
И никто из них: ни отец, ни мать — даже не попытались меня остановить или как-то возразить деду. Его авторитет был слишком незыблем для них, а я, кто я такой? Всего лишь не оправдавший надежды сын, оказавшийся к тому же гомиком. Мне не место в семействе с царской фамилией и туевой хучей традиций.
***
Дар тогда встретил меня на вокзале. Я позвонил ему, как только вышел из бывшего своего дома, понимая, что вряд ли когда-то сюда вернусь. Обрисовав в двух словах ситуацию, я сказал, что еду назад, и был чертовски рад, когда увидел его физиономию на вокзале.
— Помнишь, я говорил тебе про каминг-аут? — спросил он, когда мы сидели в своей комнате и пили коньяк, прихваченный Даром по дороге.
— Да, — кивнул я, шумно выдохнув.
— Он чаще всего оплачивается потерей или семьи, или друга. Мне жаль, что так вышло, — Дар положил мне руку на плечо.
— А ты при чём? — усмехнулся я. — Это же у меня не семья, а Музей восковых фигур. Пофиг, пляшем.
— Не пофиг, я же вижу, — он всегда меня читал, как бы я ни старался морозиться.
— А ты глаза закрой и лучше делом займись, — я лёг на спину и расстегнул ширинку, — давай трахаться — всем снобам мира назло!
Но назло в тот раз не было. Была какая-то несвойственная нам обоим раньше нежность, было просто очень хорошо, настолько, что сожаления и нервы остались там, по ту сторону от закрытой двери в комнату.
А на следующий день я пошёл в ювелирный, купил два серебряных кольца, а вечером без слов надел одно из них Дару на палец и протянул на ладони второе. И точно так же без слов он надел его мне. Со словами в эти моменты у нас вообще было туго. Это ссорились мы феерично, с разбитыми стёклами и порезанными осколками руками.
Одна из таких ссор случилась в начале наших отношений, когда Дар зашёл ко мне на работу и застал в самый что ни на есть идиотский момент. Блонда, нанявшая меня инструктором, усердно пыталась залезть мне в штаны, а я не менее усердно пытался выйти из неловкой ситуации с минимальными потерями. Она могла здорово попортить кровь, пошли я её грубо. Заявила бы, что я домогался её, и дали бы мне пинка под зад — это в лучшем случае.
И Дар застал тот момент, когда она меня обняла и собиралась поцеловать. Я увидел, как сузились его глаза и раздулись ноздри, и понял — кого-то ожидает капитальный скандал, но появился он как нельзя вовремя. Я указал девушке глазами на нового посетителя и пропел:
— Извините, но ваше время истекло, — и тут же улыбнулся Дару, — рад вас видеть, из чего будем стрелять?..
В тот вечер мы действительно крупно повздорили и даже спать легли в разных комнатах. Правда, уснуть никто не мог, а среди ночи Дар точно так же молча забрался ко мне под одеяло, притянул к себе и стал целовать грубо, жёстко, подчиняя и ломая моё сопротивление. И секс тогда был каким-то звериным, оставившим на телах следы укусов, царапины и засосы, но примирившим нас. И тогда же Дар сказал, что если я хочу, то могу трахать баб, но другого мужика он не простит. Девок он конкурентами почему-то теперь не считал. Может, уже убедиться успел, что никто из них не даст мне того, что нужно?
И таких ссор у нас было немало, мы были готовы убить друг друга, но и разойтись в разные стороны не получалось, тянуло назад со страшной силой, потому-то мы до сих пор и вместе целых четыре года. Мы стали спокойнее, научились понимать и доверять, но с ревностью так и не справились, слишком много её в нас обоих, но без неё это будем уже не мы, да и жизнь потеряет те краски, которыми играет сейчас.
— Всё, Сень, готово, — я сохранил работу и выключил компьютер, потом встал, ещё раз потянулся и парой глотков выпил принесённый другом кофе. — Полетели?
— А то! Твой-то дома уже?
— Должен быть, — я глянул на часы, — если на кафедре не задержали. Или сам не задержался, чтобы с препаратом поработать.
— Тяжело ему? — Сенька направился к выходу, а я прихватил сумку и пошёл следом.
— Всякое бывает, но повышенную стипендию получает до сих пор.
— Да в курсе я, что он у тебя отличник, красавец, комсомолец и спортсмен, — друг усмехнулся, — хоть до сих пор фигею с того, что вы не посрались и друг друга не убили.
— Сам в шоке, — сознался я, закуривая, — но я без Дара, как ты без Анжелы. Такие дела.
— А ты изменился, Цезарь, — вдруг совершенно серьёзно обронил Сенька, — от тебя трёхлетней давности ничего не осталось, кроме морды. «Стал не мальчиком, но мужем», — так, кажется, в Торе написано. Может, и с предками помиришься?
— Скорее рак на горе свистнет после дождичка в четверг, — я глубоко затянулся, — но мне и без них нормально. С бабулей перезваниваемся, а они пошли лесом, жизнь прожили, ума не нажили.
— Ладно, не будем о грустном, кстати, всё забываю тебе сказать, Юлька твоя бывшая теперь в одной школе с Анжелой работает.
— Не гони! — я даже остановился от такой новости. — И как давно?
— Да с неделю, литературу ведёт в среднем звене. Анжела говорит, замужем она, муж — врач, психолог, кажется, — сообщил Сенька, разгоняя рукой дым от моей сигареты. Сам он курить бросил ещё три года назад, а я никак не мог завязать.
— Психолог? Уж не тот ли, к которому она тогда ходила? — задумчиво протянул я, вспомнив, как пару лет назад Дар мне рассказал, что видел в больнице Юлю, наконец-то начавшую ходить на консультации к психологу. И судя по всему, закончились эти походы постелью и браком. И в чём я был уверен совершенно точно — с тёщей психологу не повезло.
— Понятия не имею, спрошу у Анжелы, может она в курсе.
— Окей, — я отправил окурок в урну, и мы спустились в метро, чтобы ещё через несколько минут разойтись по разным линиям.
***
Когда я вернулся, Дар был уже дома и, как обычно, сидел над учебниками и что-то помечал в тетради.
— Зубрим? — осведомился я, подходя к нему вплотную, обнимая со спины и ощущая уже ставший родным запах больницы.
— Угум-с, — он подался чуть назад, прижимаясь ко мне, — ты сильно есть хочешь?
— Нет, а что?
— Да просто закончить хочу, подождёшь? — в зелёных глазах была просьба, отказать которой я не мог.
— Ясен пень, пойду пока что помоюсь, — я направился к ванной, на ходу снимая рубашку и чувствуя спиной его взгляд.
Принимая душ, я пытался понять, как же так вышло, что я, поменявший кучу девчонок и ни одну из них не принимавший всерьёз, я, искавший в них что-то неизвестное мне самому, нашёл всё это в... парне, которого когда-то нанял как подарок упорно не дававшей Юльке?
Ответа я не находил; наверное, есть вещи, которые нельзя пояснить ни с точки зрения эрудиции, ни с точки зрения логики. Они просто есть, как знакомые руки, опустившиеся на бёдра, и голос, провокационно произнёсший прямо в ухо:
— Знаешь, есть вещи поважнее конспектов.
— Да ну? — подаваясь назад, осведомился я.
— Ну да, — послышалось из-за спины, и губы коснулись шеи...
