Привычка выживать

Утро важного-преважного дня для Хеймитча Эбернети начинается с похмелья, являющегося следствием слишком большого количества выпитого спиртного накануне. Он мало спит; короткие сны его наполнены темнотой, в которой бесшумно танцуют призраки из его прошлого, и туманом, через который доносятся заунывные пения всех павших на Арене. Ему снится Китнисс Эвердин, стоящая в углу комнаты. В руках Сойки-Пересмешницы зажата белая роза, зажата так крепко, что шипы вспарывают тонкую кожу и на пол капает темная густая кровь. Китнисс Эвердин улыбается, и во всем облике ее появляется что-то жуткое, голос ее властен и жесток. Китнисс Эвердин улыбается и говорит, что никогда не сможет простить. Хеймитч вздрагивает и неловко просыпается, задевая ногой стоящую на полу бутылку, которая падает с глухим стуком, но не разбивается. В наступившей тишине ему чудится грудной смех своей бывшей подопечной. Свет в ванной невыносимо яркий. Отражение в зеркале заставляет поморщиться и проклясть всех Богов, которые позволили случиться всему, что случилось. Ледяная вода не приносит никакого облегчения, но Хеймитч долго стоит под душем, сильно сжав челюсти. Призраки из его кошмаров давно не ограниваются его кошмарами. Даже в шуме воды он может различать их шаги, их пение, их смех. Но что среди призраков делает Китнисс Эвердин? Девочка, ты ведь жива. Так будь живой, не мучай меня. Но сейчас ее нельзя назвать живой. Она лежит, вся опутанная проводами, и иногда, как сказал доктор Аврелий, она открывает глаза, чтобы вновь закрыть и провалиться в то состояние, из которого у докторов Капитолия ее не получается вывести. Аврелий обронил, что у него самого складывается впечатление, будто Китнисс приходит в себя, понимает, куда вернулась и вновь предпочитает потерять себя. Аврелий сказал, будто такое уже случалось прежде, правда, ей не удавалось сказать ни единого слова перед новым погружением в коматозное состояние отсутствия. Хеймитч хочет, чтобы Китнисс вернулась, но знает, что возвращение не принесет ей облегчения. Куда ей возвращаться? В этом мире нет Прим. В этом мире у ее матери, последнего близкого человека, пустые и отстраненные глаза. К Хеймитчу, по большому счету, она никогда не была привязана по-настоящему, ей удавалось просто видеть между ними двумя жуткое сходство. А Пит… а что, собственно, говоря, Пит? Мальчишка изменился до неузнаваемости, и в моменты, когда капитолийский переродок ведет себя, как прежний Пит Мелларк, Хеймитч сам готов взять нож и покончить со всем этим затянувшимся маскарадом. Не может человек, прошедший через пытки, смерти, убийства, остаться прежним. Так что же сделал с ним, с этим смышленым мальчишкой, слишком добрым и слишком отзывчивым для темных времен, Капитолий, раз ему удается обманывать всех вокруг своим прежним лицом победителя? Хеймитч старается об этом не думать, но продолжает. Воспоминания о старом Пите терзают его при виде Пита нынешнего. Он ищет, с ужасом и надеждой, ищет подтверждений того, что он ошибся, но каждый раз, когда он будто бы находит объяснение всему происходящему, сам Пит просто берет и рушит построенные иллюзии. Прежний Пит, пусть даже не влюбленный в Китнисс, никогда бы не смотрел на нее с таким равнодушием. Прежний Пит никогда бы не сказал того, что сказал новый Пит. Хеймитч знает, что ему, умудренному опытом, прошедшему через ужасы Второй Квартальной бойни и последующие кошмары менторства человеку, пора расставаться с иллюзиями. Начинает он с того, что громко распахивает дверь в спальню своих соседей и топает до окна, стараясь не рассматривать бесстыдно обнаженное тело Джоанны Мейсон, стараясь не думать о том, что все, происходящее здесь, напоминает какую-то пошлую историю о подростковом максимализме и отчаянной жажде жизни. Что эти дети могут знать о жизни? В их существовании было слишком много притворства и лжи, чтобы любить кого-то по-настоящему. - Ты проспала, - обвиняюще говорит Хеймитч жмурящейся от яркого света Джоанне. – Ты проиграла пари, не явившись. - О, - Джоанна фыркает и потягивается, пытаясь выбраться из-под руки до сих пор спящего Пита, - так и ты не явился, старик. - Замолчите оба, - шипит Пит и зарывается головой под подушку. – Иначе я с вами двумя справлюсь. А вот это он зря. Потому что задетая честь двух победителей просто так не может угомониться. И в результате великолепное трио разной степени помятости появляется в старом здании Тренировочного центра, и Джоанна кажется самой адекватной из них троих, потому что может улыбаться бывшим повстанцам и нынешним военным, в то время как ее спутники хмуро смотрят по сторонам. У них есть подозрение, что их нахождение здесь совершенно незаконно. Хеймитч не удерживается, и, переступая порог здания, гогочет: - Подумать только, они пустили в святая святых бомбу замедленного действия, - и во все глаза смотрит на Пита, который отмахивается, как от назойливой мухи, и все еще пытается понять, каким именно образом его заставили прийти сюда. Здесь много военных, людей, из повстанцев с хорошей физической подготовкой, превратившихся в элитных воинов, чья первоочередная задача – защита первых людей государства. Трое победителей, пусть и выпущенных из больницы, но являющихся сумасшедшими, кажутся белыми воронами. Впрочем, сейчас в элитном тренировочном центре не так много людей, чтобы не хватало воздуха и на них. Свободный тренер, к которому оказывается прикреплена Джоанна приказом свыше, не сильно возражает против довеска в качестве двух хмурых мужчин. Конечно, он знает, кого видит перед собой. Пит думает даже, что прежде они уже встречались, но играет по навязываемым правилам игры, и делает все, что от него требуется. Разумеется, первый шаг – определение нынешнего физического состояния новоприбывших, и Хеймитч после второго круга бега на открытой площадке готов отомстить Джоанне каким-нибудь жутким способом, но он так сильно устал, что с трудом шевелит конечностями, в то время как Джоанна примеривается к топору побольше и без стеснения показывает своему будущему сопернику язык. - Придется пойти тебе на уступки, старичок, - колко замечает во время двухминутного перерыва, обегая скрючившегося алкоголика со стажем. - Я позволю тебе чуть-чуть прийти в норму, а потом положу на лопатки. Иначе просто неинтересно. Слишком просто. Продолжение теста на выносливость заставляет ее замолчать. Изнуренное неправильным образом жизни тело, помнящее слишком хорошо действие лекарственных препаратов, с трудом наверстывающее прошлые навыки в обращении с оружием, подчиняется с трудом. Ей дают самый простой уровень, и со злостью она вспоминает, с каким трудом восстанавливалась в Тринадцатом Дистрикте, когда в ее напарницах была тогда еще вполне живая Китнисс Эвердин. Веселые были времена, не то, что теперь. Пит, например, тогда сидел в своей стеклянной палате и горел от желания убить свою неудавшуюся возлюбленную. Теперь он с легкостью наверстывает упущенное в метании ножа, а вот с луком выглядит на редкость неудачно. Джоанна не удерживается от улыбки и в награду за хорошее настроение получает еще с десяток отжиманий. Вот уж правда, важный-преважный день.

...

Изредка Питу приходится удерживать себя от опрометчивых поступков. Вокруг слишком много военных, состоящих на службе у правящего аппарата. И все они, как один, наблюдают за капитолийским переродком с нескрываемым интересом. Знакомых лиц почти нет, как нет и приветственных улыбок, поздравлений, подарков и рукопожатий. Он здесь чужой, и останется чужим, и однажды может статься, что все эти люди примут участие в умерщвлении врага государства номер один. Пит знает, что не сумел ни в чем убедить Плутарха. Пит знает это, потому что Плутарха с самого начала невозможно было в чем-то убедить. Пит Мелларк, прошедший курс подготовки от самого Президента Сноу, опасен по умолчанию. И подлежит уничтожению. Поэтому пока ему приходится сдерживать себя в шкуре немного повзрослевшего несчастного влюбленного, от несчастной влюбленности которого осталась разве что злость на бесстыдно играющий людьми Капитолий. Он забывается в тренировках и возвращается в реальность только тогда, когда слышит полный ненависти голос Джоанны. - Чертова пигалица, - говорит Джоанна, не сдерживая почти своей ярости, - я обещала убить тебя. Энорабия превосходно выглядит. И, очевидно, так же состоит на службе у высшего руководства. И скалит свои пираньи зубы, и оглушительно смеется, издеваясь над потной, уставшей Джоанной. - Ты не сможешь даже застрелить меня, слабачка. – Едко замечает та в ответ, и резко оборачивается в сторону подошедшего Пита. Хеймитч, выползший из секции по стрельбе, приноравливается стоять ровно только с помощью стены. – Даже он не сможет. Или ты хочешь попытаться, переродок? Пит кожей чувствует, как агрессия Энорабии распространяется на остальных присутствующих. Джоанна поджимает губы, и говорит в ответ что-то едкое и колкое, но уже защищаясь. Она знает, что не выстоит и минуты против этой машины, запрограммированной на убийство, и может сейчас только огрызаться. - Я лучше ягодками порисую, - Пит улыбается совсем мальчишеской улыбкой, и краем глаза видит, как передергивается Хеймитч. Энорабия сверкает глазами, но отступает. – В конце концов, каждый делает то, что умеет. Конфликт оканчивается, толком не начавшись. Джоанна пытается убить своего напарника злым взглядом, но тому не до злых взглядов. Он видит маленькую Прим, и в который раз с трудом одергивает себя. Прим мертва. Каролина Сноу жива. Но что она делает здесь? И почему суровая Энорабия, прямая и поджарая окликает президентскую внучку с такой мрачной уверенностью? Девчонка поджимает губы и опускает глаза, чтобы спрятать от посторонних тающуюся в них злость. Пит отворачивается. Видение светловолосой девочки становится нечетким. Кажется, он понемногу сходит с ума, и из вредности направляется в секцию маскировки. Впрочем, от навязчивого видения оказывается не так-то просто избавиться. - Ты все еще рисуешь? – спрашивает девочка не очень-то вежливо, и не маячит тенью за спиной, а сразу располагается рядом. Пит пожимает плечом. - Странно, - девочка обнимает худыми руками свои колени. – Мне казалось, что пытки и убийства убивают в человеке все желание творить, - голос ее полон презрения. Пит смеется, и продолжает выводить на собственной коже витиеватые узоры. - Когда-то это желание творить спасло мне жизнь, - замечает сдержанно. – Хочешь попробовать? Девчонка принимает независимый скучающий вид. - Не знаю. Может быть, - и подсаживается еще ближе. – Мне все равно ничем не позволяют заниматься здесь. Она внимательно следит за каждым движением, будто кисть и краски могут нанести ей неизлечимые раны. Пит старается рисовать, не отвлекаясь на ее выразительное лицо, и немного расслабляется, понимая, что под маской сдержанного ожидания президентская внучка с трудом прячет свой безудержный восторг. - Ты что, нарисовал на мне кору дерева? – спрашивает неохотно, и тянется дрожащими пальцами к краске, которая не успела подсохнуть. – Ой, - восклицает звонко, - прости. Я все испортила. Пит качает головой. - Этот рисунок всегда можно исправить, - дает своей маленькой собеседнице салфетку, которых здесь более, чем достаточно, и та с явным сожалением стирает нарисованное. - Неужели все можно исправить? – спрашивает со взрослыми интонациями и тяжело вздыхает, чувствуя приближение своей надзирательницы. Энорабия какое-то время наблюдает за рисующими людьми, поджав обветренные губы. - В этой чертовой жизни нихера нельзя исправить, - говорит громко, и подходит ближе. – Пойдем, Каролина. Мне нужно преподать тебе очень важный урок. Пит встает автоматически, каким-то звериным чутьем оценивая ситуацию. Для массовых тренировок в Центре стало как-то слишком тихо. Секции пустуют – нет ни тренеров, ни элитных военных, до этого сновавших туда-сюда. Энорабия преодолевает расстояние между двумя секциями огромными шагами, и возвращается в секцию маскировки с оружием. Бросает Питу копье, сама остается с топором. Копье Пит ловит автоматически, совсем не задумываясь. Не самое любимое им оружие; когда-то давно, еще на первых играх, с помощью копья Пит не сумел себя защитить и едва не умер. Но та старая история, она заросла пылью, и сейчас перед ним стоит вовсе не восставший из мертвых высокий красавчик Катон. Напротив него стоит поджарая женщина, обманчиво расслабленная, и на губах ее играет какая-то дьявольская улыбка. - У тебя передо мной два должка, Пит Мелларк, - говорит она очень сдержано. – Каждый из двух долгов должен оплачиваться твоей жизнью. - Хотелось бы узнать подробнее, - Пит подбрасывает в руке копье и неловко ловит. - Лучше вспомним прошлое, женишок, - улыбается его враг в женском обличье, и Пит действительно вспоминает, как тренировался вместе с Победителями Голодных Игр перед Квартальной Бойней. Тогда они тоже выбрали копья, тогда он так же не достиг в метании копья больших успехов. Энорабия замахивается с легким вскриком, и крик помогает ему увернуться. Топор задевает столы с красками, разноцветная вода брызгает на пол и стены. Каролина старается держаться от своей разъяренной надзирательницы как можно дальше, но желает видеть все действие из первых мест, поэтому своей жизнью все-таки рискует. Движения победительницы из Второго Дистрикта точны и выверены. Конечно, она – не Джоанна Мейсон, но силы ей не занимать. Очевидно, что в этом Центре она проводит большую часть своего дня, и Пит уклоняется от точных ударов, перекатываясь, ускользая зачастую в самый последний момент. - Может, возьмешь лук и стрелы? Я могу подождать, – спрашивает Энорабия, удерживая дыхание не сбившимся. – Я долго ждала. Она бьет, не задумываясь, но без особой сноровки. Топор ей, очевидно, непривычен. Ее раздражает то, что противник только уклоняется из стороны в сторону, и из одной секции умудряется переместиться в другую, где оказывается целый набор ножей. Пит думает, что подобный расход сил с ее стороны – непредусмотрительная роскошь, но, кажется, убивать она его вовсе не собирается. Впрочем, следующий замах приходится слишком точным, и Пит чудом уклоняется, неловко приземляясь на спину, и какое-то время приходит в себя после падения. Он видит маячащую в отдалении Каролину, со скрещенными на груди руками и презрительной гримасой на лице. Впрочем, Энорабия не позволяет ему созерцать замершую девочку и дальше. Женщина без сомнений отбрасывает топор в сторону и принимается разминать свои острые кулаки. Подобную боль можно даже терпеть. Кровь застилает глаза, и Пит ставит неловкие, совершенно непродуманные блоки, и думает о том, что ее больше всего распаляет именно его бездействие. Из захвата он вырывается автоматически, но координация нарушена, и удары становятся все более точными, затем следует подсечка, и Пит вновь оказывается на спине. - Что, тебе не хватает сейчас мешков с мукой? – мрачно интересуется Энорабия, похожая сейчас на беспощадного демона. – Или для того, чтобы победить, тебе непременно нужна Китнисс Эвердин? Пит блокирует два последних удара, и делает подсечку, теперь Энорабия оказывает на полу, перекатывается, резво поднимается на ноги и вновь берется за топор. Пит проделывает ее же маневр, но с меньшим изяществом, его немного шатает, да в глазах двоится. Он видит Энорабию и переворачивает ближайший стол, чтобы скрыться от очередного удара, следующего уже с меньшим энтузиазмом. Энорабия вымотана затянувшейся игрой. - Хочешь выбрать его в свои союзники, девочка? – спрашивает она яростно у Каролины. – Он всегда был так же жалок, как сейчас. Пит Мелларк, - выплевывает, как проклятие. На губах ее видны капли крови. Нападать она больше не собирается, так и стоит чуть в отдалении, а потом, не задумываясь, запускает в голову своего врага многострадальный топор. - Это совсем неженское оружие, - замечает Пит, пригнувшись. Топор застревает в стене. – Но бросок на двенадцать баллов, - криво улыбается, и Энорабия сплевывает на пол. Не все его жалкие удары не попали в цель. Темная кожа женщины лоснится от пота, но горящие ненавистью глаза доходчиво объясняют, что бой, быть может, и закончен, а убийство вполне может случиться. - Для победителя ты слишком жалок, - объясняет женщина терпеливо. – Катону следовало убить тебя еще в первый день, у Рога Изобилия, - Пит видит, как Энорабия примеривается к ножам, ему самому так и не доставшимся. Бросок следует один за другим, но женщина, особенно не целясь, отвлекается на свой незаконченный монолог. – Странно, что тебе удалось убить Брута. Брут был хорошим воином. Лучшим воином из тех, которых я знала. А ты все так же жалок. Переродок ты или нет, ты жалок, - повторяет с ненавистью. – Этот разговор никогда не будет закончен, Мелларк. Пойдем, - бросает Каролине. Каролина не смотрит в сторону Пита, и Пит чувствует себя в чем-то виноватым. Стоит какое-то время посреди совершенно разрушенного Центра, с топором, торчащим из стены на уровне его головы, с беспорядочно разбросанными ножами, и вытирает с лица кровь. Все тело ломит и после нагрузок, и после тренировок, и все произошедшее вспоминается как фарс, вышедший из-под контроля. Еще он рассеянно думает о камерах, которые не могли не снимать всю неудачную бойню, и о приказе, который отдали Энорабии – избить, но не убить, и о том, что все очень удачно решили покинуть тренировочные залы как раз сейчас. И что среди них совершенно случайно оказались те, с кем Пит сюда пришел. Конечно, он не злится на них. Он вваливается в темную прихожую своей квартиры, и какое-то время позволяет двум алкоголикам изучить свое покалеченное лицо. - Спорим, он упал? – спрашивает Джоанна, наклоняясь к уху Хеймитча, но не понижая своего голоса. - Конечно, он скажет, что упал, - фыркает Хеймитч. – Кому охотно признаваться в том, что тебя сделала девчонка? – и закатывает глаза, понимая ответный хитрый взгляд Джоанны. – Разумеется, если удача будет на твоей стороне, я тоже скажу, что упал. Пит качает головой и направляется в ванную. Ему почти неинтересно, отчего эти сумасшедшие бросили его там в жалком одиночестве. К тому же, сумасшедшие, выпив, становятся чуть более разговорчивее обычного. - Нас выгнали. И мы были уверены, что тебя постигла та же участь. Думали, что встретим тебя здесь, - говорит Джоанна расслабленно. – Значит, пока тебя не собираются убивать. Так, избивать понемногу. Унижать. Это вполне в духе великого Капитолия. Хеймитч изучает остаток алкоголя в своем стакане. – Энорабия, значит, собиралась тебе отомстить за смерть своих соотечественников. Она никогда не была приятной в общении женщиной, - тихонько посмеивается, судорожно пытаясь понять, почему Пит жив. Или почему Пит избит. Неужели Энорабия гораздо сильнее его? Верится в это с трудом, но поверить в то, что здоровый парень будет терпеливо ждать, когда его изобьют до полусмерти, так же сложно. – А что на счет этой девочки? Внучки Сноу? Признаться, я думал, что ее увезут куда-нибудь подальше и спрячут. В конце концов, она – единственная, за кем могут пойти бывшие приверженцы Сноу. - Она еще маленькая, - Джоанна пожимает плечом. – За ней никто не пойдет. К тому же, рядом с ней находится такая опасная машина для убийств. Хоть и девчонка, - стреляет глазами в сторону уже поверженного этой девчонкой Пита. - Конечно, за ней одной не пойдут, - размышляет вслух Хеймитч. – А вот если к ней внезапно примкнет капитолийский переродок… Пит намеренно зевает и тушит на кухне свет. Рассказы из области фантастики не помогут ему в победе над кошмарами. Какое-то время оставшиеся в темноте победители голодных игр, сейчас полностью уничтоженные тренировками, сидят неподвижно. Первым начинает шевелиться Хеймитч, и сам морщится от сухого треска своих несчастных суставов. Шатающейся походкой он удаляется в свою комнату и прикрывает дверь. Свет он выключит гораздо позже, и Джоанна, подойдя к двери, сможет еще какое-то время различать неприятное бормотание. Хеймитча мучают призраки по ночам так сильно, как мучают их с Питом, но они с Питом, как-никак, но вдвоем. Хеймитч же совершенно один, и чужой помощи не приемлет. К тому же, в настоящее время главный из мучающих его призраков, не может быть причислен к мертвым. Джоанна сжимает кулаки. Ей хочется кричать. Ей хочется убивать, как будто убийства способны хоть как-то исправить то, что было сотворено задолго до ее рождения. Ей совсем не хочется ложиться спать. Ей хочется действовать, и непонятно, что именно толкает на подвиги – алкоголь, который почти не затуманивает разум, или постоянно, никуда не уходящее чувство отчаяния. В этой гребанной жизни, тонущей в крови, пахнущей розами, наполненной мертвецами, что стоят вокруг, взявшись за руки, слишком много отчаяния. Ей не хочется ложиться спать. Не хочется думать о том, что рано или поздно спокойное дыхание Пита собьется, и он откроет пустые, лишенные эмоций глаза, и долго будет смотреть в потолок. Ей не хочется больше чувствовать это липкое, пристающее к коже, отчаяние. Пришло время что-либо менять.

...

В последнее время Пит редко просыпается в одиночестве. Джоанну сложно назвать жаворонком. Она даже для совы слишком любит поспать. Сегодня он просыпается в одиночестве из-за трели телефонного звонка. Нехорошие предчувствия отражаются и на лице помятого Хеймитча. В телефонной трубке голос доктора Аврелия слишком спокоен. Пит выслушивает доктора внимательно, и кладет трубку на рычаг очень осторожно. - Собирайся, - говорит Хеймитчу отстранено. – Джоанну забрали в больницу. Опять. - И что она натворила? – Эбернети не бросается с истерикой за ботинками и не поторапливает Пита спасать драгоценную Джоанну. Кажется, он знает, что самые плохие новости ему еще не сообщили. - Она отключила Китнисс от аппаратов жизнеобеспечения. В их жизнь опять вторгается важный-преважный день.