Моя жизнь, моя любовь

Ужин прошел в легкой и непринужденной обстановке благодаря стараниям полковника Кенпачи – умение вести светские беседы, появившееся после полугодовой расквартировки в Петербурге, очень помогало. Куросаки изредка подключался к беседе, но большую часть времени предпочитал не прерывать барона и своего командира. - Полковник, я думаю, у нас есть что обсудить. Дорогая, прикажи подать нам чаю, - барон встал и взглянул на Ичиго. – Надеюсь, поручик развлечет дам, в наше отсутствие. - Можете не сомневаться, - Куросаки поклонился. Когда пожилой вояка и молодой барон покинули зал, и, проводив взглядом Хисану, Ичиго и Рукия впервые за вечер смогли спокойно взглянуть в глаза друг другу. - Она сейчас вернется, - заметила девушка, не отводя взгляда. - Это не важно, я должен… - А вот и чай! – за Хисаной следовала горничная с подносом. – Рукия, может, ты сыграешь нам? Поручик, вы слышали, как она божественно играет? - К сожалению, не был еще ни разу удостоен такой чести, - Куросаки улыбнулся. - Что бы вы хотели услышать? – девушка, вздохнув, присела за фортепиано. - Я до сих пор не могу забыть ту пьесу Моцарта, которую ты разучивала в начале зимы. Такая проникновенная и нежная…- Хисана задумчиво взяла кружку в руки. «Проникновенная и нежная. Совсем как ты, милая» мысленно добавил поручик, а Рукия, на секунду замерев, коснулась клавиш. Светлая и чистая мелодия, постепенно набирая силу, разлилась по гостиной. Инструмент, покорный воле тонких пальцев, надеялся и плакал, ждал и верил, страдал и замирал от счастья, словно живое человеческое сердце. В глазах его баронессы замерли слезы, а Ичиго боялся пошевелиться, что бы не нарушить созданное ею очарование. «Только минуту наедине, это все, что я прошу» - рыжеволосый поручик уже был готов выставить жену барона за дверь, но это чревато последствиями. Все что оставалось – мысленно молить Бога о помощи. Совсем немного помощи! - Эй, Куросаки, где полковник? – в гостиную ввалился запыхавшийся Гримм. – Срочная депеша! Хисана исчезла за дверью, а Рукия, прервав игру, встала чуть позади поручика. Широко шагая, в дверном проеме показался Кенпачи и, рывком сорвав печать, впился взглядом в документ. Его лицо вмиг окаменело, Куросаки не нужно было пояснять, что это значит то, чего все боялись и так надеялись избежать, все же случилось - Наполеоновская Франция все-таки объявила войну России. Неожиданно, ладони Ичиго коснулось что-то мягкое, а две нежные руки, сжали его пальцы в кулак. Обернувшись через плече, он столкнулся с бездонными темными глазами, в которых горела нежность. - Рукия, - тихий шепот слов предназначенных только ей одной, - я… - Выступаем, Куросаки! – металл в голосе полковника заставил девушку вздрогнуть. – Барон, немедленно увозите семью как можно дальше. Три гусара в спешке покинули поместье. Уже верхом на Хичиго, до того как тронуть поводья поручик оглянулся – она стояла на верхней ступени, не отрываясь, глядя ему во след. Увидев устремленный к ней взгляд, Рукия коснулась пальцами губ, а затем прижала их к сердцу и что-то прошептала. Только сейчас он вспомнил, что она дала ему что-то, поэтому разжал кулак – на ладони на легком ветру затрепетала сиреневая лента, одна из тех, что украшали сегодня ее волосы. Ичиго улыбнулся, кивнул, прижал ленту к сердцу и, присвистнув, умчался догонять своего командира.