Вечером того же числа. Уже в стенах резиденции Козы Ностры.
На столешницу белого громоздкого стола со стуком и завыванием была уронена голова. — За что-о-о?.. — едва не рыдал Стефано Мартино. — За какие грехи-и-и… Перед столом куцым полукругом стояло трое подчинённых. Понуро согнувшись и теребя манжеты рубашек, мужчины не знали, как воодушевить босса хоть немного. Нужные слова как назло не подыскивались. Хихикая в кулак, Алессия окинула своим высокомерным, но в то же время и по-матерински жалостливым взглядом Дона Козы Ностры. — Голубчик, будет тебе, — подала голос женщина. — Новых клиентов всегда можно найти, а спонсоров — принудить. Стефано Мартино, облачённый в свой любимый чёрный костюм в белую полоску, вцепился зубами в угол столешницы и зарычал: — Проклятый Савада Цунаёши!..***
Венецианский карнавал. Среда.
Старинный дворец, Палаццо Пизани-Моретто, был оживлён шумным празднованием и водоворотом пышных платьев и ярких красок. На первый взгляд этот венецианский карнавал был одним из самых красочных за последнее время: здесь царило вполне себе приподнятое настроение, гости и хозяева мероприятия разбрелись по залу, налаживать до начала аукциона новые связи и деловые знакомства. Тем временем товар стал прибывать в обеденную, аккурат к праздному пиршеству. Могли возникнуть вопросы вроде того, как это всё смогли провернуть с точки зрения закона, однако факт налицо: ни у властей, ни у журналистов (приглашены на мероприятие были и те, и другие) не возникло претензий к живому товару. Некоторые из этих самых гостей даже собирались сами поучаствовать в аукционе, намереваясь прикупить себе новую «секретаршу» или, скажем, «ассистентку», или, на совсем уж запущенный случай — «мальчишку-газетчика». Стефано Мартино довольно потирал руки, радуясь тому, что всё идёт по плану. Почти что всё. Коснувшись фигурной запонки в виде чёрных костей на заострённом лацкане пиджака, Дон Козы Ностры вспомнил лицо наследника Вонголы, опозорившего его, Стефано Мартино, уже несколько раз: первой была кража облигаций, а вторым — личное оскорбление через письмо. Его гордость не могла этого стерпеть. На сегодняшнем мероприятии он собирался отыграться, но Савады Цунаёши с Хранителями всё не наблюдалось. План медленно, но вполне себе упорно, с треском рушился прямо на глазах. Тем временем гостей попросили проследовать в обеденную. Дворецкие помогли гостям рассесться, и те заняли свои места согласно статусу. — Дамы и господа, вы же не против начать? — кривая улыбка изогнула губы Стефано Мартино, когда тот поднял бокал с красным сухим. Гости одобрительно загалдели. Бокалы зазвенели точно колокольчики. — Висти, начинай аукцион, — разрешил своему подчинённому Дон. — Меня зовут Висти, — поклонившись, худосочный мужчина в синем костюме с красной бабочкой, аккурат на шее, привлёк к себе внимание, после чего жестом подозвал ассистентов, подгоняющих несчастных рабов. И аукцион начался. Стоило конферансье и по совместительству аукционисту Висти объявить первый лот, как массивные створки огромных дверей, ведущих в обеденную, распахнулись, явив группу из пяти людей, одетых в черные костюмы и в разноцветные карнавальные маски Коммедиан дэльʼАрте Коломбиана. Под округлившимися глазами Стефано Мартино и Висти те ввезли в зал на тележке огромный торт, который выглядел настолько приторно, что даже если просто пристально смотреть на крем, его украшающий, через некоторое время можно было заработать и инсульт, и инфаркт, и ожирение, и диабет. Гордо прошествовав на середину зала, тортоносцы замедлили свой синхронный шаг и как по команде остановились. Неожиданно крышка торта вместе с самым верхним ярусом откинулась, закидывая кремовыми брызгами дорогие костюмы гостей, и на свет божий явилось дивное диво, зычным голосом вещающее: — ХЕППИ БЁЗДЕЙ ТУ Ю-Ю-Ю-Ю-Ю-Ю! У Стефано Мартино сдали нервы и, стирая с лица крем, он возопил во весь голос: — Какой ещё бёздей?! — ТУ Ю, ёпта! — лаконично ответили ему. Общение с Ариной явно пошло Цуне на пользу. — Ой, прощеньица просим. Промашка вышла. Но это не беда, переиграть никогда не поздно! Гости зашептались. У Стефано Мартино нервно дёрнулся глаз, но он взял себя в руки. — Прекрасная синьорина, могу я поинтересоваться, кто вы такая? — спросил он, обращаясь к Цуне, а сам подал знак охране. — Не, дядь, — пьяно икнула Савада, балансируя на верхушке торта в пышном свадебном платье, — не можешь. Да и вообще. Твой ум затмить способен лишь свет торшера. Эй, мальчики! — скомандовала она своим Хранителям. — Спускаем меня на землю. Ща навернусь, вангую! Под нервный тик Стефано Мартино чёрные фигуры в масках атрибута пламени подхватили её на руки. Гогоча и болтая ногами, облачёнными в миниатюрные туфельки, Цуна смачно чмокнула Хаято в его красную маску прямо над верхней губой. Охрана влетела в зал и подскочила к группе нарушителей сего подпольного спокойствия. — Бог ты мой, педоцарь ты мой… — запричитала Цуна, прижав к груди ладошки. — В какие безобразные времена мы живём: задницу и ту судорогой сводит от бескультурщины-ы-ы… Сами позвали и сами же выгоняю-ю-ють… Мочим гадов! Как по команде, на глазах у заметно побелевшего Стефано Мартино, начался самый настоящий бардак. Люди, облачённые в чёрные костюмы, приступили к основательному выбиванию пыли из всех, кто подвернулся им под горячую руку. Цуна же поднялась на сцену к ошарашенному происходящим Висти, вырвав по пути стул прямо из-под чьей-то задницы. Пока её подручные разносили с боевыми кличами во имя педоцаря педотьмы всё и вся, Савада уселась напротив одного из рабов. — Привет, дружище, — приобняв паренька с пустым взглядом, девушка закинула ногу на ногу и пафосно оттопырила мизинчик. — Знаешь, курить плохо, — вздохнула она. — Вот один мой друг курит… Всё не знаю, как сказать ему, что те, кто бросают курить — оттягивают свой конец, а кто курит — кончают раком… — Что, прости?! — возмутился Хаято, от шока даже ухитрившись протрезветь. Отпихнув от себя охранника, он подсёк его ноги ударом пяткой и, пока тот заваливался на бок, ударом наотмашь локтем отправил в полёт ещё одного амбала. — Ох!.. — Цуна картинно прикрыла рот ладошкой и округлила глаза. — Язык мой — враг мой. Прости, о, мой верный маньячный поклонник. Оговорочка по дядюшке Фрейду. Бывает. Хаято подавился воздухом. Мимо со странным улюлюканьем пробежали Такеши и Рёхей, неся на руках Стефано Мартино. Мужчина истошно орал и молился пресвятой Мадонне. Повиснув на шее у безмолвного раба, Цуна продолжила изливать ему душу, рассказывая о своих переживаниях и заботах. Девушка поведала несчастному о том, что в тайне боится будущей семейной жизни, о том, что не уверена, сможет ли вынести тяжкий груз ответственности за маленьких ёжиков, которые вскорости могут у неё родиться. За разговорами прошёл целый час. …Кёя, наконец порядком протрезвев и отойдя после «Дирола из свежей конопли», хватившись новоявленной супруги, после непродолжительных поисков нашёл её. Вернее, натюрморт в сумасшедших тонах воочию: она, Мукуро, Хаято и раб. И всё бы хорошо, да вот только Цуна вцепилась в безмолвного раба мёртвой хваткой. Попытки отодрать от бедного парня порядком накачавшуюся заново жену прошли с попеременным успехом. — Чёрт, да отлепись ты уже от него! — приказал Хибари. — Не смей забирать меня у моего нового друга! — заверещала Десятая, не желая отпускать парнишку. — Когда вы успели подружиться? Он даже не отвечал тебе! Здравый смысл никогда не покидал Хибари Кёю, да. Почти что. Наверное, самой главной его ошибкой была женитьба. Да, определённо. Но поздяк метаться, как говорится. — Да откуда тебе знать?! — не согласилась с ним Цуна. — У парня кляп во рту, — скрестив на груди руки, не согласился с ней Кёя. — Ну, может, что-то такое и было, зато как хорошо он слушает! Он, в отличие от тебя, понимает закоулки несчастной женской души! Хибари понял, что здравомыслие покинуло её. Хотелось верить, что не насовсем. Он повернулся к обнимающимся Хаято и Мукуро, которые, болтая ногами в воздухе и всё ещё восседая на обеденном столе, что-то подвывали. Рядом с ними стояли две подозрительного вида бутылки с кьянти. — А вы что? — презрительно выгнув рассечённую некогда бровь, он обратился к этим двоим. — Как не стыдно. Уж от вас-то не ожидал такой подставы! На лице Мукуро отразилась чрезвычайно напряжённая мысль. Вращая разноцветными глазами туда-сюда, он открыл рот. — Скажи-ка дядя, ведь не даром, простату мучают радаром? — Чего?! — Кёя не поверил собственным ушам. — …Ты зад свой мажешь скипидаром? — глупо улыбаясь, поинтересовался Хаято. Мимо них продефилировали Такеши и Рёхей с всё ещё истошно верещащим Стефано Мартино на руках. Кёя озадаченно озирался по сторонам, видя множество связанного и мычащего через кляпы народа, кучки из охраны и криво висящие и стоящие предметы искусства разнесчастного Палаццо Пизани-Моретто. Покачиваясь, Цуна, с рабом в обнимку, встала на столе во весь рост. Откинула тарелки в стороны, и те со звоном встретились с полом. — Ща спою!.. — хихикнула она. Хибари попятился. Но его настигла бутылка с кьянти. Подозрительно сверкнув, она была услужливо влита не без помощи Мукуро ему в рот через горлышко, решая проблемы с памятью навсегда, выдрав эти часы из воспоминаний.— Это было прошлым ле-е-етом. Ох, меня накрыло же тогда-а-а!.. На память я себе оста-а-авила Мозг и половиночку-у-у червя-я-я…
Рёхей и Такеши вновь навернули очередной круг со Стефано Мартино вокруг стола. Истеричное завывание Дона Козы Ностры слилось в дуэте, в нелепой партии, с невероятно мерзопакостным пением Цуны.