Plumb – Invisible
Домой я добрался чисто механически. Мозг отрубился ещё на полпути, а ноги понесли меня самостоятельно. Каким-то образом открыв дверь, накормил Хибёрда, разделся и лёг спать. Кажется, я забыл снять обувь, но не важно. Небытие уже давно тянуло ко мне свои щупальца, но только сейчас я позволил себя утащить. Проснулся я резко где-то в восемь часов утра. Оглядевшись, с трудом поверил, что нахожусь в собственном доме. Сон не хотел отпускать, но что-то выдернуло меня из подсознания. Это было странно. Очень. Полностью его уже не помню. Картинка сразу расплылась, как только начинал что-то припоминать, но чёткий образ этих добрых и наивных карих глаз, не хотел выходить из головы. И кто это был? Слева голос подал Хибёрд. Видимо, тоже только проснулся. Открыв клетку, чтобы дать ему немного свободы, да размять крылья, он немного покружил над потолком, пока я умывался в ванной, а когда закончил, преспокойно сел мне на макушку. Наглая птица. Кстати, я и вправду лёг спать в обуви. Поставив чайник и включив радио, я как раз попал на утренние новости. Чёрте что творится. Люди стали пропадать чаще, особенно маленькие дети. Какого хрена? Куда Ватикан смотрит? Черти совсем уже страх потеряли. С этими недобрыми мыслями я оделся - тёмно-синие джинсы, чёрные кеды, сероватая футболка и кожаный пиджак. Выключил уже вскипевший чайник, а за одно и радио. От греха подальше, а то новый покупать придётся. Уж больно всё бесит. Сколько не убивай этих ублюдков, а их всё больше становится. Как головы у той змеюки… Выпив такой целебный кофе с утреца, и, почувствовав бодрость, растекающуюся по всему телу, я перестал ощущать себя куском мяса. Посадив Хибёрда в клетку, но не закрывая её, я поменял ему еду с водой, взял ключи и ушёл. «Только найдись побыстрее, Савада», - единственная мысль, что крутилась у меня в голове на данный момент.***
Знаете, есть огромный плюс в том, что ты наполовину ангел. Если захочешь, то можешь стать невидимым для людей, а это очень помогало, когда ты паришь в воздухе. Всё-таки не нужно им знать, что на свете существуют такие как мы, потому что я более чем уверен, что многие могут разочароваться. Вообще есть ещё некоторые плюсы, например, тебе уже не надо тратиться на билеты. Если не ленивый, то доберёшься сам. Из Ватикана до Израиля я долетел часов за пять, двадцатью минутами раньше или позже. Ещё минут десять пришлось на то, чтобы добраться до Иерусалима. Люблю скоростной полёт. У одного моего знакомого Коня здесь есть квартирка. Кажется, она находится в мусульманском квартале Старого города. Шумное место, там вечно много людей, и туристов в том числе. Вообще, я не понимал, зачем ему квартира в Иерусалиме, если он появляется здесь раз в пятилетку, но сейчас она пригодилась. Как-то он сказал, что я могу появляться там, когда захочу. Итак, случай представился. Найти этот квартал было не сложно. Нырнув в такую ненавистную мне толпу, я подсознательно решил показаться людям и прошёл через Дамасские врата, которые ведут туда, куда мне было нужно. Квартиру я тоже нашёл без проблем. Конь как-то сказал мне адрес, а на память я никогда не жаловался. Она была в одном из старых зданий. Не сказал бы, что апартаменты роскошные, всё скромно и в меру. Не похоже на хозяина. В его особняке, где он пасётся, обычно чего только не найдёшь. Я всё бы списал в утиль за ненадобностью, но он сказал, что это статуи искусства. Тоже мне, ценитель. Хоть за квартиркой и ухаживали, но продуктов в холодильнике не нашлось. У меня ещё оставалось где-то десять или одиннадцать часов - этого вполне хватит, чтобы обойти ближайшие места, купить продукты, медикаментов и осмотреть территорию на наличие нечисти. Не хочу, чтобы потом случился какой-нибудь сюрприз. Ненавижу сюрпризы. Я покончил со всей этой рутиной поздно вечером. Огромное количество времени ушло на патруль. Эти вертлявые, узкие улицы больше похожи на лабиринт, в котором легко запутаться. Скоро должны открыться врата, и я начал задумываться над тем, как буду искать мальчишку. Идеи не появлялись, а время неумолимо шло вперёд. В конце концов я решил просто парить над Иерусалимом, а дальше действовать по обстоятельствам. Но всё вышло легче, чем казалось. Не знаю уж как, это примочки Дьявола, но врата открылись над Иерусалимом, в небе. Я понял это по резко вспыхнувшей энергии, которая неприятно давила на грудь. Это продлилось недолго. Так же стремительно, как и появились, врата исчезли, а вот неприятное ощущение осталось. Попытавшись определить, в какой стороне они открылись, я подлетел к еврейскому кварталу. Это точно было здесь. Неприятная энергия сгустками чёрного дыма ещё не успела выветриться. Не найдя никого взглядом по близости, я решил просто лететь вперёд, а когда буду близко к Тсуне, то почувствую его ауру. Но я даже предположить не мог, где он. Людей вечером на улицах было мало, и я спокойно мог лететь на низкой высоте, чтобы разглядеть получше узкие улочки. Затем решил облететь ближайшие храмы и соборы, но и там его не нашлось. Остановившись на минутку, я решил подумать. В следующую секунду меня словно током прошибло. Он просто должен быть у Стены плача. Приближаясь туда, я всё больше чувствовал себя дураком. Его аура ощущалась всё чётче и чётче. Он был там, лежал в центре на гладком мраморе, скрючившись и хватаясь за волосы, от чего они ужасно спутались, плакал. Рыдал и скулил, размахивая крыльями с чёрными, как смоль, перьями. Невидимый для людей, он молил о помощи, но его никто не слышал. Не зря я купил лекарства. Обезболивающее, кажется, там есть. Взяв юношу на руки, я полетел в наше временное убежище. Почувствовав моё тепло, Тсуна успокоился и посмотрел на меня. Мне показалось, что он меня узнал. Эти глаза были похожи на те, что приснились мне прошлой ночью, но всё же немного отличались. В этих уже не было столько невинности и любопытного страха. Они смотрели с уверенностью и пониманием. Цвет тоже был другой, но что-то общее осталось. Доброта и искренность. Так я понял, что он не потерял себя в Аду, лишь вырос. В момент его взгляд помутнел, и он уснул. Долетев до квартиры, я положил его в одну из комнат на кровать. Потрогав лоб Тсуны, я заметил, что у него небольшая температура. Заставив его выпить лекарство, я сам пошёл в другую комнату и лёг спать. С ним всё будет в порядке, скорее всего.***
Головная боль уже не так сильно мучила мою черепную коробку. Воспоминания шли друг за другом, меняясь, словно кадры в очень длинном фильме о жизни простого парня, который был неудачником во всём, кроме готовки и хирургии. Мать была японкой, а отец итальянцем, работал в какой-то крупной организации и практически не появлялся дома. Вот кадр, где мне пять лет, и я стою рядом с мамой, наблюдая, как она готовит. Вот кадр, где я уже постарше, и сам помогаю нарезать продукты. Вот я пошёл в школу. А вот я делаю сложную операцию раненному в госпитале. Успешно. Тогда мы с Энмой, моим другом, пошли в какую-то забегаловку, чтобы это отметить. Купили саке и надрались в щи у него дома. Следующий кадр был с моей любимой. Её звали Хару. Странная девушка, и я искренне любил её, но она умерла, когда на наш городок напали. Мы были в разных частях города. Я в госпитале, а она на фабрике, где работала швеёй. Я не видел этого, но говорили, что фабрику взорвали, а выживших не осталось. Отец не выдержал и забрал нас на свою родину, в Италию, на остров Сицилия. В то время в этой стране было спокойно, и она процветала. Мы жили в огромном особняке за городом, поближе к морю, где было тихо и спокойно, относительно говоря. Весь шум создавали мы с Лампо. Весёлый парень, правда детей терпеть не мог, но порой и сам был, как ребёнок. Как я позже понял, в этом же особняке находился головной штаб «тайной» организации отца. Он никогда не говорил мне, чем занимается. Я догадывался, что именно благодаря этой организации нас с мамой удалось вывезти из Японии, чему был очень рад. Больше я не мог там оставаться, всё напоминало о погибших друзьях и любимой. Мне было легко приспособиться, языку меня Отец обучил ещё в детстве, нанимая репетиторов, а внешне я практически не отличался от итальянцев, лишь рост у меня был маловат и волосы, как у мамы. Там я быстро нашёл академиков, которые проводили лекции вечером в местной церкви. С этим мне помог мой новый друг – Дино Каваллоне. Весёлый блондин, с такими же, как и у меня, карими глазами. Уже на курсах он познакомил меня с Луссурией. Позже я узнал, что он гей. Поначалу я от него шугался, и далеко не из-за ориентации. Один его вид пугал. Раньше мне такое даже в самых страшных снах не снилось. На голове у него был разноцветный ирокез, он всегда носил солнечные очки, да и одевался странно. Со временем я привык к нему и понял, что он безобидный, а характер у него был хоть и необычный, но мягкий. Здесь медицина отличалась от той, что я выучил на Родине. Не то, чтобы она была другой, скорее более продвинутой, и я узнавал много нового каждый раз. Они не брали денег за посещение, хотя от пожертвований не отказывались. Но маме было сложнее. Она практически не выходила на улицу, ведь все смотрели на неё, как на урода. На прогулки в город мы выходили не часто и всегда вечером. Спасало то, что у особняка есть огромный сад с беседками, где мы порой сидели после обеда и разговаривали, делясь новостями. Вскоре я у матери обнаружил туберкулёз. Мы пошли как-то вечером к пристани, чтобы полюбоваться на море в свете луны. Я видел, что она сдерживается, сильно сжимает мою руку, но, в конце концов, забилась в сильном кровяном кашле. Я сразу понял, в чём дело, но не хотел этого принимать. Я делал ей обследования, брал кровь на анализ, следил за ней, вёл дневник, даже к академикам водил, но они разводили руки. Видимо она уже давно болела, но не хотела говорить, ведь знала, что болезнь неизлечима и лекарства не существует. Я рвал и метал. Злился на себя и эту чёртову медицину, на которую я угробил столько лет, но так и не смог вылечить самого дорогого мне в жизни человека. Это занятие стало мне ненавистно, а через полгода Нана умерла. Её похоронили на фамильном кладбище семьи без особого шума и пышностей. Присутствовало от силы человек девять. Включая меня и отца, пришли его приближённые и Дино. Я позвал его, а после мы пошли в бар «Пиночетти» и напились. Там же Дино познакомил меня со Скуало. Высокий парень, с длинными волосами пепельного цвета и голубыми глазами. У него был взрывной характер, и он вечно орал: «Вро-о-ой!», когда надо и не надо. Дино с ним учился в одной школе. Я так пристрастился к здешнему элитному виски, что больше не мог остановиться. Приходил в этот бар три раза в неделю ровно в десять часов вечера, садился в самом дальнем углу, напивался, а потом покупал сигареты и шёл к той самой пристани, где я с матерью был в последний раз. В один шумный субботний вечер в помещение ввалились трое с диким смехом, привлекая к себе внимание всего бара. Двоих я уже знал, это были Дино и Скуало, а вот третьего я никогда не видел. Это был брюнет, с зачёсанной назад чёлкой, смуглой кожей и глазами красного цвета. Последнее меня удивило больше, чем наличие шрамов от ожогов по всему телу. Он был одет в светлые брюки и чёрную, наполовину расстёгнутую, рубашку. Ржал он громче всех, что удивляло, ведь я наивно полагал, что Скуало никто не переплюнет. Очевидно существует такой человек. Уже подвыпившие, они заказали ещё алкоголя и сели в противоположной от меня стороне. Я не стал к ним присоединяться. Настроения в этот вечер не было совершенно. Посидев ещё немного и допив бутылку, я, как всегда, расплатившись, пошёл к выходу уже с зажжённой сигаретой в зубах, но уйти, видимо, была не судьба. Меня окликнули Дино со Скуало. - Эй, Тсуна! – помахивая мне рукой, кричал Дино. - Вро-о-ой! Савада, двигай сюда! – вторил ему другой. Тяжело вздохнув, я всё же подошёл и поздоровался с ними, присев рядом со Скуало. Через минуту я узнал, что брюнета зовут Занзас. К сожалению, тогда я был пьяным, а когда я пьяный, у меня язык работает быстрее мозга. Тогда у меня вырвалось что-то вроде: - Мощное имя. Сначала этот Занзас бросил на меня непонятный, заинтересованный взгляд, а потом заржал во весь голос. Дино со Скуало так вообще уже под столом валялись. От такого я резко покраснел и приложился хорошенько лбом об стол. Так и произошло наше с ним знакомство. В тот день, впервые за полгода после смерти своей матери, я не пошёл на ту пристань. Мы с Занзасом стали больше общаться, но в основном он был моим собутыльником в баре. Иногда он приходил загруженный после работы и вечно что-то бурчал себе под нос, обзывая всех бесполезным мусором. Как ни странно, но в какой-то степени мы сдружились, особенно после того, как я по достоинству оценил его коллекцию виски. В один из прохладных, зимних вечеров ко мне пришёл отец. Я сидел в беседке и читал новую книгу по анатомии, когда он меня отвлёк. Дело в том, что у него здесь, в Сицилии, в подчинении больница и сеть аптек по всей Италии, за которыми у него нет времени присматривать, а никому кроме меня он это дело доверить не мог. Было подозрение, что дело нечисто, но отказать не мог. Я понимал, что пора бы уже самому зарабатывать деньги и если я не займу себя чем-нибудь, то совсем сопьюсь, а Занзас поможет. Иногда мне кажется, что он делает это намеренно, в угоду каким-то своим скрытым целям. Зная его характер, то, смею предположить, что он хочет меня убить. Максимум чем я руководил раньше – медсестра в госпитале, так что, когда я вступил в должность, то совершенно не знал, что делать. Отец как чувствовал и послал мне надёжного человека в помощники. Его звали Реборн. Утончённый итальянец с тёмными, как ночь, глазами. Он быстро вбил мне в голову всё, что входит в мои обязанности, обучил экономике и, немного, политике, а также помогал разбираться с документами. Он жестокий учитель, и вбивал знания в прямом смысле этого слова, а удар у него неплохо поставлен. Иногда я успевал вырваться в больницу, чтобы осмотреть несколько пациентов. Любовь к медицине постепенно возвращалась, и после я уже не мог провести день, не приняв хотя бы одного больного. С Занзасом и Скуало я виделся всё реже. У обоих завал с работой, а Дино пропадал на лекциях. В баре мы больше не встречались. Реборн заставил бросить курить, а пить стал в два раза меньше. Иногда я забегал к академикам на чашечку чая, подкидывал им денег, а они советовали мне книги, которые нужно обязательно прочесть. Жизнь текла медленно и спокойно, до одного дня. Он ничем не отличался от обычных летних деньков на Сицилии. В кабинете было ужасно жарко, поэтому я приоткрыл окно с дверью, чтобы создать хоть какой-то сквозняк. В такой день хорошо бы сходить на море и искупаться, ведь Дино звал меня, но на столе лежало столько документов, которые ждали, что их посмотрят, и отказался. Если я не выполню это сегодня, Реборн снова задаст мне трёпку. Все эти документы, в основном, отчёты об операциях и медикаментах, что были использованы, а также о состоянии больных, которые находились в тяжёлом состоянии. Ещё на столе лежали отчёты о доходах аптек со всей Италии. Буду сидеть здесь до следующего утра. Поздно вечером я решил себе дать передохнуть немного. Во рту не было ни кусочка, живот урчал, напоминая о себе, а буквы перед глазами расходились в разные стороны, хотя, вполне возможно, что это уже мои глаза расходились в разные стороны. Я выполнил почти всю работу, мне осталось только просмотреть отчёты врачей моей больницы, и я смогу пойти домой. Решив сходить в соседний ресторанчик, чтобы перекусить, я закрыл окно с дверью и вышел на улицу, вдохнув воздух полной грудью. Есть хотелось зверски. Я бы сейчас съел целую лошадь не подавившись. Тут я заметил, что недалеко от меня на дорогу выбежала маленькая девочка. У неё были длинные рыжие волосы и карие глаза. Она была ужасно худой и одета в потрёпанный жёлтый сарафан. Прямо на неё неслась карета, я хотел закричать на неё, но понял, что ей это не поможет и бросился в её сторону. Всё, что я успел сделать, это полностью прикрыть её собой. Она рыдала от испуга и дрожала, как осиновый лист, я это чувствовал. Видимо кучер пытался остановить лошадей или как-то нас объехать, но отдал неправильную команду, и они разогнались ещё больше. В следующий момент копыта лошадей железными подковами со всей силы ударили меня по спине и голове, и я уже не чувствовал, как по мне проехалась карета. Я умер на месте. Мне было двадцать пять лет. Чувствовать и видеть – это две абсолютно разные вещи. Я умер, но совершенно ни о чём не жалел, ведь девочка-то выжила. По идее, воспоминания должны были прекратиться, но я почему-то всё видел. Видел, как меня отвозят в мою же больницу. Видел, как у дверей ресторана стояли Скуало, Занзас и Луссурия, смотря на эту картину с удивлением и болью в глазах. Видел, как на всех орёт Реборн в приступе гнева. Видел, как в моей медицинской карте написали: «Смерть установлена в 00:00, пятница, 11 августа 1504 года». Я умер ровно в полночь. На этом воспоминания не прекратились. Я не мог никуда пойти. Интуиция подсказывала оставаться в комнате. Через какое-то время моё внимание привлёк свет. Он исходил от моего тела. От увиденного я удивлённо хлопал глазами. Я просто не мог поверить в то, что сейчас происходило. По рассказам, после смерти душа выходит из тела и возносится в рай, либо низвергается в Ад, но то, что я видел, ломало все мои предубеждения. Моё тело само собой открыло мутные глаза. Они ничего не выражали, в них не было той жизни, что присутствовала там каких-то два часа назад. Страшное зрелище, я был словно зомби. В следующий момент лицо исказилось. Тело подпрыгнуло на кровати и перевернулось, вставая на четвереньки, сделало дугу, ломая себе позвоночник. Оно извивалось, выворачивало себе руки и ноги, сжимало пальцы от боли на руках и ногах, кричало нечеловеческим голосом. На спине у лопаток, я бы даже сказал «на лопатках», взбухли два бугра. Они увеличивались, растягивая и разрывая кожу. Вскоре она не выдержала и лопнула, хлынула кровь, а из спины начали расти белоснежные крылья. «Сгусток энергии, как же», - тут же пронеслось у меня в голове, припоминая рассказ этого Тсуномичи. Крылья всё росли и росли, пока оба не стали больше меня самого. Эти отличались от тех, что я видел у себя в Аду. Они ярко светились белым светом, не смотря на то, что были испачканы в крови, и на них не было ни одного чёрного пёрышка. Тело тяжело дышало, но уже не содрогалось в приступе боли. Сделав один глубокий вздох, оно село на кровати. Я с опаской взглянул в его глаза и… они снова стали прежними. Те же искренние, напуганные, карие глаза. Дверь в тёмную комнату внезапно открылась и в этот же момент под кроватью, где я сидел, треснул пол, освещая всё красным светом. Из раскола ко мне тянулись руки и пытались схватить за ноги, чтобы утащить за собой вниз. Я испугался и отполз от края кровати. Слева от меня кто-то удивлённо охнул. Это был мой Отец. Меня больше удивило не его присутствие здесь, а такие же крылья за его спиной. Справа послышался ужасный смех. Там стоял Тсуномичи. Прямо у края трещины, и смотрел то на Отца, то на меня, что-то обдумывая. Отец среагировал быстрее. Он помчался ко мне, чтобы оттянуть подальше от него, но демон был ближе. Перехватив меня поперёк живота, он оттолкнул Отца и прыгнул в трещину, которая становилась всё больше и больше. Я ничего не мог сделать, лишь рыдал и тянул к папе руки, как маленький ребёнок. Последнее, что я видел на его лице – это боль и отчаяние.***
В небольшой комнате на белых простынях метался молодой, красивый шатен, раскинув в стороны огромные, чёрные крылья. Он смешно жмурил глаза и хмурил брови, постоянно что-то шепча. В следующий миг, схватив одеяло и распахнув глаза, он сел на кровати, тяжело дыша. Видимо, ему приснился плохой сон. Придя в себя, парень оглянулся. Это место ему не было знакомо. Уютная комнатка, которую освещало только что вышедшее из-за горизонта солнце, тумбочка рядом с кроватью, комод и ковёр. Кто-то уложил его в кровать, умудрившись раздеть. Ничего не понимая, парень начал выискивать что-то, что может сойти за одежду. Она нашлась в комоде. Из-за того, что тело было словно налито свинцом, шатен постоянно пыхтел. Видимо услышав эту возню, в другой комнате проснулся его сосед, и на вид он был крайне недоволен. Взглянув в окно, он недовольно цокнул. Не в его планах было вставать сегодня в такую рань. Резко откинув одеяло, он накинул шёлковый халат чёрного цвета, что нашёл здесь в шкафу, и вышел, направляясь в комнату того, кто нарушил его сон. Паренёк с золотисто-оранжевыми глазами уже напяливал сапоги, когда в комнату вошёл брюнет. Вскинув голову, он охнул. - Ты? – не веря своим глазам, спросил шатен. Второй лишь недовольно свёл брови. Такое чувство, что мальчишка его знает, но они ни разу не пересекались ни в одной из жизней. - Я? – переспросил он, решив немного поиздеваться над собеседником. Тот лишь покраснел и потупил взгляд. - Извините. Я… - Савада Тсунаёши, который любит доставлять проблем, - перебил его брюнет хищно сверкая глазами, - Я Хибари Кёя. - Эм… очень приятно, Хибари. Кёя на это лишь хмыкнул дёрнув плечом. - Иди пока посиди на кухне, я скоро приду и, так и быть, отвечу на твои вопросы после чашки кофе, - проговорил наконец он, уходя. Тсуна лишь глубоко вздохнул. Он не понимал того, что происходит. Этого человека он точно раньше не встречал, но он ему приснился. Может это его интуиция расшалилась? Раньше она часто выкидывала такие фокусы. Кухню он нашёл без лишних проблем. Пройдя по коридору мимо нескольких дверей, он вышел в просторную комнату, в которой была лишь одна дверь, она и вела на кухню. Помещение не было столь просторным. У окна стоял небольшой столик со стульями, вдоль стены тоже стоял длинный стол, в который, каким-то непонятным для парня образом, была встроена раковина и какие-то ещё машины, которых он никогда не видел. Единственное, что ещё было знакомо шатену, так это расписной чайник, который стоял на непонятной штуковине и тарелки в интересной подставке, что стояли рядом на столе. Тсуна, решив не заморачиваться, сел за стол посмотрев в окно. Город только начал просыпаться. Сейчас, наверное, где-то шесть часов утра. Воздух был ещё прохладным и свежим, со всех сторон слышалось чириканье птичек. Савада скучал по всему этому, поэтому, засмотревшись, он не заметил, как за ним наблюдают. - Мог бы чайник поставить, - недовольно заметил Кёя. Тсуна подпрыгнул на стуле от неожиданности. - Извини. Я не знаю, как эта штуковина работает, - смущённо пролепетал шатен. Брюнет лишь тяжело вздохнул. «Чувствую, вопросов будет куча», - подметил он, зажигая плиту. Тсуна внимательно следил за его действиями всё больше удивляясь, но не стал задавать вопросов. Сейчас был куда интереснее сам Хибари. Его недовольная физиономия смешила Тсунаёши, и он, по правде, еле сдерживался, но чувствовал, что если издаст хотя бы один короткий смешок, то хозяин дома разозлится ещё больше и ему не поздоровится. Пока Тсуна любовался Хибари, тот, в свою очередь, уже заварил себе и Саваде кофе, громко поставив стакан рядом с ним, отвлекая от себя. Этот взгляд необычных глаз ужасно напрягал. Шатен лишь слегка вздрогнул и, покраснев, взял стакан с кофе в руки, чуть отхлебнув. Этот напиток был действительно вкусным. - Спрячь свои крылья, Савада. Они занимают много места, - недовольно заметил Хибари. - И как это сделать? – раздражённо спросил Тсуна. - Просто подумай об этом, и они исчезнут, - лениво ответил тот. С этим Тсуна успешно справился, удивлённо замечая, как они быстро исчезли. - Где мы сейчас находимся? – спросил Тсуна, отпивая ещё кофе. - Мы в Иерусалиме. - Припоминаю такой город на востоке… - задумчиво протянул шатен. Хибари на это лишь хмыкнул, разглядывая своего собеседника. Это было странно, но он каким-то образом был сильно похож на Джотто. - Ммм, а какой сейчас год? – вырвали его из раздумий. - Две тысячи четырнадцатый, - незамедлительно ответил он. В момент глаза Тсунаёши расширились в удивлении. «Значит, те пятьсот десять лет были не шуткой», - истерично пронеслось у него в голове. Он повернулся, посмотрев в окно. Если заметить, то многое здесь принадлежит другой эпохе. Всё такое незнакомое и интересное. Откинув грустные мысли, он снова начал заваливать Кёю вопросами. Тсуна узнал, что Хибари здесь по заданию начальства. Якобы, ему нужно доставить его в Ватикан. Он, грустно вздохнув, спросил: - Ты уже сообщил своему начальству, что нашёл меня? - Ещё нет, но они и сами догадываются. - А можно тебя попросить? - О чём? – с иронией в голосе протянул Кёя. - Устрой мне сегодня экскурсию по городу! – весело крикнул шатен. Кёя от такого поперхнулся. Он совершенно не хотел таскаться по этому шумному городу, но эти просящие глаза просто заставили его сказать… - Ладно. Тсуна радостно улыбнулся ему и поблагодарил. Ещё пол часа Кёя ему объяснял, что та штуковина, на которой стоял чайник – это газовая плита, то, что стоит рядом – стиральная машина, а следующая – посудомоечная машина. Долго мучился, объясняя, как всё это работает, Тсуна лишь сидел и внимательно слушал, а Хибари продолжал распинаться. - Это зажигалка. Нажимаешь сюда и… - Ну, как работает зажигалка я знаю. - Заткнись, - Кёя не выдержал и ударил парня по макушке. - Эй, больно же! – крикнул Тсуна. - Беси меньше, - спокойно ответил Хибари. Савада на это лишь нахмурил брови. - Ну а это что? – показывая на огромную махину, которая стояла в углу, спросил он. - Холодильник. Всё, что тебе нужно о нём знать, так это то, что там нужно хранить еду и продукты. Тсуна заинтересовано поглядывал на объект. Что-то решив для себя, он встал и подошёл. Открыв дверцу, его сразу обдало морозом. «Понятно, это что-то вроде мини-погреба. Очень практично», - заметил он. Всё это время Хибари неотрывно следил за Тсуной. Его реакция на такие обыденные, как казалось, вещи, забавляла. Который раз за утро тяжело вздохнув, Кёя встал из-за стола, помыл чашки и ушёл в зал. Тсуна, как хвостик, всюду следовал за ним, с интересом всё рассматривая. Плюхнувшись на диван, Кёя решил расслабиться и посмотреть телевизор. Как только он нашёл пульт и включил телевизор, Тсуна удивлённо вскликнул, уставившись на непонятный ящик. Хибари не выдержал и засмеялся, но Савада, казалось, и не обращал на это никакого внимания. Его взгляд был устремлён на непонятный предмет, издающий звуки и показывающий картинки. - Что это? – не вытерпел Тсуна, требуя объяснений. - Это телевизор. Даже не спрашивай, как он работает, это долгая история. По нему ты можешь смотреть новости, фильмы, различные рекламы, - терпеливо ответил Хибари, - включают его вот этим устройством, - помахивая пультом перед лицом Тсуны, сказал Кёя, - просто нажимаешь на разные кнопки и переключаешь каналы. - Ух ты, - с придыханием ответил он, - Прошло так много времени. Люди многого добились. Хибари ничего на это не ответил и решил промолчать. Все программы были на местном языке, а он его не понимал, но Тсуну, кажется, это совершенно не заботило. - А когда мы пойдём в город? – спросил он, напоминая о моём обещании. - Да хоть сейчас, - ответил брюнет, отключив телевизор. Тсуна радостно улыбнулся и в момент оказался у двери дожидаясь брюнета. Ему просто не терпелось пройтись и размяться. Он так давно не видел людей, не бродил под солнечными лучами и не наслаждался хорошей компанией. К вечеру Хибари совсем вымотался. Так много он никогда не разговаривал, как в этот день. У него даже язык устал. Они прошлись по разным торговым улочкам, храмам и соборам. Побывали у нескольких врат и плотно поели в местной кафешке. Еле как затащив Тсуну в дом, он заставил его принять душ и лечь спать. Сам он уже давно валился с ног.