Сердце Алисы пело. Душа парила в недосягаемой дали, увлекая с собой, точно аэростат, все помыслы и даже, как будто, частичку веса тела, излучающего на окружающий мир энергию прекрасного настроения, что, подобно статическому электричеству, при каждом движении, каждом вздохе всё больше концентрировалось в нём. Мир сейчас был создан только для Алисы и её удовольствия. Успех на Конференции, весёлый приём у профессора Пусса, а после замечательная прогулка по парку Маулаты – прогулка словно в другое измерение! Пришлось отменить пару запланированных ранее встреч, но разве оно того не стоило? Ах, нужно делать себе маленькие подарки!
Оказавшись перед дверью своего номера, Алиса вынула из сумочки пластиковую карточку-ключ и вставила её в замок. За действием ничего не последовало. Алиса с недоумением повторила операцию – никакого эффекта. Она взглянула на карточку и рассмеялась.
«Совсем голову потеряла от этих грёз наяву», – фыркнула она на себя. Но витать в облаках было так здорово! Такого приключения с ней ещё не случалось. И волнующее чувство первооткрывателя непознанных миров хмельной беспечностью и радостью искрилось в её крови, как удивительный напиток доктора Уайта.
Алиса снова пошарила в сумочке и достала другую карточку. Замок, автоматически перепрограммируемый при регистрации, мелодично сказал «Добро пожаловать, Алиса», и девочка, пританцовывая, вошла в комнату. Она бросила карточки на стол, закружилась, заливаясь звонким счастливым смехом, упала на кровать и мечтательно закрыла глаза.
«Алиска, так нельзя!» – строгим голосом упрекнула она себя и снова засмеялась.
Но Гарольд такой очаровательный! Сперва прикидывался букой, а на деле оказался таким трогательным и весёлым романтиком с распахнутой настежь душой. Будто сто лет с ним знакома. А какой он умный! Какую бы тему ни заводила Алиса, он её обязательно поддерживал либо ёмким комментарием, либо вопросом по существу. За полчаса он стал с девушкой запанибрата, несмотря на солидную разницу в возрасте. Смущение ореолом благородной величественности Уайта, что он внушал Алисе в первые минуты их встречи, продолжало жить в ней. Но доктор чутко обратил на это внимание, без обиняков выразив сожаление, что человек, добившийся признания Галактического Научного Общества, не может быть более раскованным в обществе того, кто никогда не выступал ни на каких конференциях и даже в школе стеснялся отвечать у доски. Ирония Уайта расставила точки над «i». Алиса пообещала впредь не заморачиваться над тем, какое почтение вызывает у неё доктор, попросив его поклясться, что он, наконец, воздержится от подобных комплиментов. Что Уайт с видимой неохотой и сделал. После чего по обоюдному согласию они перешли на «ты».
Алиса не решалась подозревать Уайта в заигрывании. Во-первых, у неё не хватало опыта в таких вопросах. Во-вторых, в общении с доктором она не замечала того, что ей доводилось наблюдать у сверстников, а порой и взрослых, стремящихся снискать внимание у «слабого пола»: позёрства, ужимок, подстраивания под вкус собеседницы, желания казаться лучше, чем есть. «Скромный ветеринар» был лишён этого. Уайт был просто замечательный и не гнался за возможностью блистать своей замечательностью, с него хватало знания цены себе и своим словам. Он подавал себя, как само собой разумеющееся явление, но одновременно добивался в действии такой изысканности, что легко пробуждал понимание, насколько жизнь зависима от самых простых явлений и вещей.
Уайт также, не в пример иным пылким ухажёрам, старался сохранить дистанцию с девушкой. Он не стремился оказаться ближе того пространства между ними, что было необходимо для комфортных нескованных движений. Он не делал попыток прикоснуться к Алисе при любой возможности или подержать её за руку. Чего, правда, сама она втайне хотела. Рука Уайта, чуть сдавившая её плечо в Эдеме, вызвала у неё чувство умиротворённой лёгкости и приятную дрожь. К её молчаливому сожалению, доктор не повторял подобных действий.
Наконец, сам их разговор не напоминал флирт, как он представлялся Алисе. В нём не было пустопорожней болтовни о погоде, счастливой встрече и намёков об одиночестве. Уайт мало говорил о себе и не задавал Алисе стандартных вопросов о её интересах, увлечениях и образе жизни. Их беседа текла сама собой, плавной широкой рекой разливаясь по актуальным вопросам науки, философии, истории, проблем Земной цивилизации. Доктор не скрывал восхищения Алисой. Но при этом не унижался до того, чтобы спускать ей ошибки в каких-нибудь рассуждениях, и признавал за девушкой равное право спорить с собой, если та считала, что он в чем-то заблуждается.
И Алисе казалось, они могут говорить бесконечно. Они наслаждались разговором и прогулкой. Как Уайт её слушал! С каким вниманием он ловил каждое её слово, блаженством отражавшееся на его лице необычной красоты.
А как он смотрел на неё! После обещания не произносить смущающих Алису комплиментов вся невысказанность их восторженным, но печальным сиянием блистала в его и без того завораживающем, вдохновленном взоре. Что за взгляд! «Обожание» было бы неверным, вульгарным словом, чтобы описать пылающие в синеве зрачков доктора эмоции. В глазах Уайта не читалось присущего ловеласам желания обладать предметом, на который проливался их свет. Доктор смотрел на Алису с упоённостью счастьем, экзальтацией и самоотрешённостью, с какими созерцают произведения искусства – бесценные воплощения величия человеческого Разума и духовного богатства. Смотрят, понимая, что Совершенство невозможно, преступно присваивать – оно должно принадлежать всему миру, служа утешением и опорой веры в лучшее сердцам, понукаемым прогрессом мчаться дни и ночи в неизвестность.
Если Алиса не могла спокойно воспринимать похвалы доктора в свой адрес, то против его взгляда она не находила средства защиты и не хотела его искать. Она подчинилась ему. Добровольно искала синего плена, дарящего ей удовольствие спокойного уюта и заботы с пряным привкусом льстивого ощущения собственной значимости.
Удивительный, ведовской взгляд! Как она его могла забыть? Странно, она хорошо помнила, как летала с отцом на Обрио. В её памяти буквально по минутам отложились несколько прекрасных дней, проведённых на этой маленькой гостеприимной планете. Но взгляда, будто специально созданного для того, чтобы оставлять неизгладимый след в воспоминаниях, ей в связи с тем путешествием припомнить как раз не удавалось. Не ассоциировался у неё доктор Уайт с Обрио! Может, она действительно не встречалась с ним, если он, по его словам, безвылазно сидит в лаборатории. Так откуда бы ей тогда помнить эти колдовские глаза?
У Алисы вдруг появилось непреодолимая жажда вновь увидеть лицо доктора Уайта и окунуться в чарующий океан его очей. Её охватила досада, что желание это неосуществимо до завтрашнего дня, когда они договорились встретиться вновь. Ещё сорок пять часов томления до заветного момента! Алиса села на кровати, поджала колени к груди и обхватила их руками. Мир несправедлив! Ей хочется столь малого, а получить этого она не может. Вздох разочарования сорвался с её губ.
«И что меня потащило в гостиницу? Могли бы ещё погулять пару часиков! Зачем я сказала, что устала? Вовсе я не утомлена!» – пеняла себе Алиса, снова и снова проматывая в памяти яркие моменты своего свидания с Уайтом.
И тут она вспомнила о гениальном изобретении человечества – компьютере, подключенном к Галактическому Информаторию. Там же какую угодно фотографию можно найти, только введи в поисковик имя или предмет! Конечно, жаль, что они не обменялись с Гарольдом номерами связи. Сейчас бы можно было просто поговорить по видеофону.
«Хорошая мысль всегда приходит не вовремя. Или я всё-таки спрашивала его номер? Ах, голова идёт кругом! До завтра вытерплю, а там первым делом попрошу Гарольда сказать, где он остановился, дать мне номер видеофона в его отеле и на Обрио и… В общем, не хочу его терять из виду!»
Алиса уселась за компьютер. Она дрожала от странного чувства, будто делает нечто противозаконное. Но сердце её трепетало от предвкушения увидеть вожделенный облик и радости за собственную находчивость, способствующую этому событию. Информаторий принял набранный запрос: «Доктор Гарольд Кристофер Уайт. Пл. Обрио». Началась обработка данных.
«Ну почему так долго!» – закусив губу, думала Алиса, хотя прошла всего пара секунд.
Экран мигнул, и на нём появилось лицо и краткие сведенья о его обладателе. Алиса ахнула. Увы, но, как говорится: «Machinis est errare».
[1] Сейчас произошёл именно такой случай. С мерцающей панели на Алису, пряча в аккуратной серебряной бороде мягкую улыбку, мудрыми, но хитрыми глазами смотрел сухопарый дедушка. Алиса пробежала взглядом по статье о докторе. Всё совпадало, кроме фотографии. Мир точно несправедлив!
На душе появился неприятный холодок, словно форточку в мороз открыли. Алиса задумалась. Её новый друг должен был пройти регистрацию в космопорту Палапутры, а значит, там должно быть его фото! – рассудила она и изменила в графе поиска «Пл. Обрио» на «Пл. Блук. Палапутра».
Спустя беспардонно затянувшееся мгновение на мониторе высветилась надпись: «Регистрационные данные космопорта Палапутры. Поручитель: капитан корабля «Гордость Сириуса» Жак Мелье. Порт приписки: планета Обрио (Союз Галактики Млечный Путь), Рувалт, гр. Выаст». Далее следовало число регистрации по календарю Блука, а ниже информация о докторе Уайте, совпадающая с той, что Алиса читала на прежней странице поиска. Но главного, что ей сейчас было необходимо – фотографии, – не было. Алиса от обиды даже кулаком по столу ударила. А морозец на сердце стал заметнее.
Ну, нет фотографии и что? Фотографирование в космопортах, как элемент так называемой «полной регистрации», непринудительно. Просто, если некое лицо отказывается от этой процедуры, оно лишается права доступа к некоторым объектам и видам деятельности на планете. Например, не имеет права носить оружие, покупать некоторые виды товаров, посещать научные институты и оборонные предприятия. Помимо этого, власти могут без объяснений выдворить такое лицо со своей планеты в любой момент, да ещё и штраф содрать. Для какого-нибудь туриста вся эта кутерьма неважна. Но для доктора, члена-корреспондента, должно быть существенной помехой в его деятельности.
Этот факт настораживал. Приоткрытая форточка сдвинулась ещё, впуская новую волну холода.
Уайт сказал, что ненавидит фотографироваться. Ненавидит настолько, что не хочет проходить полной регистрации в космопорту? Уж не с этим ли обстоятельством связано его опоздание на Конференцию? Его просто не пропустили дальше Эдема! Но для получения работы на Обрио он обязан был сфотографироваться? Наверняка! Только компьютер что-то напутал, железяка!
Алиса вернулась к первоначальному поиску. Но упрямая машина вновь одарила её изображением подтянутого симпатичного деда, а не её молодого красавца.
Уже не форточка, но окно распахнулось настежь, сковывая сознание ледяной тревогой. С Гарольдом Уайтом не всё в порядке – он скрытничает! Почему? Алису охватила жгучая подозрительность. Она заблуждалась в том, что встречалась с Уайтом, когда гостила у Газалууса Арка . Ей знакомо его лицо и она была на Обрио. Поэтому, когда доктор назвал себя, она сделала неверные выводы, совместив две посылки. Но сам Уайт утверждал, что они не встречались! Откуда же она может его знать? Теперь Алиса была уверена в том, что не просто встречалась раньше с Уайтом. Но и в том, что это знакомство оставило в ней отнюдь не приятные воспоминания. Психологический барьер памяти не желал возвращать ей того, что погребла в своих волнах Лета.
[2] Потому что в тех воспоминаниях скрывалось нечто страшное.
Алиса закрыла глаза и сконцентрировалась, пытаясь вспомнить, где она могла видеться с доктором Уайтом до сегодняшнего дня – это было крайне важно. Она представляла их прогулку по парку, мысленно отмечая каждую деталь внешности спутника. Его тигриные движения, грациозные и плавные, но таящие мощь недюжинной силы. Его галантную речь с приятным оксфордским акцентом. Его глаза…
Вот доктор обращается к ней, протягивая стакан с бодрящим гоголь-моголем. Взгляд его сияет, на губах улыбка ангела. Солнечный зайчик, отразившись в прозрачном пластике стакана, перескакивает на перстень доктора. Перстень – он привлёк внимание Алисы ещё во Дворце Учёных. Матово-серебристый, наверно, платиновый. На печатке выгравирована цифра «4» с забавным крючком на вершине, отчего четвёрка выглядит будто сложенной из двойки и проведённой через её основание перпендикулярной черты. Грани четвёрки отделаны напылением из алмазов и сапфиров и на солнце блестят не слабее глаз Уайта. Вокруг цифры изображена тонкая вязь латинским письмом.
На вопрос Алисы Гарольд ответил, что это кольцо ему досталось от деда, а деду от его деда. «Четвёрка» на перстне означает номер сефиры из Древа Жизни в каббале.
[3] Называется эта сефира Хесед и символизирует милосердие.
[4] Алиса спросила, не та ли это каббала, которой занимаются таинственные масоны, и Уайт, рассмеявшись, очередной раз подивился её знаниям.
И вот сейчас перстень с крючкообразной четвёркой застыл перед мысленным взором Алисы вместе с сияющими ультрамариновым светом глазами доктора. Но почему в ней пробудился страх от этих воспоминаний? Почему её пугает эта четвёрка? Почему проникновенный взгляд Уайта кажется ей теперь таким жутким?
Эйфория свидания прошла, её сменила усталость, вот и видится всё в мрачном свете, – объяснила себе Алиса сумбур в своих собственных чувствах.
«Четвёрка»? Смешно же размышлять, где ты видела такую цифру! В школе, в магазине, в книге – да где угодно. Мир наполнен «четвёрками» под завязку! Это так! Но не все из них такие же крючковатые. Такую «четвёрку» она видела… видела… видела…
Алиса затаила дыхание и распахнула глаза.
В планетарном справочнике! И это не «четвёрка», а…
Девочку затрясло. Зубы застучали. Краска схлынула с лица. Ключ подошёл к секретной дверце её памяти. Поток воспоминаний хлынул на неё, сливаясь воедино с образом Уайта и увлекая волной ужаса в пучину ненависти.
Это астрономический знак планеты Юпитер! И Алиса знала, что за надпись зашифрована в вязи вокруг него, хотя доктор этого не говорил, а она не приглядывалась. Но два года назад она читала про такие кольца и людей, их носивших, на занятиях по Этике и Законодательству Биологического Общества Союза Галактики. На перстне был выгравирован латинский афоризм:
Quod licet Jovi, non licet bovi – «Что позволено Юпитеру, не позволено быку».
Дрожащими пальцами Алиса набрала запрос в Информаторий. На экране появилась фотография шестидесятилетней давности. Алиса вскрикнула. Вот где она видела этого Уайта, который вовсе не Уайт! Судебный процесс «доктора Моро»!
На фото перед судьями стоял красивый крепкий юноша лет 20-25. На лице его лежала печать скорби и мольбы, глаза сияли откровением. Одну руку он призывно протянул к судейскому амвону на манер греческого ритора, другой указывал на сидящего рядом человека с безмятежным спокойствием на умном лице.
Комментарий к фотографии гласил: «Штреззер даёт показания против профессора Эннингтона».
Алиса знала эту историю! Как! Как она могла забыть такой драматический эпизод в деле, которое, не щадя своих нервов и сил, изучала почти неделю!
Реклифт Рудольф Штреззер. Родился 13 июня 2013 года. Один из главных обвиняемых по «делу Моро». В ходе процесса активно сотрудничал со следствием. После заявления самого Эннингтона, что Реклифт не знал о «тёмной стороне» его «научной деятельности» и непричастен к производимым профессором опытам по репликации генов,
[5] вивисекции,
[6] торговле органами и наркотиками и прочим статьям обвинения, Штреззер получил статус свидетеля. По завершению процесса реабилитирован. Но спустя два года Совет Учёных подал в суд заявление с просьбой о пересмотре дела Штреззера. Его подозревали в более активной деятельности в качестве лаборанта Моро, чем он представил то на суде. Учёные также не верили в благородство Эннингтона. Петицию подписало больше тысячи видных профессоров и академиков того времени. Среди них был и прадед отца Алисы. Началась подготовка к новому судебному процессу. Но дело закрыли, не начав, в связи со смертью подозреваемого. Штреззер покончил с собой дичайшим образом – бросился в резервуар с кислотой. Лишь по сложному анализу ДНК удалось установить в бесформенной расползающейся массе бывшего лаборанта профессора Эннингтона. В предсмертной записке Реклифт горько сожалел, что ему выпала участь жить в обществе столь мнительных людей. Он не обвинял их в подозрительности и выразил надежду, что его смерть хоть немного прибавит им доверия.
«И этот человек час назад гулял со мной по парку!» – чуть вслух не закричала Алиса.
Сомнения в том, что рядом с ней находился Штреззер, а не похожий на него человек, она решительно отмела. Перстень! Они все носили такие перстни! Проклятые юпитерианцы!
«Но если он жив, что за несчастный оказался в цистерне с «царской водкой»? Если он невиновен, зачем он таится и выдаёт себя за другого? Зачем он носит этот страшный знак принадлежности к секте убийц? Почему он так молод?! Что теперь со всем этим делать?!» – один за другим точно бомбы взрывались вопросы в мозгу Алисы. Ответов на них не было. Алиса не хотела их знать. Она желала спрятаться, исчезнуть, раствориться, быть где угодно, но не здесь, на одной планете с загадочным восставшим мертвецом, носящим на пальце чудовищный перстень.
Давно, очень давно Алисе не было так страшно. Вообще-то, страхов у неё хватало – она же обычный человек, в конце концов. Например, её пугали пауки. Но паук «безмозглое» членистоногое, ему в голову не придёт намеренно нападать на человека. Тот же двуногий мизгирь,
[7] с которым так беспечно сегодня прогуливалась Алиса, обладал дьявольской смекалкой и умом. Он направлял их именно на истребление людей и, следовательно, как никакой другой арахнид заслуживал опасения. Суд его оправдал. Да мало кто поверил в то, что лаборант (!), один из ближайших друзей (!) Эннингтона не знал о его преступлениях. Так считала и преподаватель Алисы, Галина Петровна, того же мнения был профессор Селезнёв. Печатка на пальце Уайта-Штреззера красноречиво говорила о его участии в вакханалии смерти, устроенной Моро. И Алиса боялась его! Боялась не только из-за его потенциальной опасности, но и из-за того, что понятия не имела, как ей поступить в сложившейся ситуации. Она пребывала в полном смятении, и чувство беспомощности усугубляло её страх. Алиса, оцепенев, смотрела на экран. Сердце бухало в грудную клетку, словно хотело разбиться в лепёшку о рёбра, и его удары набатом отдавались в висках.
В дверь тихо постучали. Алиса вскрикнула и вскочила из-за стола, опрокинув стул.
– Кто там? – потеряв от неожиданности голос, хрипло крикнула она.
– Это я – Гарольд, – раздался приглушённый дверью ответ. – Извини, пожалуйста, у меня нет сил дождаться завтрашнего дня. Здесь такие длинные ночи! Позволь мне скоротать её с тобой или отказом внуши мне терпение. Проявишь ли ты милость к моей слабости или преподашь мне урок твёрдости, я всё приму с одинаковой радостью. Не молчи! Безмолвие двузначно и может этим погубить нас обоих.
Алиса стояла в нерешительности. Мысли путались, колени подгибались. Её лихорадило от волнения и чувства опасности. Она ощущала себя маленьким козлёночком из старой сказки. А за дверью стоял волчище и ласково уговаривал впустить его в дом.
– Всё в порядке? – проникновенно спросил голос и добавил яду. – Ты боишься? Прости! Ты не одинока в своём страхе.
Алиса собралась и, подойдя к двери, решительно распахнула её.
Что-то яркое бросилось на неё и ослепило. А в следующее мгновение острая боль прошила всё тело. Парализованная Алиса рухнула на пол. В номер спокойно с триумфальным видом вошёл мнимый Уайт, за ним бакалавр Сёд. По комнате облаком радужных перьев металась большая бескрылая птица.
– Выключи её, – приказал экс-Уайт своему спутнику.
Тот вынул из кармана пульт и нажал на одну из кнопок. Птица растаяла в воздухе. Голограмма!
Алиса не могла двинуться – тело окостенело. Но сознание, слух и зрение к ней вернулись быстро. Она застонала.
– Живо! – рыкнул Штреззер.
Сёд достал из кармана клейкую ленту и нещадно затянул рот Алисы в несколько слоёв. Затем в дело пошёл нож Штреззера, бесцеремонно освобождая жертву от одежды. Едва он закончил, Сёд небольшим металлическим бруском поводил по обнажённому телу и резюмировал:
– Вшитых датчиков нет, хозяин. Только съёмный в клипсе.
– Подожди! – осадил его Штреззер. – Я сам! Ты ей ухо оторвёшь, тупица!
Он снял с Алисы клипсы и, повертев перед глазами, холодно хохотнул.
– До чего наивные пошли родители: отправляют детей к чёрту на рога без нормальных пеленгационных устройств. Просто искушения для киднеппинга! Как ты думаешь, Сёд, стоит наказывать таких родителей?
– Как угодно, хозяин, – без единой эмоции отозвался бакалавр.
– Мне было бы угодно никогда не встречаться с этой девчонкой! – зло прошипел Штреззер. – Столько спешных забот теперь из-за неё! А я ненавижу спешку!
– Да, хозяин.
– Проверь компьютер. Она могла связаться с полицией, – распорядился Штреззер и театрально продекламировал:
Сколь широки Галактики просторы,
Но даже и у чёрта на рогах
Нет-нет а повстречается знакомый,
Как будто вы живёте в двух шагах.
Проклятая бескрайняя тюрьма
Осточертела! Но скажу без шутки,
Да я бы богом чувствовал себя,
От всех таясь в ореховой скорлупке! [8]
– Хозяин, в Информатории запрос о докторе.
– Догадливая гадюка, – Штреззер пнул в живот лежащую перед ним девочку. – Не учат нынешних детей в школе, что любопытство сокращает жизнь сильнее курения. Одна его капля способна истребить всех кошек. Вот и Киска-Алиска напросилась на неприятности! Ужасный век…
Штреззер опустился перед Алисой на корточки, и она смогла увидеть его лицо – бледное, напоминающее торопливо вырезанную из дерева копию идолов с острова Пасхи. Притворщик осторожно убрал упавшую на глаза девочки чёлку и уже без своего омерзительного пафоса прошептал, вглядываясь ей в лицо затуманенным грустью взором:
– Господи! Ну, какого дьявола ты такая умная!
– Стереть архив, хозяин? – со своей безразличной услужливостью спросил Сёд.
Алиса поняла, что его обращение к Штреззеру, которое она приняла в Эдеме за обычную корпоративную иронию, на самом деле проявление рабской покорности.
Штреззер тем временем, помолчав, дал указания:
– Оставь как есть. Полиция всё равно будет рыться. Стёртый архив их насторожит. Набери там что-нибудь про магазины этой дыры, развлечения, энтомологический справочник, прочую ерунду.
– Понял, хозяин, – Сёд принялся выполнять распоряжение.
– Завтра, – продолжал Штреззер, – снимешь номер в этой гостинице. Крыса Гичес тебе его забронирует. На нас не ссылайся. Ты – турист.
– Понял, хозяин.
– Пройдёшь сюда и снова наберёшь в Информатории различной галиматьи. Только смотри, чтобы запросы не повторялись!
– Понял, хозяин.
– Соберёшь вещи и дальше действуй по плану. Переждёшь у Гичеса…
– Да, хозяин.
– Помоги! Несём её в ванную.
Мужчины перенесли беспомощное тело Алисы в означенную комнату. Согнули ей руки в локтях так, что кисти оказались на плечах, и в таком положении замотали их клейкой лентой. Да так, что чуть не вывернули из суставов. Штреззер заткнул раковину и, набрав воды, насыпал в неё желтоватых кристаллов. Припасённым веничком он принялся взбивать воду, та быстро густела. Сёд же расстегнул плащ и достал из-под него целую груду аккуратных пачек с перьями, куски цветной резиновой ткани и огромный пластиковый клюв.
Штреззер коротко остриг Алису и велел помощнику собрать волосы. После чего напялил девочке купальную шапочку и с помощью Сёда приладил на её лице клюв, практически лишивший Алису обзора. Затем мужчины взялись обмазывать тело девочки полученным Штреззером клеем и покрывать её разноцветными перьями. На ноги надели резиновые чулки с имитацией чешуйчатого покрова и трёх когтистых пальцев на концах. Работали они чётко, слаженно, спокойно, словно подобные операции для них являлись еженедельной практикой.
– Приберёшься здесь, как следует, завтра, – сказал Штреззер, чуть отступая и оценивающе глядя на пугало, в которое его стараниями обратилась Алиса.
– Да, хозяин.
– Она должна была уже очухаться, – Штреззер легонько постучал по бутафорскому клюву. – Ещё не хватало волоком её переть!
Онемевшим мышцам Алисы, в самом деле, возвращалась чувствительность, и волны щекочущей боли расплывались по всему телу – словно ёжики катались по нему туда-сюда. Алиса бросилась на коварного доктора. Но, ещё не до конца придя в себя, потеряла равновесие и упала плашмя на грудь. В глазах потемнело от сотрясения и боли.
– Сёд, поддерживай её! А то она себя угробит, и вся работа насмарку.
Сёд поднял Алису и, обхватив со спины под мышками, без видимых усилий потащил к выходу. Штреззер осмотрел комнату, взял со стола ключ, и они вышли в холл.
Алиса пришла в себя и с холодной расчетливостью поняла, что её подозрения и худшие опасения нашли самое неприятное подтверждение. Её новый знакомый действительно оказался не тем, за кого себя выдавал. И слова Алисы о том, что она его узнала, побудили негодяя к решительным действиям. Её похищают! Для чего? В данный момент это не важно. Важно вырваться из лап бандитов. Едва ли не с пелёнок Алиса попадала в различные сложные и опасные передряги, имела некоторую привычку к ним и могла трезво рассуждать в критический момент. Но дерзость, профессионализм и бесовская двуличность Штреззера всё же заставили её растеряться. Она была напугана, но уже не в той степени, что перед компьютером. Так уж устроена психология людей. Пугает неизвестное, непонятное и предчувствие беды. Когда же карты брошены на стол, маски сорваны, а беда разразилась сущей катастрофой, человек понимает, что его опасения оказались чуть-чуть завышены и следует мобилизовать все силы на борьбу с последствиями злого рока, а не продолжать трястись от страха над тем, что и так уже произошло. Поэтому, пока Алису тащили с лестницы, подхватив с двух сторон под руки, теперь имитирующие толстые рудиментарные крылья, она оценивала свое незавидное положение и прикидывала возможные варианты выхода из него.
Похитители с добычей оказались в вестибюле. На ресепшене сидел упитанный маленький ушан. Вернее, сидело его тело, а вся сознательная деятельность перекочевала в виртуальное пространство планшета на охоту за неуловимой пиковой дамой. Портье бросил на троицу взгляд, лишённый и толики интереса, и снова уткнулся в свой пасьянс.
Праведный гнев обуял Алису.
«Неужели такое возможно? Это же грабёж средь бела дня! А этот олух ничего не понимает!»
Необходимо срочно действовать – дать ему знать! Но как? Рот у неё перетянут лентой, руки тоже связаны и невыносимо вывернуты, ко всему прочему, её держат два бугая.
Однако Алиса решила рискнуть. Терять-то ей всё равно было особо нечего, кроме жизни. Но она рассудила, что негодяи, в любом случае, не решатся убивать её здесь.
И вот гигантская птица с силой топнула по ноге одного своего спутника, рванулась от другого, оставляя в его руках пучки перьев, словно два веера парижской модницы, а когда он потянулся к ней, поставила ему подножку. Потеряв равновесие, незадачливый зверолов бревном грохнулся об пол. Второй, больше обескураженный хитрым приёмом коварной птицы, чем болью, запрыгал на одной ноге, налетел на угол и сполз по нему на паркет. Птица метнулась к портье, отчаянно маша крыльями и мотая головой. Из её клюва раздавалось грозное сопение и мычание. Портье вскочил, опрокинув офисное кресло, и замахал на птицу руками.
– Уйди! Отстань! Отстань!
Изумление и ужас сморщили маленькую круглую физиономию служащего, и она стала напоминать урюк. Уши его скомкались в беспорядке и трепетали, как корабельные вымпелы во время шторма. Ещё бы! Кто не испугается птицы, напоминающей взрыв на фабрике фейерверков? Особенно, если она выше вас ростом, у неё огромный клювом, она утробно шипит и воинственно хлопает обрубками крыльев. И, о кошмар, пытается тяпнуть вас по темени. Ушан завизжал и дал стрекача из-за регистрационной стойки в надежде найти спасение на оперативном просторе вестибюля. Птица погналась за ним.
Алиса чуть не плакала от досады, что этот дурень не возьмёт в толк сути происходящего. Носиться за ушастым пончиком оказалось непросто. Из-за скрюченных связанных рук Алиса с трудом сохраняла баланс на поворотах. Клюв мешал следить за направлением. Когти на ногах постоянно норовили зацепиться друг за дружку. И недавний электрошок давал о себе знать, расстроив координационные центры нервной системы.
В итоге случилось то, чего и следовало ожидать. Птица запуталась в ногах на очередном вираже погони за портье и опрокинулась на пол. Один из притащивших её людей – высокий блондин – бросился к ней с вытянутой рукой. Раздался тихий треск электрического разряда. Запахло озоном. Птица трепыхнулась всем телом и замерла, разбросав перья в разные стороны.
– Ах, какая неприятность! Извините нас, доблестный хранитель ключей! – приятным голосом заговорил высокий мужчина, подходя к ушану. – Она не поранила вас? Эти кукабары ужасно дикие и невоспитанные животные! Могу я вам помочь?
Шокированный портье покачал головой, давая понять, что единственная помощь, какую ему может оказать незнакомец – это немедленно исчезнуть вместе со своей невоспитанной кукабарой. Не переставая извиняться и сокрушаться о досадном инциденте, мужчина с напарником подняли птицу и юркнули в двери парадного входа.
– Эта работа становится опасной! – утирая пот, пробормотал портье. – Говорила мне мама: «Устраивайся в библиотеку!» Нет, пора на пенсию! По инвалидности…
Продолжая жалобиться самому себе о нелёгком труде гостиничных работников, он занял прежнее место и вверг себя в пучину пасьянсовых страстей.
Алису Селезнёву уносили в ночь.
Пояснения и комментарии
[1]
«Машинам свойственно ошибаться» (лат.). Иронично обыграно латинское выражение: «Человеку свойственно ошибаться».
[2]
Лета – Река Забвения в царстве мёртвых в древнегреческой мифологии.
[3]
Древо Жизни – Композиция 10 сефир которые в свою очередь являются 10 эманациями, 10 именами или 10 каналами проявления Бога. В наши дни сефирами называют и «архетипы состояний сознания».
Каббалистическое Древо Жизни является схематическим представлением о строении мира.
[4]
Хесед – сефира не только благодати и Любви. Это так же фаза экспансии божественного вещества, овладевающего всей бескрайней периферией. Это внимание живых людей к своим мёртвым, но в той же степени – это внимание мёртвых к живым. (Умберто Эко «Маятник Фуко»).
Милосердие Хеседа заключается в его способности не только созидать из пустоты, которую олицетворяет Бездна, но и оживлять.
Сефире Хесед соответствует планета Юпитер.
[5]
Репликации генов – (здесь) Подразумевается не процесс самовоспроизведения нуклеиновых кислот (ДНК и РНК), а снятие копии генов для работ по клонированию организма.
[6]
Вивисекция – проведение хирургических операций над живым животным (или людьми) с целью исследования функций организма (либо извлечённых отдельных органов), изучения механизмов действия лекарственных средств, разработки методов хирургического лечения или же в образовательных целях.
Первый в мире закон об ограничении вивисекции, обязательном обезболивании при эксперименте был принят в 1876 году в Великобритании.
В 1977 году вышел приказ министра здравоохранения СССР, запрещающий проводить эксперименты на животных без обезболивания.
Наиболее известные случаи вивисекции над людьми относятся к периоду Второй Мировой войны и расцениваются, как военные, врачебные и общечеловеческие преступления.
Сегодня вивисекция приобретает всё более ограниченный характер. Например, в медицинских и биологических университетах внедряются компьютерные программы-симуляторы по вскрытию животных. Таким образом, абитуриентам не приходится резать лягушек и мышей.
[7]
Мизгирь – Устаревшее «паук». В современности, если и употребляется, то для обозначения крупных бродячих паукообразных: тарантулов, птицеедов, например.
[8]
В стихотворении Штреззера параллели со словами Гамлета из одноимённой трагедии У. Шекспира (Акт II, Сцена вторая):
(Гамлет) …Дания – тюрьма.
(Розенкранц) Тогда весь мир – тюрьма.
(Гамлет) И притом образцовая… Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности…
