Счастливое Рождество with Death.

Исин стоял босиком на снегу, но холодно ему не было. Перед ним ярким факелом полыхало пламя, съедая то, что когда-то было ему кузницей. Его домом. Сбежавшиеся бабки охали и всхлипывали, жалея молодого и симпатичного паренька, не редко их выручавшего. Мужики кривились и разводили руками – хотели бы помочь, да разве справишься с таким пламенем. Им тоже было жаль молодого кузнеца – тот нередко чинил их инструменты и был не по годам умным. Да вот погиб по собственной неосторожности – ушел спать, забыв о полыхающей в мастерской печке. Да Исин и сам понимал, что ничем ему уже не поможешь – иначе с чего бы он стоял сейчас среди всех этих людей и знал, что никто из них его не видит? Что тот, кем он был до этого, сейчас лежит в этом самом пылающем доме и что в скором времени от него останется лишь горстка пепла? - Но почему я тогда здесь? – в никуда спросил Исин, задумчиво оглядывая снующих туда-сюда людей. - Потому, что ты так и не сходил в церковь, - кузнец вздрогнул и обернулся. За его спиной стоял Сехун – все в том же черном пальто, с бледным лицом. Только сейчас это лицо скрашивала легкая улыбка. Да и коса, зажатая в тонких пальцах, едва заметно светилась. – Это хорошо, что не пошел, - после непродолжительной паузы добавил он. - Почему? - Если бы ты исповедовался перед смертью, то попал бы в Рай, - терпеливо объяснил Исину Смерть. - Разве это плохо? - Там нет меня, - просто ответил Сехун и протянул теперь уже не кузнецу руку. – Идем со мной. - Куда? – Исин не сдвинулся с места, внимательно глядя на возвышающуюся перед ним фигуру. - Туда, где мы сможем быть вместе целую вечность. И немного дольше. Ты понравился мне сразу, и я не хочу отпускать тебя так просто. У нас будет масса времени узнать друг друга поближе. Исин вспомнил события вечера и понял, что заинтригован. Сехун был таинственным и немного пугающим, но оттого не менее интересным. Больше не теряя времени на раздумья, он обхватил пальцы Смерти своими, и их тут же окутал темный туман. Он не был страшным, но напротив дарил умиротворение и покой. Как и пальцы, сжимающие его собственные. Рука Сехуна больше не казалась ему холодной.