Птицелов

Наведя пистолет на Лектера и едва фокусируя взгляд, чуть заметно пошатываясь, из-за стола встал Спайк. − Я убью тебя, сволочь, − произнёс он, едва разомкнув слипшиеся от сухости губы. Лектер посмотрел на Спайка. В его ровным холодным взгляде не угадывалось даже намёка на страх. − Ты убьёшь меня? − спросил его доктор. В самой интонации вопроса звучало злорадное ехидство. − Ты убьёшь меня? − повторил Лектер. − Ты? Ты — тот, кто не владеет собою? Ты, который своими собственными руками отправил на тот свет всех, кого любил? Ты, выживающий словно гниль на трупе и смердящий от собственного разложения? Ты убьёшь меня? Спайк ничего не ответил, но его рука, сжимающая пистолет, сильно затряслась. Лектер равнодушно повернулся к нему спиной и наклонился к телу Роки, чтобы проверить пульс, словно Спайк был для него пустым местом. Раздался выстрел и тело Спайка грузно осело на пол. В комнате повисла гробовая тишина. Элен смотрела на Рано словно увидела его впервые. В её сознании ясно отразилось только одно − перед ней был не человек. Это был демон, злой дух, кто угодно, но не тот, кем был, когда они вошли в этот дом. Глаза демона блестели красными огнями, в неутолимой жажде крови. Элен хотела закричать, но не смогла проронить ни звука. Лектер встал. Он обвел взглядом Марка и Клариссу, что смотрели на труп Спайка не отрываясь. Доктор подошел к телу и вытащил из его скрюченной руки пистолет. Затем он критически осмотрел стену, испачканную кровью и мозгами Спайка, словно оценивая досадный ущерб, нанесенный его дому. Он протер пистолет салфеткой и снова водрузил его на то место, откуда последний был столь непредусмотрительно изъят. − Что ж продолжим, − сказал он, улыбнувшись, словно его речь прервала какая-то безделица. Кларисса невольно вжалась в стул. Её лицо, как и лицо Марка, было очень бледным. Лектер сел так, чтобы его, Марка и Клариссу отделяло равное расстояние от кольта. − Можно сказать, что нас осталась трое. Вы читали «Десять негритят»? − пошутил доктор и выразительно посмотрел на оружие. Его визави сделали тоже самое. − Ну, Кларисса. Ваше время пришло. Делайте свой выбор. Я обещал вам, что рано или поздно вы воспользуетесь своим шансом поступить так, как вам подсказывает ваша совесть. Я не хотел, чтобы так случилось со Спайком, простите меня за эту досадливую оплошность, это не входило в мои планы, но я не мог позволить убить себя до того, как узнаю, чем кончится наша с вами игра в зеркало. В комнате повисло молчание. − Кларисса, ты вольна поступить как хочешь, − прервал немую сцену Лектер. − Если захочешь уйдешь с Марком, захочешь останешься со мной. − Остаться с вами какая заманчивая идея? — съязвила Кларисса. − И что тогда? Мы будем по кусочку отрезать от Марка и поедать его плоть прямо у него на глазах, или же вы сразу скормите мне его сердце, как скормили ему сердце Криса? От этих слов глаза Марка расширились. Он повернул голову в сторону Клариссы. − Ну что же вы наделали, Кларисса? − пожурил её Лектер, хотя на самом деле её слова доставили ему огромное удовольствие. − Ведь могли бы и не говорить. Скажу в её защиту, − обратился Лектер уже к Марку, − она узнала об этом слишком поздно для того чтобы что-то изменить. Вы не должны винить её, Марк. Крис, Крис, глупый малыш. Скажите, Марк, вы почувствовали в себе разницу? Говорят, что вместе с сердцем переходят душа и мысли умершего человека? Я лично, исходя из своего опыта, скажу вам, что меня ни разу не преследовали кошмары или видения людей, которых я съел. Марк попытался дернуться, но у него получилось довольно слабо. − Что? Уже хотите убить меня? − угадал его мысли Лектер. − Какая прелесть. Кларисса, давайте сразу представим себе ситуацию, что вы меня убили, − обратился доктор к ней неожиданно. — Ведь, зная вас, я сразу отметаю ту ситуацию, при которой Марк может умереть, ну если только по неосторожности. Как вы будете жить дальше? Как вы будете глядеть в глаза друг друга и вспоминать весь этот пережитый кошмар? Вы, Кларисса, после того, что видели, чувствовали, после всех ваших признаний, вы просто забудете это? Вы забудете всё, что было в этом доме? Вы забудете своё предательство? Кларисса закрыла лицо. При всей очевидности выбора, выбора как такового у неё не было. Она понимала, что не любит Марка, и что Лектер прав, говоря, что ей для счастья нужно просто кого-то спасать. Убить доктора было бы единственно правильным вариантом, но именно этого Кларисса не смогла бы сделать. Она вспомнила то, что происходило между ними все эти дни и ночи: его поцелуи и ласки, его нежные печально-сиротливые глаза, его крик сегодня ночью, и усомнилась в правильности простых решений. Кларисса металась меж двух огней: остаться с Ганнибалом и проклинать себя за выбор, за слабость, поддавшись манипуляциям, или уйти с Марком и проклинать себя за ложь? Кларисса подняла голову и протянула руку за пистолетом. Марк и Ганнибал очень внимательно наблюдали за её действиями. Но едва приподняв оружие, Кларисса заревела как маленькая девочка и выронила пистолет. «Боль. Страдания. Агония. Люби их», − пронеслось в её голове видение. Чёрный холодный металл упал на белоснежную скатерть, задев при падении фужер с вином. Бокал печально звякнул и разбился, выплескивая жидкость. Теперь пистолет лежал в большой бордово-красной луже, словно сам истекал кровью. − Ничего, Кларисса, это ничего, − успокоил её Лектер. − Так бывает со всеми. Выбор делать сложно, очень сложно. Наш выбор формируется годами, долгими годами сомнений, сожалений, неоправданных ожиданий, стремлений, желания обладать, а вы хотели решить эту проблему вот так просто, на раз. Теперь вы поняли цену своей самонадеянности? Спасение ягнят не всегда благородное дело, ведь иногда больше сожаления вызывает сам охотник, а не то тупое стадо, на которое он охотится. Лектер улыбнулся. Возникла долгая пауза. Каждый подумал о своем. Мысли Марка не покидал Крис. Боль душевная была такой силы, что Марк перестал чувствовать боль физическую. Он сидел в полной прострации и лишь молился богу о том, чтобы этот убийца поскорее прикончил его без своих длинных изворотливых мудрствований. Жить Марку больше не хотелось. Так в тишине и бездействии они просидели некоторое время. Все трое смотрели на кроваво-красную лужу в центре стола, но никто не решался пошевелиться или заговорить. Кларисса чувствовала, что в комнате веет могильным холодом, ей даже чудилось, что в углу комнаты стоит гроб с останками её отца. Лектер смотрел на Клариссу. Он почти не мигал, отчего стал похож на застывшее изваяние. Кларисса заглянула в его бездонные глаза. Лектер словно ждал этого. Поймав её взгляд, он тотчас подался всем телом вперед. − Кларисса, − обратился к ней Лектер, вцепившись взглядом ей в глаза. Его лицо было спокойным и сосредоточенным. − Я должен вновь сказать тебе это. Вновь, опять, снова. Если не скажу не прощу себе. Я знаю это сложно, но по-другому я не смогу… Пауза затянулась. Рука Ганнибала коснулась руки Старлинг. И вновь это нежное поглаживание, как тогда в Мемфисе, которое родило в Клариссе в одну секунду и боль, и наслаждение. − Я люблю вас, Кларисса. Моя любовь для вас ужасна? Кларисса замерла в молчании. Да, она уже слышала это, но тогда его слова были для неё не более чем фарс. − Нет, − ответила она. − Ваша любовь прекрасна, это единственное что в вас осталось человеческого, доктор Лектер. Эти слова дались ей сложно, но словно окрыленная неведомой силой, она наконец-то смогла их произнести. − Вы бы стали моей женой? − спросил доктор, и его глаза впервые за всю жизнь посмотрели на женщину с мольбою. − Не знаю, я не знаю, что в вас любить? − грустно ответила Старлинг. − Я не хочу быть рядом с тем монстром, что полностью поглотил ваше сознание. Я хочу любить человека, того самого человека, которого увидела сегодня ночью, этот человек − он прорвался в вас так спонтанно и неожиданно. Неожиданно и для меня, и для этого монстра, который контролирует в вас всё. Этот монстр, он позволил вам выжить тогда и не сойти с ума потом, но он слишком прочно захватил власть в этом теле, он подавил вашу душу, ваши воспоминания, он подарил вам жизнь человека с холодным рассудком, но взамен потребовал кровавых жертв, и чем больше вы приносили их ему, тем больше он разрастался. − Я обещаю тебе, если ты останешься со мною, монстр больше не вернётся, никогда, − тихо прошептал Лектер. − Я не верю ему, − ответила Кларисса. − А мне ты веришь? Но этот вопрос остался без ответа. Лектер печально улыбнулся, поднялся из-за стола и направился к саду. Изящная фигура удалялась в темноту ночи, с каждым шагом всё менее различимая. И пока похрустывал гравий, Кларисса, что сидела к выходу спиной, понимала, что Ганнибал ушёл ещё недостаточно далеко. Мысли в голове Старлинг проносились с фантастической скоростью. Сердце билось так сильно, что биение вызвало боль. Если она встанет и пойдет сейчас за Ганнибалом, то навсегда предаст всё, благодаря чему жила, опозорит себя в глазах друзей, в глазах Мепп, в глазах своих уже почивших родителей и Кроуфорда, который всегда будет смотреть сквозь время и пространство, всегда, когда она будет принимать какое-либо решение, потому что это были глаза её совести. В темноту сада уходил мужчина, любимый мужчина, страшный в своём безумии, притягательный в своём безумии. Это будет её выбор, и с этим выбором ей придется смириться, придется жить. С этим выбором придется смириться и Марку, как и со смертью Криса. Ганнибал шёл не оборачиваясь. Кларисса знала, что он идёт к домику у озера. Она начала медленно вставать из-за стола, едва Ганнибал поравнялся с первыми платанами. В тишине раздались два одиночных выстрела. Кларисса вскочила со стула пулей, оборачиваясь и созерцая немыслимую картину. На груди Ганнибала распустились два огненно-красных цветка. Прижав к ним руку, он медленно, будто бы неестественно, начал оседать на колени. Кларисса побежала так быстро как не бегала даже в кроссовках, словно не осознавая, что сейчас произошло. Лектер посмотрел куда-то сквозь неё и робко, по-мальчишески улыбнувшись, сказал, обращаясь к своему убийце: − Прости, я не чувствую боли. Эти слова без притворства и маски были сказаны с такой тоской, что невольно Кларисса ужаснулась. Даже спустя много-много лет, она просыпалась в холодном поту со звенящим в тишине, пульсирующим в каждом притоке крови обвинительным вердиктом этому жестокому и ужасному миру: «Я не чувствую… боли… Уже ничего не чувствую…» Пройдя два шага, Старлинг запнулась и, запутавшись шпилькой туфли в длинных полах вечернего платья, упала на землю рядом с Ганнибалом, который как истинный джентльмен протянул даме руку. Клариссе казалось, что не слушались ни руки, ни ноги, ни мысли, что текли в полном сумбуре. Рука Лектера была в крови, но Кларисса не обратила на это внимания, потому что вся она до последней капли была собрана в серебристых, лучистых глазах. И как только осознание того, что доктор умирает, дошло до воспаленного мозга, что это ни праздничный розыгрыш, ни уловка, ни бравада, ни попытка обхитрить, Кларисса закричала. Она кинулась на шею Ганнибала, вцепившись в мокрую от крови рубашку: − Нет! Лектер, отчего-то смеясь, взял Клариссу за руки, отстраняя от себя. Но она не сдавалась, продолжая настойчиво и истерично цепляться за полы его пиджака, словно всеми силами стараясь ухватить и вырвать Ганнибала из лап надвигающейся смерти. − Кларисса, Кларисса, хватит. Послушай меня. Я всегда любил тебя и буду любить как никого на свете. Ты, то единственное, ради чего я жил. Ты спасла меня, ты стала моим счастьем. Я так благодарен тебе. Но послушай, в отличие от меня, в тебе есть всё, чтобы быть счастливой здесь и сейчас, и потом в будущем. Посмотри мне в глаза. Обещай мне, Кларисса, обещай мне, скажи: «Я буду счастлива, Ганнибал». Ну давай же повтори за мной. Это просто. Слёзы застилали глаза. Губы не слушались. Кларисса лишь вертела головой из стороны в сторону. − Нет, нет, ты будешь жить. − Кларисса, повторяй за мной: «Я буду счастлива, Ганнибал». По щекам Клариссы струились слёзы. Они падали прямо на страшные красные цветы — смертельные розы, проросшие из глубины сердца. − Я буду счастлива, Ганнибал. Я обещаю тебе это. − Умница, − ответил ей Лектер с нежностью. Он подхватил слезинку с её щеки так, словно это был бриллиант. Кларисса прижалась к груди Ганнибала, чувствуя, как его тёплая кровь впитывается в ткань её платья. − Красное на красном и не заметишь, − прошептал он ей на ухо. − Нет, не уходи, не надо. Нет, умоляю, не уходи. Не уходи… − как заклинание раз за разом повторяла Кларисса. Она не чувствовала того, что руки Лектера похолодели, что взгляд остановился и сделался стеклянным, что сломанная исковерканная душа наконец-то освободилась от оков монстра. Кларисса прижимала к себе мёртвое тело, отказываясь принимать, что непоправимое уже свершилось.

***

Клетка. Решетки клетки синие. Не такие как в Мемфисе. В маленькой камере, чьи стены выложены красным кирпичом, холодно. Кларисса смотрит на прутья решетки. Между ними возник мужской силуэт. Освещение было совсем скудным, таким что Кларисса могла лишь гадать, кто стоит перед ней. Неосознанно она втянула воздух, и в ноздри ударил едкий запах одеколона, каким был надушен при их последней встрече Смартон. − Добрый вечер, Джек, − произнесла она с некоторой долей сарказма, находя тон своего голоса до ужаса ледяным. Смартон в замешательстве принялся откашливаться в кулак, не находя что ответить. Он очень сильно нервничал, но сейчас это очень даже забавляло Клариссу. Она чувствовала исходящий запах страха, и ей понравилось вот так молча смотреть в глаза, смущая этого незадачливого горе-сыщика. Смартон нервно сглотнул и ушёл от камеры прочь. В соседней комнате его ожидал Клинт Пирсл. − Как? − спросил он, едва Смартон вошёл в помещение. − Я боюсь, что мы её потеряли, − ответил Джек, вынимая из мятой пачки сигарету и машинально закуривая, он забыл о том, что курить здесь было нельзя. Однако обстоятельства были таковы, что сегодня на все запреты смотрели сквозь пальцы. − Как будто это он, только в женском обличье. Мне вдруг стало страшно, она смотрела на меня не моргая, прямо в глаза. − Джек, выбрось из головы. Всё, этого урода больше нет. − Да, но он как будто остался. Он в нас, понимаешь в нас, в ней, в них. Все это чертовски сложно. − Я с тобой согласен, − Пирсл вплотную подошел к Джеку и, взглянув ему в глаза, положил руку на плечо. * * * В три часа ночи в доме Уилла Гремма раздался телефонный звонок. Гремм по привычке не стал бы брать трубку: на домашний в это время ему могли бы позвонить только из одной организации. Но настойчивость звонящего взяла верх. − Гремм слушает. На том конце провода раздалось только два слова: − Лектер мёртв. Гремм положил трубку. Ничего не произошло, мир не рухнул, не изменился, но в груди экс-федерала появилась странная пустота. Однако он предпочел проигнорировать её и отправился прямиком в кровать, откуда его и вызвали.

***

Следователь упрямо и методично задавал вопросы, стараясь не глядеть в лицо потерпевшей, и не потому, что это было запрещено, а потому, что глядя на неё, у него волосы на загривке начинали шевелиться, и вся загадка состояла в том, что он не знал почему. − Вы утверждаете, что это была самооборона? − Да. − Насколько адекватно вы могли воспринимать действительность? − Я была в состоянии анализировать ситуацию. − В вашей крови и крови остальных потерпевших обнаружено значительное содержание наркотических веществ. Что вы ответите на это? − Я не знала, что в моей крови находились наркотики. − Но если, как вы говорите, вы трезво оценивали ситуацию, то как вы не могли заметить, что ваши друзья ведут себя неестественно? − Я понимала, что мои друзья находятся под воздействием неких веществ. Их поведение было странным. − Мадемуазель, от ваших слов очень многое зависит. Нам очень хотелось бы надеяться на то, что ваши слова окажут реальную помощь в деле, а не запутают его. Могу ли я доверять вашим показаниям? − Да. − Прошу вас, − следователь пересилил себя и вновь взглянул в глаза этой женщине, − вы единственный свидетель, который что-то помнит. Помогите нам установить правду. − Правду? Нелепое слово, не находите? Следователь отвел глаза от женщины, которая значилась в его карточке под именем Кларисса Старлинг. Ему было не по себе находиться с ней в одной комнате. Слишком жутким был её взгляд. Следователь понимал, что произошедшее в том кошмарном доме явно повредило её голове, но он должен был делать свою работу, ведь другим следователям пришлось не мало попотеть, чтобы понять, что там произошло. Прибыв на место преступления, они увидели два трупа, тяжело раненого, но еще живого мужчину, второго мужчину, который стоял как вкопанный, держа в руке пистолет, женщину которая была крайне неадекватна (её едва оторвали от ножки стола, в которую она вцепилась намертво) и эту женщину в красном вечернем платье. По голосу они поняли, что именно она вызвала полицию. Трупы были отправлены в морг, и, буквально через полчаса после вскрытия, Джек Смартон, тотчас прибывший на место преступления, уже звонил в Вашингтон. Через месяц с Марка и компании были сняты все обвинения. Пирсл не хотел давать этому делу огласку, но репортеры просочились и в отделение полиции, и в морг, и в больницу, где находились все выжившие после этого страшного ужина. Видеть своего старого босса было чертовски неприятно. Кларисса поморщилась, когда Пирсл присел на краешек её постели, внимательно и выжидательно глядя ей в глаза. − Старлинг, у вас потрясающая способность вляпываться в дерьмо, − сказал он, и на его суровом лице промелькнуло нечто вроде улыбки. − Что вы хотите? − спросила Кларисса. Пирсл посмотрел на неё, оценивая можно ли говорить то, что он хотел сказать. − Мне нужно только твоё согласие на то, что будто бы ты работала под прикрытием. − Зачем мне это? − Цель уничтожена. Задание выполнено. Тебя ожидает награда и почести. Все довольны и счастливы. − Ага, как всегда, все, кроме меня. − А ты предлагаешь другой вариант? Дескать, мол, не знала, кто перед тобой до самого финала пьесы. Твоя одежда пропитана кровью этого маньяка − хоть выжимай, а на пистолете есть твои отпечатки. − Но порохового следа на моих руках нет. − Нет, − сказал Пирсл, посмотрев на лицо Старлинг. На нем по-прежнему красовался пороховой ожег − память о деле «Буффало Била». − Но зато он есть на руке твоего друга. Слушай, я хочу забыть обо всем этом, думаю, ты тоже. Не усложняй ни мне ни себе жизнь. Подпиши заявление, и валите на все четыре стороны. А я так и быть попридержу прессу. Кларисса посмотрела на Пирсла, на этого огромного человека, которого она так боялась раньше. Боже, да он просто был старым седовласым ссыкуном, боящимся лишней огласки, таким большим внешне и таким маленьким внутри. От этой метаморфозы Кларисса чуть не рассмеялась. Улыбка на её лице порядочно напрягла Клинта Пирсла. Подписав документ, Кларисса подмигнула бывшему шефу. Роки быстро шел на поправку. Элен справилась с шоком и выглядела также довольно сносно. Марк был мрачен и неразговорчив. Он не хотел никого видеть, однако, вопреки своим же принципам, несколько раз заглядывал в палату к Роки. Кларисса не винила Марка ни в чем. Она понимала всю тягость, выпавшую на его плечи. После того, как она подписала злосчастный документ, Пирсл передал ей письмо. − Адресовано тебе. Делай что хочешь. Кларисса взяла в руки конверт. На обратной стороне каллиграфическим почерком было выведено её имя.       «Вы знаете, Кларисса, это письмо попало к вам специально именно сейчас, ни минутой позже, ни минутой раньше. Когда вы его будете читать меня уже не будет в живых. Нет, Кларисса, это обязательное условие, таковы правила нашей с тобой игры. Ты для этого мира нужный элемент: в тебе всё есть, чтобы быть счастливой, тебе нужно только это принять. Посмотри, нет ли сейчас рядом с тобой стакана воды? Теперь нужно глубоко вздохнуть. Я надеюсь тебе уже легче. Тогда продолжим. Мне с тобою всегда было занятно. Ты не та птичка, которая должна быть на привязи. Ты не скучная курочка наседка, чьи заботы и стремления − это опека птенцов. Ты не певчая канарейка, что живет лишь благодаря и исключительно заботе своего хозяина. Может быть ты гордая орлица, что, летая высоко в небе, выискивает добычу? Да и птица ли ты вообще? Кто бы мог подумать, что мы с тобою станем партнерами не только для задушевных диалогов. Да, привязанность и заинтересованность, как часто они мешают нашим планам. Вот если бы ты не была увлечена мною, даже не побоюсь сказать, если бы ты не любила меня, ты бы наверно выдала меня полиции? Нет? Ты отрицательно качаешь головой? Что ж, это скверно. Нет, не для меня, разумеется. Полагаю, ты поняла сейчас верность моих слов. Мы с тобою очень похожи, Кларисса. Наше с тобой безумие, рождено из боли и одиночества. Но, поверь мне, любовь, что родилась между нами, причиняла мне те же неудобства, что и тебе, хотя, наверно, даже большие, гораздо большие». Кларисса вложила письмо обратно в конверт. Это было послание с того света, но Клариссе почудилось, что его автор стоял у неё за спиной и произносил каждое слово вслух. С этим нужно было кончать. Кажется, у медсестры были спички и сигареты.

***

Ехать по темной дороге в никуда было здорово. Глядеть на убегающую вдаль линию дорог можно было бесконечно, бездумно, тупо. Боль внутри исчезала вместе с мыслями. Фургон разрезал сумрак ночи, увозя с собой в неизвестность пятерых. Марк, Элен, Роки, она и тот, кто родится через девять, нет уже восемь, месяцев.

***

Эндрю Лавли, молодой аспирант, пробирался через плотный поток студентов Массачусетского университета. − Э, мне нужна кафедра общей психологии, − обратился он к первому попавшемуся студенту. − Вам нужен третий корпус, − ответил ему парень, на внешний вид больше похожий на спортсмена. Не без приключений Эндрю добрался до нужной кафедры. Лекция недавно закончилась, и последние студенты неторопливо покидали аудиторию. Эндрю зашел внутрь. Его сковало небольшое смятение, но он преодолел себя и обратился к женщине, что стояла к нему спиной. − Извините, я ищу профессора Квентсли. − Да, рада вас выслушать, − ответила профессор, оборачиваясь лицом к визитеру. Первое, что поразило Эндрю, были глаза этой женщины. Внимательные и лучистые, они словно вобрали его целиком в себя. − Э, здрасьте, − выдавил из себя молодой человек. Профессор Квентси улыбнулась: − Что не ожидали такое увидеть? − Если честно, то да, − правдиво ответил Эндрю. − Вы с каким-то вопросом ко мне? − вежливо спросила профессор, словно, не замечая смущения своего визави. − Да, − рассеяно ответил Эндрю. − Я аспирант, Эндрю Лавли, работаю над исследованием психологии критических состояний. − А, так это вы. Рада наконец-то познакомиться с вами, − профессор улыбнулась ему и протянула руку для пожатия. − А я-то как рад, не передать словами, − ответил Эндрю, горячо пожимая руку в ответ. − Это такая большая честь для меня работать с вами, с передовым, так сказать, светилом науки. − Ой, да бросьте вы это. Ведь я простой человек, − отшутилась профессор. − Э, а, мадам Квентсли. Простите, как мне к вам обращаться? − Лучше сразу на «ты», не люблю формальности. Называйте меня Кларисса. − Эндрю, − представился ещё раз молодой человек, и улыбка озарила его лицо. Между ними сразу что-то вспыхнуло, зажглось, пролетела искра. Было сложно объяснить на каком именно уровне состоялась эта взаимная симпатия, но мистер Лавли сразу понял, что влюбился. Он приехал слушать её лекции, работать вместе с ней. Он зачитывался её работами. Но никак не думал, что К. М. Квентсли окажется симпатичной женщиной примерно одного с ним возраста. Подумать только она самый лучший психиатр страны, фактически живая легенда. Они прогуливались по территории университета, обсуждая планы, строя проекты. Неожиданно к профессору Квентсли подбежала девочка слишком юная для того, чтобы быть студенткой. Она обняла её как-то уж совсем по-свойски и начала что-то быстро говорить. Девочка была необычно красивая, какой-то совершенно не свойственной для Америки красотой, и, хотя Эндрю догадался, что она скорее всего родственница миссис Квентсли, но внешнего сходства почти не обнаружил. − Это моя дочь, − объяснила Кларисса, когда девочка убежала к высокой пожилой женщине, которая ожидала её под большим дубом. − А понятно, − ответил Эндрю с ноткой грусти в голосе. Отчего-то он вдруг осознал, что симпатичная ему Кларисса уже состоявшийся человек с семьей, работой, и всё это она наверняка ценит и любит. − Наверно, она похожа на отца, − предположил Эндрю. − Наверно, − ответила Кларисса. − Мы живем с ней вдвоем. Я в разводе с мужем. Эндрю облегченно вздохнул. Удача была в этот раз на его стороне. Говорить с Клариссой было так легко и здорово, словно он уже знал её тысячу лет. А Кларисса смотрела в золотисто-карие глаза Эндрю, пытаясь вспомнить, где она раньше могла их видеть. Они шли, неспешно прогуливаясь по ухоженному газону и улыбались друг другу, понимая, что у них впереди есть целая жизнь. Кларисса смотрела в след убегающей девочке, вспоминая то, как она появилась на свет. Вспоминая старый фургон, что когда-то нёс в неизвестность пятерых. Вспоминая Марка, который, едва узнав о беременности, тотчас настоял на бракосочетании. Видимо в его голове не умещалась мысль о том, что отцом ребенка мог быть кто-то ещё. Это упорное желание не видеть факты подвело его впоследствии, когда родившаяся девочка с каждым годом становилась всё менее и менее похожей на него и Клариссу. Но Марк хотя бы помирился с отцом, вернувшись в дом, из которого сбежал в юности. Старик Квентсли был невероятно рад вновь видеть в своём доме женщину и слышать детский смех. Внучку Эмили, названную в честь матери Марка, он просто обожал и по любому поводу баловал игрушками и конфетами. Однако семейное счастье четы Квентсли не задалось и, в конце концов, Марк увидел то, что так долго отказывался принимать. Кларисса никогда не любила его, и Эмили была вовсе не его ребенком. Он не стал заводить сцен ревности, закатывать скандал. Они просто сначала разошлись, потом развелись, а потом и вовсе разъехались по разным континентам. Марк снова сел за руль своего обшарпанного фургона, нацепил джинсы и кеды и отправился колесить по миру. Хотя для дочки он все равно остался самым лучшим папой в мире. Эмили стала тем самым центром, который поддерживал вокруг себя жизнь и любовь. Летом девочка уезжала на каникулы к дедушке в Бразилию, делая старика самым счастливым на свете человеком. Под конец лета к самому дню её рождения приезжал отец, известный исполнитель кантри, обязательно привозя с собой подарок из какого-нибудь уголка света и замечательную историю, и Эмили делала счастливым его. Кларисса нередко смотрела на дочь, когда та спала, и думала о том, каким антиподом она являлась своему настоящему отцу. Она дарила дочери всё тепло своей огромной любви, то самое тепло, которое она так и не подарила тому, чье имя, как надеялась Кларисса, Эмили никогда не узнает. Кларисса ещё не знает, что и она ошибается. Она, одна из лучших психиатров, спасшая многие жизни, написавшая лучший учебник по психиатрии за последние десять лет, отличный преподаватель и любимица студентов, она очень хорошо хранила свои тайны, но и им всё равно будет суждено вновь увидеть свет. Но это уже совсем другая история, которая произойдёт, когда Эмили перестанет быть девочкой, что беззаботно смотрит в голубое небо и смеется от вида воздушных шаров. Это будет другое время, когда её сообразительную голову начнут одолевать вопросы, и она будет искать на них ответы. Это будет другое время, а пока Кларисса Квентсли идёт рядом с молодым аспирантом Эндрю Лавли. Они ещё не знают, что поженятся черед год и будут счастливы в браке. Они ещё много не знают. Это жизнь, большая, запутанная, сложная. Но по-прежнему на лице мадам Квентсли чёрной меткой горит пороховой ожег, который она так и не свела и, глядя на который, помнила, что прошлое реально.