Narcolepsy

Сизый дым нежно окутывал Чонина с головы до ног, напрочь заслоняя обзор на происходящее. Коктейль из успокаивающего рокота двигателя и пьяного хриплого бормотания резко сменялся звуком клаксона и визгом шин. В легкие забирался запах алкоголя вперемешку с терпким ароматом масляных духов, что тут же перебивались резким запахом жженого каучука. Слух и обоняние улавливали изменения синхронно, раз за разом, словно кто-то включил на повтор пластинку, да так и забыл поставить на паузу, оставив одну и ту же заезженную, на ноты и полутона разобранную, мелодию повторяться снова и снова. Рокот и бессвязное довольное бормотание в сочетании со смесью вермута и текилы, и, как по команде, на смену им - оглушающий сигнал автомобиля вкупе с запахом горящей резины… Чонин открыл глаза и провел рукой по лицу. Наваждение постепенно сходило на нет. Запахи выветривались легким дуновением из, открытого на зимнее проветривание, окна. Звуки стихали, оставляя после себя шуршание одеял и равномерный сигнал мультиварки где-то вне спальни парня. Потребовалась не одна минута на то, чтобы понять, что сон, если так можно назвать помесь двух чувств из шести, закончился, уступив место новому дню. Парень перевернулся на спину и заставил себя подняться с постели, которая, отчего-то, в последние дни не была столь желанным местом пребывания. Чонин поставил мысленную галочку поговорить об этом с доктором при первом же приеме. А вот Чанелю лучше не говорить – тот и так волнуется сверх меры и печется о друге больше, чем тот этого заслуживает. - О, а я уже собирался было тебя будить, – Чонин, едва открыв дверь, встретил преграду в виде двух метров, которые, собственно, и звались вышеупомянутым Чанелем. – Бодрого утра, - пробасил парень, улыбаясь и ероша слабо соображающему Чонину волосы, - завтрак готов, так что, будь добр, смой это угрюмое сонное выражение со своего лица и шуруй на кухню. Чонин, все еще заспанно моргая, кивнул другу, не в силах открыть рот даже для дежурного приветствия – горло саднило так, словно поперек него застряло что-то угловатое и явно несоразмерное, поэтому он просто прошел мимо парня в ванную, не заметив, как тот свел брови на переносице, подозрительно смотря в спину соседа. Чонин был знаком с Чанелем, что называется, с пеленок. Дружба семьями, совместная учеба в школе, а следом и поступление в один университет, который находился, правда, за доброе количество часов от дома. Ни один член семьи, да и вообще, ни один человек в мире, включая самого Чонина, не знал его лучше, чем знал его Чанель. Окружающим порой казалось, что эти двое понимают друг друга без слов, что отчасти было верно. С одним весомым «но» – Чонин не умел и никогда не пытался научиться понимать Чанеля так, как тот понимал его. - Звонил Сэхун, – Чанель произнес это, когда Чонин оторвал четвертый кусочек мякоти от засахаренной сдобы, но так и не успел отправить его в рот. - Твой телефон всю ночь был на зарядке в зале, - пояснил парень, – он звонил трижды, но, предположим, я не слышал. Чонин наградил друга укоризненным взглядом, запуская в того хлебный шарик, который он до этой фразы планировал съесть. - Но он был таким настырным, что просто вынудил меня поднять трубку и сказать ему, что тебя забрал отряд НЛО… ладно-ладно! – Чанель рассмеялся, прикрываясь руками – Чонин потянулся за стаканом молока, содержимое которого незамедлительно опрокинулось бы на, не в меру острящего, друга, если бы тот сию минуту не заткнулся. - В общем, он просил тебя разбудить и сказать, что заедет через… - Чанель покосился на настенные часы, - … две минуты. Лицо Чонина сменило целую палитру оттенков, а булочка, которую он меланхолично жевал, застряла в горле. - Чанель… - Чонин испугался собственного голоса, хриплого ото сна и, пожалуй, килограмма фисташкового мороженого, которое накануне ему любезно скормил Сэ. Правда, это Чонин тоже предпочел скрыть от своего друга, который сейчас, стерев с лица все прежнее веселье, сканировал парня внимательным и крайне недовольным взглядом. - Мороженое? – высказал свою догадку тот. Чонин понуро кивнул. - Посреди зимы? – второй вопрос не требовал ответа, но усиливал степень упрека, с которым был задан первый вопрос. Чонин поднял виноватый взгляд на друга, и, услышав звонок в дверь, подскочил на месте, снова вспоминая причину своей паники пару минут назад – растрепанная шевелюра и растянутая одежда стояли на последнем месте в списке тех образов, в которых Чонин мог перед кем-либо появляться. В первую очередь, перед Сэхуном. - Стоять, – Чанель выставил ладонь вперед, упирая ее в грудь сорвавшегося с места парня, - ты забыл, – он кивнул на несколько таблеток, покоящихся на краю стола, и стакан воды рядом с ними, – а я пока открою, – и оставил Чонина одного. Ким послушно проглотил лекарства, осушил стакан и уже было отправился в свою комнату, но исчезнуть за дверью спальни не успел – сильные руки обхватили его со спины, и Чонин слегка содрогнулся от холода, который принес с собой их обладатель. - Привет, – Сэхун в контраст холодным рукам обдал щеку Чонина горячим низким шепотом, а затем провел замерзшим кончиком носа по вспыхнувшей от смущения коже. - Ты… холодный, – недовольно пробурчал Чонин первое, что пришло на ум – смириться с фиаско, вызванным его внешним видом, было проблематично, но исправлять что-либо было, увы, не в его силах. - А ты только что проснулся, – фактом на факт ответил Сэхун, по-прежнему прижимая парня к своей спине. – Или этот прид… прости, твой друг не мог добудиться до тебя полтора часа? – поинтересовался Сэ, разворачивая Чонина лицом к себе и замирая с приоткрытым ртом, но не произнося больше ни слова. - И за это мне впервые хочется сказать ему спасибо, - пробормотал, наконец, Сэхун и прижался к губам оторопело застывшего в его объятьях парня. Чонин улыбнулся в поцелуй и довольно прикрыл глаза, вдыхая вместе с холодом терпкий аромат духов Сэ, а на языке ловя горький сигаретный привкус. - Фу-фу-фу! – Чонин уже терял землю из-под ног, когда голос еще одного обитателя квартиры, о котором оба благополучно забыли, вернул его с небес в полумрак коридора. – Я, между прочим, еще никуда не делся из этого дома, и я попросил бы вас двоих не поливать друг друга слюнями посреди моей квартиры. И это при живом-то мне! – цокнул Чанель и скрылся в дверях комнаты, провожаемый смущенным хихиканьем обоих парней. Каким бы замечательным и понимающим другом ни был Чанель, и как бы хорошо он не знал Чонина, но он так и не смог предвидеть, а после и объяснить себе случившийся однажды феномен по имени «О Сэхун». И в этом Чонин был с ним полностью солидарен. Сэхун был неправильным с головы до ног. Неправильным, конечно, в понимании Чонина и всех его друзей. Он был передвижной табачной фабрикой – количество скуриваемых Сэхуном сигарет измерялось не в пачках, а в блоках. Чонин же сигареты, пожалуй, только в руках пару раз держал, а запах дыма ненавидел всеми фибрами души. Язык Сэ пронизывала штанга со стальными шариками на концах, а Чонин едва согласился проколоть мочку одного уха (и то на спор), считая подобное бесполезным уродованием своего тела. Под рукавами огромной белой толстовки, мешком висящей на пугающе худом теле скрывались черно-белые витиеватости и запутанные в них иероглифы. Чонин же татуировок попросту боялся – при одном взгляде даже на крохотный рисунок, воображение услужливо подкидывало ему картинки самого процесса набивания такого рисунка. Сэхун был воплощением грубости – от низкого, хриплого от табака голоса до содержания фраз, что этим голосом были произнесены. Чонин ругался редко и по необходимости, считая, что любое нецензурное слово заменимо более приличными. Сэ бросил учебу, не закрыв даже первой сессии. Не по глупости, нет. Просто парень посчитал, что учеба – это последнее, чем он должен заниматься в жизни. И устроился в японский ресторан сушистом. Пресловутые роллы и японскую кухню в принципе он люто возненавидел спустя полтора месяца. Чонин прилежно учился и мучился в угрызениях совести, если пропускал хотя бы пару. Даже по болезни. Сэхун случился с Чонином внезапно и бесповоротно. Свет сошелся клином на тесной квартирке Чанеля, куда последний собрал весь знакомый сброд, а те, по цепной реакции, захватили своих друзей и знакомых, среди которых и затесался долговязый худой парень с высветленными под корень волосами. Чонин никогда не умел играть в карты, а Сэхун влил в себя слишком много алкоголя, поэтому неудивительно, что оба задолжали друг другу желание. С фантазией никто из компании не заморачивался, и под всеобщее улюлюканье Чонина быстро сгребли в охапку руки незнакомого парня. Чонин так и стоял с распахнутыми от шока глазами, пока чужой язык бесцеремонно толкался в его рот, а металл сережки бился о зубы. Целоваться Чонин не умел. И Сэхун понял это если не сразу, то спустя ничтожные доли секунд точно, но ни слова не сказал. Лишь посмотрел как-то умилительно и чертовски трогательно. А после затолкал перепуганного парня в темную комнату, запер их изнутри и всю ночь учил целоваться, едва ли не объясняя на словах, как ребенку, что делать и как. Чонин так и не смог смириться с постоянным присутствием в его волосах сигаретного дыма, но он полюбил горький привкус никотина на языке Сэхуна. Чонин обожал играться кончиком своего языка с пирсингом в языке парня, и ему нравилось, как терпеливо Сэхун при этом принимал пассивную роль, разрешая Чонину делать с его языком то, что тому вздумается. Чонину нравилось завороженно водить пальцами по рисункам на руках Сэхуна и гадать над значениями незнакомых иероглифов – Сэ не любил вдаваться в подробности надписей на собственном теле. А худощавость тела и острые ключицы, обнаженные под широким вырезом многочисленных однотипных кофт Сэхуна и вовсе стали больным фетишем парня. И Чонин почти сходил с ума, когда Сэхун нашептывал ему бессвязности низким шепотом, прижимаясь со спины так тесно и обхватывая руками так крепко, как он это делал сейчас. - Сэ, а что ты будешь делать, когда меня не будет рядом? Сэхун приподнял голову, которая до этого покоилась на плече Чонина. Они сидели в спальне последнего – Сэхун, прислонившись к краю кровати, а Чонин – к груди Сэхуна. - Что еще значит «не будет рядом»? – спросил Сэхун, заглядывая в глаза парню и даже не стараясь скрыть раздражение в тоне. - Ну, Сэ, люди рано или поздно расстаются… - Ага. Разбежался. Черта с два ты теперь от меня отвяжешься, понял? – конец фразы Сэхун почти прорычал и, крепче обхватив Чонина руками, снова уложил свою голову на его плечо, утыкаясь носом в шею парня. - Что за тупые мысли? – пробурчал он, и Чонин поежился – Сэ недовольно сопел в его шею, щекоча кожу. Последний же, заметив реакцию, хитро улыбнулся и подул на чувствительный участок еще раз. Чонин дернулся в его руках, потираясь щекой о плечо. - Блин, Сэ, прекращай, - Чонин уже весь покрылся мурашками, а желание почесать раздраженный участок становилось нестерпимым, но Сэ крепко держал руки парня, от души забавляясь происходящим. - А ты мне принесешь сигарету? - Нет. Курить здесь ты не будешь. - Ну тогда извиняй, - пожал плечами Сэ и снова подул на открытый изгиб у выреза футболки Чонина. - Ты невыносим! – Чонин высвободился из рук и исчез в дверях, через пару минут возвращаясь с пачкой сигарет и пепельницей. - Спасибо, радость моя, - довольно промурлыкал Сэхун с сигаретой между губ и похлопал по месту, где парой минут назад сидел Чонин. Тот отрицательно покачал головой и отошел к окну, раскрывая его нараспашку. - Простудишься, – произнес Сэхун. – Закрой форточку и иди сюда. - Докуришь – приду. - Непослушный ребенок. Сэхун отложил сигареты в сторону и поднялся на ноги, бесцеремонно отпихивая Чонина от окна, и захлапывая то с громким звуком. - И как мне угораздило с тобой встретиться? – спросил Сэ, приблизившись к кончику носа Чонина своим и уперевшись руками в подоконник по обе стороны от бедер парня. Тот пожал плечами, довольно отмечая про себя, что Сэхун-таки забыл про свое желание покурить. Эдакая маленькая победа. Один – ноль в пользу Чонина. - Но ты все равно так просто от меня не отвертишься,- Сэхун поставил жирную точку собственным мыслям и поцеловал парня, прижимая его к себе за поясницу. Возвращаясь мысленно назад во времени, Чонин много и много раз думал, почему он с легкостью обнажал перед Сэхуном душу, выворачивая ее порой наизнанку и оставаясь полностью уязвимым перед парнем. Почему он был способен без тени смущения рассказать самые интимные тайны, не боясь, что его отшвырнут куда подальше и разобьют душу на острые осколки, предварительно выпотрошив, он не знал. Но несмотря на это все, Чонин так и не смог объяснить себе того, почему он всегда умалчивал о главном. О том, что было неделимой частью его самого. О том, кем он является большую часть своего существования. Чонин был нарколепсиком, но кроме Чанеля, никто из его друзей об этом не знал. Его друг заботился о том, чтобы с утра и перед сном парень выпивал необходимые таблетки, посещал процедуры трижды в неделю и каждую пятницу приходил на прием к врачу. Помимо этого, Чанель делал все, что мог, а порой даже больше, чтобы об этой маленькой тайне не знал Сэхун. В болезни не было ничего существенно опасного, тем более, что двадцать первый век позволял держать ситуацию в своих руках, сводя симптомы почти на нет. Чонин горстями глотал таблетки всего цветового спектра, зная, что ближайшую ночь он будет спать крепко, как младенец. Зная, что он не уснет на паре в университете или посреди пешеходного перехода на главной улице. Иллюзия спокойствия, что он внушал себе и вечно переживающему Чанелю. Но иногда система давала сбой, и к парню приходили ночные кошмары, оседающие глубокими тенями под глазами, а удвоенная доза модафинила и метамфитаминов едва спасала от приступов утери связи с реальностью. В такие дни Чонин становился оголенным нервом, малейшее прикосновение к которому отдавало электрическими разрядами по телу и влекло за собой нестерпимую боль. Чанель же, наоборот, становился олицетворением холодного спокойствия и не отходил от Чонина, способного провалиться посреди улицы в сон, ни на шаг. Но с появлением Сэ подобные сбои свелись к нулю, оставив место тому самому слепому счастью, эйфории, подобную той, что оставляет после себя увеличенная доза амфетаминов, что регулярно пил Чонин. Только Сэхун действовал на парня в разы мощнее, чем ничтожная горстка таблеток, и, как следствие, эффект длился дольше привычного, а порой и вовсе не успевал проходить, подпитываемый греющими руками на пояснице и сухими губами в изгибе шеи. - Чонин, ты скоро? Сэхун и Чанель стояли уже обутые на пороге квартиры последнего, дожидаясь Чонина, который никак не мог собраться. - Пойду позову его, - произнес Сэхун, потянувшись к шнуркам на кедах. - Не суетись, - пробасил Чанель без тени улыбки в голосе, - сам схожу. Сэхун схватил его за локоть, когда тот уже выскользнул из своей обуви, делая шаг в сторону комнаты, за закрытой дверью которой Чонин приводил себя в порядок. - Мне всегда хотелось спросить, откуда столько внимания и заботы, а, Чанни? – шепотом пропел Сэхун, удерживая парня. - Особые привилегии, - прошипел в ответ тот, рывком высвобождая руку из цепких пальцев. - Ой-ли? – удивленно вскинул брови Сэ. – Так это так теперь называется? Когда сохнешь по другу детства? – на последнем словосочетании Сэ изобразил пальцами кавычки, а в следующую секунду был прижат к стене. - Слушай меня сюда, мудила. Я в душе не представляю, чем ты умудрился его зацепить, но заруби себе на носу – малейшая боль, ему тобой причиненная, вернется к тебе в троекратном объеме. И я об этом позабочусь, можешь не сомневаться. Чанель разомкнул руку на толстовке Сэ и скрылся за дверью спальни Чонина. Сэхун хрипло рассмеялся, глядя в закрывшуюся за ним дверь и тщательно стараясь не думать о въевшемся в кору мозга словосочетании «особые привилегии». - Я думаю, тебе уже хватит, - Чонин мягко забрал стакан с остатками текилы на дне из бледных пальцев. Чонин ненавидел клубы и все, что с ним связанное, но, тем не менее, этот вечер проходил именно в таком месте – за освещенным флуоресцентными софитами столиком на втором этаже одно из популярных клубов города. И объяснение этому сидело сбоку от Чонина, громко смеялось и выливало в себя n-ный стакан текилы, предварительно нахлебавшись какой-то сомнительной помеси, одной из составляющей которой был вермут. Чанель умудрился найти общий язык с компанией дружелюбных китайцев, ни слова не знающих по-корейски и тоже влил в себя не один бокал спиртного, но соображал он явно побольше Сэхуна. - Чонин-а, выпей со мной, - жалобно протянул Сэ, и Чонину резко захотелось переместиться куда-нибудь в теплую тишину. Парень отрицательно качнул головой и с тоской посмотрел на хохочущего в голос Чанеля, который сегодня был за рулем, но сейчас явно находился не в лучшем состоянии, чтобы вести машину. - А с Чанель-хеном ты бы выпил? – спросил Сэхун, поворачивая Чонина за подбородок к себе. Как ни странно, в глазах парня не было и капли алкоголя – лишь литры подозрительности вперемешку с грустью. - Что за ересь ты несешь? – возмущенно ответил Чонин, - какая разница, с кем, если я просто не хочу? Сэ продолжал внимательно заглядывать в глаза парня напротив, ничего больше не произнося. - И вообще, идем уже домой, а? – добавил Чонин, нарушая молчание. Сэхун утвердительно кивнул, и Чонин едва удержался от желания поблагодарить небеса за такое легкое согласие со стороны парня – вся ситуация необъяснимо напрягала, заставляя теребить рукава рубашки и нервно оглядываться по сторонам. Чонин встал, но тут же резким движением был возвращен на прежнее место. Сэхун обхватил его лицо руками и глубоко поцеловал, запрокидывая голову парня назад. Осознание пришло с инстинктивным глотком жгучего напитка, которого оказалось достаточно, чтобы затормозить процессы головного мозга. - Ты что наделал? – спросил Чонин, чувствуя растекающееся по венам тепло. - Прости, - ответил Сэхун, улыбаясь. Чонин честно пытался разозлиться, но не мог – тело тлело в так и не выпускающем его кольце рук, а в мозг уже спешили потоки жидкой эйфории. – Вот теперь идем домой. Ничтожного количества алкоголя в крови Чонина было слишком мало, чтобы убить его координацию и твердость походки, но оказалось достаточно, чтобы притупить углы здравого смысла. Парень шепнул Чанелю, что отвезет их с Сэ домой, уверяя, что все будет в порядке. Чанель сомневался с минуту, глядя из-за плеча склонившегося к нему друга на пританцовывающего Сэхуна с сигаретой, зажатой меж губ. Но сомнения исчезли разом, едва он заглянул в улыбающиеся глаза Чонина, и Чанель протянул ему ключи от машины, припаркованной на заднем дворе заведения, провожая после удаляющуюся в обнимку парочку мутным взглядом. Здравые мысли вроде тех, чтобы пойти пешком домой или вызвать такси все же вертелись в голове Чонина, но отнюдь не теплый декабрьский воздух выгнал первую мысль, а отсутствие наличных – вторую, поэтому парни направились к машине. Чонин не успел раскрыть дверь, когда Сэ прижал его к авто, горячо целуя шею. Контраст температур и незначительные миллилитры алкоголя вместе работали превосходно – Чонин плавился от прикосновений губ на шее, смыкая глаза. Но даже в таком состоянии Чонин оставался законченным романтиком, поэтому когда Сэхун опрокинул парня на заднее сиденье (как они там оказались, Чонин не помнил), сгибая одну его ногу в колене и расстегивая верхние пуговицы рубашки, парень обхватил лицо Сэ руками, ища в расфокусированных зрачках хоть намек на понимание и попутно восстанавливая свое сбитое дыхание. - Я не хочу… здесь. – произнес, наконец, Чонин. Сэхун тупо смотрел на него с минуту и только потом, коротко кивнув, помог парню под ним сесть. - Сэ… - Все нормально, ты чего? – Сэхун тихонько засмеялся. – Потерпим до дома. Двигатель ласково заурчал. Чонин пересел на переднее сидение, пристегиваясь и глубоко вдыхая терпкий аромат парфюма – Сэхун обожал такие духи за то, что благодаря маслам, в них содержащимся, они не выветривались неделями, даже если стирать на десятки раз одежду и пытаться перебить стойкий запах кондиционерами и различными отдушками. Сэхун бормотал что-то бессвязное тихо и убаюкивающе, почти в один тон с размеренным рокотом двигателя. Привкус его сигарет все еще таял на языке, когда дежавю накрыло Чонина с головой. Ощущение, которое он не испытывал уже несколько недель, навалилось на парня так сильно, словно в отместку за долгое отсутствие. Сонная дрема поглотила сознание. Звук клаксона разрезал реальность, цепляя зазубренным лезвием волокна сна. Голова ударилась об руль, и Чонин распахнул глаза, краем глаза замечая в зеркале заднего вида Сэхуна, сомкнутые веки которого мелко подрагивали – парень спал. В расширенных от ужаса зрачках Чонина отразилась приближающаяся смерть. Занавес опустился. Еще никогда в жизни Чонин не спал так крепко. И еще ни разу нежелание просыпаться не было столь безумным и отчаянным.