Narcolepsy

IAMX - I Am Terrified

Чонин закашлялся. Ресницы склеились от чего-то липкого, из-за чего раскрыть глаза оказалось несколько болезненно. Дышать было невыносимо больно и проблематично, но Чонин дышал. Было бы счастьем осознать то, что глаза не способны больше видеть, но Чонин видел. Он видел под неестественным углом заломленные руки и огромные грязные разводы темно-красного на мягкой белоснежной ткани. Чонин видел, как не вздымалась грудь от дыхания, и как не дрожали плотно сомкнутые веки. Чонин видел каждую рану, изуродовавшую красивое лицо. Чонин видел все и не мог заставить перестать себя смотреть. Собственные руки и ноги казались чужими, словно оторванными от тела, и Чонину не нужно было смотреть на них, чтобы убедиться, что они почти невредимы. Он это знал. Как знал и то, что глаза напротив не раскроются ни через секунду, ни через минуту. Потому что видел это не первый раз. Потому что знал, что это - очередной из его снов. Вернее, это очередное погружение в один и тот же сон, которым однажды стала его жизнь. Рассыпалась на мелкие осколки по одну сторону реальности и вновь неровно склеилась по другую. Разлетелась на мелкие кусочки в тот день, когда Чонин уснул за рулем автомобиля друга и погубил смысл своего существования. По сюжету этого сна сознание каждый раз покидало парня все позже и позже, раскрывая все более мельчайшие подробности произошедшего. И Чонин отдал бы все на свете, лишь бы не видеть и не знать всех этих дотошных мелочей, что разум преподносил Киму, едва веки того смыкались. Чонин проснулся, пытаясь привести в порядок сбитое дыхание. Его лихорадило и, судя по всему, он снова кричал, потому что Чанель сидел на краю его постели и промакивал его лоб мокрым полотенцем. Эта сцена повторялась так же регулярно, как и болезненный сон. Чонин едва не свел счеты с жизнью, несмотря на то, что остался относительно невредим в ту ночь, а Чанель с ужасом отгонял мысли о том, что оставь он, буквально на глазах тлеющего, друга в реабилитационном центре еще хотя бы на день, и рядом с одной могилой пришлось бы копать новую. Чонин изо дня в день занимался упорным самоуничтожением, что на деле оказалось эффективнее болезни, поэтому Чанель, перессорившись с мед. персоналом и лечащим врачом Чонина, забрал парня домой. Ни о какой учебе больше не могло быть и речи – Чонин почти не покидал даже собственной комнаты. И подобное происходило ни столько из нежелания парня, сколько из-за обострившейся болезни, не дававшей ему нормально ни спать, ни бодрствовать. Круги под глазами, как и невероятная медлительность в движениях стали неотделимой от него частью. Чонин выходил из дома только ради терапевтических сеансов в больнице, куда его регулярно провожал друг. Сам же Чанель, если и покидал стены квартиры, то предварительно запирал дверь на ключ. С одной стороны, это был весьма опрометчивый поступок – случись в доме пожар или еще какая неурядица, и Чонин попросту не сможет выбраться наружу. Но с другой стороны, одна мысль о том, что могло произойти с парнем вне этих четырех стен, внушала в Чанни настоящий ужас и казалась много весомее прочих маловероятных событий вроде не выключенной плитки. Чанель не боялся и того, что в его отсутствие Чонин может с собой что-то сделать – он знал своего друга лучше, чем самого себя, и помнил, что Ким обладал чудовищно сильным чувством самосохранения. И, признаться, был небу за это благодарен. Чанель убрал уже нагревшееся полотенце в сторону и аккуратно спрятал мокрые пряди волос Чонина ему за уши, по-прежнему не произнося ни слова. Говорить что-то было бессмысленно и отчасти даже глупо. Дежурное «ты в порядке?» прозвучало бы, наверное, чуть ли не оскорбительно ко всей этой ситуации, потому что «нет. Не в порядке.» И оба это знали, а потому Чанель не спрашивал, а Чонин не отвечал. - Сколько времени? – тихо спросил Чонин, тщетно пытаясь скрыть то, каких усилий стоит ему эта короткая фраза. - Пятый час,– ответил Чанель так же тихо. - Утра или…? - Да, утра, - кивнул Чанель и поднялся с кровати. – Тебе нужно поесть, - уверенно произнес он, - выглядишь отвратительно. - Ну спасибо, - Чонин тихо рассмеялся, поднимаясь с кровати и потирая пальцами виски – в голове стоял низкий гул - одно из того немногого, что остается по окончании бесполезных снов, что регулярно видятся парню. Помимо отвратительных сновидений в темное время суток, заканчивающихся если не истерикой, то, как минимум, резким скачком температуры тела и, как следствие, жаром, Чонин частенько падал, преодолевая короткое расстояние в границах комнаты и проваливался в беспокойную дрему. Один из таких случаев произошел в середине февраля, когда Чонин подошел к окну и коснулся холодного стекла кончиком носа. Ким прикрыл глаза лишь на секунду, позволив этой маленькой слабости взять верх над собой, но этого оказалось достаточно, чтобы провалиться в состояние, нечто среднее между сном и явью. Очнулся парень от острой боли в колене – ударился о батарею, потеряв равновесие. Появившийся на шум Чанель помог тому подняться на ноги, но Чонин просто повис на нем, не в силах сдвинуться с места. В тот вечер обоим довелось познакомиться с еще одним побочным осложнением болезни – катаплексией, кратковременным расслаблением мышц и, как следствие, неспособностью двигаться. . . . - Чанни? Это был один из последних февральских вечеров, когда Чонин появился на пороге зала в пижаме. В свете ночника парень выглядел еще более тонким и прозрачным, чем был при свете дня. - Чанни, мне нужна твоя помощь. Чонин прошел вглубь комнаты и приземлился рядом с парнем, слабо улыбаясь. - Мне необходимо, чтобы ты не давал мне спать как можно дольше. Эта идея забрела в его голову пару дней назад. Сны, наполненные немыми криками и суетой людей вокруг, сбежавшихся посмотреть на чужую трагедию, выматывали так, что Чонин готов был не спать вообще, лишь бы не видеть умиротворения на лице напротив и окрашенных малиновыми разводами коротких волос. Но нежелание видеть всех этих картин было не единственной причиной подобного. - Я думаю, что если не буду спать несколько суток, то потом усну на продолжительное время и смогу, наконец, досмотреть этот сон. Что ты думаешь об этом, Чанни? Чанель закусил губу. Не имело смысла даже спрашивать, о каких снах идет речь – Чонин хоть и не делился этим со своим другом, но откуда ему было знать, что каждую ночь тот слышал, как мантру, повторяющееся имя Сэхуна, слетающее на сорванных выдохах напополам со всхлипами с искусанных губ. Но сейчас в словах друга здравого смысла было в равном соотношении с осознанием всей опасности этой затеи. Словно прочитав, о чем думает его друг, Чонин горько усмехнулся: - Я больше так не могу, понимаешь? – голос предательски дрогнул, и Чонин опустил голову. Чанель не позволял себе сдвинуться с места, да и любое прикосновение, скорее всего, было бы отвергнуто, но это оказалось так просто – зажечь надежду в глазах напротив, ответив на тихое «ты поможешь мне?» не менее тихим «да». . . . Сизый дым, пьяное бормотание, привкус сигарет на кончике языка. Аромат стойкого парфюма забирался в легкие, когда машина остановилась у дома, в котором жил Чонин. Сэхун открыл глаза и встряхнул головой, ежась от холода. - Мы приехали? – хрипло пробормотал он, хрустя затекшей шеей и одновременно надевая черную шапку. Утвердительный ответ слетел с языка Чонина прежде, чем тот успел о чем-либо подумать. Чонин на ватных ногах вышел из машины, не в силах заставить себя перестать так откровенно пялиться на Сэхуна, который покачивался с пяток на носки в ожидании лифта. Двери пригласительно раскрылись, и тот обернулся на Чонина, который стоял, как вкопанный, в нескольких шагах от него. - Ты чего? – удивленно вскинув брови, спросил Сэ. Чонин только помотал головой, делая неуверенный шаг вперед. Двери лифта закрылись. Сэхун пробурчал что-то нецензурное и вновь нажал на кнопку лифта, отворачиваясь. Двери вновь открылись, и парень уже хотел шагнуть в узкую кабинку, когда почувствовал тепло тела, прильнувшего к спине, а чужие ладони легли на широкий карман его толстовки, слегка сжимая толстую ткань между пальцами. - Да что с тобой? – Сэхуну нравились такие проявления нежной инициативы со стороны Чонина, но отсутствие понимания причин этим проявлениям его раздражало. - Давай просто считать, что мне приснился плохой сон, хорошо? – глухо ответил Чонин в чужой затылок, а Сэхун нахмурился, услышав надрывные нотки в голосе парня. - Вот только не говори, что ты сейчас заплачешь, - высказал свои подозрения Сэхун, резко развернувшись к парню и с ужасом осознав, что в глазах того действительно стоят слезы. - Ну и что это значит? – спросил он, пожалуй, резче, чем следовало, и недовольно свел брови на переносице. – Да что с тобой последнее время творится? Вчера ты мне задвигаешь про то, что тебя не будет рядом, а сегодня - словно заведомо оплакиваешь наше расставание. Или что похуже. Чонин не отвечал. Потому что, собственно, что он мог ответить? Что он спит, и его сон внезапно принял неожиданный, но приятный для него оборот? Что на самом деле Сэхун лежит под метрами ледяной земли, причем по его, Чонина, вине? Дорожки слез стремительно сбежали по щекам, едва Чонин об этом подумал, и лицо Сэ моментально смягчилось. - Ну тише-тише… Не знаю, что ты там себе напридумывал, но это все ложь, слышишь? – Сэхун вытер слезы парня ладонями и прижал к себе. Цепляясь замерзшими пальцами за мягкую теплую ткань, Чонин убедился, что все происходящее было не более, чем новый разворот событий его сна – толстовка, в которую был одет Сэ, имела глубокий черный цвет. Но картинки бардового на белом Чонин не сможет забыть еще долго. А это значит, что он обязан сделать все, чтобы этот сон продолжался как можно дольше. . . . Чонин проснулся, сразу же натыкаясь на обеспокоенный взгляд напротив. Понадобилась долгая минута, чтобы понять, чьи это глаза. - Чанель… - Чонин попытался сесть, но тело, еще не отошедшее от глубокого сна, отказывалось слушаться. - Чанни, - повторил парень, - Чанни, у меня получилось, - Чонин чуть ли не смеялся, осознавая, что впервые за долгое время, он видел относительно здоровый и спокойный сон, но друг, видимо, его радости не разделял. - Я не мог тебя разбудить, - сухо произнес Чанель. Вязкая пауза растеклась по углам комнаты. Чонин похолодел. - Чанни, сколько я… - Двое суток. Ты. Спал. Гребаных. Двое. Суток. Чонин впервые видел Чанеля злым. - Чанни, прости, я… Чанель плотно прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. - Забудем, - произнес он. – Просто забудем. Ты в порядке, и это единственное, что сейчас имеет значение. Чонин облегченно вздохнул, и впервые за долгое время уголки его губ приподнялись в улыбке, не вызывающей сомнения в ее искренности. . . . Шум отъезжающей кабинки лифта стихал в глубине шахты, пока Чонин тщетно пытался найти в карманах пальто ключи от квартиры. В конце концов, Сэхун убрал руки парня от самого себя и принялся собственноручно обшаривать карманы. - У тебя в карманах черти что,- недовольно пробурчал парень, запуская руку в очередной карман и вытаскивая наружу чупа-чупс. – Почему один? Чонин закатил глаза, вытащил второй точно такой же из другого кармана и протянул его Сэхуну. Тот тут же довольно улыбнулся и засунул обе конфеты в карман чониновского пальто. - Так надежнее будет, - произнес он, застегивая карман на пуговицу. – Ключей нет, - заключил вердикт Сэхун и развел руки в стороны, мол, такие дела, что поделать. - Хотя… Сэхун снова приблизился к Чонину и, наклонившись, запустил обе ладони в задние карманы на джинсах парня. Через секунду блондин выудил оттуда связку ключей и потряс ими перед лицом Чонина, но вторую руку так и оставил в кармане чужих джинс. Сэхун сделал шаг вперед, и Чонину, чтобы не упасть, пришлось отступить назад. Сэ продолжал надвигаться на Чонина, пока последний не врезался спиной в дверь. Сэхун наклонился вперед, нашаривая ключом замочную скважину за спиной парня. - Ты такой растяпа,- прошептал он, касаясь губами уха Чонина. Тот почувствовал, как жар приливает к скулам, а рука в кармане его джинс вовсе не многозначительно сжимается. - А ты такой трезвый, с чего бы это? – усмехнулся Чонин в тон Сэхуну, не желая так быстро сдавать позиции, и буквально почувствовал в воздухе волны смущения, атакующие парня. Ключ, наконец, попал в скважину, но Чонин опустил свою руку поверх руки Сэ, не позволяя повернуть его, и заглянул в глаза парня. - Ты просто хотел напоить меня, - вынес вердикт Чонин. - Одному пить скучно, - невозмутимо ответил Сэхун, избегая внимательного взгляда. - Я сказал не то, что ты хотел выпить со мной, а то, что ты хотел напоить меня. - Чонин-а, идем домой спать… - Сэ, а ведь я даже не против. Сэхун повернул голову и заглянул в глаза Чонину: - Не понял. - Переспать с тобой. Я ведь не против, и вовсе не обязательно для этого вливать в меня алкоголь. Только мне вот что интересно – куда же ты дел все те бокалы с виски и текилой, если не в себя? - Кое-кому не мешало бы поменьше глаза на Чанеля косить, и он бы все заметил, - Сэхун из защищающейся позиции перешел в наступательную. - А кое-кому другому стоило бы просто сказать, что он хочет своего парня, а не тащить в клуб. - Может быть, кое-кто в таком случае уже, наконец, заткнется и даст мне открыть эту чертову дверь?! Замок дважды щелкнул, и дверь позади Чонина распахнулась, впуская обоих внутрь. Сэхун вытащил свою руку из чужого кармана. Впрочем, сделал он это только для того, чтобы стянуть свои кеды, бросить на них сверху шапку, а затем прижать Чонина к стенке. - Ты и вправду хотел этого? – восторженно прошептал Сэхун, вжимаясь коленом в чужой пах и вытряхивая Чонина из тяжелого пальто. - Ты иногда такой придурок, О Сэхун. – пробурчал тот, шумно выдыхая в складки капюшона сэхуновской толстовки. – Я вообще удивлен, как ты не уложил меня в первую же ночь нашего знакомства, а тянул целых… сколько мы там встречаемся? Месяц?.. И ни капли Чонин не лукавил – он действительно был удивлен, что не оказался под Сэ в ту же ночь, но гораздо больше парня удивляло то, как он еще был способен язвить и относительно трезво мыслить, в то время как ладони Сэхуна вовсю гуляли по пояснице под рубашкой, временами подцепляя пальцами тугую резинку белья, но не забираясь внутрь. - Я не настолько испорчен, как ты думаешь, - произнес Сэхун прежде, чем приподнять парня, усаживая себе на бедра, и отправиться с ним на поиски горизонтали. - О-о, да в тебе умирает романтик, - с наигранной восторженностью воскликнул Чонин. Он хотел было добавить что-нибудь про то, что Сэхун еще не потерянный для общества человек, но чужой язык с любимой металлической бусинкой заставил его заткнуться, выпроваживая из головы все мысли. Толстовка полетела на пол вслед за рубашкой Чонина (пуговицы последней, кажется, потерпели крах в попытках удержаться на нитках, когда Сэхуну надоело с ними возиться). Узкие джинсы сползали менее охотно со стройных ног обоих, и Сэхун готов был уже махнуть на них рукой, да так и оставить болтаться где-то на уровне своих колен, но все же разум шепнул, что Чонин заслуживает явно большего, нежели обыденный секс с парнем в полуспущенных джинсах. Чонин хватал ртом воздух и не знал, за что ухватиться, когда чужой язык творил нечто невообразимое в причинном месте. Сэхун глотал чужие стоны, смешивающиеся с его собственными, когда медленно входил в податливое, как размякший пластилин тело, придерживая чужие бедра. Сэхун кончил вдогонку Чонину, который уже считал звезды, танцующие на потолке и пытался отдышаться. И Чонин чувствовал себя ненормальным, психически нездоровым и просто помешанным когда, словно в бреду, зацеловывал влажные острые ключицы Сэхуна. - Гребаный фетишист, - посмеивался Сэ, перебирая шоколадные пряди на затылке парня тонкими пальцами. Но теперь очередь заткнуть все мысли настала у Сэ, когда неожиданно для него Чонин быстрыми поцелуями спустился вниз по телу и отправился на новые подвиги, подобные тем, что совсем недавно творил сам Сэхун. . . . Чонин проснулся, тут же потягиваясь и недовольно бурча, потому что тела, согревающего его всю ночь, не оказалось рядом. Парень приподнялся на локтях, озираясь по сторонам и пытаясь понять, куда то могло внезапно запропаститься. Догадка пришла неожиданно и совершенно некстати на пару с вошедшим в комнату Чанелем. Подойдя к кровати, он поставил на тумбочку стакан с чистой водой, а рядом положил горсть таблеток. - Двое с половиной суток, - произнес парень вместо утреннего приветствия и сразу покинул комнату. Чонин снова упал на подушку, зажмуривая глаза и отчаянно не желая верить в происходящее. Он спал. Спал двое с половиной суток, проживая параллельную жизнь, в которой Сэхун все еще жив. Ни один из эпизодов того, что ему приснилось, ни одно слово из диалогов сна не планировало покидать разум парня, поэтому не было ничего удивительного в том, что запустив руку под одеяло, он обнаружил пижамные штаны мокрыми в причинном месте. Чонин мысленно молился, чтобы об этом не узнал Чанель. Он слабо соображал причины этого желания, но почему-то было легче дышать, веря, что его друг не догадывается о том, какого рода сны видит Чонин. Возвращаясь к событиям сна, парень улыбнулся сам себе, но отчего-то улыбка быстро сошла на нет, оставляя после себя горечь и сухость во рту с неизменным сигаретным привкусом. Что же касается Чанеля – он действительно не подозревал о том, что сейчас в ванной Чонин замачивал свои пижамные штаны, но затыкать протяжные стоны из спальни Чонина наушниками было выше его сил. Чонин больше не засыпал посреди обыденных действий, и жизнь более-менее стала похожа на жизнь «до». А в один из дней Чонин понял, что стоит ему незначительно уменьшить дозу принимаемых таблеток или пропустить пару сеансов терапии подряд (куда Чанель теперь спокойно мог отправить парня одного), и его сон становился длиннее на три-четыре часа. А это значило, что увеличивалось и время, в которое Сэхун жил. Чонин перестал ходить на терапию вообще, исправив в журнале лечащего врача в его отсутствие свои контактные данные. Пара новых хвостиков у цифр, и в жизни Чонина больше нет слова «процедуры», «артериальная гипотония» и прочих терминов, которые уже въелись в кору головного мозга. Пара лишних улыбок Чанелю, и тревога друга уснула так же крепко, как засыпал теперь сам Чонин. . . . - Сэ, а что ты скажешь на то, если я вдруг скажу тебе, что ты находишься в моем сне? Чонин сидел на коленях у Сэхуна, тесно зажав его бедра между своими. Они провожали день на автобусной остановке и самозабвенно целовались, изредка прерываясь на короткие, ничего не значащие фразы. Прохожие косились на парочку – кто-то показывал пальцами, кто-то прикрывал глаза детям, а иные даже подходили и заводили поучительную шарманку о том, как нужно вести себя в обществе. Обоим было плевать. Чонину было плевать, потому что он знал, что все вокруг – это созданный его подсознанием мир. Воспаленная фантазия, сладкое сновидение и ничего более. А потому он не намеревался тратить попусту ни единой бесценной секунды. Сэхуну же было наплевать по определению. Он был таким буквально во всем. Поэтому сейчас высовывал кончик языка на мороз и позволял Чонину слизывать с него падающие снежинки, едва те касались горячей поверхности. И неважно, что неповторимой формы крошечные создания превращались в воду до того, как до них успевал добраться язык Чонина. Это все было абсолютно неважно, но сидеть вот так, не видя никого и ничего вокруг, было хорошо. И этот факт был неоспорим по условию. - Я скажу тебе, что ты явно простудил голову и рано или поздно огребешь от меня за свою нелюбовь к шапкам. - У меня есть капюшон, - отмахнулся Чонин. - Капюшон твой – чушь несусветная. Это как предохраняться презервативом из целлофана, к примеру. - Фу, - Чонин поморщился, мгновенно представив. - Вот и я о том же. Сэхун крепче сомкнул руки на пояснице парня, вновь потянувшись за поцелуем, но Чонин накрыл его губы ладонью: - Нет, ты мне все-таки скажи. Что ты об этом думаешь? Ты бы поверил мне? Сэхун понял, что просто так от него не отстанут, а значит нужно включить остывший на морозе мозг и заставить его поработать. - Перчатки, конечно, одеть было тоже не судьба, - пробурчал парень и засунул обе ладони Чонина в свои карманы. - Ну-у… теоретически, конечно, идея интересная, - сказал, наконец, Сэ. – А вот на практике… Это довольно-таки… странно? Просто раз я – это кто-то, тобой созданный, кто-то, кто существует только в пределах твоего сна, то что же тогда с тем мной, что существует в реальности? Неужели мы там не вместе? Такое вообще возможно? – Сэхун рассмеялся, но тут же его смех оборвался, уносимый подувшим ветром, едва он увидел тяжелые тени тоски в глазах напротив. - Ты действительно хочешь услышать ответ на все свои вопросы? – спрашивая это, Чонин уже предвидел ответ, но все же, ради вежливости, и оттягивания момента истины решил спросить. - Не я начал этот разговор. Так что будь добр, вскрывай все карты. - Ты погиб. Сэхуну показалось, что все его части тела, внутренние органы и чувства восприятия внешнего мира онемели, заморозились и покрылись сверху крепкой ледяной коркой. А Чонин внезапно осознал всю безысходность ситуации. Он спит - и Сэхун существует. Он бодрствует - и Сэхун мертв. - Сэ… - Чонин даже не знал, что собирался сказать, но договорить ему и не дали. - В таком случае, меня та реальность полностью не устраивает. И если ты так хотел мои чувства проверить, то знай - черта с два ты теперь от меня отвяжешься, понял? И Чонин понял. Чонин понял все до мельчайших нюансов. Сэхун не будет развиваться дальше. Он – это сотканное Чонином воспоминание. Склеенный осколок к осколку образ. Проекция Сэхуна, которого когда-то знал и любил Чонин. Одни и те же фразы будут проскальзывать из диалога в диалог все чаще и чаще, потому что кроме них, Чонин, в конце концов, забудет все. Забудет Сэхуна, как цельный образ, как неповторимую и нерушимую личность. Будет помнить лишь отдельные слова и брошенные фразы. Отдельные кадры жизни и места, где они бывали вместе. Ведь именно так мы и запоминаем людей – они склеены для нас из сказанных ими слов и совершенных ими поступков. Но так ничтожно мало было это просто осознать. И так важно было попытаться отпустить… . . . Сны Чонина измерялись сутками. Зачастую, отметка превышала трое суток, пару раз достигала пяти. Чонин спал почти наяву. А Чанель слишком долго доверял слепым счастливым улыбкам своего друга, хотя прекрасно осознавал, что причина этих улыбок кроется в его снах и срывает по ночам стоны с губ и на выдохах произнесенное имя. Чонин все чаще разговаривал во сне, и, благодаря этому, Чанель знал весомую долю всех его с Сэ диалогов. Только вот одни и те же фразы повторялись все чаще и чаще, отпечатываясь в сознании Чанеля. Чанни находил таблетки в унитазе – Чонин спросонья даже не замечал, что часто не смывал их до конца, но Пак молчал. Он знал, что сознательно гробит своего друга, но видеть его счастливую улыбку было бесценным. Чанель просто не был уверен, что сможет собрать парня по кусочкам – не получилось три месяца назад, не выйдет и сейчас. Дни сменяли один другой, и никто в квартире – ни вечно спящий Чонин, ни, ставший нервным до дрожи в пальцах, Чанель – ни один из них не заметил, как на смену зябкому марту пришел необъяснимо промозглый апрель. А Чанель теперь просыпался по ночам и вслушивался в спящие стены квартиры, боясь сквозь них вместо звонкого смеха, неясного бормотания… да Бог с ними, даже вместо пресловутых стонов он до дрожи боялся услышать рыдания из комнаты Чонина. И каждый раз, не услышав, облегченно вздыхал, проваливаясь назад в сон. . . . - Сэ, а о чем ты мечтаешь? Чонин впервые находился в квартире Сэхуна. Ему не приходилось бывать в ней, пока Сэ был жив, но он был уверен, что все внутри выглядит именно так. Светлые стены небольших комнат, минимум мебели, как ненужного хлама. Отсутствие кровати в принципе, и небольшой узкий диван, как замена ей. Непременно усыпанный морем подушек. Как ни странно, во снах Чонина Сэхун не курил. Чонин позволил себе эту маленькую импровизацию, правда более крупные коррективы вносить в свои сны боялся, подсознательно чувствуя, что ни к чему хорошему подобное не приведет. - Не знаю, - честно ответил Сэ. – Наверное… да, точно. Думаю, это единственное, чего мне действительно не хватает для полного счастья, - Сэхун посмотрел на Чонина, лицо которого с любопытством смотрело на него сверху, заслоняя собой потолок – голова Сэхуна лежала на коленях парня в то время как сам Чонин, со всех сторон обложившись подушками, путал пальцы в его выбеленных волосах. - Я бы хотел жить вместе с тобой. - Пф, что за бред? Что изменится, если мы будем жить вместе? – недоуменно спросил Чонин. – Ты и так ночуешь в нашей квартире, а если и не ночуешь, то забираешь меня к себе. - Ну нет, - возразил Сэхун, - это все равно не то. Так я бы будил тебя по утрам… - Выпинывая из кровати, - подхватил Чонин. - И приносил тебе кофе в постель, а то твой Чанель меня на порог кухни даже не пускает. - И я бы не пустил. Ты же кроме своих суши ничего готовить не умеешь. В лучшем случае все закончилось бы фразой «банка с кофе в третьем шкафчике слева, свари себе кофе. И мне заодно», но за романтические мысли спасибо, порадовал, - рассмеялся Чонин, растрепав чужую челку. - Ты пессимист, - заключил Сэхун, немного поразмыслив. - Ну приехали. А кто меня таким сделал, стесняюсь спросить? - Переезжай ко мне. - Что? – Чонин оторопело хлопал глазами. - Не делай вид, что не слышал. - Нет, серьезно. Что ты ска… - Еще раз переспросишь и… - Хорошо. - Что? – теперь пришла очередь Сэхуна сомневаться в своих слуховых способностях. - Не делай вид что не слышал, - улыбнулся Чонин. . . . - Ты куришь? – Чонин удивленно вскинул брови, нарисовавшись в дверях кухни. Чанель потушил сигарету, глядя на вошедшего и отмечая про себя его неестественную худобу – острые ключицы выглядывали из-под небесного цвета домашней рубашки, которая и сама висела на худых плечах так, словно была размера на три велика. И дело было вовсе не в стрессе или чем-то подобном, а в том, что соотношение времени сна и бодрствования Чонина было чудовищно непропорциональным. - Спи больше, и не такую Америку для себя откроешь, - бросил в ответ Чанель. Чонин прошлепал мимо парня к холодильнику и выудил оттуда пакет молока, тут же наливая его в стакан и залпом выпивая. - Я ходил в больницу, - произнес Чанель, и рука Чонина, наливающая молоко, замерла, а сам парень моментально напрягся, нервно сглатывая. – Мне сказали, что пациент Ким Чонин пропал больше месяца назад, а его контактные данные чудесным образом оказались ложными. Молоко уже вытекло за край, и теперь продолжало свой путь по столешнице к краю. - КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ТВОРИШЬ? – прорычал Чанель, резко встав из-за стола, а Чонин, испуганно дернувшись, выронил пакет из рук. - Я знаю, что ты почти не пьешь таблетки, я не идиот и не слепой, - выровняв тяжелое от гнева дыхание произнес Чанель, ставя обе руки на столешницу по сторонам от Чонина. – Но ответь мне, Бога ради, что ты со всем этим собираешься делать? Так и собираешься сбегать к нему в свои сны до конца жизни? А ты не думал, что такими темпами, ты не доживешь и до двадцати пяти, а? Не приходила эта мысль в твою несмышленую голову? Чонин понимал, каких усилий стоило Паку не сорваться на крик и не врезать по его лицу, но что ответить, он просто не знал. Все давно приняло ненормальный оборот, и говоря «давно» стоило вернуться даже не к моменту, когда парень начал понижать дозу лекарств и сознательно продлевать свои сны в тайне от друга, а к тому вечеру, в который он пришел к Чанелю с мольбой в глазах, и обременил того, разделив напополам ответственность за его, Чонина, слабость. - Я не знаю, что мне делать, Чанни, - сказал, наконец, парень. Ночные кошмары Чанеля обретали форму, воплощаясь наяву – Чонин плакал, теребя край рубашки. - Я так боюсь… - всхлип, - терять его во второй раз. Чонин захлебывался в рыданиях – впервые полное понимание всего пришло к нему не во сне, в объятьях Сэхуна – теплого, живого, самого настоящего Сэхуна. А здесь. Где Чонин погубил парня собственной глупостью. Уничтожил смысл своего существования в считанные секунды. Уснул за рулем. Точка. Распишитесь здесь и здесь. - Успокойся, слышишь? – Чанель неловко обхватил Чонина руками, чувствуя под ладонями выпирающие лопатки напряженной спины. Чонин пытался что-то сказать, но Чанель сквозь всхлипы различал только отдельные слова. И не нужно быть гением, чтобы понять, чье имя угадывалось среди этих слов чаще всего. Чонин успокоился спустя три стакана воды и пять таблеток антидепрессантов. Чанель понимал, что у него есть всего пара минут, прежде чем Чонин вновь уйдет к морфею под действием выпитых успокоительных. - Чонин-а, я отвезу тебя в больницу, хорошо? Ты возобновишь лечение. Тебе помогут, слышишь? – голос предательски дрожал. Чонин слабо кивал в ответ, едва удерживая связь с реальностью. Веки наливались свинцом. - Тебе помогут, слышишь? – повторил Чанель. – Я помогу. Ты веришь мне?.. – Чанель понял, что плачет, когда глаза Чонина закрылись. Так же он понял и то, что сам в свои слова не верит. - Я обязательно перееду, - еле слышно прошептал Чонин. Больше он не просыпался. Позже врачи сказали, что истощенный организм перестал справляться с элементарными процессами жизнедеятельности, погрузив организм в глубокий сон, но Чанель до последнего приносил цветы в палату, в которой никто не говорил ни слова. Только спокойное глубокое дыхание единственного пациента вливалось в тишину. А в один из дней лета, когда крыши домов начали, наконец, пригреваться солнцем, койка опустела, а цветы носить стало некому. Чанель уехал из города в этот же день.