Ангел-хранитель

* * * Трясущимися руками я нашел в себе силы дотянуться до валяющегося рядом Кириллиного айфона. К великому счастью, сейчас это было в моих силах. 03. Скорее! 03!!! Я оставлял кровавые отпечатки на сенсорном экране, но какое кому сейчас было дело до этого? Разглядев в темноте светлую табличку на доме, я наспех произнес адрес переулка и, даже не расслышав ответа диспетчера, отложил трубку. Кирилл жадно глотал воздух, пытаясь что-то произнести. Я крепко прижал его голову к себе, судорожно прикрывая рану брата: - Держись, чуть-чуть осталось… - ..ет.. н.. хочу.. нет… - по щекам его крупными каплями ползли слезы. Господи, ну пожалуйста, прошу тебя. БОЖЕ! Сердце бешено колотилось, отдавая неприятным клокотанием в горле. И как же меня затрясло, когда тело Кирилла стало медленно проходить сквозь меня. Господи! Неужели он умер. Нет! Нет! Нет! Только не это! Но, не успел брат и коснуться холодного асфальта, как его тут же подхватили на руки люди в белых халатах, загрузили на носилки и погрузили в машину скорой помощи. Словами не описать, какое это было облегчение. Я же снова остался незамеченным. Прозрачным и незримым. Я снова был мертв, хоть и чувствовал до сих пор горячее тепло от крови Киры на своих руках. В тот момент я растерялся. Ступор охватил меня, я даже не знал, куда мне теперь податься, что делать, да и что теперь вообще со мной будет? С трудом заставив себя встать, я, словно в прострации, побрел по направлению к центральной больнице. Город у нас был небольшой, и других вариантов, куда могли отвезти парня на скорой, собственно, больше не оставалось. Ночной город встречал меня своим унынием. Людей на улице совсем не было. Странно, ведь ночь только началась. Где же вечные тусовщики, скитающиеся по безлюдным районам? Никто ничего не празднует, не слышно разговоров. Даже машины не ездили. Хотя, быть может, мне все это казалось. Скорее всего, я просто не замечал абсолютно ничего вокруг себя. Тихонько шелестели листья деревьев, искусственно выстроенных в ровную рамку вокруг больницы. Как будто больным не все равно, что там у них за окном. Да нет, зря я так. Есть же такие очаровательные бабули – божьи одуванчики, которые только и делают, что пялятся на улицу. Ну или романтичные личности, эдакие потомки Пушкина. Но это меньшинства нашего социума. Я прошел в холл больницы. Людей здесь совсем не было, только на ресепшене сидела полная медсестра, читая какую-то книгу. Я осторожно заглянул в журнал поступлений, хотя, по сути, зачем мне осторожничать? Последнее поступление сорок минут назад. Из неясных врачебных закорючек я понял только: «сост. тяж. отправ. в реан.», что, видимо, значило: «состояние тяжелое, отправлен в реанимацию». Я пошел по темным коридорам больницы, прошел несколько лестничных пролетов и вышел к операционной на втором этаже. Над широкой дверью светилось желтое табло: «не входить». Я прошел сквозь дверь и огляделся. Комната залита белоснежным светом, на людях кипельно-белые одежды. Раздавалось равномерные пики аппаратов. Судя по всему, все стабильно. Под кислородной маской оперируемого я разглядел лицо Кирилла, и тут же поспешил покинуть палату. Хоть ничего и не предвещало беды, но сегодня мне уже хватило крови брата. Около часа я просидел возле операционной. После этого Киру выкатили из белоснежной комнаты, яро напоминавшей мне собственные белые хоромы. Каталку, вместе с аппаратами и самим братом отвезли в палату интенсивного лечения для тяжелых больных. * * * Всю ночь я просидел рядом с кроватью брата. Его и без того светлое лицо сейчас казалось просто аномально-бледным. Фонарь, навязчиво светящий с улицы, делал лицо Кирилла буквально прозрачным, с каким-то волшебным серебряным отблеском. Всё это напоминало мне ту сказку, про спящую красавицу. Я кончиками пальцев коснулся щеки Киры. Рука не проваливалась сквозь него, но все, что я почувствовал – это легких холодок, распространившийся по всей ладони. Я больше никак не могу повлиять на его судьбу… Я еще раз вгляделся в лицо брата, задержав взгляд на его длинных ресницах. Я наклонился ближе, вслушиваясь в едва слышное дыхание возлюбленного. Еще сантиметр, и мои губы обжигает ледяное прикосновение его мягких губ. Как жаль, что моя «спящая красавица» не проснется от этого поцелуя. * * * Всю ночь я не смыкал глаз, наблюдая за показателями приборов, за каждым движением, прислушиваясь к каждому шороху. Кирилла разбудил утренний визит медсестры. Она сделала ему какой-то укол, поставила капельницу и тут же поспешила уйти, и словом не обмолвившись с больным. Следом, буквально через час, пришел врач. Долго расспрашивал брата о его самочувствии. Сказал, что после пары переливаний крови, его переведут в обычный дневной стационар. Посоветовал какие-то таблетки и обещал зайти вечером. Честно говоря, внешний вид Кирилла обещал желать лучшего. Всё та же ненормально-светлая кожа, бледные, буквально опустошенные глаза и высохшие, превратившиеся в вафлю губы. Он был похож на ходячего мертвеца. Душа будто покинула когда-то живое и бодрое тело. Весь день Кира просидел, не сводя глаз с одной точки. Я было начал беспокоиться за него, но после обеда начались часы посещения, и к брату пришли так называемые «гости». Мама выглядела устало. Под ее глазами чернели мешки. Да, она точно не спала всю ночь. Ей, видно, сообщили о происшедшем еще в начале ночи. И хоть мать старалась улыбаться теперь уже единственному сыну, но усталость в ее глазах лишала эту улыбку искренности. - Я принесла тебе покушать. – Мама выгрузила на тумбочку рядом кроватью пару контейнеров, в одном из которых я разглядел пирожки. Насколько я помню, мама редко находила время печь, а значит, бессонница замучила ее окончательно. - Как ты тут? Больно? Что врач сказал? Кирилл, до этого вроде оживший, вдруг скис: - Сказал, что после двух переливаний переведут в стационар. - Хорошо. Может, попросим забрать тебя домой. Все-таки экзамены скоро, да и в институт пора документы отправлять. Папа волнуется за это. С общежитием проблемы какие-то… - Мам… - Кирилл, хоть и смотрел на мать, но, по-моему, совсем ее не видел – я вчера видел Колю. - Какого? – Она догадалась, но все же надеялась, что парень имел ввиду кого угодно кроме меня. - Нашего. Моего брата… Колю. - Милый… - Мама запнулась – у тебя, наверное, сотрясение. - Нет у меня никакого сотрясения! – Боже, Кирилл, ну зачем ты говоришь ей это? - Это все от потери крови… - НЕТ! - Кирилл! НЕ СТРАДАЙ ЕРУНДОЙ! - На маминых глазах блеснули хрусталики слез. – Зачем ты сочиняешь эти сказки? - Я ничего не сочиняю! - Так! – Мама вскочила, как ошпаренная. Прозрачные капли сползали по ее щекам – Я зайду завра! Ее реакция вполне объяснима. Она, наверное, до сих пор винит себя за то, что со мной произошло, ведь на кануне мы поругались… Мне действительно ее жаль. Не хотелось оставлять за собой такой след. Мама громко хлопнула дверью палаты. Что до Кирилла, так его мимика даже не изменилась. Он как был в прострации, так и остался. - Плевать, что ты не веришь, я то знаю… он рядом. Он был со мной. Он всегда… всегда рядом. Я встал рядом с братом. - Не нужно было расстраивать маму. Я только до тебя. – Я бы хотел, чтобы он услышал меня, но сейчас это уже не возможно. Я накрыл ладонью руку Кирилла. Тот вздрогнул. Хорошо что хоть это ты еще чувствуешь. Жаль, что не надолго. Брат нервно оглядывал комнату: - Я, как слепой котенок, знаю, что мама рядом, но совсем ее не вижу… - он говорил шепотом. Конечно, не хватало еще, чтобы его заперли в психушке. Прости… Я пока ничего не могу для нас сделать.