Dum spiro, amo atque credo (Пока дышу, люблю и верю)

Слэш
R
Завершён
542
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
36 страниц, 6 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
542 Нравится 28 Отзывы 113 В сборник Скачать

2 глава

Настройки текста
У влетевшего в избу Ротбауэра глаза были огромными от изумления. Я не сразу понял, что хотел мне сказать обратившийся в волка помощник, зато мысли Зоргена почувствовал всей кожей – раненный коммандер сжался, будто ожидал удара, и подполз ко мне поближе. Мысленное восклицание Михаэля можно было перевести как «твою-бога-душу-мать!» За его спиной были и другие волки, любопытные морды просовывались в дверной проем, глаза горели интересом. Всем хотелось увидеть блистательного дархаймского вельможу в таком бедственном положении. Да, Зорген, умеешь ты завоевать любовь солдат! Я сдержанно зарычал, поднимаясь и закрывая собой сжавшегося от холода на полу коммандера. - Пусть они уйдут, Эрих, - прошептал Кестнер, - пусть не смотрят, пожалуйста. Я сделал рывок вперед, обнажив клыки, и вышние попятились, остался лишь удивленный и озадаченный Ротбауэр. Тогда я поднялся на ноги, и Михаэль последовал моему примеру. - Как… он? - Плачевно, - ответил я, оглянувшись на притихшего Кестнера. – Нам нужна лошадь, одежда, еда, бинты, сам подумай, что еще… и быстро. Долго он тут не протянет. Михаэль кивнул. - Что доложить владыке? - Все как есть. Ступайте, и пусть никто не заходит пока. Ротбауэр глянул из-за моего плеча на израненное тело. - Как прикажете, мой коммандер, - произнес он с ударением на слово «мой». Когда дверь закрылась, я еще минуту постоял, прислушиваясь и втягивая воздух ноздрями, потом вернулся к Зоргену. Его все еще нужно было греть. - Почему ты не оборачиваешься? – спросил его. - Не получается, - испуганно сказал он, - пытаюсь, но не выходит. Так холодно, Эрих, так тоскливо… Я опустился на четыре лапы, лег рядом с ним, стараясь согреть и ледяные ноги, и беззащитную белую спину с цепочкой позвонков. Возможно, виной всему просто слабость. Если волка не кормить слишком долго, тело начинает есть само себя, вон у него и мышц уже не осталось, тех красивых, удлиненных бугорков под гладкой кожей, которые упруго перекатывались, когда Зорген красовался, разгуливая по казармам без рубашки. - Раске, - прошептал коммандер, протягивая мне руки. Я снова усердно вылизал раны, волчья слюна – лучшее лекарство, куда там жгучему стотраву. - У тебя такой нежный язык, такой теплый… Я только покачал головой, неловко подгреб лапой поближе голову лежащего рядом человека и принялся чистить глазницу. Серебро сделало свое черное дело, хоть я и не лекарь, но достаточно имел опыта, чтобы предполагать – Зорген никогда не будет видеть левым глазом. Яблоко разорвано точным ударом, нож был в ране дня четыре, не меньше, разрушая то, что осталось. Вместо удивительного сиреневого страшная пустая глазница. - Урод я теперь, да? – уловил мои мысли Зорген. Я только сердито фыркнул, выражая свое мнение по поводу его заявления. Кестнер усмехнулся и подполз ко мне поближе. - Солнце мое, я провел бы здесь еще месяц, если бы ты был со мной. Все-таки у него горячка, такой бред несет. - Как ты меня назвал? - Солнце, мое личное солнце. - Зорген, - проскулил я, - потом тебе будет стыдно за ту чушь, которую сейчас несешь. Он засмеялся, в груди захрипело, похоже, коммандер изрядно простужен. Где эта чертова помощь? - Пусть подольше не возвращаются. За стенами домишки тихо падал снег. Тонкие пальцы перебирали шерсть у меня на груди, голова Зоргена покоилась на передней лапе, и я боялся пошевелиться, чтобы не причинить ему боль. Поэтому я совершенно растерялся, когда вторая, казавшаяся безвольной, рука коммандера сползла по моему брюху вниз, оглаживая то, чего прежде касались только продажные женщины, а в последние лет пять и вовсе никто. Я попытался отстраниться, Зорген сразу вздрогнул и взвыл от боли в потревоженной голове, я замер, боясь даже дышать. А еле живой поганец и не подумал остановиться. - Зорген, прекрати! - Тебе неприятно? – шепотом расстроено спросил он. - Это неправильно, - раздраженно взрыкнул я, его руку ТАМ хотелось одновременно оттолкнуть и заставить сжаться сильнее, - мужчина не должен делать такого другому мужчине! - Даже если обоим это нравится? – с детской непосредственностью спросил Зорген. - Да. В обществе существуют нормы и правила, которым нужно подчиняться. Кестнер вздохнул, скорбя над несовершенством мира, но руку не убрал, наоборот заработал энергичней, так что непривычное к подобному волчье тело натянулось, как тетива. - Убери сейчас же, - потребовал я тверже, понимая, что еще немного, и опозорюсь перед ним. Какая нелепость делать такое мужчине, солдату, с которым вместе ходил в разведку. - Убери, или мне придется причинить тебе боль! Зорген послушался, прекратив свое отвратительное занятие, подобрал колени и приткнул их к моему животу, греясь в густой шерсти. Я немного успокоился. Тягучее ощущение внизу не отпускало, но хотя бы не нарастало, грозя выйти из-под контроля. Мать-Волчица, ну почему каждый раз ему необходимо выводить меня из себя? Мне же казалось, что мы почти… переносим друг друга, что перестали враждовать. Но Зорген придумал для меня пытку еще изощренней, тепло дыша в шею, ненавязчиво и ласково перебирая шкуру. Слабый, беспомощный, нуждающийся в защите. Кто ты такой, коммандер Зорген, что имеешь столь огромную власть надо мной? - Мое солнце, - шептал он в полубреду, - Эрих… Все-таки Зорген угомонился, пригрелся и уснул рядом со мной. Я лежал, не шевелясь, наблюдая за его подвижным лицом, даже во сне ни на миг не становившимся спокойным и расслабленным. Ничего, думал я, войсковые лекари быстро поставят коммандера на ноги, вернут последнего «неистового» в строй. О том, что будет со мной, я не загадывал, сейчас, здесь, в этой промерзшей насквозь лесной хижине это казалось пустыми мелочами. Главное, я нашел Зоргена живым. На этот раз Михаэль деликатно поскребся лапой в дверь, и я был ему за это благодарен. Не хотелось шокировать преданного помощника сценой наших вынужденных объятий. Я обернулся, приоткрыл дверь и забрал у Ротбауэра два мешка – с одеждой и с едой. - Зорген, - осторожно тронул за плечо спящего, - коммандер Кестнер. За нами прибыли, одевайтесь. - Эрих? – он поднял голову, щурясь правым глазом, - что опять за официоз? Во дворцы захотел, да? Не обращая внимания на ехидство, я принялся поспешно надевать мундир и сапоги, привезенные Михаэлем. Потом помог одеться Кестнеру, стараясь держаться как можно дальше от него. Зорген вне опасности и в относительном порядке, я сделал для него все, что мог, но это вовсе не значило, что мы теперь друзья не разлей вода. Перевязав раны на руках, я соорудил повязку ему на покалеченный глаз, стараясь не обращать внимания на обиженный и настороженный взгляд. - Эрих, я чем-то тебя обидел? – не выдержал Зорген. - Вам нужно поесть, - проигнорировал я вопрос и выложил на салфетку привезенную еду: хлеб, сыр, кринку молока и несколько кусков свежего парного мяса. Зорген покосился на мясо, судорожно сглотнул. - Хочешь? - Я не могу обернуться, забыл? – глядя исподлобья, буркнул Кестнер. – Только если ты мне его пережуешь, иначе желудок не примет. Он был прав, и я отбросил этот вариант, решительно откупоривая кринку. Мне пришлось чуть ли не насильно кормить Зоргена. Я ломал мягкий, еще даже теплый хлеб, смачивал в молоке и давал ему с рук. Сам Кестнер не мог – раненные руки онемели и не слушались. Обычная для оборотней регенерация не начиналась, должно быть, из-за крайнего истощения раненого. Однако ж эти самые пальцы вполне искусно действовали раньше, с досадой вспоминал я. - Все, - с трудом проглотив несколько кусочков, отвернулся Зорген, - я сыт. - Хорошо, значит, у меня есть шанс привезти вас к отцу живым, - я собрал остатки еды и накинул на плечи коммандера меховой плащ. - К отцу? – переспросил Кестнер. - Да, вы же еще не знаете новостей. Владыка умер, теперь нашим вождем стал ваш отец. Он сейчас в Раце, ждет нас. - Только этого не хватало, - выдохнул Зорген, еще сильнее побледнев, - что ж ты сразу не сказал? - Было как-то не до того, - растерялся я. Снаружи нас с нетерпением ожидал почетный эскорт. Воины при параде, верхом, один тут же соскочил и подвел лошадь к самому выходу. Михаэль протянул руку, чтобы помочь коммандеру выбраться, но тот проигнорировал помощь, сильнее навалившись на меня – ноги его не держали. О том, чтобы Зорген ехал в седле самостоятельно, не было и речи. Мне пришлось сесть позади него, чтобы придерживать и не давать свалиться. Ершившийся в хижине, Кестнер на воздухе совсем сомлел, напоминая мне о том, как сильно ему досталось. С величайшими предосторожностями мы добрались до форта, где нас уже встречали. Горели костры, солдаты построились как на смотр, владыка сам вышел навстречу в горностаевой мантии, в кольцах с рубинами. Зорген тихо вздохнул, увидев его, а я подавил неуместную жалость. Я не знал, какие у них отношения, но своими глазами видел, что Вольфганг любит сына. Вот только Зорген, привыкший ни в чем не знать отказа, не слишком ценил искренние и сильные чувства. Увидев нас, владыка величественно спустился по лестнице. Наш эскорт спешился и замер в поклоне. Я тоже осторожно слез и придержал коммандера, помогая спуститься. Зорген повернулся ко мне, нервно дернув головой, я поспешил подхватить его, чтобы не упал. - Отец наградит тебя. И ты больше не в ссылке, помнишь? - Помню, - кивнул я, глядя на Вольфганга, который бесстрастно оглядел нас и поморщился, увидев окровавленную повязку на лице сына. - Коммандер Раске, - звучно произнес он, - за ваши заслуги назначаю вас старшим коммандером авангарда. Можете поступать под начало генерала Дресслера. Я не нашелся, что ответить, только кивнул. Подбежали лекарь и слуги, попытались увести Зоргена, но тот заупрямился, с вызовом глянул на отца. Владыка испытующе смотрел на весь этот абсурд, мне хотелось провалиться сквозь землю, только чтобы не стоять тут под тяжелым взглядом бесцветных глаз. И тут Зорген окончательно все испортил – он поцеловал меня. У всех на глазах, на глазах своего отца, моих людей, солдат Дархайма. Я не знал, куда себя девать, взгляд Вольфганга давил каменной плитой, а Зорген вдруг сделался кротким, как овечка, а может, окончательно ослабел и позволил себя увести. На лестнице силы оставили раненного коммандера, ноги подкосились, слуги немедленно подхватили его на руки и унесли. Все это в полном безмолвии, под танец снежинок и треск костров. Когда за лекарем закрылись двери, Вольфганг вспомнил про меня. - Спасибо, - сказал он таким тоном, что мурашки побежали по коже, - отдохни. На рассвете авангард выступает. Мне бы щелкнуть каблуками и отдать честь, но я, вздрогнув, выпалил: - Выступает? Владыка смерил меня презрительным взглядом. - А ты думаешь, Раске, я позволю кому-то безнаказанно пытать своего сына? Уничтожь их всех, коммандер. Всю эту клятую заразу, даже если для этого придется выжечь леса. - Но… я обещал, что их никто не тронет, если они вернут Зоргена! – в смятении проговорил я. - Пустое, кому есть дело до обещаний, данных клятым, - отмахнулся Вольфганг Кестнер и повернулся, чтобы уйти. - Но я поклялся! - Ты отказываешься выполнить приказ? – оглянувшись с презрением, поинтересовался он. – Уничтожить бездушных тварей, которые перебили наших солдат и пытали офицера Дархайма? - С ними можно договориться. Они ушли далеко и больше не нападут. - Откуда такая уверенность, может, ты не договорился, а сговорился с ними? - Нет! Конечно, нет! Но она мне обещала, волчица вождя… - Раске, - досадливо сказал старший Кестнер, - это приказ, и я больше не намерен его обсуждать. Я и так потратил на тебя время, которое мог провести с сыном. Выполняй. - Не стану. Вольфганг пожал худыми плечами. Его белого лица почти не было видно в белом снегопаде. - Значит, ты изменник, Раске. Впрочем, я всегда это знал. Взять его! Единственным местом в форте Рац, которое условно могло считаться камерой, была кладовка в подвале под кухней. Туда меня и заперли после недолгих колебаний. Моя судьба была безразлична владыке, поэтому и солдаты не проявляли никаких эмоций: ни ненависти, ни неприязни, но и особого сочувствия в их глазах я не увидел. Зоргена же, напротив, очень жалели и рвались в битву – мстить клятым за сына владыки и его «неистовых». Надо сказать, в чем-то я разделял их чувства, того, что сотворили с коммандером клятые, нельзя спустить им с лап. Но клятва – есть клятва, и нарушить ее я не мог. Как и остановить войну. Мне принесли керосиновую лампу, ведро и бочонок с водой и заперли дверцу, оставив снаружи двух караульных. Я умылся и сел на пол. Прошедшие сутки, а до этого три недели бесконечных поисков вымотали меня, очень хотелось спать, но разнывшаяся нога не давала устроиться на твердом полу. Одно хорошо, здесь хотя бы тепло – сверху кухонные печи. Я стащил сапоги, растер голень до красноты, стало легче. Теперь можно попытаться уснуть. Вот только сон не идет, на уме Зорген, я весь им пропах, и вкус на языке – его. Я надеялся, что его хорошо лечат, впрочем, иначе и быть не могло, он же единственный, обожаемый отпрыск Вольфганга. Наверняка, уже нашли какое-то колдовское средство, которое мигом залечит все раны… Но залечить – не значит заставить забыть. Мне не забыть точно распятое серебром голое тело, покрытое ранами и высохшей кровью. Что заставило клятых сотворить с ним такое? Они никогда не оставляли пленников, тем более, не подвергали пыткам. Что случилось на этот раз? Может быть, дело в том, что Зорген стал избранником звезд? А может быть, это месть за обман? Не находя ответа, я вертелся с боку на бок. Когда же, наконец, ухитрился задремать, меня разбудили голоса из-за двери. - Вы в своем уме? Пропустите немедленно! И принесите сейчас же… - Простите, коммандер, не положено… есть, коммандер… Дверь распахнулась, и в мой импровизированный карцер вошел Ротбауэр. - Герр Раске, мне очень жаль. - Ничего, Михаэль, - я сел на полу, подобрав босые ноги, - этого следовало ожидать. - Я вытащу вас! – горячо пообещал младший коммандер. - Не вздумайте подставиться, - тут же воспротивился я, - не раздражайте Кестнера, вы должны остаться на свободе. Михаэль обреченно повесил голову. - Я распорядился принести вам поесть и кое-какие вещи. Не дело спать на полу. - Я же все-таки волк, - рассмеялся я, - но чертовски рад, что вы меня навестили. - Коммандер! – выпалил Михаэль, кусая губы. Солдаты принесли еду, матрас, пару стеганых одеял и какую-то книгу. Похоже, мое заключение будет даже приятным. - Не волнуйтесь за меня, Михаэль, - устроившись поудобнее, улыбнулся я, - идите, у вас, должно быть, полно дел. - Я зайду к вам завтра, коммандер, - медленно кивнул Ротбауэр, искренне огорченный сложившимся положением. Когда он ушел, я наскоро поужинал хлебом с маслом и сыром и лег спать. В темнице сложно было различать день снаружи или ночь, но я замечал смену караулов и считал. Вот уже пять дней я провел под замком. Заключение мое не было слишком уж тягостным. Дважды в день мне приносили горячую еду, единожды в сутки выносили ведро. На второй день снова пришел Михаэль. Смущенно помявшись в дверях, он протянул мне глиняную плошку с какой-то жирной зеленоватой субстанцией, пахнущей травами и шишками. - Выпросил у лекарей мазь для вас. Говорят, обязательно поможет. Я искренне поблагодарил его и тут же воспользовался лекарством. - Вы видели лекарей, Михаэль? - Именно. - Как себя чувствует коммандер Кестнер? Ротбауэр опустил глаза, и я тут же заподозрил неладное. - Ему хуже? Михаэль быстро глянул на меня, неуверенно пожал плечами. - Не знаю. Он прогнал лекарей. - Чертов идиот! – вздохнул я. Зная Зоргена, можно было предположить, что легко с ним не будет никому. - А что там с облавой? - С чем? – удивленно переспросил мой помощник. - А чем еще можно назвать атаку на клятых? – с досадой спросил я. - А, - догадался Михаэль, - авангард под командованием старшего коммандера Рихтера выступил рано утром. К вечеру ожидают новостей. - Зря надеются, клятые ушли далеко, - усмехнулся я. Вольфганг думает, что отловить шустрых и хитрых, как лисицы, клятых будет легко. Но я здесь, в Раце, уже девять лет, и никто не знает эти леса лучше меня и моих людей. По ним можно гоняться до старости. - Коммандер, - неожиданно в глазах Михаэля проснулся интерес, - а вы когда-нибудь доходили до обрыва? - Какого еще обрыва? – удивился я. – Да сядьте же вы и расскажите, что за обрыв такой? Михаэль послушался, аккуратно примостился на краешек матраса и задумчиво потер подбородок. - Я сам толком и не знаю. Старики рассказывали байки, а правда это или нет… Далеко на севере, левее от колдовских гор, степь вдруг заканчивается обрывом. Ущелье дьявола, так оно называется. Я улыбнулся этой байке. Вполне предсказуемо и вполне годится, чтобы пугать желторотых новичков. - Говорят, что это ущелье очень глубокое, а, может, и вовсе без дна. А живущие там племена клятых бросают туда новорожденное потомство волчиц, зачавших от вышних. - Такое бывает? - В прежние времена было, наверное, - с сомнением ответил Ротбауэр и улыбнулся застенчиво, как мальчишка. - Михаэль, я никогда не спрашивал: сколько вам лет? - Двадцать два, коммандер. - А как вы оказались в Раце. Судя по фамилии, вы знатного рода? - Прикормыш знатного рода, - рассмеялся Михаэль, обнажая белые острые клыки, - герр Ротбауэр подобрал меня и был столь добр, что вырастил со своими детьми и дал свое имя. Но после отправил строить карьеру самостоятельно. - Сбыл с рук, получается. Какая карьера в этом гиблом месте, - покачал головой я, - зачем же вы остались здесь? Ведь вас ждал Альдеринк. Маршал прислушался бы к моей просьбе. - Я не приучен бросать друзей, - неожиданно резко ответил Михаэль, улыбка исчезла с его лица. - Хорошо, - пожал плечами я, - ступайте на службу. И я буду вам очень благодарен, если навестите меня, когда появятся новости. Новостей не было, а значит, не было и повода спуститься в темницу к своему коммандеру. Михаэль поднялся на дозорную башню и поглядел вдаль. Вдали темнел лес, над лесом висело ночное солнце, серебря хрусткий сухой снег. Если бы не громады черных палаток и дымки от костров, можно было представить, что на границе все, как раньше, до появления этого белого дьявола. Обида за коммандера Раске терзала душу Михаэля. Эта сволочь, Кестнер, валяется в своих покоях, изводя капризами отца и лекарей, а спасший его Эрих томится в тюрьме. Где справедливость? Кулаки сжимались, выпуская когти. Почему все случилось так, а не иначе? Если бы не было Зоргена Кестнера, Эрих спокойно эвакуировал бы людей из форта. Они бы укрылись за надежными стенами Люпинии и пережидали зиму в тепле и покое. Но нет, Зорген раздразнил стаю клятых, привел их за собой в форт, да еще умудрился попасться им живым, чертов волчара. Что ему стоило погибнуть при осаде? А теперь Эрих в тюрьме. Прошло уже пять дней, шли шестые сутки. Ноги сами понесли Ротбауэра в дом коменданта, где раньше находились покои Эриха, и который сейчас заняли владыка и его офицеры. Возле двери в комнаты младшего Кестнера стояли двое дюжих молодцев, которые мгновенно преградили путь. - Герр Кестнер велел не тревожить его. - Он спит? - Не знаю, но входить без разрешения запретил сам владыка. Михаэль еще не придумал, как будет требовать аудиенции, как дверь открыли изнутри, и Зорген собственной персоной появился на пороге. Он окинул Ротбауэра внимательным взглядом единственного глаза и кивнул, приглашая войти. - Выпьешь? – указал на стоящую на секретере бутылку. Михаэль покачал головой, разглядывая побывавшего в плену коммандера. Несомненно, он очень мужественный человек, если выдержал месяц зверских пыток серебром и не сломался, не попросил пощады у мучителей. Но этого было недостаточно, чтобы испытывать к нему симпатию. - А я, пожалуй, налью. Михаэль скривился, увидев, как неловко, морщась от боли в руке, коммандер берет бутылку, как расплескивает стотрав, не донеся до стакана. - Тебя не затруднит? Нет? – светским тоном спросил Зорген, а когда Михаэль подошел, чтобы помочь, огорошил вопросом. - Что, тебя тоже бросили? Бедный, маленький, никому не нужный волчонок… Спасибо. Для подъема стакана были задействованы обе трясущиеся руки, Ротбауэр боялся, что сейчас его попросят еще и напоить больного. Но Кестнер справился сам, опрокинув полстакана залпом. На его бледных, хрупких из-за худобы запястьях красовались жуткие алые язвы незаживающих ран. Михаэль никогда не видел таких – у волка любая рана затягивается в течение суток. - А я теперь урод, - проследив за его взглядом, сообщил Зорген, - вот так-то. Хотел красиво сдохнуть, а вышло – ну как всегда. Теперь вот даже завыть не могу, представляешь? Солнце погасло во мне… - Я пойду, пожалуй, - попятился к двери Ротбауэр. От жалости и отвращения он забыл, зачем пришел. - Ты точно не хочешь выпить? Зря. Это спасает. Он ведь даже не навестил меня. Жизнь мне спас, а прийти не захотел. Зачем тогда спасал, а? Ушел в поход и забыл… - Кто ушел? – заморгал ошеломленный услышанным Михаэль. Зорген повернулся лицом к окну. Его плечи вздрагивали. - Эрих, кто же еще. - Так вы ничего не знаете?! Ваш отец арестовал коммандера Раске и заключил в тюрьму! Зорген вскрикнул, видно задел об оконную раму раненную руку. - Заключил в тюрьму? – медленно и очень-очень нехорошо переспросил он. Когда Леске с перекошенным лицом ворвался в покои без позволения, Вольфганг обреченно подумал: опять. Ну что еще натворил его неугомонный наследник? Ведь заперт в спальне под присмотром целой армии охраны и лекарей. Впрочем, Зоргена это никогда не останавливало. - Что с ним? - В-вам ну-нужно взглянуть самому, в-владыка, - заикаясь выговорил адъютант. Вольфганг поспешно оделся, тревожась уже всерьез. Надо сказать, сына он не просто любил. Где-то в самой глубине души он еще и гордился им. Капризный, избалованный, несдержанный мальчишка своей прямотой и горячностью напоминал его самого в молодости. Он смотрел на Зоргена, который с самого детства доставлял ему уйму забот, но видел его огромную душу, сердце, в котором могла поместиться вселенная. Его мальчик страдал, ему вечно не хватало чего-то, эту жаркую пустоту невозможно было ничем заполнить, и он бесился, не понимая, чего ему не хватает, отчего такая тоска. Но разве могут такого, как он, судить жалкие суетные людишки с каменными сердцами и низменными желаниями. Вольфганг смотрел на сына и видел себя, каким хотел бы быть до сих пор, не тем промерзшим от одиночества стариком с потухшим взглядом, а неукротимым, горящим, совершающим порывистые необдуманные поступки. Впрочем, у него всегда был Руди, чтобы вовремя удержать от глупостей, дать мудрый совет, объяснить. Руди был мудрее и осторожнее. Руди в их дуэте был лидером. Дверь в спальню Зоргена была приоткрыта. Вольфганг вошел и сразу увидел сына, сидящего на большом, похожем на трон, стуле лицом к двери. У него в руках было ружье, точнее, руки лежали на стволе, касаясь спускового крючка, а приклад зажат между колен. Зорген направил дуло ружья себе в горло и, кривовато улыбаясь, смотрел на отца. Вольфганг потянул за воротничок, который вдруг сдавил шею. - Что на этот раз? – как можно спокойнее спросил он. - То же, что и всегда. Ты меня обманул. - Объяснись. Глаз Зоргена полыхнул алым. Лекари так и не смогли ответить, почему он не может обернуться волком, но сейчас вспыхнуло так, будто превращение вот-вот начнется. - Ты обещал наградить коммандера Раске, а сам упек его за решетку! Вот в чем дело. И откуда только узнал? - Я сделал, как говорил, - ледяным тоном охлаждая его ярость, произнес владыка, - назначил командовать авангардом. Это отличная карьера для безродного пса… - Не смей! – заорал Зорген, руки его опасно дергались на спусковом крючке. – Он спас меня от того, что страшнее смерти! - Зорген… - Не подходи! – бесновался сын. – Пуля серебряная. Раз – и мои мучения закончатся навсегда. Кестнер поднял руки, успокаивая его. - Не надо, все можно исправить. Я тебя не обманывал, я сделал его начальником авангарда, но он отказался выполнить приказ. На глазах у всех. Это измена, ты сам понимаешь. Зорген неожиданно расхохотался. - Кто, больше чем ты, ненавидел ложь и притворство, отец? Кто служил чести и справедливости? Послушай себя, что ты несешь! Ты стал, как Рудольф, отец! И Вольфганг сдался. - Чего ты хочешь? - Приведи Раске сюда. Придумай какую-нибудь должность, чтобы он был со мной. Кстати, у меня до сих пор нет адъютанта. - Раске – старший коммандер, к твоему сведению, - напомнил Кестнер, уже согласный на все, лишь бы убрать из рук Зоргена ружье с серебром. - Так произведи меня в полковники, - усмехнулся сын, - разве за то, что я отстоял форт Рац, мне не положено повышение? - Хорошо. Убери ружье. - Нееет, - покачал головой Зорген, - я отдам его только Эриху. Иди, я жду. Да не забудь перед ним извиниться. Вольфганг сощурился, разглядывая лицо с ехидной ухмылочкой, и заметил, что его мальчик осунулся еще больше, под глазами мешки. И еще эта бутылка на секретере. Может, это и к лучшему, если Раске будет при нем неотлучно. Может, Зорген хотя бы будет есть и спать. Возможно, теперь у него появится свой Руди. Выйдя из покоев сына, Вольфганг остановился и пронзил ледяным взглядом охранников. Огромные матерые волки сжались перед ним, едва не скуля от страха. - Кто может мне объяснить, откуда у него взялось ружье? Я очень удивился, увидев вошедшего в темницу владыку. И что он придумал на этот раз? Выпустит? Или казнит за измену? Вольфганг Кестнер выглядел так, будто и его подняли среди ночи. Бакенбарды торчали непричесанными клоками, губы сжаты в тонкую нитку. Сердце екнуло: неужели… - Одевайся и иди за мной. - Что… Но он уже развернулся и вышел из карцера. Я поспешно натянул сапоги, надел изрядно помятый мундир и пригладил волосы – вдруг я окажусь перед солдатами. Мне было стыдно за небритую физиономию, но в камере не позволялось ничего режущего, тут не мог помочь даже Михаэль. Мы покинули башню и по ледяному двору двинулись в сторону дома. Сильно похолодало, снег скрипел под ногами, и щеки щипал мороз. В доме царила мертвая тишина. Я увидел солдат, стоящих на карауле у покоев Зоргена, распахнутую дверь. Владыка вошел, я на подгибающихся ногах вошел следом и перевел дух. Зорген был жив и, хотя выглядел неважно, умирающим не казался. Он сидел в кресле, зажав коленями приклад здоровенного пехотного ружья, и целился в себя. - Я привел его. Убери ружье. - Здравствуй, Эрих, - проигнорировал отца Зорген, - как тебе жизнь в неволе? Я не знал что ответить. Очередная выходка Кестнера застала меня врасплох. Поймав красноречивый взгляд владыки, я мягко улыбнулся и сделал шаг к Зоргену: - Очень даже неплохо. Тепло и выспался вдосталь. Отдайте мне ружье, коммандер. Я протянул руку и сделал еще шаг. Не отводя от меня взгляда, Зорген наконец сдвинул дуло в сторону от себя и попытался отдать, но руки дрогнули, ружье грохнулось на пол и раздался оглушительный выстрел. В пороховом дыму мы все на миг замерли, с колотящимся сердцем я подскочил к Зоргену, внимательно его осмотрел и, не найдя никаких повреждений сверх того, что уже было, облегченно выдохнул. Вбежавшие в покои солдаты унесли ружье и собрали осколки - к счастью, пуля всего лишь разбила вазу, стоящую в углу. И тут я почувствовал руки на своей талии. Сидящий Зорген обхватил меня обеими безвольными руками, уткнулся лицом и беззвучно затрясся в рыданиях. Я увидел, каким странным, удивленно-одобрительным взглядом смотрит на все это Вольфганг. - Отныне, Раске, я назначаю вас адъютантом полковника Кестнера. Служите ему и оберегайте, иначе вас ждет долгая мучительная смерть, - я видел, он сказал эти слова не для моего устрашения – для сына. Если тот еще раз попытается причинить себе вред. Зорген вздрогнул и замер, услышал, надо полагать, но не отстранился от меня. Владыка вышел, солдаты и старый помощник Кестнера покинули покои еще раньше. Мы остались с Зоргеном одни. Он, наконец, оторвался от меня, улыбнулся несмело. - Располагайся, - предложил с несвойственной ему прежде застенчивостью, - здесь определенно удобнее, чем в карцере. Я нахмурился, подмечая то, что прежде упустил из виду. - Вас что, не лечат совсем? Зорген спрятал руки за спину, глянул косо. - Я же теперь не волк, прежние лекарства не помогают. Они пытались, не вышло, а потом я их выгнал. Я только покачал головой. Расстегнул свой мундир, рубашку. Зорген наблюдал за мной с видом человека, которого наградили сверх меры – радостно-недоверчивый. Поспешно скинув всю одежду, я обернулся в волка и мотнул головой в сторону кровати. Зорген улыбнулся, послушно улегся. Я сел рядом, стараясь избегать лишней интимности, ну и помня о том, что мылся в последний раз неделю назад. Зорген понятливо лег на бок, протянул руки и блаженно прикрыл глаз. Я старательно промывал не желающие затягиваться раны, потом потянулся выше, зубами стянул повязку и вылизал глазницу. Когда я закончил со всем этим, неугомонный Зорген спал. С трудом – в волчьем теле сделать это сложно – я натянул на него одеяло и лег у кровати, сторожить сон. Что мне теперь оставалось?
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.