Dum spiro, amo atque credo (Пока дышу, люблю и верю)

Вопреки моим ожиданиям, Зорген не изводил меня капризами и вообще казался немного растерянным. Он признался, что о моем заключении ему рассказал Михаэль, и Кестнер нашел единственный способ вытащить меня из темницы. Способ, конечно, был унизительным – старшему коммандеру сделаться помощником для раненого и отстраненного от службы офицера. Но другой возможности не было, вынужденно признал я. У меня почти не было забот. Слуги приносили Зоргену еду, меняли воду в тазу для умывания и постельное белье. Я полагал, что Зорген заставит меня развлекать его, станет язвить и шутить, как в прежние времена, но ошибся. С трудом оправляющийся от ран Кестнер не спешил портить мне жизнь. Ночь прошла неспокойно. Зорген спал некрепко, метался во сне, стонал. Я просыпался, лизал ему руки, успокаивая, слушал дыхание. На следующее утро, когда слуги принесли завтрак, бесцеремонно заглянул на поднос и выставил их вон. - Что это за дрянь? Жидкая каша и стакан травяного настоя?! К черту лекарей! Несите жирный творог, яйца, жаренное с корочкой мясо и молоко. Зорген, услыхавший, как я ругаюсь со слугами, тихонько рассмеялся, лежа в своей постели. - Какая разница, - сказал он, - у меня все равно аппетита нет. Я скрестил руки на груди и мстительно усмехнулся. Когда принесли все требуемое, я поставил поднос на колени болящего и кормил его с ложки, пока не было съедено все до последней крошки. - А ты серьезно относишься к своим обязанностям, - веселился Зорген, глядя, как я отдаю пустые тарелки. - Гораздо серьезнее, чем вы, полковник, - буркнул я. Всегда терпеть не мог любой непорядок, и теперь был возмущен внешним видом Кестнера. Первое, что я сделал, получив доступ к теплой воде и бритве, вымылся и сбрил изрядно отросшую щетину. Мне было неприятно и больно смотреть на роскошные белокурые волосы Зоргена, теперь слипшиеся, засаленные и тусклые, поэтому на второй же день вечером, после сытного ужина, я попросил принести в его покои бочку и наполнить ее теплой водой. Когда я вошел, Зорген окинул меня напряженным, полным сомнений взглядом. - Да, вам давно пора искупаться, - ответил я на невысказанный вопрос, - я помогу раздеться и позову горничную… - К дьяволу горничную! – выпалил Зорген. – Она слишком румяна и толстозада. - Тогда можно поискать среди прислуги или маркитанток, там бывают более симпатичные особы, - намереваясь любой ценой настоять на своем, предложил я. - Ни за что! Чтобы я унизился до солдатских подстилок, - поморщился Кестнер, как всегда бездумно разворошив старую рану, - сделай это сам или убирай отсюда чертову бадью! Я разозлился. Шагнул к нему, кипя гневом, и увидел отчаянный взгляд, повязку на пол-лица, багровый шрам на лбу. Белый дьявол, когда ты перестанешь выводить меня из равновесия! - Как пожелаете, полковник. Вряд ли осуществление помывки было в числе обязанностей адъютанта, но я взялся за дело без колебаний. Все равно упрямый волчара не подпустит к себе никого другого. Если он изволил слушаться меня и позволять ему помогать, мне придется это сделать. Хотя бы для того, чтобы не лишиться жизни. Я раздел его догола. Прежде я не раз видел Зоргена обнаженным, но только сейчас заметил, какая необычная у него кожа. Молочно-белая, будто светящаяся изнутри перламутром, сквозь нее виден причудливый узор голубых венок. Я проверил рукой теплоту воды, плеснул еще горячей из оставленного слугой ведра и помог Кестнеру погрузиться в бадью. Со стоном блаженства Зорген устроился в теплой воде, откинув голову назад. Вода доходила ему до середины груди, обнажая маленькие светло-розовые соски, мягкие, трогательно-нежные, как у кормящей волчицы, хотя и не такие большие. Я поспешил отвернуться, чтобы приготовить мыло и прохладную воду. Пришлось снять повязку с пострадавшего глаза. Некоторое время я потратил на чистку уверенно зарастающей раны, потом принялся распутывать пришедшие в совершенно непотребный вид светлые волосы. Зорген жмурился и постанывал от удовольствия. - Какие у тебя пальцы… теплые, добрые… Он был как всегда невыносим, но сейчас мне почему-то понравилась его похвала. Распутав космы, я как следует намылил их и смыл мыло, старательно массируя голову. Зорген одобрительно мычал. Раненные руки легли на бока бадьи, он устраивался поудобнее, вертелся, и вполне закономерно окатил меня мыльной водой с головы до ног. - Ох, прости! – воскликнул с лукавой улыбкой. - Ерунда, полежи пока, я переоденусь, - сухо ответил я, понимая, что снова стал жертвой шалости Кестнера. - Ни в коем случае! – заволновался Зорген. – Не оставляй меня одного! Руки не держат, вдруг я утону? И вода… что-то остывает. Знаешь что, раздевайся и лезь ко мне, так тебе будет удобнее мыть меня. - Нам не хватит места, - в ужасе от его предложения, пробормотал я. После того, что случилось в лесной хижине, я не хотел оказываться к нему настолько близко. - Хватит, я подвинусь, - ободрил меня он, - давай же, раздевайся. Он загнал меня в угол. Я не мог уйти к себе, не мог позвать слуг и охрану. Можно было потерпеть мокрую одежду, но это показалось бы трусостью. В конце концов, чего мне бояться? Мы оба волки. Я разделся и, стараясь не смотреть на хитрющую физиономию Зоргена, влез в бадью. Тут же наткнулся на его ноги, Кестнер подобрал их, уступая мне место. Так действительно было удобнее его мыть. Я деловито намылил мочалку и на пробу провел по груди Зоргена. На белой коже проступила розовая полоса. - Больно? - Неа, хорошо. Продолжай, - улыбаясь во все зубы, сказал он. Пришлось подчиниться и старательно отмыть его грудь, плечи, руки, спину, дивясь тому, какая у него чувствительная кожа. Как у девушки. Когда же дело дошло до живота и ног, я неожиданно почувствовал робость. Это было совершенно ненормально, но внизу вдруг потянуло, отяжелело, и только мыльная вода спасала меня от невыносимого позора. - Что с тобой? Ты весь горишь, - спросил Зорген. Что со мной? Хороший вопрос. Со мной то, что никогда не случается с мужчиной при взгляде на другого мужчину. - Все… в порядке. Повернись. Зорген послушно повернулся ко мне спиной, позволяя намылить ягодицы и длинные сильные ноги, потом снова развернулся лицом, подставляясь. Я дотронулся до кожи его живота, провел мочалкой ниже и уперся… Уперся. Завершал помывку я с лихорадочной быстротой, ломая свою несчастную голову на предмет, что делать дальше. Зорген, насколько я его знал, вовсе не смущался произошедшего, но я не мог выбраться из бадьи, пока не успокоюсь. - Давай еще немного поотмокаем, - предложил Зорген, устраиваясь поудобнее. Я ухватился за спасительное решение и кивнул. Он мечтательно улыбнулся, вытянул ноги, для этого переплетя их с моими. В животе сжался болезненный комок. - Знаешь, в плену я мечтал помыться, - прикрыв глаз, сказал Зорген, - ничто так не унижает волка, как грязь. Я ведь даже перед тем боем искупался, чтобы умирать чистым. Но не вышло. А эти клятые сволочи… Сердце перевернулось, когда Зорген заговорил о своем пребывании в плену. Зато его слова отрезвили меня, мигом избавив от неудобства. - Вода остыла, - немного резко сказал я, выбираясь из бадьи, - сейчас ополосну вас и будем ложиться. - Будем ложиться? – поймал меня на оговорке ехидный Кестнер и вскрикнул, увидев, как у меня вдруг подогнулась больная нога. – Эрих, ты хромаешь! Я поморщился, стараясь выровняться на скользком полу. - Ерунда. - Это тот капкан, да? – со странной болью в голосе спросил Зорген. Я взял ведро и окатил его чистой водой. Мне больше не хотелось ни о чем сегодня говорить. Потом растер его большим полотенцем и уложил в постель. Поколебавшись, все же надел мокрую одежду, вызвал слуг, чтобы убрали спальню. Зорген все это время лежал притихший, натянув одеяло до самого носа. Когда слуги ушли, я задул свечи на секретере и подошел к его кровати, чтобы погасить светильник на тумбочке. - Спокойной ночи, полковник. - Подожди, - Зорген сел на постели, откинув одеяло, - скажи, почему ты не уехал в Альдеринк? Я удивился, так как не ждал снова этого вопроса. - Я искал тебя и «неистовых», говорил же, - ответил, не заметив, что перешел снова на «ты». - Это понятно, - возразил Зорген, - но я спросил не «зачем», а «почему» ты остался? Ночью меня разбудил жуткий звук. Будто волчий вой пыталась исторгнуть человеческая глотка. В одних портах в два прыжка я ворвался в спальню Кестнера, шуганул встревоженных слуг и зажег свечи на секретере. Зорген тяжело дышал, обводя ошалелым взглядом собственные покои и выглядел, как человек, очнувшийся от кошмара. - Выпить налей, - хрипло попросил он. Я покосился на него, взял ополовиненную бутылку стотрава и демонстративно вылил в таз для умывания. - Чт… какого дьявола?! – возмутился Кестнер. Ничего ему не ответив, я позвонил в колокольчик, велел заспанной служанке принести согретого молока. И только тогда подошел к постели Зоргена. Тот завозился, отвернувшись от меня, поспешно прилаживал повязку на левый глаз, хотя чего я там не видел – почти заросшая рана меня не пугала. С удовлетворением я заметил, что пальцы все лучше слушаются Кестнера. - Эрих… - Да? - Тебя не затруднит закрыть шторы? Полнолуние, она смотрит в лицо, зовет… - Конечно. За окном двор крепости серебрился свежим снегом. В щели рамы поддувало, но в целом в комнате было тепло. Я закрыл шторы, пряча Зоргена от луны, и впервые подумал, что было бы со мной, утрать я возможность оборачиваться волком. И почему-то от страха лишиться того, что всегда находил отвратительным, дрожь пробежала по спине. Служанка принесла молоко. Я отправил ее спать и сам напоил Зоргена. У него не было ни малейшего шанса не подчиниться или снова устроить каверзу, пролив молоко на себя. Морщась и поминая дьявола, он выпил проверенное средство. Теперь будет спать, как младенец. - Хотелось бы, - вздохнул Зорген. Он что, мои мысли прочитал?! – Но кошмары почти не дают мне спать. Иногда они тусклые, серые и вязкие, но такой, как сегодня, впервые. Я даже решил, что Ротадор здесь, в форте, - произнося эти слова, он судорожно вцепился в одеяло, будто ребенок, пытающийся защититься от своих страхов. Я не расспрашивал Кестнера о том, что случилось в плену, боялся всколыхнуть мучительные воспоминания. А, может, и сам не хотел знать, как зверье истязает беззащитных пленников. Но почему-то сейчас возникло чувство, что я многое упустил. Какие-то важные факты, которые, будучи собранными воедино, дадут четкую картину происходящего. - Кто такой Ротадор? - Новый вождь клятых. Помнишь, как быстро они напали на Рац? - Помню, - задумчиво кивнул я, припоминая танец Звезд, серую волчицу, бешеный бег по ночному лесу, гул крови в голове, капкан … - Мы полагали, что клятым понадобится время, чтобы избрать нового вождя. Но появился Ротадор, - растянувшись на животе, Зорген казался безмятежным, но я чувствовал, насколько обманчив его вид, - не знаю, как он это сделал, но клятые пошли за ним, как покорные овечки за пастухом, без всяких танцев и ритуалов. - Это он пытал тебя? – присев на корточки, я заглянул ему в лицо. - Это не то, о чем ты думаешь, Эрих, - очень серьезно ответил Зорген. - Он не просто мучил… он что-то искал. Какое-то заклятие. Испытывал на нас. Из пятерых выживших в той битве, я один дождался тебя… - Зорген! Неожиданная в своей ясности догадка пронзила меня в этот миг. Если бы он бросил меня в лесу, попавшего в капкан, изувер испытывал бы свои заклятия на мне. Это я бы болтался на серебряных штырях с ножом в глазнице. Расфокусированным взглядом я поймал несмелую улыбку. Зорген спас меня от того, что – и правда! – страшнее смерти. - Эрих, все хорошо. Мы квиты, - сказал он, но на душе сделалось еще гаже. - Нет, - вскочив, я метнулся к окну, распахнул шторы и стиснул зубы, чтобы удержать рвущийся из груди вой. Какой же я идиот! Это была моя крепость, мой бой, а я оставил Зоргена с горсткой «неистовых» против целой орды. Я дважды задолжал ему и едва ли когда-то смогу расплатиться. - Эрих, не надо, - попросил Кестнер, жмурясь, - закрой, убери этот свет. Убери! Волчьи боги, что я творю? Я поспешно задернул шторы, старательно, чтобы ни одной щелки не осталось. Зорген смотрел на меня устало. - Тебе нужно поспать, - потянувшись к лампе, сказал я. - Только не уходи, - отчаянно прошептал он, - останься до утра. Я чувствую ночное солнце, оно зовет меня… не уходи. - Хорошо, - смирился я, лучше уж побыть с ним, чем лежать у себя без сна и представлять, что он видит в своих кошмарах. - Не на пол, - тут же заволновался Зорген, приподнявшись на локте, - ложись рядом. Так будет лучше. Пришлось улечься к нему в постель. Зорген сразу же подобрался ко мне, уютно устроился рядышком, протянул почти зажившие запястья – не вылизывать, просто поближе. - Все, теперь спи, - строго приказал я. Зорген длинно выдохнул, уткнулся носом мне в плечо и уснул. А я не спал, и видел, как осторожно открылась дверь спальни, и на пороге появился Вольфганг Кестнер. Внимательно оглядев нас с Зоргеном, покачал головой и так же бесшумно ушел. От ушедшего в леса авангарда не было вестей, и меня отчего-то это очень тревожило. Каждый день я узнавал новости от верного Михаэля, которого владыка повысил до коммандера и произвел в исполняющие обязанности коменданта. Зоргена, похоже, мало занимала идущая где-то в стороне война. Он стремительно, насколько это возможно без волчьей регенерации, поправлялся. На сытной и здоровой пище у него снова проявились мускулы, на щеках появился румянец. Однажды я застал его после разговора с отцом в приподнятом настроении. Зорген облачился в белый парадный мундир, волосы, как и прежде, зачесал в высокий хвост. - Эрих, заходи скорее! – радостно воскликнул он. – Посмотри, что у меня. Вместо белой тканевой повязки его левую глазницу теперь закрывала полоска черной, мягкой, дивно выделанной кожи, украшенная золотой нитью и рубинами. Алые камни в ярком свете дня казались тусклыми, но я знал: в полутьме они будут гореть не хуже глаз Зоргена. Я подошел поближе, чтобы разглядеть произведение искусства. Повязка смотрелась агрессивно и красиво, но не лучше загадочной сирени. - Владыка подарил? - Ага, - широко улыбнулся, обнажая клыки, Кестнер, - заказал ювелиру в тот самый день, когда ты привез меня. Правда, красиво? Он выглядел таким довольным, что я поспешил одобрительно кивнуть. Зорген панибратски закинул руку мне за плечо: - Ты, наверное, гадаешь, чего это я так вырядился? И, конечно, совершенно забыл о празднике. То есть для меня, безбожника, это никакой не праздник, но я готов отметить его с тобой, ммм? И ведь точно, забыл. Середина зимы, день нарождения ночного солнца, день, когда Великая Мать из пустоты вселенной создала Колыбель и положила в нее трех щенков, от которых пошел волчий род. - Мы куда-то идем? - Отец устраивает гуляния. Будет вино, музыка, да не та отвратительная волынка, а настоящие музыканты, танцы и прыжки через костер. Как ты на это смотришь? Я пожал плечами. Последние несколько лет, будучи комендантом форта, я вынужден был участвовать в мероприятиях, посвященных самой темной ночи года. Но когда заканчивались обязательные ритуалы, сразу уходил к себе. Почему-то этот праздник навевал на меня грусть. Было в легенде о Великой Матери что-то глубоко пронзительное и печальное. Именно в эту ночь я особенно явно осознавал, что все мы вышли из тьмы и одиночества, и когда-нибудь туда вернемся. - Наряжайся и пошли, - скомандовал Зорген, - и нечего нос кривить, будет весело, вот увидишь! На улице стало теплее, шел легкий снежок, сумерки уже оставляли нежные тени. Костры горели так, что было жарко. В небольшом дворе форта звучала музыка, толпились солдаты, слышался хохот, скабрезные шутки и визг доступных женщин. Зоргена тут же узнали, закричали здравицы в его честь, потянулись руки, со всех сторон на Кестнера таращились любопытные глаза. А он радостно отвечал на поздравления и пожелания, шутил, смеялся, красовался своей бледно-золотой гривой и рубинами на повязке. Со смешанными чувствами я отметил себе, что Зорген уже совсем здоров. Если бы не повязка, казалось, будто ничего и не случилось. Только я видел и помнил, каким нашел его в лесном домике после месяца пыток. Только я видел, как ему было трудно, как медленно зарастали раны, как он скулил от боли, стыдясь собственной слабости. А теперь он среди своих, солдат Дархайма, сильный, красивый, наплевавший на все свои горести. Я решительно растолкал подвыпивших уже оборотней и накинул на плечи Зоргена меховой плащ. Он обернулся, улыбнулся мимолетно, будто прочитав мои мысли, как раньше, в лесу. Солдаты косились на меня с любопытством. Им действительно было непонятно, почему меня не казнили за измену и не упекли за решетку навечно. Зорген, не отвлекаясь от какого-то оживленного разговора, вдруг протянул руку, обнял меня за шею и притянул к себе. Будто мы не полковник с адъютантом, а лучшие друзья. - Не хмурься, Эрих, - скалился Зорген, - тут весело. Я знаю, что тебе нужно! Выпить! – провозгласил он и, бросив собеседников на середине фразы, повлек меня на другую сторону форта, где стояли бочки с вином и стотравом, пахло сдобными булочками и жаренными до корочки свиными сосисками. - Не стану я пить, - запротивился я, когда длинная галдящая очередь у бочки с настойкой почтительно расступилась, пропуская нас, - и тебе не советую. - Сегодня можно, - Зорген не стал меня даже слушать, взял из рук симпатичной девицы две здоровенные кружки настойки, - давай же, за твоих богов! На нас смотрели, поэтому пришлось выпить. Солдаты одобрительно загикали, навалились на Зоргена, обнимая, желая подержаться за выжившего под пытками героя, как за талисман. Пришлось растолкать толпу и вытащить одичавшего без общения Кестнера, который искренне наслаждался обществом. - Что случилось, Эрих? – удивился он, его взгляд слегка поплыл от выпитого. - Я взял тебе жареные колбаски, пора подкрепиться, - я протянул ему прутик с нанизанной на него, истекающей шипящим соком колбаской. Зорген сверкнул зубами, без колебаний покидая шумную компанию. Вскоре совсем уже стемнело, мы бродили между костров и лотков со всякой всячиной, здоровались со всеми встречными, смеялись над пошлыми шутками и потягивали стотрав. Зорген прав – в праздник можно. Сталкивались боками, взглядами, кончиками пальцев. Обменивались короткими фразами вслух и длинными мысленными тирадами, улавливая только их отголоски. Когда на балкон вышел владыка, чтобы поздравить свою стаю, Зорген дернул меня за руку и потащил с площади прочь. - Не хочешь послушать? – удивился я. - Отцу только дай поговорить, а вечер такой короткий, - обезоруживающе улыбнулся Зорген, - и можно посвятить его более приятным занятиям. - Например? Зорген наклонился, а потом резко разогнулся и… что-то с силой ударило мне в грудь. - Например, поиграть в снежки, - радостно закричал он и бросился от меня за конюшню. Рассерженный, я побежал за ним, на ходу собирая в горсть комок снега. Подворье было залито звездным светом, снег скупо искрился, не видя ночного солнца. Я завертел головой, отыскивая Зоргена, и тут же получил снежок в плечо и издевательский хохот из-за старой телеги. В два прыжка я нагнал его, повалил и сунул заготовленный снаряд прямо за шиворот. Зорген вскрикнул, дергаясь и смеясь буквально до икоты. Мы валялись в снегу, как бывало в детстве, только теперь не из-за глупого соперничества, просто так. Я дал Кестнеру опрокинуть себя и сесть сверху, чтобы взвыть с видом победителя. Забавно было, что волчья натура проявляется у него и в человеческой ипостаси. Мне даже показалось, что я чую запах мокрой белой шкуры. Триумфальная победа Зоргена закончилась его же поражением – я в одно движение уложил его, еще неокрепшего, на лопатки и навис сверху. - Уууу, волчара, - с восхищением протянул он, - у тебя глаза горят зеленым и клыки вытянулись. Красиииивый! – ледяная ладонь прошлась по моей разгоряченной щеке. Я кубарем скатился с него, протянул руку, чтобы помочь встать. - Бегом снимать мокрую одежду, - скомандовал я новоиспеченному полковнику, и мы помчались наперегонки в дом. С площади доносился приглушенный гул голосов, звуки музыки и раскаты выстрелов, а в доме царила тишина, только старая лестница скрипела под ногами. Зорген втащил меня в свои покои, тут же принялся раздеваться, морщась – комок снега, засунутый за шиворот, промочил ему всю одежду. Стянув порты, он обернулся ко мне: - Ну, чего стоишь? Скидывай свои обноски, будем растираться стотравом. Я был слегка пьян, потому предложение Зоргена не вызвало ни малейшего отторжения, а даже удивление – и как я сам не додумался? Кестнер с неудовольствием ворчал, что я медлителен, как корова, держа в руке откупоренную бутылку настойки. И откуда только взял, зараза? А потом зашел со спины и провел ароматно пахнущими холодными ладонями по плечам. Кожа сразу загорела, будто он держал в руках угли. Зорген не просто растирал - гладил, бережно, мягко, жарко дыша в ухо. Когда добрался до ног, я перехватил инициативу и отобрал бутылку. Кому из нас пришло в голову выпить на брудершафт, я даже не понял. Помнил, как набрал в горсть стотрав и с силой, до красноты растер перламутровую кожу Зоргена. Потом мы снова выпили, и я снова растирал. Внезапно наткнулся на шрам между ребрами, провел пальцами по бывшей ране. - Кстати, - промурлыкал Кестнер, словно был котом, а не волком, - у меня есть для тебя подарок. Он гибко вывернулся из моих рук, вытащил что-то из ящика секретера и протянул мне… серебряный кинжал. Волчьи Боги! Тот самый кинжал. Меня будто ударили под дых этим самым ножом. Зачем, зачем он хранил его столько лет?! Зачем достал его сегодня? - Эрих, это твое, бери, - протянул на раскрытой ладони Зорген с таким видом, будто я должен был до смерти обрадоваться своему старому клинку. Очень дорогому и памятному клинку, маршал подарил его мне, когда присвоил звание коммандера. Я шарахнулся от кинжала, как от гремучей змеи. - Не хочу! - Эрих… - Убери! - Эрих, послушай, - тон Кестнера стал жестким и ровным, как этот самый нож, - я вижу, та обида до сих пор стоит между нами. И хочу, чтобы ты простил меня. А если не можешь, то просто пойми… Я смотрел на него, не понимая, чего он от меня хочет. - Да, - глядя прямо мне в глаза, отчеканил Зорген, - я вмешался в твою жизнь, на что не имел права. Но я не мог, понимаешь, не мог смотреть… Эту девку, Клару Фрей трахала вся гвардия. Ты ходил за ней по пятам, она морочила тебе голову, но ждала жениха поперспективнее. Притворялась невинной простушкой, а ночами… - Ты говоришь о Кларе? – с трудом дошло до меня. Потаскуха, о которой рассказывал Зорген, не связывалась у меня в голове с той пухленькой румяной девчушкой, которую я когда-то любил. - Именно, о той милой маленькой волчице, которая пахла пончиками, даже выходя из казарм, - злобно оскалился Кестнер, напоминая мне того, каким был до… до всего случившегося. – Я бросил ей пару намеков, что место вакантно, и эта шлюха сама раздви… Я ударил его так, что Зорген кувыркнулся и отлетел в угол. В голове шумело, и в глазах было красно от бьющейся в висках крови. Никогда, ни в волчьем, ни в человечьем облике я не ощущал ничего подобного. Шкура с ужасной болью в считанные секунды пробила кожу, десны заныли, выпуская клыки. Я рванулся к беззащитно-голому Зоргену и вцепился в загривок. Дальше все было, как в рваной серой пелене. Жар внутри, громкие стоны, судорожные движения бедрами, молния острого, пробирающего до костного мозга наслаждения, вид белого тела на полу, кровь… много крови. Когда я очнулся и увидел, что натворил, мне захотелось умереть.