***
Открыл глаза я уже утром, ожидаемо никого не обнаружив в комнате. Судя по могильной тишине, обуявшей штаб, утро стояло раннее. По привычке взъерошив итак лохматые после сна волосы, я поднялся с футона и сел за дубовый письменный стол, чтобы немного поработать. За прошедшие семь дней моё состояние заметно улучшилось, и теперь я мог позволить себе свободно прогуливаться по штабу и посещать совместные принятия пищи. Помимо Чизуру, меня пару раз посетил Хиджикато-сан, сообщив, что никто меня понижать в должности пока не собирается. Эта новость заставила меня только горько улыбнуться и осознать, что решение было бы явно иным, не будь у Синсэнгуми так мало опытных воинов. Вся эта мутная история с моим внезапным помилованием и сохранением должности никак не выходила у меня из головы. Я мог только догадываться о том, куда внезапно исчезли мои друзья, и догадки были эти весьма угнетающими Поток моих мыслей внезапно остановил вежливый стук в двери. Переведя взгляд с бумаг на сёдзи, я про себя отметил, что уже время завтрака, но вставать с места не спешил. Признав в неизвестном Пата, я вновь взялся за работу, предварительно огласив разрешение войти. Бозье выглядел взбудораженным, впрочем, как и всегда, но что-то в его поведении заставило меня напрячься. — Хейске, рад тебя видеть, — поздоровался он, получив от меня приветственный кивок. — Я догадываюсь, что ты не очень доволен тем, что мы молча уехали… — Зачем ты пришёл? — прервав его вырывающиеся извинения, произнёс я, желая перейти сразу к делу. — Вообще-то, я волновалося! — оскорблённо отозвался француз, но быстро успокоился, вспомнив, что хотел поделиться со мной чем-то важным. — Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти! — я отвлёкся от документов и перевёл взгляд на Патрита, молча ожидая продолжения рассказа. — Меня отвели к ведьме! Понимаешь? — Это всё, о чём ты хотел мне рассказать? — разочарованно протянул я, подперев щеку рукой и наблюдая за тем, как Бозье меняется в лице. Видимо, он ожидал от меня другой реакции. — Расскажи мне лучше, куда и зачем вы ездили? — Хиджикато-сан тебе не рассказал? — с сомнением произнёс Пат, и я отрицательно покачал головой. — Катамори-доно дал нам задание — убить Маэда-доно, — я позволил себе удивлённо приподнять брови, явно не ожидая такого хода от дайме. — Точнее, не нам, а Изуми-тян. Её допросили в качестве свидетеля нападения на Мэйто и отправили на миссию. Она, по словам даймё, для армии никакой ценности не несёт, — услышанное заставило меня недовольно поджать губы в попытке сдержать злость. — Хиджикато-сан позволил мне, Хаджиме-сану, Сано-сану и Шимпачи-сану ей помочь, — повествовал будничным тоном Бозье. — Правда, я почти ничем не помог, — смущённо признался он, — а вот Изуми-тян молодец! Она справилась. Патрит явно не знал, что Изуми боялась убивать и даже не представлял, через что ей пришлось пройти. И теперь мне стала понятной причина, по которой она не навестила меня перед отправлением: боялась, что я этого не одобрю и помешаю. Я тяжело вздохнул и прикрыл глаза, тщательно обдумываю случившееся. Изуми бы никогда не согласилась убить человека. Так я думал, пока внезапно в голову не закралась мысль, заставившая меня вернуться к реальности и внимательно посмотреть на притихшего француза. — Её шантажировали? — прямо спросил я, и Патрит замялся, очевидно, ожидая этого вопроса и не желая на него отвечать. Но у него не было выхода — я бы всё равно узнал. И Бозье прекрасно это понимал. — Да. При отказе выполнить миссию тебя бы заставили сделать сэппуку, — совсем тихо проговорил Патрит, со страхом ожидая моей реакции. — Чёрт! — выругался я, не сдержавшись и ударив по столу кулаком. — Так я и думал. — Но всё в итоге закончилось хорошо, ведь так? — постарался успокоить меня Бозье, хоть и получалось у него это с трудом. — Куда ты идёшь? — выскочив следом за мной на улицу, выкрикнул он. — К Хиджикато-сану, — отчеканил я, уверенным шагом направляясь к кабинету замкома. Внезапно меня остановила чья-то крепкая рука. — Не глупи, Хейске. Никто не имел права ослушаться приказа дайме, — я обернулся и признал в неизвестном Сано, который смотрел серьёзно и, кажется, с долей сочувствия во взгляде. Я резко отдернул здоровую руку, освобождаясь от захвата Харады. — Да знаю я, — нервно бросил я, успев упрекнуть себя за проявление эмоций. — Нам ничего не остаётся, кроме как принять случившееся. Ни у кого из нас не было выбора, и ты ничего не мог сделать. Не кори себя, — дружески похлопав меня по плечу, произнёс Сано и направился дальше, оставляя нас с подбежавшим Патритом одних во дворе. Бозье неловко переминался с ноги на ногу, словно стал свидетелем слишком личного разговора, но уходить не спешил, с интересом ожидая моих дальнейших действий. Но мой гнев уже был вытеснен вернувшимся холодом рассудка, поэтому я спокойно направился в столовую, внутренне смирившись со словами Сано и признав их справедливость. Хоть делать это было весьма неприятно. Вот только теперь я знал совершенно точно — в Японии отныне для Изуми небезопасно.***
В комнате мы сидели впятером: я, Чизуру, Хиджикато-сан, Шимпачи-сан и Сайто. Братец с самого приезда вёл себя необычайно тихо, что даже для него было непривычно. Я не слышала его замечаний и нравоучений, не ощущала осудительных взглядов и не вызывала тяжёлых вздохов. Хаджиме будто пребывал в какой-то другой реальности, не замечая ни меня, ни окружающих. Впрочем, не только за ним была замечена отрешённость: даже Шимпачи как-то подозрительно спокойно ел. Это всё из-за нашего задания? Я не понимала и оттого переживала из-за смены настроения своих знакомых. И хоть этих двух причин нарушения спокойствия было достаточно для моей нервной системы, вскоре к ним добавилась ещё одна. В дверях показался Хейске, а чуть позади мелькнула шевелюра Патрита. От неожиданности я уронила комочек риса обратно в тарелку, но всё внимание присутствующих, благо, уже было поглощено появившемся в комнате дуэтом. Скользнув по мне быстрым взглядом, Тодо молча сел напротив уже остывшей тарелки рисом и аккуратно взял в руки палочки. Его спутник, отличающийся живостью характера, громко со всеми поздоровался и приземлился рядом с Сайто. Медленно пережёвывая пищу, я неотрывно следила за этими двумя, пытаясь разгадать теперь уже подозрительную повседневность характеров обоих. От Хейске, как минимум, я ожидала в будущем тяжёлого и долгого разговора. Этот парень всё больше начинал походить на моего братца, и меня это порой откровенно раздражало. Впрочем, наверное, со мной и нельзя себя вести по-другому. — Хейске, как твоё плечо? — решил разбавить тишину Хиджикато-сан, совершенно непринуждённо отпив при этом чаю. Я навострила уши, желая услышать ответ на волнующий и меня вопрос. — Лучше, — коротко ответил Тодо, давая понять, что не настроен на поддержание диалога. На какой-то миг вновь воцарилась тишина. Я невольно вспомнила времена, когда трапезы самураев сопровождались шутками и громкими разговорами. Сейчас эти воспоминания отдавали горькой тоской. Я обвела комнату взглядом и уныло уставилась в тарелку. — Хиджикато-сан, а я и не знал, что у вас тут, в Японии, ошиваются ведьмы, — внезапно выдал Бозье. Где-то справа поперхнулся Шимпачи, и Чизуру заботливо постучала мужчине по спине. Все взгляды тут же метнулись к замкому, который, стоит отдать ему должное, никак не выдал явно охватившего его удивления. — Прошу прощения? — подал голос брюнет, поставив тарелку на столик. Сайто послал французу предупреждающий взгляд, а Хейске позволил себе усмехнуться. Реакция последнего натолкнула меня на вывод о том, что он уже знает о бабуле Рико. — У вас тут, — нарисовав палочками невидимый круг в воздухе, начал пояснять Пат, — водятся колдуньи всякие. Занимаются греховными вещами. — Что такое «греховные»? — заинтересовалась Юкимура, но её вопрос все успешно проигнорировали. — Например? — спросил замком, всерьёз решивший поддержать заданную тему разговора. Я внутренне сжалась, опасаясь, что француз сейчас сболтнёт лишнего. — Во время нашего задания я встретил женщину, которая смогла изменить внешность Изуми до неузнаваемости! Я такого никогда в жизни не видел, — возбуждённо повествовал Бозье, а я была готова сквозь землю провалиться из-за внезапно повышенного к моей персоне внимания. — Хиджикато-сан, не обращайте внимания, — вступил в разговор Сайто спустя минуту недоумённого молчания. — Во время нашей вылазки господин Бозье крайне неудачно упал с лошади. Похоже, его голова всё же подверглась повреждениям. Заумная речь Хаджиме была встречена слушателями понимающими кивками, и только Хейске продолжал неотрывно смотреть на меня. Он знал Патрита лучше всех и был в состоянии понять, что француз сказал правду. От перспективы рассказывать Тодо ещё и об этом я только тяжело выдохнула, мысленно проклиная дипломата за неумение держать язык за зубами. В своём стремлении разгладить атмосферу он порой явно перебарщивал. — Хаджиме-сан, — возмущение француза отчетливо читалась в его звонком голосе, и я поняла, что пора уводить Бозье из комнаты, пока он ещё чего не растрепал. — Патрит, ты помнишь, что обещал мне показать, как пользоваться этой страной пушкой у тебя на поясе? — отложив уже пустую миску из-под риса, обратилась я к французу. Дипломат сразу же забыл про все свои претензии в адрес Сайто и воодушевлённо закивал. — Спасибо большое за компанию, — мило улыбнувшись, я попрощалась с присутствующими и уверенно направилась к выходу. Бозье тоже поднялся и уже у дверей принялся активно раскланиваться. Очевидно, он стремился выразить своё уважение согласно традициям нашей страны, но немного перестарался. — Пошли уже, — шикнула я на француза, проходя мимо и подхватывая его под локоть. Утащив, в прямом смысле этого слова, парня из комнаты, я довела его до безлюдного место рядом с каким-то неизвестным мне деревом и сложила руки на груди. Мой недовольный вид вызвал у француза искренне удивление, и он непонимающе склонил голову набок. Его немного детская наивность на секунду смягчила мой настрой, но, вовремя напомнив себе о поведении Бозье в столовой, я вернула прежнее хладнокровие. — Патрит, — медленно произнесла я, желая придать своему голосу как можно больше строгости. — Мы о чём договаривались? Ты не должен распространяться о задании! — Но я ничего такого не сказал, — развёл руками француз, невинно хлопая глазами. Я раздражённо выдохнула, осознавая, что начинаю злиться. — Ты рассказал про бабулю Рико и о моём преображении! — воскликнула я и насупилась ещё сильнее. — Хиджикато-сан итак знал о нашей миссии больше остальных. А Хейске ведь наш друг. Мы должны доверять друг другу! — с энтузиазмом промолвил Бозье, и я поняла, что не могу злиться на француза. Он говорил всё это совершенно искренне, действительно уважая своих японских коллег. — И что, ты предлагаешь рассказать Хейске обо всех подробностях нашей вылазки? — с сомнением спросила я, и француз на минуту задумался. — Пожалуй, не обо всех, — неуверенно протянул Патрит, как вдруг его взгляд переместился мне за спину, и парень непроизвольно сжался. Но я уже вовсю продолжала свою речь. — Отлично. Я приду к нему и скажу: «Привет, Хейске. Знаешь, пока ты там валялся на футоне без сознания, одна знакомая колдунья на время перевоплотила меня в твою бывшую пассию… — Бозье снова посмотрел на меня, принял крайне испуганный вид и стал энергично тыкать пальцем мне за спину, — я соблазнила под видом этой юдзё Сигэки Маэда, — не обращая на взбудораженный вид француза никакого внимания из-за охвативших меня эмоций, говорила я, пока Бозье строил мне двусмысленные гримасы и с каждым моим словом бледнел всё сильнее, — а потом хладнокровно убила!» Мой голос сорвался на крик, а затем бессильно замолк. Я не должна была жалеть о содеянном — у меня не было другого выбора. Тогда почему на сердце так паршиво? Почему я, несмотря на рациональный голос разума, всё равно корю себя за это убийство? Я не хотела лишать жизни кого-то. Столько раз говорила об этом, так самозабвенно проповедовала свои нерушимые принципы, выставляла все свои идеи напоказ. А в итоге… — Хладнокровно убила, — тихо повторила я. — Этой отравленной заколкой. Взяла и воткнула в него иглу с ядом и смотрела, как он захлёбывается собственной кровью, — разговаривала я уже скорее сама с собой. Француз окинул меня сочувственным взглядом, заметив, как задрожали от бессилия мои плечи, а затем снова посмотрел мне за спину. Приметив, наконец, странные изменения в поведении Патрита, я обернулась. На сердце сразу стало ещё более мерзко от осознания, что Хейске всё слышал. И я понятия не имела, какой мне стоит ждать реакции от Тодо после подобных откровений. Я уже была эмоционально выжата, словно лимон, а теперь хуже и быть не могло. Я просто устало вздохнула, уже не удивляясь своей невезучести. — И много ты услышал? — слабо поинтересовалась я, прекрасно зная ответ на свой вопрос. Француз галантно удалился, настолько тихо и ненавязчиво, что этому никто не придал значения. — Всё, — ответил Тодо спокойно, а затем указал пальцем на своё правое ухо, — я далеко слышу. — А… — протянула я, в который раз напоминая себе об отличном слухе расэцу. Мне было до жути неловко стоять перед парнем, осознавая, что он обо всём узнал так быстро. Я не знала, куда мне деть руки и что следует сказать дальше. Я совершенно не была подготовлена к этому разговору, но деваться уже было некуда. — И что ты об этом думаешь? — с опаской спросила я, но парень не спешил отвечать. Это молчание меня нервировало, и я неосознанно выдала своё волнение, начав заламывать пальцы на правой руке в мучительном ожидании. — Ты теперь меня презираешь? — Нет, — сразу же ответил Хейске, проследив взглядом за моими руками и взяв в свою ладонь мою. — Никогда. Я замерла на мгновение, принимая его ответ, и сразу же расслабилась. Тодо провёл меня к стоящей рядом лавке и сел рядом. Я разгадала его молчание — оно было вызвано его собственным волнением. Хейске тщательно обдумывал каждое слово, которое хотел мне сказать, понимая болезненность поднятой темы. Мне уже было легче от мысли, что самурай не только не осуждает меня, но ещё и заботится обо мне, боясь задеть за живое. Тодо смотрел куда-то перед собой, а я молча ждала, что он скажет, и смотрела на него. — Моего отца убили, когда я был ребёнком, — отозвался самурай, и мой взгляд стал более осознанным, когда он подал голос. — Обычное дело: зарезали в одном из переулков. Ронины постоянно кого-то убивали, потому что ничего другого делать не умели. И я тогда подумал, что стану одним из тех, кто будет бороться с этим беспределом на улицах. Я должен был защищать свою мать, и в моих силах было защищать других слабых людей. Стал обучаться искусству фехтования, вступил в ряды Синсэнгуми. Думал, будто моих навыков было достаточно. А как впервые встретился лицом к лицу с врагом, не сразу смог принять бой. Потому что вдруг понял, что должен убить его, — продолжал Тодо, и вдруг посмотрел мне прямо в глаза, словно ожидая от меня какого-то ответа. Но я молчала, поражённая, что Хейске впервые отважился поделиться со мной своим прошлым. — У меня был друг — Рюноске. Он толком не умел сражаться, и в ту ночь я был единственным, кто мог его защитить от угрозы со стороны других самураев. Сначала думал, что всё обойдётся: Рюноске сможет сбежать, пока я отвлекаю врагов. Но он был не в том состоянии, и я не смог бы долго продержаться. Я уже понимал, что есть только два исхода: либо убью я, либо убьют нас. Позволить умереть Рюноске я не мог. А решиться убить противников было нелегко. Воткнуть в живую плоть катану своими руками, чувствовать, как содрогается тело врага. Я всё ещё помню, как тяжело мне было это сделать. — Рюноске ведь выжил? — с надеждой спросила я, но всё равно как-то нерешительно, на что Тодо позволил себе улыбнуться. — Да, с ним всё в порядке. Мы всё ещё шлём друг другу письма, а до войны иногда встречались в столице, — с заметной лёгкостью ответил самурай, и уже серьёзнее добавил: — А если бы я в тот день не решился, Рюноске уже не было бы в живых. И меня, наверное, тоже. Ты ведь уже сама поняла: мы живём в такое время, когда слабость наказуема. — Это не слабость! — горячо возразила я. — Милосердие нельзя путать со слабостью. Хейске посмотрел снисходительно, словно на маленького ребёнка, но ничего не ответил. Хотя только этого взгляда было уже достаточно, чтобы понять его явное несогласие. Меня это неприятно кольнуло, но не настолько, чтобы обидеться. Я только сердито сдула прядь с лица и отвернулась. — Ты, наверное, думаешь, что я просто бездумно треплю языком? — пробурчала я, без интереса рассматривая мелкие камешки под ногами. — Я хотела сказать, что далеко не всегда нужно убивать. Но я признаю, что бывают безвыходные ситуации. Хоть раньше ходила и важничала с бокеном, словно что-то понимала в этой жизни. — Это выглядело довольно мило, — попытался ободрить меня Хейске, но я только недоверчиво скосила взгляд в его сторону. — И когда ты вызывала меня на бои, заранее зная о своём поражении. Люди, которые так упрямо отстаивают свою позицию, достойны восхищения. Я неловко усмехнулась, вспоминая о своих позорных вызовах. Я ведь тогда, вопреки словам Тодо, действительно была убеждена, что смогу его победить рано или поздно. Но раз Хейске считает, что я таким образом отстаивала свою честь, пусть лучше считает так и дальше. Мне в любом случае были приятны его слова. И сейчас я понимаю, что никогда не смогла бы одолеть Тодо в честном бою, ведь даже с таким серьёзным ранением он держался очень мужественно. — Тебе действительно лучше? — кинув слегка обеспокоенный взгляд на плечо самурая, спросила я. — Я иду на поправку, не переживай. Рана меня почти не беспокоит, только если неудачно поведу плечом. — А ускорить своё выздоровлением ты не можешь? — решилась узнать я, и Хейске нахмурился, явно не поняв, о чём я говорю. — Я имею ввиду, — поспешно заговорила я тише, — использовать силу расэцу? Тебе так и не удается превратиться по собственному желанию? Тодо рвано выдохнул, явно не желая обсуждать эту тему, и уставился куда-то в сторону. Я разочарованно отвела взгляд, думая, что он снова закроется и так ничего мне и не скажет. Как я собиралась ему помочь, если он даже обсуждать со мной ничего не хочет? Только у меня без конца всё выпытывает, а сам и не думает делиться своими проблемами. Я уже было открыла рот, чтобы упрекнуть его в недоверии, как он сам заговорил: — Не удаётся. Только пару раз, случайно, смог. — Когда терял кого-то? — осторожно спросила я, развернувшись к Хейске всем корпусом. Тодо сглотнул, с минуту молчал, а потом тоже посмотрел на меня и кивнул. — Я не понимаю, почему так происходит. Обратился к Санан-сану, но он тоже ничем помочь в итоге не смог. Меня даже на кровь не тянет, хотя я продолжаю чувствовать её запах. Слышу в радиусе километра, если напрягу слух. Но нет ни силы, ни регенерации. Только если превращусь, а превратиться сам не могу. И если превращаюсь, эта трещина неизменно растёт, пока я не верну человеческий облик. Но я и этого сам сделать не могу. Чувствую, как моё тело будто трещит по швам, — и хоть Хейске старался говорить непринуждённо, в его голосе чётко улавливалось волнение. Глядя на то, как он искренне не может понять, что с ним, и оттого страдает, я быстро достала из-под юкаты флакончик. Он был маленький, на веревочке. Я носила его при себе, чтобы в любой момент использовать. Взгляд парня сразу упал на флакон, в котором находилось его спасение. — Это противоядие, которое сделала для меня бабуля Рико. Та ведьма, о которой говорил Пат, — объяснила я, снова прячя лекарство под складки юкаты. — Я знаю, как сделать тебя снова человеком, — глаза Тодо расширились от удивления, и он невольно от меня отпрянул. — С этим нельзя шутить, Изуми, — серьёзно произнёс он, и я доверительно придвинулась к нему ближе, возвращая утраченное расстояние. — Как я могу шутить о таком? — воскликнула я, но затем опомнилась и быстро подавила неуместную вспышку эмоций. — Хейске, — я взяла его за руки, чтобы он чувствовал мою поддержку во время открытия непростой правды, — Кэзухико Сато — чистокровный демон. Он задел тебя бокеном во время вашего поединка за звание капитана и оставил у тебя на щеке демоническую печать. Та трещина — это и есть печать. Она ограничивает твою силу расэцу. Ты не можешь снять её и превратиться по своему желанию, только в редких случаях. Её наложили для того, чтобы ты не помешал ведьме из «Чёрного дракона» убить меня. — Подожди, — Тодо освободился из моей хватки и приложил руку ко лбу, пытаясь переварить услышанное. — Что будет, если её не разрушить? — Ты умрёшь, — прошептала я, и Хейске как-то горько улыбнулся, будто знал, что исход будет именно таким. — Она разрушится сама, её нельзя снять. Примерно через несколько месяцев, а может, и недель. Смотря на сколько серьёзно она расширились. И если не принять противоядие в момент, когда она распадётся… — я замолчала, не желая снова говорить самураю о смерти. — Я узнала об этом незадолго до того, как вы ушли из Киото. Не успела рассказать тебе раньше, прости. Но я сделаю всё, чтобы ты не умер, слышишь? — Ты так много узнала об этой печати, — парень посмотрел на меня с такой благодарностью, что я невольно расчувствовалась, порывисто обняла его за шею. — Как иначе? Да я жить без тебя не могу, — прошептала я, изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Хейске выдохнул мне в шею, обнимая за талию одной рукой и прижимая к себе ближе. — Мы справимся с этим вместе. Ты только пообещай, что не будешь поддаваться ярости. Иначе освободишь печать и превратишься. Этого нельзя делать — она распадётся быстрее, чем должна. — Хорошо, — ответил Тодо, оставляя лёгкий поцелуй чуть ниже моего уха, а с ним — приятное, умиротворяющее тепло. Мы так и сидели в объятиях друг друга. Я желала чувствовать, что он рядом, этим разговором разбудив в себе чутко дремлющий страх потерять его навсегда. Он же размеренно целовал мою шею и лицо, желая успокоить мою мятежную душу. Я снова почувствовала, как сильно люблю Хейске. Почувствовала, что не хочу его больше отпускать. Я готова была сидеть с ним так целую вечность. Мои тревожные мысли постепенно уходили прочь, я молча принимала его ласку и наслаждалась позабытым спокойствием. Но Тодо вдруг обернулся, а затем снова нагнулся ко мне. — У нас есть пара минут. Сюда идёт Хиджикато-сан, — прошептал он мне на ухо, и я не сдержала недовольного вздоха. — Пусть уходит, — захныкала я, вызывая у Тодо улыбку. — Вечно ему на месте не сидится, — отозвалась я сердито и, горячо поцеловав Хейске в щеку напоследок, нехотя его отпустила. Готовясь к встрече с замкомом, который уже шуршал листьями где-то поблизости, я спрыгнула со скамейки и принялась поправлять причёску. Хейске обернулся как раз в тот момент, когда из-за угла здания вышел хмурый Хиджикато-сан. Смерив нас обоих подозрительным взглядом, он на пару секунд задержал его на моей шее и неловко кашлянул. — Хейске, Мацудайро-доно приехал. Сейчас будет общий сбор в Главном зале, — сообщил он, уже полностью переключив своё внимание на подчинённого. Я видела, как кулаки Тодо непроизвольно сжались, вопреки его напускному спокойствию. — Понял, — кивнул парень замкому и, тепло улыбнувшись мне напоследок, последовал за Хиджикато-саном. Только после того, как оба самурая скрылись из поля моего зрения, я решилась посмотреть на свою шею, которая так внезапно заинтересовала замкома, и моментально вспыхнула, заметив на коже багровеющее пятнышко.***
Громадная комната, в которой с минуты на минуту должно было начаться собрание, постепенно заполнялась самураями. Из присутствующих, когда Хейске и мрачный замком заняли свои места, не хватало лишь Саннан-сана, Сайто и самого даймё со своей свитой. Первые двое появились спустя несколько минут, главнокомандующий же ощутимо задерживался. Впрочем, никто не смел высказывать недовольство, и некоторые позволяли себе лишь вполголоса переговариваться. Это было третье подобное собрание с даймё. Как правило, основное время он проводил на фронте, посещая тыл лишь по необходимости. Когда сёдзи резко открылись, все перевели внимание на возникшего на входе главнокомандующего и почтительно склонили головы. Мацудайро Катамори обвёл подчинённых нечитаемым взглядом и мягко опустился на уготованное для него место, сложив оружие по левую руку на татами. Только после этого самураи позволили себе выпрямиться. Кондо-сан, незаметно для всех прочистив горло, заговорил: — Отряд Синсэнгуми приветствует даймё в полном составе. Добро пожаловать, Катомори-доно. — Благодарю, Кондо-сан, — медленно произнёс мужчина, теперь более внимательно осматривая каждого присутствующего и убеждаясь в словах командира. — Как многие уже слышали, Сигэки Маэда мёртв, и теперь клану потребуется время для выбора нового лидера, ибо наследников у них нет. Это событие дало нам время для отвода войска дальше от столицы, так что теперь тыл армии в относительной безопасности. Несмотря на то, что даймё сообщил хорошую новость, лица некоторых присутствующих были омрачены тревогой. Все с замиранием ожидали, что мужчина скажет дальше. — Однако, численное превосходство по-прежнему за врагом, поэтому оставшимся подразделениям Синсэнгуми необходимо присоединиться к основным силам армии. Я имею ввиду 1-е и 8-е подразделения. Из тыла и резерва они будут переведены в авангард — наиболее нуждающуюся в опытных воинах позицию на данный момент. Тодо Хейске, — даймё свысока глянул на шатена, встретившись со спокойным, но таящим скрытую угрозу взглядом молодого самурая, — как капитан 8-го подразделения Синсэнгуми, Вы выдвигаетесь на фронт с отрядом несмотря на полученное ранение. — Мацудайро-доно, — воскликнул Кондо-сан почти сразу же после объявления вердикта, — как командир отряда Синсэгуми, я выступаю против привлечения Хейске-куна к боевым действиям. Он ещё даже не может уверенно держать катану. — Этот вопрос не подразумевает обсуждения, — сухо ответил даймё, даже не взглянув на командира, который оторопел от подобного. Никто не смел перечить Мацудайро Катамори, и всё, на что мог рассчитывать Тодо — несколько вскользь брошенных сочувствующих взглядов. Хотя Хейске особо и не обратил на них внимания, молча сохраняя маску равнодушия. Тем временем даймё, выдержав паузу и убедившись, что противиться ему никто не смеет, вновь заговорил: — Штаб отряда следует перенести ближе к линии фронта. Патрит, думаю, больше тебе нет надобности оставаться в рядах армии. В качестве дипломата твои услуги больше не понадобятся. Отныне нам нужны лишь воины и оружие. — Я Вас понял, Мацудайра-доно, — задержавшись в уважительном поклоне, произнёс Бозье. — Тогда я немедленно возвращаюсь во Францию. — Теперь, господа, у меня всё, — кивнув дипломату и обратив свой взор на присутствующих, оповестил даймё и поднялся. Его примеру сразу последовали все остальные. — Дальнейшие инструкции вам сообщит Икки-сан завтра в полдень. Всего вам доброго. Мужчина в сопровождении своей свиты вышел из зала, и самураи немного расслабились, освободившись от ощутимого давления даймё. Одним из первых поспешил покинуть помещение Хейске, а за ним, переглянувшись, поспешили Шимпачи с Харадой. Замыкал эту процессию необычайно важный Патрит. Тодо ждал друзей во дворе, где совсем недавно разговаривал с Изуми. Какое-то время все молчали: Хейске сосредоточенно что-то обдумывал, а самураи озабоченно на него поглядывали. Только Бозье спокойно сидел на лавке и выглядел так уверенно, что оставалось только позавидовать. Хейске посмотрел на француза как-то неприязненно, но затем выдохнул и покачал головой, словно с чем-то смирившись. Это ещё больше обеспокоило его друзей. — Хейске, что думаешь делать? — спросил Шимпачи, нахмурившись. Тодо только тяжело выдохнул. — А что мне остаётся? — сложив руки на груди, нервно отозвался он. — Идти в авангард с таким ранением — мгновенная смерть, — серьёзно проговорил Нагакура. — Хейске, — вступил в разговор Харада, встречаясь с внимательным взглядом бирюзовых глаз, — мы думаем уйти из отряда. Не сейчас, — заметив немой вопрос во взгляде Тодо, поспешил исправиться мужчина, — через некоторое время. Мы уже давно об этом рассуждали. Эту войну сёгуну не выиграть, ты сам уже понял. Нужно подумать о себе. Нет смысла рисковать своей жизнью. — Да, времена самураев уже прошли, — с видом знатока вклинился Бозье. — Катаны против ружей. Я уже говорил тебе, Хейске. Вы проигрываете во всём. — Мне не дадут уйти отсюда живым. Даймё точит на меня зуб — это очевидно, — сказал Тодо, вызывая своими словами озорной блеск в глазах француза. — Всегда есть выход, Хейске, — загадочно протянул Бозье. Вновь воцарилась тишина, и только ветер раздувал листья по двору, кружа пёстрый ворох в причудливом танце. Тодо и сам понимал, что это конец его пути в Синсэнгуми, но так отчаянно желал остаться. Не хотел прощаться с товарищами, со своим прошлым, со своим домом. Но время не щадило — от прежних Синсэнгуми уже ничего не осталось. От него самого практически ничего не осталось. Хейске слишком изменился. И если раньше он был ответственен за своих ежей из 8-го подразделения, то теперь он ответственен за Изуми.***
Мой сон был беспокойным. Я долго ворочалась на футоне, силясь прогнать противное чувство тревоги. После собрания, с которого большинство ходили мрачнее тучи, я так и не смогла найти Хейске. И теперь сильно переживала, что такого мог сказать или сделать этот даймё. Я выполнила условия уговора, но всё равно ощущала сковывающий страх неизвестности. И почему только Хейске заставляет меня волноваться? С этим вопросом в голове я и заснула, но спала чутко и сразу расслышала подозрительные шорохи за сёдзи. Я притаилась, неосознанно натянув одеяло под самый подбородок. На улице вновь послышался какой-то глухой звук. Решимости встать с футона и накричать на нарушителей спокойствия у меня не было, так что я оставалась на месте. А потом всё произошло слишком быстро: настежь открытые двери, мой испуганный вскрик, чужая рука на моих губах, лицо Хейске перед глазами. Страх отступил, вновь возвращая способность дышать, и сердце прекратило биться, как сумасшедшее. Только убедившись, что узнала его, Тодо меня отпустил. — Ты напугал меня! — выпалила я, приложив руку к сердцу и попытавшись отдышаться. — Извини, я не хотел, — тихо произнёс самурай, давая мне время прийти в себя. А потом и разглядеть, что он облачён не в обычную юкату, а в очередной европейский наряд. — Почему ты так одет? — в недоумении воскликнула я, и Хейске вздохнул как-то слишком тяжело, вызывая во мне новую волну беспокойства. — Нам нужно уходить отсюда, — только и сказал он, своим заявлением поставив меня в очередной тупик. — Зачем? — задала я логичный вопрос, сильнее сжав ткань одеяла. — Я объясню тебе всё позже. Сейчас нет времени. Нам больше небезопасно здесь находиться, — выпалил Тодо на одном дыхании, и я невольно отпрянула, пугаясь его слов. Парень безошибочно распознал мою реакцию и, мягко взяв меня за руку, заговорил уже спокойнее: — Я не могу заставлять тебя. Но очень прошу, пойдём со мной. Я не сразу ответила, всё ещё шокированная и напуганная, но всё же кивнула. — Да. Да, я пойду с тобой. — Хорошо, — Хейске с облегчением выдохнул, позволяя себе улыбнуться, но затем вернул свой настороженный вид и поднялся с футона. — Оденься и возьми с собой только самое необходимое. Я буду ждать тебя на улице. После этих слов он вышел, оставив меня одну в полумраке комнаты. Я быстро сложила постель, переоделась в свои повседневные юкату и хакама, наспех завязал хвост, даже не посмотрев при этом в зеркало. Из личных вещей у меня практически ничего не было: только бокен и заколка, которую мне подарил Хейске на Новый год несколько лет назад (Сайто вернул мне её после моего прибытия в штаб). Бокен я засунула под пояс хакама, а заколку пришлось нацепить прямо на волосы. Тихо отодвинув сёдзи, я оглядела местность, не выходя из комнаты. Тодо во дворе не было, и это меня немного встревожило. Я знала, что парень меня не бросит, но волновалась, что что-то могло пойти не так. Прислушиваясь к каждому шороху, я вышла на улицу. Меня встретила лишь яркая луна на небе. Лодыжки обуял холод, и я натянула носки выше, тщетно пытаясь их согреть. Вокруг было так тихо, что я слышала собственное дыхание. Эта подозрительное затишье, словно перед большой бурей, навевало тревогу. — Изуми, — я вздрогнула и обернулась, услышав своё имя. Хейске протянул мне руку, которую я сразу приняла, и повёл по направлению к воротам. На выходе никого не было. Видимо, менялся патруль. Это позволило нам покинуть территорию штабе незаметно и не дать возможности кому-либо из самураев обнаружить наше исчезновение раньше срока. Я облегчённо выдохнула, осознавая, что у нас в запасе есть достаточно времени для того, чтобы скрыться. Но внезапно Хейске свернул с основной дороги в лес. Послышалось ржание лошадей, а из-за деревьев стали видны тёмные силуэты. Я резко остановилась и вырвала руку, заставив Тодо остановиться вместе со мной и удивлённо обернуться. Только когда луна вышла из-за облаков, я признала в неизвестных неразлучный дуэт. — Изуми-тян, иди сюда, — тепло мне улыбнувшись, позвал Харада. Стоящий рядом Шимпачи тоже выглядел миролюбиво. Так что я послушалась и направилась к самураям. — Я боюсь, это наша последняя встреча, — нагнувшись и обхватив меня за плечи, печально произнёс Харада. — Последняя? — слабо переспросила я, чувствуя, как ноги начинают подкашиваться, а глаза наполняться слезами. Сано снова улыбнулся и по-отечески обнял меня. — Не расстраивайся, Изуми-тян. Мы будем вам писать. Другого выхода, увы, нет. — Меня отправляют на фронт, в авангард. Армия врага превышает нас количеством и вооружением. Проигрыш сёгуна — вопрос времени. А для Императора мы военные преступники, — подал голос Хейске, и я зажмурилась, понимая безысходность нашего положения, но не без горечи отпуская своих друзей. — Спасибо вам за всё, — с чувством сказала я, вытирая всё-таки выступившие слёзы. Харада потрепал меня по голове и передал в крепкие объятия Нагакуры. Мне и так было тяжело дышать, так мужчина ещё и ощутимо похлопал меня по спине. — Шимпачи-сан, Вы её задушите, — недовольно отозвался Тодо, и я в подтверждение слов парня пискнула, на что самурай только рассмеялся, но всё же отпустил меня. — Не ворчи, Хейске, — поддразнил шатена мужчина, и его сгребая в охапку. Тодо раздражённо выдохнул, но вырываться не стал. — Вот так, малыш. Береги себя. И Изуми-тян береги. — Обязательно, — кивнул Хейске, когда Нагакура отпустил его. Крепко пожав руку Хараде, он попросил: — И вы себя берегите. Шимпачи широко улыбнулся и упёр руки в бока, демонстрируя готовность исполнить просьбу Тодо. — Нам пора, — обернувшись ко мне, произнёс Хейске. Я судорожно кивнула, мужественно сдерживая очередную порцию слёз. — Держи, плакса. Чизуру-тян просила передать, — протягивая мне белый платок, с улыбкой сказал Сано. Я молча приняла подарок девушки и ещё раз обняла самураев. Тодо уже успел залезть на лошадь и теперь терпеливо ждал, когда я попрощаюсь. Нагакура, в очередной раз демонстрируя свою силу, поднял меня и посадил позади Хейске. Я вновь обернулась, чтобы посмотреть на самураев в последний раз, как заметила среди деревьев ещё один тёмный силуэт. Не давая мне шанса опомниться, лошадь помчалась вперёд, унося нас в непроглядную ночную тьму.