Тройка - третий из значков( сборник драбблов -3)

С самого утра капитан Арамона был очень задумчив. Задумчивость капитанской физиономии шла, как ызаргу орден Меченосца, но что поделаешь - такой уж выпал день. Причиной Арамоновых тревог был все тот же проклятущий Колиньяр. Паршивцу пришло в голову заболеть за месяц до окончания Лаик и заболеть серьезно. Ну, или он хотел, чтобы все так думали. Короче, эта закатная тварь слегла с лихорадкой и по всем признакам собиралась отдавать концы. Арнольд тяжко вздохнул. Лекарей в Лаик не полагалось, отец Герман пропал кошачью уйму времени назад, а больше в проклятом жеребятнике лечить никто не умел. Если с сыночком вице-кансилльера что случится, ему не то что поста - головы своей в зеркале не увидеть... Надо что-то делать. И вдруг случилось небывалое - капитанскую голову озарила МЫСЛЬ. Через три часа "прекрасная Луиза", она же супруга капитана, уже тряслась по плохо вымощенной дороге. "И не мог старый боров заплатить лекарям, они бы все сделали? Нет, он предпочел зажать деньги и вызвать меня! Мальчонку жалко, а то бы никогда не поехала..." С жалостью госпожа Арамона явно поторопилась. Как только муженек, рассыпаясь в любезностях ("Милая, ты приехала! Какое счастье, а то он там того... дуба даст со дня на день! Да ты просто ангел-исцелитель!) привел ее в комнату Эстебана Колиньяра, капитанша едва удержалась от брани. Только такой дурак, как Арамона, мог принять лежащего на постели вполне здорового парня за умирающего. Кроме красных щек и лба - старый школярскийй трюк растирания лица полотенцем - все выдавало в нем здорового, крепкого юношу. "Ах ты кошачий сын, ну я тебе..." - подумала Луиза, после чего потребовала у мужа сонных капель. - Дашь ему на ночь, а с утра я начну лечение. На утро капитанша, к великому удивлению Арамоны, взялась не за тинктуры, а за швабру и веревки. Тело больного было тщательно привязано к деревянной палке, оная палка - к кровати. Все веревки были прикрыты одеялом, от чего создавалось впечатление, что юноша просто спит. - А теперь молчи и поддакивай, где надо. Сейчас этот больной будет бегать по комнате, что твоя юла. Пять минут спустя Колиньяр начал ворочаться и оглядываться по сторонам. Пошевелиться он не мог. А до ушей юноши доносился грустный женский голос. - Да, не жилец... Вон как его к постели-то приковало, мать родная! Поздно ты меня вызвал, а теперь все одно - помрет. Юный шутник попытался приподняться и, к ужасу, понял, что он не может! Веревки сделали свое дело - рук, ног и спины он не чувствовал, как и этих самых веревок. А голос продолжил: - Это еще ничего... Через пару дней он забываться начнет, потом горячка, а потом - все, пиши пропало. Так что, поехала я, Арнольд. - Стойте! - бодрому голосу умирающего позавидовал бы целый косяк белуг. - Стойте, я ведь пошутил! Как же это... Что же это... - Ага, очнулся! А теперь, Арнольд, давай-ка сюда скалку, я из него остаток хвори повышибу! - Не надо скалки! - закричал Колиньяр и тут же покаянно произнес - господин Арамона, это была шутка. Скоро выпуск и я подумал - повеселю Вас... Ну, я же никому вреда не хотел! - Суза-Муза кошачий! - изрек вердикт капитан и помог "больному" отвязаться от швабры. - Чтоб я тебя до выпуска не видел. И вот с тех пор Эстебан очень не любит болеть