Control your emotions

Смерть пересекает наш мир подобно тому, как дружба пересекает моря, - друзья всегда живут один в другом. Ибо их потребность друг в друге, любовь и жизнь в ней вездесущи. В этом божественном стекле они видят лица друг друга, и беседа их столь же вольна, сколь и чиста. Таково утешение дружбы, ибо хоть о них и можно сказать, что им предстоит умереть, все же их дружба и единение существуют, в наилучшем из смыслов, вечно, поскольку и то, и другое бессмертно. У. Пенн. Новые плоды одиночества Есть такая легенда – о птице, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается ценою великого страдания…По крайней мере, так говорит легенда. К. Маккалоу. Поющая в терновнике В ту ночь, когда Лили поставила между ними свою жизнь, словно щит, Убивающее заклятье отлетело назад, ударив в лорда Волан-де-Морта, и осколок его души, оторвавшись от целого, проскользнул в единственное живое существо, уцелевшее в рушащемся здании. Часть лорда Волан-де-Морта живет в Гарри, и именно она дает мальчику способность говорить со змеями и ту связь с мыслями лорда Волан-де-Морта, которую он сам не понимает. И пока этот осколок души, о котором и сам Волан-де-Морт не догадывается, живет в Гарри, под его защитой, Волан-де-Морт не может умереть. Дж. К. Роулинг. Гарри Поттер и Дары Смерти

Maybe, we can change ourselves? Грянул гром. Раскатистое эхо и множество молний, как бывает обычно в расцвет весны. Небо было темным и мрачным, копившим в себе миллионы выпаренных слез. Это вполне привычно для жителей Лондона, типичная погода южной части острова, омываемая теплыми водами. Здесь редко бывает солнечно, и это «редко», увы, не стало сегодняшним днем. Промозглые, отрывками, тучи угнетали и меняли настроение. Хотя настроение было и так плохое. Куда же хуже? Прошел месяц после их гибели. Тяжелый, длинный месяц. Рон и Блейз погибли, и это врезается в память каждый раз при мысленном упоминании. Тело одного друга осталось в земле в одном из лесов Ост-Уэрилга. Тело второго никто и не пытался искать – его убили Пожиратели Смерти. От Гарри, конечно, приходили письма. Много писем, не выражающих ничего, ненужных писем. Родители пытались узнать, что же не так. Но как им объяснить? - Мам, пап, убили двух моих лучших друзей. Один из них меня очень любил, вот. А у вас что нового? Конечно, этого делать было нельзя. Да, родители у Гермионы были замечательные, понимающие, но все равно ясно же было, что они непременно отведут её к психологу или проведут собственный курс реабилитации. И то, что никому об этом не скажешь, истощало. Конечно, знали Драко и Гарри, но хотелось поделиться с кем-то, рассказать, чтобы нашелся такой же понимающий, чтобы сумел успокоить и дать дельный совет. Кто-то вроде Блейза, а лучше – сам Блейз, да только он умер. Хотя если бы у Гермионы был сейчас Воскрешающий камень, она обязательно вернула бы друзей на этот свет, даже на минуту. Хотя бы на минуту. - Пожалуйста, Гермиона… - Я просила тебя! Я же тебя просила! – её голос хрипел и срывался с каждым звуком все больше и больше. - А что я могу теперь сделать? - Не можешь. И никогда не мог. Жалкий… - Не смей. - …трусливый… - Хватит! - …никчемный… - Замолчи! - Это твоя вина! Звук глухого удара. Придушенный дождем звук пощечины. - Ублюдок. - Это была не моя вина! – Малфой, казалось, был готов убить её. - Если бы не ты, Блейза бы не убили! - Блейза убили из-за тебя! - Что… - в карих глазах застыла спесь непонимания и лицемерия. - Его убили из-за тебя. А теперь давай, начинай рыдать и топить всех вокруг в обвинениях. - Ты врешь. - Иди, спроси у трупа правду, - он махнул рукой в сторону. - Как ты можешь… - Потому что ты не можешь признать очевидного. После того, как эльф сказала про смерть Блейза, они только и делали, что ссорились. Кричали друг на друга, все трое, словно это был выход. Они трансгрессировали сразу, все вместе, когда насытились ненавистью. Волнение можно было прощупать, смять между пальцев и ощутить на коже это давящее чувство. Нет, она не могла понять и принять это как должное. И вот ведь разница: смерть Рона встретилась сдавленным молчанием и сочувствующим гнилым взглядом, тогда как смерть Блейза ударила по сердцу громом и молнией, в бешеном приступе отгоняя другие эмоции на задний план. Крики были чем-то вроде моральной отдушины, луча надежды на избавление от грехов. Или же просто нервным срывом, одно из двух. Она каждый день перечитывала газетные вырезки, пересматривала все колдографии в старых альбомах, забранных из школьной библиотеки, но ничего не находила. Отчаяние уже стало верным другом, или, скорее, моральным собутыльником. Это отчаяние било по ушам своим молчанием, своей скудной тишиной. Своей правотой. И Гермиона, даже если бы могла что-то сделать, просто ждала. У неё не было выхода. Это приказ Гарри – ждать его совершеннолетия. Ей пришло письмо из Министерства Магии обычным летним утром, таким же скучным и серым, как и всегда. Проснувшись по традиции каникул примерно в половине двенадцатого, девушка не спешила вставать. Теплая постель, мягкое одеяло и пуховая подушка – это до сих пор, через месяц после смерти друзей, казалось ей нереальным, чем-то невероятно-божественным. Отвыкшая от такой роскоши, девушка не могла воспринять это как должное, а потому каждый раз, проснувшись, она прижимала к себе одеяло, как плюшевого медведя, и опять зарывалась лицом в подушку. Но не сегодня. Сердитый большой филин, насупившись, уже сотый раз стучал в окно: на улице было холодно, и она закрыла на ночь ставни. После двух минут шебуршания и сражения с задвижкой, Гермиона, наконец, открыла окно, пуская сову внутрь. Горделивая птица не переступила карниза, а просто протянула волшебнице лапку, к которой было привязано письмо. Конверт, оказавшись «на свободе», взлетел в воздух и заговорил голосом Кингсли. «Гермиона, мы узнали, что с вами произошло. Молли очень просит вас с Гарри приехать к ней, но делать этого нельзя до дня рождения Гарри. Если ты уверена, что слежки за тобой нет, отправь ответ. В Министерстве полно шпионов и агентов Сама-Знаешь-Кого, мы не можем рисковать, подвергая ваши жизни опасности. У Грозного Глаза есть план, расскажу при встрече. Тело Рона раскопали и перенесли на магическое кладбище в Годриковой впадине. Прими мои соболезнования. С уважением, Кингсли Бруствер. P.S. Такое же письмо получил и Гарри, но мы оба знаем его характер, так что тебе надо как можно быстрее встретиться с ним». Конверт умолк и почти невесомо приземлился на руки Гермионе. Девушка ещё раз перечитала письмо, вчитываясь в каждую строчку, использовала магию – а вдруг там зашифровано что-то ещё – пыталась найти ещё какую-нибудь зацепку, чтобы понять, есть ли тайный смысл в этих словах. Но перечитывая по новой послание от мужчины, она убеждалась, что тайного смысла нет. А раз так, значит надо срочно ехать к другу, потому что, зная его нрав, можно было предположить, что Гарри уже стоит на пороге и сосредотачивается на трансгрессии. Узкая, освещенная луной тропа. Тихий и спокойный распев легкого ветра. Вдоль тропы шли слева низкие кусты дикой ежевики, а справа – высокая ухоженная живая изгородь. Над выложенной камнями дорожкой лунный свет пробивается сквозь густые ветви деревьев. Путь то ярко виден, то скрыт в тени. Тропа поворачивает направо, к широкой подъездной дорожке. Живая изгородь, поворачивающая вместе с каменистой тропинкой, резко обрывается у высоких кованых ворот. Любой звук отсюда и до самого крыльца теперь заглушается густыми дорожками тиса по обе стороны. В конце прямой дорожки из темноты показывается большой дом с мерцающим светом в первых этажах. Кованые решетки на двух крайних окнах, отделка из серого и коричневого камня, блеклые витражи в рамах на втором этаже. Гравий у тисовой изгороди, изворачиваясь, ведет к фонтану. Драко ненавидел это место. Это место, этот прекрасный особняк – его дом, его палата смертника. Конечно, он знал, что когда-нибудь ему надо будет сюда вернуться. Но не так скоро. И не с такой целью. Сидеть, ждать, молчать. Смерть Блейза обрушилась на него непонятной волной. Ужасное щемящее чувство в груди, от которого щипало в носу и глаза становились слишком влажными. Малфой-мэнор никогда не мог стать родным для Драко, слишком много дурных воспоминаний. Разве что, одна маленькая комнатка на третьем этаже. Там Драко провел большую часть своей нешкольной жизни. Забавно, это кажется таким далеким и забытым, хотя было совсем недавно. Он помнил, как мама – ещё молодая и счастливая – приносила ему поднос с чаем и шоколадными пирожными. Вот так просто, без волшебства. Она никогда не поручала домовикам ничего важного, что касалось её сына. Заботливая и суетливая, такой и должна быть мать. Всегда понимает, не навязывается и может помочь, если это действительно необходимо. Она учила Драко манерам. Не чистокровным заморочкам, а именно манерам: как правильно ходить, как правильно одеваться, как правильно вести себя с девушками. Это было аристократическое воспитание, правильное воспитание. А вот у отца были другие понятия о воспитании. Люциус Малфой был слишком дотошен и кропотлив в понятии «аристократия». Ему были чужды забота, понимание и доброта. Вечно строгий тон, грубый, несдержанный нрав. Он мог ударить просто так, без причины. Всегда запирается у себя в кабинете, проводит часы у себя за столом, роясь в бумагах. Создавалось такое ощущение, что он каждую минуту переписывает свое завещание, высоконравственный ублюдок. Но не сейчас. Сейчас на лице отца было высечено Непростительным клеймо о том, что он трус. Без вариантов, Темный Лорд применял Круциатус к Люциусу. И, несомненно, много раз, и это не может не радовать Драко. Отдача наступает всегда, так или иначе. Люциус мучил сына, Волан-де-Морт мучил Люциуса. Все возвращается, не так ли? - Ты хотел поговорить со мной? Драко без стука зашел в кабинет отца. И не смог не заметить, что тот поспешно спрятал что-то в низкий шкафчик возле стола. Сузив глаза, парень с усмешкой наблюдал за тем, как Люциус, как ни в чем не бывало, поправляет манжеты белоснежной, как всегда, рубашки, негромко кашляет, словно показывая манеры, и жестом приглашает Драко войти. Ой, да плевать, парень уже вошел и самодовольно плюхнулся в кресло. Да, он очень изменился за этот год. - Я хотел поговорить с тобой, - демонстрируя свою власть, отчеканил Малфой-старший. - И о чем же? – Драко саркастично ухмыльнулся. Мужчина недовольно изогнул бровь, хмыкнул, окинув сына оценивающим взглядом, и встал со стула. Он обошел стол, скользя пальцами по столешнице, и стал у парня за спиной. - О твоей жизни, Драко, - холодный голос был лживо-нежен. - О чем? – удивленно переспросил слизеринец. - О твоей жизни, - набирая побольше воздуха в грудь, повторил он. – Ты предал нас и наш род, ты опозорил нашу семью, сбежав с грязнокровкой… Малфой резко почувствовал боль, острую боль в затылке. Тупой удар по голове чем-то тяжелым, да так сильно, что парень рухнул с кресла, упав на колени. - И я не хочу, чтобы это повторилось, - ставя статуэтку, кованную из стали, обратно на стол, спокойно продолжал Люциус. – Ты больше не будешь видеться с ней и со своими друзьями, ты понял меня? Снова боль, но уже по всему телу. Отец направляет на него палочку, на конце которой струится полупрозрачный зеленый свет. Чертов ублюдок, он снова решил применить Круциатус, чтобы в который раз доказать себе, что ещё имеет власть над сыном. - Ты даже не представляешь, что я пережил после твоего позорного побега с этими грязнокровными… - Закрой рот! Этот крик был слишком неправильным, чтобы звучать так, как надо, как звучит обычный крик. Голос был словно рваный, какой обычно бывает рана. Все ещё под заклятием, Драко корчился на полу, на глазах проступили слезы, но он нашел в себе силы сопротивляться, противостоять отцу хоть как-то. Он не сломается перед этой мразью, перед этим подобием родителя. - У тебя на руке Черная Метка не просто так. Ты слуга Темного Лорда. Ты обязан служить ему, и что ты делаешь вместо этого? - Малфой выдержал паузу, наблюдая за сыном в агонии. – Ты больше не будешь так поступать, это приказ. Если ты его не выполнишь, то тебя ждет не самый лучший конец. И кстати, то, что ты чувствуешь – лишь сотая доля того, что испытал я в наказание за твое непослушание, - убрав палочку в карман, проговорил мужчина. - Ты сделал меня таким. Ты воспитал меня тем, кто я есть. И только ты виноват в этом, - сплевывая на пол кровь, процедил Драко. - Гермиона Грейнжер тоже оказала влияние… - Я не поддаюсь влиянию. И если бы я был на самом деле важен тебе, ты бы это давно заметил, - он покачал головой. - Ты служишь Темному Лорду. У тебя на руке Метка, и ты уже ничего не сможешь изменить. Твою подружку убьют так же без эмоций, как и твоего друга. - А у тебя недостаточно чести, чтобы… - Что ты знаешь о чести?! – голос Люциуса никогда не был таким. Драко уже поднимался на ноги, чтобы врезать отцу, но тот опередил его. Малфой-старший склонился к сыну и со всей силы ударил его в солнечное сплетение. Сгибаясь пополам, парень вцепился в подлокотник, глотая ртом воздух, в то время как Люциус смахнул невидимые пылинки с кулака, словно запачкался, ударив сына, и ушел, хлопнув дверью. Перечислив все непечатные ругательства, какие только знал, и справившись, наконец, с болью, Драко поднялся на ноги. - Чтоб ты сдох, и как можно раньше, - прошипел вслед ему юноша. Он со злости пнул ногой кресло, и оно отлетело назад, задев шкаф у стола. Резко развернувшись, Драко оценивающе оглядел этот шкаф. Простой, из темного дерева, покрытый лаком. Он дернул за ручку, и, конечно, ничего не произошло, дверца не открылась. Но нет ведь в мире ничего такого, чего нельзя открыть Алохоморой. Парень взмахнул волшебной палочкой, и шкаф открылся. Хм, ничего особенного: документы, листы, исчерканные и исписанные полностью, стопки монет… - А это ещё что? – вслух озвучил свои мысли слизеринец. Он протянул руку и вытащил с верхней полки небольшой шар, приплюснутый с боков и немного светящийся, с личной печатью Люциуса. Таким штампом он отмечал обычно самые важные документы. Драко сжал шар в руках, и тот словно зашевелился, заерзал изнутри. Парень перевернул его, и на его лице отразилась довольная улыбка. Теперь он может уйти, и отец его не остановит. К друзьям нельзя, а чтобы быть в курсе событий... - Сколько вы заплатите мне за этих грязнокровок? – раздался внизу хриплый голос. Драко не мог не узнать его, это Фенрир Сивый. Один из тех уродов, что был на башне в ночь убийства. Один из самых омерзительных оборотней, которые только существуют в магическом мире. - Десять сиклей, - брезгливо ответил Люциус в своей обычной манере. - Только? – раздался ещё один голос, кажется, это был Скабиор. - За этих – достаточно, - грозно произнес владелец поместья. Сивый ещё то-то прорычал, но, видимо, не стал спорить, потому что шаги в скором времени стихли. Потом в пустом коридоре эхом раздалось «Мобиликорпус», и несколько тел спокойно и тихо переместилось по воздуху, пока Драко вжимался в стену, не дыша. Две девушки и парень, беззвучно моля о помощи, шевелили губами и пытались спуститься на землю, просто пошевелиться, но не могли. Они не видели Малфоя, но он видел их. А потом увидел отца, с гордо поднятым подбородком, величаво вышагивающего вслед за своими жертвами. Он держал палочку, как красный флаг, как знамя своей победы, а ведь он просто отдал пару несчастных монет за чужие жизни. Дождавшись, пока отец вместе с пленниками скроется за поворотом, Драко выскочил в холл. Хотелось рассказать матери о своем плане, попрощаться с ней, но этого делать нельзя ни при каких условиях, нельзя, чтобы она узнала. Потому что тогда она не отпустит, заплачет и прижмет к себе, поглаживая по голове и шепча о том, что он не должен жертвовать собой ради людей, которые его даже не знают. Да, Драко понимал это, но не мог по-другому. «Прости, мам, я люблю её». - Подождите! – прокричал вдогонку егерям парень. Пять скрюченных, провонявших виски, в лохмотьях, мужчины остановились у самого выхода из мэнора. Самый гордый, с высоко поднятой головой, выступил вперед, с усмешкой глядя на мальчишку. На нем были по-девчачьи узкие клетчатые штаны, длинные волосы были заплетены в косу, а на руках были порванные кожаные перчатки. Убогий пыльный плащ кое-как прикрывал его противные наряд в виде двух грязных рубах и жилетки, но впечатление было самым ужасным. - Чего изволите, мистер Малфой? Хотите добавить нам на чай? - Нет, - подойдя к нему, ответил Драко. – Я хочу пойти с вами. - С нами…куда и зачем? – подал голос самый молодой егерь, стоящий позади. - Эй! – Скабиор сразу метнул на него испепеляющий взгляд и опять повернулся к слизеринцу. – Я тебя слушаю. - Я хочу пойти с вами, - повторил Драко, пытаясь скрыть волнение в голосе. – Хочу ловить грязнокровок и тех, кого Министерство признало Нежелательными для нашего мира лицами… - После такого позора тебя никуда не принимают, и ты думаешь, что мы возьмем тебя в свою компанию? – рассмеялся Скабиор. - Заткнись, ублюдок. Оу, или я должен сказать «мистер ублюдок»? - Да, сэр, вы низко пали, - проигнорировал его мужчина. – Спуститься от аристократии до…егерей. Убить Дамблдора и после такого успеха сбежать с Гарри Поттером и его приятелями. Мы и сейчас не знаем, где они шляются, кроме того, что один из этих недругов, предатель – Блейз Забини – был убит у себя в поместье. Малфой едва сдерживал себя. Кулаки были сжаты так, что побелели костяшки пальцев. Руки пробила нервная дрожь, лоб покрылся испариной. Сукин сын, заткнись уже, хватит. - Твой отец, кстати, - насмешливо продолжил Скабиор, словно зная, зачем пришел Драко, - говорит, что знает, где отыскать Поттера. Он говорит, что у него есть особая карта. И если бы ты мог принести её нам, то мы бы с радостью приняли тебя к себе. Драко молчал. Он не мог даже предположить, что этому егерю известно так много. Хм, не все егеря настолько глупы, как обычно принято считать. Парень переминался с ноги на ногу, шумно дыша. Он не мог придумать, что говорить дальше, ведь пошло не так, как он задумал. Скабиор усмехнулся чему-то своему, глядя на волшебника, и сделал вид, что он очень торопится, взглянув на часы и перебирая манжеты плаща. - У меня нет времени на пустые разговоры. Волан-де-Морт будет здесь уже утром, и ты близок к тому, чтобы встретить его, распластавшись на земле с надписью на лбу: «Я умер». Итак, я тебя слушаю. - Возьмите и меня, возьмите с собой… - Куда взять? Ты знаешь, куда направился Поттер, верно? И ты можешь мне сказать об этом без страха. - Я… Драко вытащил из кармана маленький приплюснутый шар. В протянутой к Скабиору ладони лежала волшебная карта с родословным гербом Малфоев. Единственная в своем роде и очень известная вещь, показывающая нужного тебе человека. Та самая карта, которую Драко забрал из кабинета отца. - Отлично, - расплылся в улыбке Сивый. Драко ухмыльнулся, вытащил палочку, и карта загорелась. - Что ты наделал, идиот? Глупый мальчишка! Авада… - Стой! Он сын Малфоя, он служит Темному Лорду! – воскликнул Скабиор. - Уже нет, - вклинился в их перепалку Драко. – Я изучил весь маршрут Поттера. Я знаю, куда он направляется и зачем. Скабиор дернулся, как будто его унизили до невозможности. Он опустил руки и отошел, сжимая руки в кулаки. Сивый прорычал что-то невразумительное и снова подступился к слизеринцу. - Нет, ты не убьешь мальчишку, - остановил его Скабиор. – Добро пожаловать в нашу…команду, - повернувшись к Драко, прошипел егерь. Она вовремя успела: Гарри уже собирал вещи в свой рюкзачок, когда она появилась у него в комнате. Парень был настолько поглощен в свои мысли, что не слышал даже, как она пришла, а слышать там было что. Гермиона появилась на Тисовой улице через пятнадцать минут после того, как прочла письмо Кингсли. Написав ему в ответе, что она обо всем позаботится и будет ждать встречи, волшебница спустилась вниз, предупредить родителей. Она хотела все объяснить, рассказать, но делать этого категорически нельзя. Гермиона была до нельзя уверена, что к ней нагрянут Пожиратели Смерти, она же подруга Поттера…и подруга Малфоя. Почему-то второе казалось ей даже более весомой причиной для визита Пожирателей. Да это не так и важно, потому что родители не хотели отпускать единственную дочь на верную смерть. И как не пыталась Гермиона их переубедить, толку было мало. Оставался единственный способ – заклинание. Двери ей открыл полный высокий парень, пытливо оглядевший девушку, прежде чем спросить, кто она. Стоило сказать, что ей нужен Гарри, на пороге тут же возник взрослый мужчина, ростом поменьше, но размерами побольше этого паренька. - Кто вы такая? – проревел он. - Я подруга Гарри, и мне срочно нужно с ним поговорить, - спокойно ответила Гермиона. - Здесь нет никакого Гарри, - громче прежнего орал мужчина. - Вы ведь Вернон Дурсль? - Я, - отрывисто рявкнул хозяин дома, меж тем парень, наверное, его сын, ушел в комнату. – Я ничего вам не скажу, и с Поттером вы не увидитесь. Гермиона покачала головой, окидывая взором улицу. Вроде никого, ну отлично. Она вытащила волшебную палочку и наставила её на Дурсля. Тот попятился назад, сделав самую отвратительную рожу, какую только можно. - Я. Его. Увижу, - отчеканила волшебница, спокойно глядя на багровеющее лицо Вернона. - Он уже собирает вещи, - мужчина скривился пуще прежнего, но все же пропустил её внутрь. Поднявшись наверх, Гермиона легко определила, какая из двух дверей у лестницы является комнатой Гарри (оттуда исходил ужасный шум и слышался голос совы). - Эй, Гарри! – без стука она ворвалась в комнату. Парень выронил от неожиданности вещи и испуганно уставился на дверной проем. Пара секунд ему потребовалась, чтобы узнать Гермиону. Видимо, он настолько отвык от нормального общения, что просто не мог признать человека как человека. - И не пытайся меня отговорить, я уже все решил, - подняв книги с пола, сразу пресек её Гарри. – Я уверен, Кингсли написал тебе приглядывать за мной, не давать мне выходить из дома…Так вот, я в порядке, и я все решил. Я не буду ждать своего совершеннолетия, я отправлюсь на поиски крестражей прямо сейчас… - Гарри, не глупи! - Гермиона, я сказал – я все решил. Мне не нужна помощь Ордена, все равно мы не можем им ничего рассказать. - Это часть твоего плана? - Нет, просто… - Ты, что, сдался? - Я не сдался! - Неужели? – она насмешливо улыбнулась и удивленно изогнула бровь. – Ты бежишь в страхе, что не сможешь справиться. Ещё не все потеряно, мы сможем все сделать правильно, если оттянем этот момент. И ты не можешь подвергать столько жизней опасности… - Какие жизни? – взбесился он. - Твои дядя и тетя, твой кузен, их жизни, Гарри, очнись! - Им было плевать на меня 16 лет, так почему я теперь должен играть в благородство? Мне все равно, Гермиона, понимаешь? ВСЁ РАВНО!!! - Это не ты, - возмущенно проговорила девушка. – Тот Гарри, которого я знаю, не обращал внимания, врагов он спасает или друзей… Парень выронил рюкзак из рук и опустошенно посмотрел на Гермиону. В глазах стояли слезы. Он обхватил голову руками и опустился на край кровати, глядя себе под ноги. -…настоящий Гарри, мой друг, переступил бы через собственные принципы ради благого дела. Может ты и Избранный, но это все гораздо больше, чем ты думаешь. Все эти люди рискуют своими жизнями не только ради тебя, но и ради других. Их семьи, их любимые и близкие. Гарри, послушай: я не хочу, чтобы ты погиб вот так, из-за собственной глупости… - А как ты хочешь, чтобы я погиб? – прошипел он. Гермиона изумленно взглянула на него. Что-то тут не так. Война подкосила многих, и саму Грейнжер в том числе, но она не опустилась ещё до такого. Доброту и любовь у неё никто никогда не отнимет. А вот Гарри… смерть Рона его окончательно подкосила. - Гарри, я прошу тебя, успокойся. Я хочу, чтобы ты жил, глупый! Ты мне безумно дорог, если ты не заметил, - печально усмехнулась она, садясь рядом. – Ну подумай сам: если бы мне было плевать, я бы не находилась сейчас тут и не уговаривала бы тебя не идти на верную смерть. Гриффиндорец слабо улыбнулся и протянул Гермионе руку, резко сжимая холодными пальцами её ладонь. - Если все так плохо, как ты говоришь, - просипел волшебник, - то почему бы не стать на сторону победителей? - Учитывая, что там ужасно кормят, думаю, оно того не стоит. Она довольно улыбнулась – друг приходил в норму. Полу-усмешка полу-ухмылка отразилась на его лице, и парень с сожалением вздохнул, очевидно, признавая, что он дурак, раз решил спасать мир в одиночку. - А твои родители? Как же они? – всполошился через полчаса Гарри. - Они предупреждены и согласны, - отмахнулась Гермиона. – Сейчас гораздо большей проблемой будет уговорить Дурслей. Внутри все болезненно сжалось: родители не были согласны. Они даже не были толком предупреждены. Но девушка решила не говорить пока парню о том, что её родители теперь не знают о существовании Гермионы. С того момента, как волшебница покинула свой дом, её родители уверены в том, что их фамилия Стоун , что они очень хотят полететь в Австралию и что у них нет и не может быть детей. - Их тоже нужно спасти! - Они уже мертвы. - Но крики! - Это всего лишь ветер. - Ветер? Вы сошли с ума?! Он приставил палочку прямо Драко к горлу. Ожесточенный, решительный взгляд. - Встречный вопрос: что ты слышишь сейчас? - Шум ветра, - прорычал Малфой, глядя Сивому в глаза. – И то не очень хорошо. Может, мне просто показалось. - Наверняка, - оборотень убрал палочку и двинулся дальше, довольно хмыкнув. Драко не приняли как члена команды, не хотели принимать. И притом, выставляли свою неприязнь напоказ. Еду ему, в отличие от остальных, давали в последнюю очередь, и то, полупустую миску с остывшей кашей ему приносил Скабиор. Он один проявлял к нему хоть какое-то уважение, хотя чаще остальных отпускал колкие замечание в общем кругу. Главной задачей егерей было отлавливание грязнокровок, осквернителей крови, признанных предателей, новоявленных, по словам Министерства, преступников. И Малфой, нехотя, конечно, но все же исправно выполнял эту работу. После того «позора» – спасения Гермионы из лап Белатриссы и бегства с девушкой – никто не мог нормально воспринимать Драко. Те, кого он ловил (в основном, грязнокровки) попросту недоумевали, почему слизеринец не спасает их, почему не помогает бежать, как той девушке. Если бы они знали всю историю, то все вместе запустили бы в него Авадой за это. Все было плохо. Нет, все было ужасно, просто паршиво. Он хотел увидеться с Гермионой, рассказать ей все. Трансгрессировать? А куда? К ней домой? Драко не знал даже, где она живет. Послать сообщение совой? Все совы сейчас перехватываются Министерством, а Драко пообещал, что не выдаст их. Хотя было известно и так во всем волшебном мире, что Гарри Поттер отсиживается у себя дома, Малфой не хотел рисковать. Он был уверен – Гермиона рядом, и плевать, что ходит слух о том, будто она улетела с родителями в Австралию. Драко знал, чувствовал, что у них пока все хорошо, они ведь в безопасности. В какой-то степени он даже им завидовал: Гарри и Гермиона сидят дома, в тепле, спокойно обдумывают план поиска крестражей, получают поддержку от Ордена Феникса, а он тут, в этих идиотстких лесах, черт знает где, мерзнет на холоде каждую ночь, получает копейки за кропотливую работу, выслушивает издевки. И все это ради неё, ради них. У Драко было только это, только эта связь с внешним миром, другого выхода не было. Конечно, другой выход был, зачем врать, вот только этот выход являлся для парня верной смертью. Люциус страшно разгневался после того, как его сын ушел с егерями, променяв шелк статуса аристократа на оборванное существование. Но Волан-де-Морт во время очередного собрания пресек Люциуса, сказав, что для мальчика нет сейчас лучшего шанса оправдать себя. «…сначала такой триумф, когда твой сын убил Дамблдора, а потом такой позор. Он сбежал с мальчишкой Поттером!» - доносились сплетни с того собрания, когда Темный Лорд наказывал Люциуса. А наказывал он прям от души, мучая Малфоя-старшего так, что от его криков трещали окна в непрочных рамах поместья чистокровных. Это все, чем Драко дорожил – вот такое существование. У него и вправду ничего больше не осталось, кроме воспоминаний. И уже в тот момент, когда прошлая школьная жизнь начинала казаться сном, парень в бешенстве бежал к Скабиору и вымещал на нём всю злость. Ругань, крики, практически драки, но потом слизеринец успокаивался, а всепонимающий – и как Скабиор вообще в егеря подался – мужчина усаживал Драко рядом у костра и говорил с ним, просто говорил, часами напролет. Они говорили обо всем, и из этих разговоров Драко многое узнал о своем «начальнике». Хоть главным в стае был Фенрир Сивый, Скабиора все слушались даже больше, чем самого оборотня. Скабиор следил за собой, как бы смешно это не звучало, учитывая условия, в которых им приходилось жить. Заношенные и порванные, на первый взгляд, штаны и мантия на самом деле были многократно зашиты, и на них стояла гравировка, неприметная сразу. Скабиор был егерем не всегда. Худое его лицо, обезображенное шрамом в полщеки, не выражало особых эмоций, когда они не требовались, ведь в работе охотника самое главное – держать себя в руках: жертвы обычно не слишком согласны с тем, что их хотят убить. Скабиор редко улыбался, но когда тень усмешки все же проскальзывала на его губах, это казалось лучом света в этом постылом мраке ущербной жизни. Он не хотел быть егерем, никто не желает им становиться, но после очередного падения Министра Магии (уже не припомнить, какого по счету), Скабиор покинул свой пост – он был заместителем начальника по работе с маглами. Веры в победу чистокровных, веры в победу Волан-де-Морта у мужчины никогда не было, но когда закончились последние кнаты в копилке бывшего сотрудника Министерства – а в тот момент Первая Магическая Война была в самом разгаре – Скабиор подался в егеря. Прислужник Министерства, но не настолько ему обязанный. И в одну из «битв местного значения» Волан-де-Морт спас его. Немыслимо, невообразимо для образа Тома Реддла, но это было так. Им надо было захватить кого-то или что-то, никому точно даже не было известно это, был отдан приказ убивать всех и каждого. Что ж, егеря слепо вершили суд над невинными волшебниками, но в этот раз все пошло не так: множество волшебников, которые именовали себя Орденом Феникса, выскочили вперед, заслоняя собой что-то, и дали отпор. Бой был удачный, если рассматривать его с точки историка. -…но когда ты там, ты видишь это все совершенно по-другому… Они в очередной раз сидели у костра, и Драко с упоением слушал эту историю. Совершенно спокойный сейчас, кроме того, что заинтересовался жизнью Скабиора. Его истории были для Малфоя отдушиной. Он читал Скабиора как книгу, и мужчина с удовольствием рассказывал о себе ещё и ещё. Было видно, что ему давно хотелось поделиться своими переживаниями, да только кто поймет. Но теперь, теперь рядом есть Драко, которому на самом деле интересно, который не прикидывается другом, который вправду становится для Скабиора другом. - А ты когда-нибудь любил? – осмелился задать интимный вопрос Малфой. - Нет, мне повезло, я не был рабом этой слабости, - поэтично ответил егерь. – А ты? - А я любил. Вернее, люблю. Скаб, послушай, - он развернулся к мужчине, - мне нужна помощь. Помнишь, я рассказывал тебе про Гермиону? - Помню, конечно… - улыбнулся Скабиор, но улыбка быстро исчезла с его лица: - И не думай, Драко, не смей подвергать её опасности. - Ты рассказывал мне про те средства связи, которые вы использовали, чтобы Министерство не отследило вас. А если так попробовать? - Это очень рискованно, Драко, но…И не смотри на меня так. Я не рыдал на «Омелия покидает Хогвартс»*, не растрогаюсь и сейчас, - он шутливо пригрозил Малфою пальцем. - Я не могу так больше, - жалобно произнес парень. – Мне нужно увидеть её, прошу. - Ох, хорошо, - сдался Скабиор, театрально вздыхая. – Но только если ты попадешься, пеняй на себя. Я тебя предупредил. Если что-то случится, ты не имеешь права выдавать нас, и меня в частности, понял? - Понял. Рассказывай уже детали. Месяц тянулся слишком долго. Слишком медленно и в то же время слишком быстро. У Гарри и Гермионы была куча времени на решение одной проблемы, и параллельно катастрофически мало было дано на решение другой. Дурсли были предупреждены и уговорены, хотя они меняли решение по сто раз на дню (руководил «парадом» Вернон Дурсль). И пусть Гарри уже давно махнул на это рукой, Гермиона упорно доказывала им по десятому, а может, и по сотому кругу, что их упрямство ни к месту, что им надо доверять Гарри и Ордену, что в Министерстве небезопасно и что им надо будет покинуть этот дом, если им дорога жизнь. Когда сил не хватало у Гермионы – после криков дядюшки Вернона любой сойдет с ума – они закрывались в комнате Гарри, ставили Оглушающее заклятие и вновь продумывали план поиска крестражей. Где они могут быть, с чего начать, как они вообще выглядят? Четко разобрались ребята только в том, что все крестражи должны быть очень значимы, иметь большую ценность для Волан-де-Морта. Гермиона предлагала Гарри множество вариантов того, где может находиться чаша Хельги Пуффендуй, но парень со временем вообще начал отрицать то, что она может быть крестражем. - Подумай, Гарри, ведь ты видел память Волан-де-Морта, ты знаешь, как для него это важно. Значит, чаша может быть одним из крестражей. - Я уже ни в чем не уверен. А может, у меня галлюцинации и тебя тут нет? - Хватит страдать ерундой, сосредоточься на чем-то более важном, чем жалость. - У меня самобичевание через 15 минут, не выбивай меня из графика. - Твоя ворчливость, видимо, заразна, - вздыхала Гермиона. И они, точнее, она, по новой прокручивала варианты того, что может быть крестражами и где они в таком случае могут быть. В один из таких дней, в принципе, ничем не примечательных, когда до совершеннолетия Гарри оставалось две недели, возле дома на Тисовой улице раздался хлопок. Кто-то трансгрессировал, не иначе. Гермиона, которая первая услышала этот звук, пробормотала что-то Гарри, который в недоумении посмотрел на неё, резко выронившую свой тост с джемом и убежавшую в коридор. Волшебная палочка всегда была при себе. Использовать магию в присутствии маглов запрещено, но ничего страшного, у Министерства достаточно поводов и без этого, чтобы упрятать юных волшебников в Азкабан. Она рванула дверную ручку на себя как раз в тот момент, когда Драко хотел постучаться. Обескураженная, взволнованная, забывшая про все обиды. Она сейчас перед тобой, ну чего же ты стоишь тут, глупец? Подойди и обними ту, ради которой рискуешь жизнью. Но Драко просто стоял, глядя на неё, как в первый раз. - Зачем ты пришел? – прошипела Гермиона. - Я…ты мне нужна. - Ты мне не нужен, Драко, - процедила она, выходя на порог. - Кто там? – подал голос спешащий на помощь Гарри. - Все нормально, я разберусь сама, - так она обычно отвечала, когда к ним навязывался продавец библии или пончиков. - Я люблю тебя… - Сколько ещё раз мне сказать, что ты мне не нужен, Драко? - Я не верю этому. - А чему бы ты поверил? - Ну скажи наконец правду, неужели это так сложно?! - Это не сложно, потому что я уже сказала правду. - Ты хочешь, чтобы я ушел? - Без сомнений. - Дрянь… - Убирайся. - Я уже попросил прощения! - А потом сбежал с егерями!!! Что, думал, я не узнаю?! - Я думал, что ты поймешь. Я не мог оставаться с отцом…и выполнять приказы Сама-Знаешь-Кого… - А так ты, конечно, не выполняешь его приказы, - с сарказмом произнесла она. - Может, стоило оставить всё, как есть? - А так было бы лучше? - Так было бы правильно. - Откуда тебе знать, что правильно, а что – нет? Цена вопроса? - Не говори чепухи. Все могло бы быть прави… - Хватит этих «если бы». Меня это раздражает, - усмехнулся парень. - За этот год я не смогла тебя изменить. - Да, я замечал твои попытки. - Интересно, и как же так получилось, что ты заметил что-то, кроме себя любимого? - Ну, всё довольно просто: я тебя люблю. - И снова эти слова… - А ты ждешь чего-то нового? Без проблем. Ты самоуверенная, самовлюбленная, доверчивая заноза в заднице. Так лучше? - Как же ты сейчас похож на Блейза. - Не думаю. Я все же не черный обаятельный нарцисс. - Но ты нарцисс. А теперь ещё, оказывается, расист. - Ты, кажется, хотела поговорить о другом. - Нет. Ты знаешь, мне ужасно сильно теперь захотелось пообсуждать проблему расового неравенства, если ты, конечно, знаешь, что это. - Выключи режим «змеи», ладно? - Режим «змеи»?! Я гриффиндорка, не забыл? - Даже если бы хотел, не забыл. Таких истеричек редко забывают. - Я истеричка? Это почему же? - У меня много причин так говорить. - Например? Давай рассуждать логически, хотя я не уверена, что ты слова-то такие знаешь, - все больше злилась Гермиона. - Да, скептицизма достаточно. Мм, я бы добавил ещё немного хамства и орешков. - Я не для тебя стараюсь. - А для кого же? Мы тут одни. - Я…отвали, Малфой. - Оу, снова по фамилии. Я упал в твоих глазах? Эх, жаль. Знал бы заранее, приготовил бы венок с черной лентой. - Если бы я тоже знала, выслала бы тебе извещение совиной почтой. - Сарказм тебе дается с трудом, Гермиона. - А почему меня не по фамилии, а? - Я уже говорил. Потому что я люблю тебя. Кстати, бесишь ты меня по той же причине. - Ты променял наши отношения на лучшую жизнь. - Лучшую жизнь?! – окончательно взбесился Драко. – Я не могу даже душ принять, потому что, мать его, живу в палатке в лесу. Я гоняюсь за теми, кто не угоден Министерству, против своей воли. Я вынужден жить в отбросах, а рядом вонючие тупые егеря, - кричал он, - и все это только ради того, чтобы Волан-де-Морт не пытал меня, желая выяснить, где же вы скрываетесь! Я сбежал, потому что мой отец оставил бы меня в этом поместье навсегда, не дал бы мне поехать в школу, он бы ничего мне не позволил! Я сбежал именно к ним, чтобы точно знать, что происходит в магическом мире! Чтобы, блин, знать, что задумал ОН и что творится в Министерстве. Это не вы метаетесь от Министров и их заместителей в камеру для пыток! Вы не были там, вы не знаете, что я пережил! Твой отец не хотел убить тебя за то, что ты поступаешь так, как ты хочешь!!! Стало намного легче. Будто камень с души. Он хотел увидеть её, но не думал, что это будет именно так. Что до Гермионы, то парень думал, она убежит сейчас обратно, и больше они никогда не увидятся. Но гриффиндорка подалась вперед и заключила Малфоя в свои объятия. - Прости меня, - сквозь слезы шептала она, прижавшись головой к его груди, - я должна была верить тебе, а я…я…Гарри верил тебе до последнего…прости…прости, Драко. Ты голоден? – встрепенулась она, стоило парню ответить на объятие. – Пойдем в дом, мы тебя накормим. Столько всего надо рассказать… - забвенно говорила Грейнжер. - Постой, - стушевался Малфой. – Сначала поцелуй меня. - Это, безусловно, важнее всего, - усмехнулась Гермиона и, вытерев слезы, снова подалась вперед. Без страсти и дикого желания, это был поцелуй. Отдача, нежность, любовь, всё что они чувствовали после долгой разлуки, всё, что накипело внутри к этому моменту, передавалось через эти импульсы. А они и вправду были, короткие электрические разряды по всему телу от радостного сумасшествия. - Скажи, что любишь меня. * - cлезливая история от Магического Театра.