В чистом поле, в белом поле

Шел второй день Семьдесят Четвертых Голодных Игр. Я все еще жив, хотя всего несколько дней назад был уверен в своей скорейшей смерти. Прожил был дней пять, если б повезло. Видимо, повезло слишком сильно. Когда-то давно, когда мне было не больше шести лет, мы с матерью пошли к гадалке. Их было несколько на весь дистрикт, но увы - все жили очень далеко от нашего дома. Эти женщины в основном обитали в бедных кварталах на окраинах, промышляя своим шарлатанством. Люди, нищие, грязные, голодные и ободранные верили им, когда они предсказывали счастливую долгую жизнь, богатство, любовь до гроба или самую большую и дружную семью в дистрикте. Сколько радости было на их лицах, когда пестро разодетая старуха с распущенными волосами серьезно смотрела то на их руки, то на положение потертых карт, то на чаинки от сто раз заваренного чая и серьезно шептала на ухо что-то хорошее. И потом она всегда получала от осчастливленного человека какую-то ценность, будь то деньги, украшения или семейные реликвии. Я недоумевал, зачем мы поднялись так рано и пешком прошли почти по всему дистрикту, когда можно было бы воспользоваться метро. Видимо, я недоумевал слишком громко, поэтому мама схватила меня за руку и отчитала прилюдно, что я не уважаю Госпожу Судьбу. Тогда я плохо понимал, кто эта госпожа и зачем её надо уважать, так что не придал этому особого значения. Мама привела меня в душный сарай, слабо освещенный лампадами, висящими под потолком. В углу, скрючившись, сидела женщина, закутанная в красные и жёлтые тряпки. Её рыжие волосы были спутаны от множества заколок, прикрепленных к прядям. Она повернулась к нам, но не сказала ни слова. Гадалка была некрасива: острый подбородок, длинный нос, лицо, усеянное веснушками и родинками и выпученные бледно-зеленые глаза. Меня подтолкнули к ней. От неожиданности я споткнулся и упал, прямо перед ней. Подняв глаза, я увидел, что вся она обвешана какими-то украшениями, веревками и кулонами. Мама в ужасе что-то прошептала, подбежала ко мне и спешно подняла, усадив перед гадалкой. Я пытался что-нибудь сказать, но она поднесла палец к губам и заставила показать свою руку. Я протянул руку, она схватилась за неё и принялась внимательно рассматривать. Это длилось очень долго, наконец, она отбросила мою руку и указала маме на меня пальцем. Почему-то мама побледнела и вытолкала из сарая. Чуть позже она сама оттуда вышла и, не проронив не слова, повела меня домой. Как я не выпытывал у неё, что сказала гадалка, она молчала и была всё такой же бледной. Когда мы пришли домой, был уже вечер. Отец страшно разозлился на мать, узнав, что она водила меня к гадалке, кричал, что мать уже совсем помешалась на своей религии, а она в ответ только повторяла, что меня преследует смерть. Прошло одиннадцать лет. Я уже и забыл про это, как меня выбрали трибутом. Когда мама пришла прощаться, она только и повторяла, что меня всегда преследовала смерть. Конечно, после того случая я несколько раз сильно ушибался, один раз даже ногу сломал, и всегда она это повторяла. Мне было всего семнадцать, а я уже ходячий труп. И вот только сейчас я понял, что смерть меня только преследовала, но не нападала. Игры начались с белого поля. Прямо как в детских стишках. Очевидно, мы были разбросаны по арене кругом, как и всегда, только расстояния были огромны. Как будто мы стояли по краям самой арены. К середине первого дня я встретил первого человека. Это была маленькая девочка из Одиннадцатого, невысокая, худенькая, с темной кожей и забавными кудряшками. Её звали Рута и она была до смерти перепугана. Не знаю, зачем, но я решил что глупо будет оставлять её одну. Рута оказалась очень смышленой девочкой - благодаря ей мы нашли небольшой ручеек с пресной водой, кустики с очень вкусными ягодами, а под конец она поймала куропатку, только пришлось ее отпустить - ни ножей, ни того, чем можно было бы развести костер, не нашлось. Она рассказывала мне о жизни в своем дистрикте, о своих братьях и сестрах, о фруктовых деревьях и полях с пшеницей, о низеньких домиках с маленькими окнами, о поющих пересмешницах и немного жаловалась на тяжёлую работу. А я рассказывал ей о наших заводах и фабриках, где производят одежду, что когда в магазин отца привозят свежую ткань, она пахнет краской и корицей из-за красителей, что дома высокие, по пять-семь этажей, и окна там большие, чтобы входило как можно больше воздуха. Рута похожа на оленёнка - веселая, добрая, с огромными карими глазами. И немного на кошку - такая же незаметная и изящная. А еще - на девушку, нарисованную на коробке шоколада, продающегося в моем дистрикте. Сегодня утром я проснулся от того, что на мою голову упала железная коробка. Это было очень больно, я завопил и разбудил Руту. Она лишь сочувственно взглянула на меня, потиравшего ушибленный лоб, и мгновенно выхватила коробку, спеша её открыть. - Эй, это тебе понравится! - воскликнула она, рассматривая содержимое коробки. Я, чуть слышно ругаясь, поднялся и заглянул в коробку. Кто бы не прислал нам это, он очень щедр: пара складных ножиков, фляга для воды, зажигалка, пакетик с печеньем и маленький пузырёк, плотно запечатанный. Сейчас Рута вертела его в руках, пытаясь открыть. - Что это? - Не знаю, возможно, мазь или нечто похожее. Она не открывается! - возмутилась девочка. - Для чего она тогда вообще нужна? - Да оставь ты её. - посоветовал я. - Нет, я хочу знать что там. - Давай подумаем. Вдруг там какой-нибудь подвох? Технически, мы ничего не сделали, чтобы заслужить подарок. Представь, ты откроешь, а там яд или, хм, слабительное, например? - предположил я. Рута недоверчиво посмотрела на меня, но попытки открыть злосчастный пузырёк таки прекратила. - Маленький, стеклянный, запечатанный. В дистрикте так держал лекарства. Я уверена, что это лекарство. - Когда потребуется, тогда и откроем. - пообещал я, отбирая пузырёк и засовывая его обратно в коробочку. - На, держи при себе. - я протянул Руте один из ножиков, тот, что поменьше. - Как думаешь, это странно, что за полтора дня мы так никого, кроме друг друга, и не встретили? - спросила девочка, крутя в руках ножик. - Арена огромна. Я шёл несколько часов в сторону, пока на тебя не наткнулся. - Я слышала шорохи и разговоры, пока пряталась в лесу. Там была довольно большая компания. - Профи? Хотя нет, с чего бы. Убивать же запретили, так зачем им сбиваться в группу. - Старые приятели? Ну, прошлые победители. Они же все дружат между собой, вот и встретились. И раз убивать не надо, они и не беспокоятся. Кстати, я так и не поняла смысл новых игр. - Ты слишком мала для этого. - усмехнулся я. Вместо ответа Рута довольно сильно стукнула меня в плечо. - Как будто ты тут самый взрослый. - буркнула она. Спустя несколько минут она спросила: - И что, так и будем тут сидеть, пока нас не вытащат? - Есть другие варианты? - Идти вглубь леса, я хочу найти Цепа. - Цепа? Стой, это тот огромный парень из твоего дистрикта, похожий на быка? О, нет, я против. Он же мне шею свернет, подумав, что я что-то с тобой сделал. - Но ты ничего со мной не делал. - А твой Цеп знает? - Просто вдвоем выживать сложнее, чем вчетвером или впятером. - сказала Рута. - Можно поискать кого-нибудь из твоего дистрикта. - Лай - глубокий глухой старик, Сесилия, наверное, в ужасе метается по Арене, Маккензи пытается очаровать того белобрысого верзилу из второго, раз уж представилась такая возможность. Не хотел бы никого из них видеть. - я пожал плечами. - Белобрысого верзилу зовут Катон. - вдруг сказала Рута. - А ты откуда знаешь? - Запомнила, когда смотрела Жатву других дистриктов. Я повернулся к ней лицом и спросил: - Ты удивительно наблюдательна. Я не мог запомнить имени своей напарницы дня два, если не больше. - Ты бы тоже таким стал, если бы приходилось запоминать, сколько, чего и куда доставили. Детям в Одиннадцатом не выдают письменные принадлежности вне школы. - пожала плечами Рута. Как же все-таки сложно жить в Дистрикте Одиннадцать. По телевидению то и дело прокручивают ролики о равенстве людей, о равенстве дистриктов, и я даже и не подозревал, что мы далеко не равны. Все мое представление о людях было сосредоточенно на вечно занятых жителей восьмого, которые сидят, скрючившись за швейными машинками, да на тех актерах, что показывали по телевизору. Рута - первый человек из другого дистрикта, с кем я говорю. И это так странно: Сноу постоянно говорит о единстве, а мы даже не знаем, чем занимаются наши соседи, живущие меньше чем в десяти милях. Неужели все свои семнадцать лет я был настолько невнимателен, что не замечал их? - Хэй, ты застыл там? - Рута помахала рукой прямо перед моим носом, удивленно подняв брови. - Просто задумался. - отмахнулся я. - Знаешь, я передумал. Пойдем найдем твоего Цепа. И, может, кого-нибудь еще. Рута улыбнулась. Ей, очевидно, понравилась моя идея насчет кого-нибудь еще. - Вернемся к полю? Или дальше в лес? - спросила она, поднимаясь на ноги. - Потом разберемся. Идём, мне не терпится размять ноги. - не став её ждать, я устремился куда-то на север. - Погоди! - крикнула Рута, равняясь со мной. - Почему ты изменил решение? Я призадумался. И что, сказать ей, что меня осенила мысль, которая известна каждому человеку, который чуть умнее меня? Включая, наверное, и Руту. - Эд, - повторила она, - почему ты изменил решение? - Я убегаю от смерти. - брякнул я первое, что пришло в голову. А может, и не первое. Кто знает?