Недели Жаворонка! Подробнее - http://vk.com/blizje_k_realnosti
Вове было холодно. Всегда. С раннего детства он был постоянно тепло одет, даже летом, в жару, на него смотрели как на дурачка, когда он выходил во двор в кофте с длинным рукавом и обычных джинсах. В компании его аномальная температура тела была чем-то вроде присказки: «Будешь выебываться – остынешь, как Вовка». "Зато, - смеялся Вова в студенческие годы, - и склеить девушку на сауну не составляло проблемы", – девчонки требовали доказать, что даже в жаре парилки он останется холодным. Оставался. Вове было холодно и в тот вечер. Он шел по проспекту, залитому растворенными в мокром асфальте огнями, и кутался в высокий воротник куртки. С неба мелко и противно моросило, пальцы привычно ныли от холода. Холод по привычке, озноб по привычке, а главное, что даже добравшись домой, он не согреется. Впрочем, это было не единственной причиной, по которой он не спешил возвращаться в квартиру. Свернуть за угол дома и остановиться. Если бы температура тела могла упасть еще ниже – она бы непременно сделала это, но холоднее, кажется, уже некуда, и поэтому Вову просто начинает трясти. Правда, на сей раз промозглая сырость и стылый ветер здесь ни при чем – скорее нервы, тяжелой мутной кувалдой ударяющие в горло, пытаясь казаться обычным пульсом. Раньше такая встреча с кем-то не показалась бы Вове ничем особенным – но только не сейчас. Слишком хорошо он знает, что будет после, когда Вадим придет. Высокий, статный, про него без зазрения совести можно было сказать «богатырь», хотя Вове больше нравилось называть его Викингом. Светлые волосы, светлая борода, пронзительно-голубые глаза и огромное мускулистое тело – даже сам Вова, немаленький, надо признать, по габаритам, казался с ним рядом чуть ли не ребенком. Викинг, как всегда, приветливо похлопает его по плечу своей огромной лапищей, по-доброму улыбаясь, и без объяснений пойдет дальше. Вова знает, что нужно идти за ним – так же, как и знает, что Вадим никогда не позволит себе никаких проявлений чувств на улице. Они дойдут до дома, и Вадим сам откроет дверь, сядет на кухне, стащив с себя свитер и обнажив мощное, сильное тело. Молча нальет и выпьет залпом горячий чай – только он умеет так, не обжигаясь, глотать кипяток. И только потом он скажет что-то. Снова что-то совсем обычное, совсем не такое, какое говорят друг другу любящие люди. А ведь Викинг любил его – вечно мерзнущего, совсем еще ребенка, по сравнению с ним. Любил так, как, наверное, и положено любить Викингам, – грубо, пошловато, требовательно и совсем неаккуратно – но всем своим широким сердцем. Порой, засыпая в огромных жестких объятиях Вадима, Вова, чтобы как-то отвлечься от нехватки ласки, сжимал и разжимал огромный кулак Викинга – пытаясь понять – неужели у него действительно сердце таких размеров? Или все врут те учебники? Вадим пришел вовремя. Молча похлопал Вову по плечу, приветливо улыбнулся – не губами даже – бородой, и пошел вперед, не задерживаясь ни на секунду. Вова привычно улыбнулся в ответ, высчитывая шаги Викинга, и двинулся следом. Дождь уже прошел, оставшись только мокрой взвесью капель в воздухе да плеском темных луж под ногами. Сегодня холод чувствовался особенно ярко. Вова сгорбился, стараясь сохранить хоть каплю тепла, убрал руки в карманы и мечтал только об уюте натопленной квартиры, но и там его ждало разочарование – холодное и сосущее. Отопление было отключено, а окна, приоткрытые Вовой перед уходом, чтобы проветрить, распахнуты настежь. Викинг молча разделся, будто не замечая холода, пробухал пятками по полу, сел на высокий крепкий табурет. Ткнул в кнопку на чайнике, становясь таким привычным, а Вова все стоял у входа, чувствуя, как въевшийся в его кожу холод повисает и в воздухе. Вадим сделал чаю, выпил, горячо выдохнул, утирая мокрую бороду и усы с залихватским видом. Стянул потрескивающий статическим током свитер. Вова все не двигался, становясь похожим на ледяную скульптуру – холодную и отчужденную. Сценарий, к которому он привык за те пять лет, что они с Викингом жили вместе, вдруг стал казаться ничуть не согревающим, а напротив - усиливающим одиночество. С усилием разлепив сухие, будто смерзшиеся губы, Вова тихо спросил: - Почему мы вместе? Сухой треск табурета заставляет сжаться в комок от страха. Викинг выглядит страшно даже полуобнаженный, в этих тяжелых светлых джинсах, подходящих под цвет его глаз. Вова не решается поднять взгляд, рассматривая тяжелую пряжку армейского ремня, даже когда Вадим подходит совсем близко. Такой огромный – он может сломать хребет одним усилием, он может ударом ладони вышибить дух. Зря Вова думал, что холоднее уже некуда – его ладони, кажется, ушли по температуре в минус, покрыв пластинки ногтей ледком изморози. Сейчас будет удар. Удар и какое-нибудь крепкое ругательство, которых так много в его арсенале. В момент, когда Вовы коснулись руки Викинга – он даже вздрогнул, как спущенная пружина. Но горячие огромные ладони просто потянули с него куртку прочь, скидывая ее на вешалку. Так же он поступил и со свитером, и с рубашкой, что была под ним – казалось, он просто не принимал никаких преград, даже минимальных, между целью и ее достижением. Он молчал, будто не считая нужным ответить Вове, но не обидно – твердо и правильно. Раздев его до трусов, Викинг легко, будто ребенка, подхватил свою ледяную статую на руки и отнес в постель, тут же ложась рядом и сам. Вова зажмурился – неужели даже его слова не играют уже никакой роли? Все будет так, как бывает всегда, и через пару часов ему придется снова сжимать и разжимать огромный кулак? Ладони Викинга тепло и широко легли на Вовину спину, притягивая того в объятия. Вова замер, словно боясь спугнуть происходящее, не позволив себе даже вздрогнуть, когда горячие губы Викинга коснулись его макушки. Запах – теплый, крепкий, чуть вяжущий – как от хорошего крепкого чая – смешанный с дразнящим и непривычным – свежего пота – заставлял Вову думать, что он сходит-таки с ума. От Викинга почти всегда пахло только свежим деревом, едва ощутимо, на грани восприятия. Вечномёрзнущий Вова даже забыл, что бывает на свете запах пота – Викинг был единственным мужчиной, который был с ним куда ближе, чем остальные, но даже перед этой самой близостью всегда ходил в душ, убивая на себе любые запахи. А тут вдруг… запах. Живой, мужской, пахнущий силой и покровительством. Вова боится даже вспоминать слово «ласковый», когда Викинг вдруг приподнимает за подбородок его голову и накрывает губы долгим поцелуем. Борода чуть колется, но от этого более мягкими кажутся его шершавые, но такие ласковые губы. Именно ласковые, здесь нельзя уже найти другого слова. Вова и сам не понимает, отчего начинает заводиться, но он первым берет огромную ладонь Викинга и кладет на свой пах, заставляя накрыть напряженную плоть такой желанной лаской. Рука Вадима больше, чем у иных голова – но он мягко и ласково сжимает член любовника сквозь ткань трусов, чуть двигая пальцами и продолжая до головокружения длить поцелуй. В этот вечер Викинг был действительно ласков и нежен. Его член – слишком большой для комфортного секса – сегодня впервые на памяти Вовы делал не больно, а только приятно. Ласки, минет, сам секс, каждый поцелуй, каждое касание доставляли одно, слившееся в монолит, удовольствие, и только мысль, навязчивым колокольчиком бьющаяся в голове Вовы, мешала наслаждаться на полную катушку. У них с Викингом, конечно же, были хорошие ночи. Полные страсти, когда Вова кричал от удовольствия в голос, вздрагивая от болезненного, но кайфа. Только вот заканчивались они всегда одинаково – Викинг просто обнимал его, молча, и практически сразу засыпал, считая, видимо, что проделанного – более чем достаточно. И это, пожалуй, было одной из самых ужасных частей размеренного, привычного сценария. И пусть говорят, что только женщин тянет на «поговорить» после секса – нет ничего хуже, чем быть одиноким, лежа после оргазма рядом с человеком, которого никак не хочется ассоциировать с одиночеством. Викинг не отпускал его долго, пока у Вовы не начала кружиться голова от усталости. Да и тогда Вадим продолжал целовать его и гладить, прижимая к своей широкой груди. Но Вова все никак не мог успокоиться, его сердце замирало, пропуская толчки, заставляя считать секунды. «Сейчас он отстранится. Нет, сейчас. Сейчас. Раз-два-три…» Секунды шли, стекая в минуты, а Вадим все продолжал прижимать к себе любовника и шептать ему на ухо что-то интимное, обжигая горячим чайным голосом. И уже засыпая, продолжая чутко ловить каждое слово Вадима, Вова вдруг понял, что наконец-то перестал мерзнуть. - Вад, - сонно прошептал он, не особо заботясь о том, чтобы его было слышно, - я вспомнил, почему мы вместе. В тебе всё моё тепло.Всё. Моё. Тепло.