***
Гарри занимается йогой по субботам, а Луи получил от него в подарок фляжку с блестками на прошлое Рождество. - Ты взял кольца? Кто-то другой принял бы тон Зейна за требовательный, но Луи слышит в его голосе неприкрытый ужас и смеется, потому что любит его очень сильно. - Да, дорогой. Я же шафер, это моя работа. - Тогда ты должен переспать с подружками невесты тоже, - говорит ему Гарри с водительского места, улыбаясь и театрально подмигивая. Зейн игнорирует его и продолжает говорить дальше, голос трещит сквозь громкую связь, пока Гарри делает последний поворот и выезжает на главную дорогу. - А как там десерт? - Ты имеешь в виду пирожные, которые я испек? - Снова вмешивается Гарри, - Зейн, друг, у нас все в порядке, успокойся. Зейн явно и не думает успокаиваться. Луи представляет себе, как он носится туда-сюда перед зеркалом, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, потому что у него могут появиться Морщинки, если он будет кричать или плакать слишком много. - Эй, Гарри, не вздумай взять с тобой трость, - немедленно предупреждает его Зейн. Гарри хитро усмехается, потому что трость из красного дерева с изогнутой ручкой уже лежит в их багажнике, и Луи зажимает рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Она была нужна Гарри всего лишь три месяца, но он держит ее при себе почти два года, потому что это выглядит так, словно Гарри вышел откуда-то из девятнадцатого века. Все громко смеются, когда он заявляется на вечеринки наперевес с тростью - все, исключая Зейна, конечно, который принимает такие вещи слишком близко к сердцу. (Луи уверен, что ему не нравится такое напоминание о травме Гарри, но иногда над некоторыми ситуациями лучше смеяться, чем плакать). - Ну я же раненый солдат, Зейн, - невинно говорит Гарри. - Ты идиот, это испортит все свадебные фотографии, знаешь, нарушит всю цветовую композицию - зачем ты вообще таскаешь ее с собой, ведь мы занимаемся йогой каждую субботу, и твоя нога чувствует себя прекрасно, правда, я убью тебя, если - о, Луи, кстати говоря, если ты только вздумаешь сделать этот гребаный «вестсайд», я отрублю тебе все, что отрубается и накормлю - о господи, подожди, Лу, Найл с тобой? Скажи мне, что Найл с тобой! - Я не могу поверить, что ты спросил о пирожных раньше, чем обо мне! - возмущается Найл с заднего сиденья, как будто бы он не поступил бы точно так же. - Прости, Ни, - вздыхает Зейн. Луи, сжалившись над ним, выключает громкую связь: - Зейн, дорогой, расслабься, - говорит он, - вы вместе с 18 лет, честно, тебе не о чем волноваться. - Что, если, - голос Зейн становится еле слышным, - что если он поймет, что это все большая ошибка? - Зейн Малик, - твердо говорит Луи, - через два часа и - он проверяет время, 9:43. - и семнадцать минут, ты выйдешь замуж за любовь своей жизни, и все будет идеально. Зейн молчит пару секунд, и затем: - Я не заслуживаю его. Если бы Луи сейчас сидел рядом с ним, пил коньяк из фляжки (та самая фляжка с блестками, которая выглядит примерно так - http://www.homewetbar.com/bedazzled-pink-crystal-hip-flask-p-2786.html - прим. перев.) и играл с его волосами, пока Зейн перечислял тысячи причин, почему Лиам такой идеальный, а у него так много проблем, так много неясностей, так много тайн, то Луи бы встряхнул его и накричал бы на него как следует. Он бы накричал на него, потому что Зейн один из самых прекрасных людей, которых он когда-либо встречал, который заслуживает всего на свете. Он бы накричал на него, потому что Зейн спасал его жизнь миллионы раз: когда отговорил делать татуировку в виде Шерил Коул на бедре: Луи было 18, и он почти не помнил себя, потому что напился до звездочек в глазах. Или когда Зейн почти сжег их кухню, пытаясь приготовить куриный суп, пока Луи мучился воспалением легких как раз во время зачетных экзаменов. Или когда он внезапно решил поехать всеми вместе в Блэкпул, почти четыре года назад. Или когда он спал на кровати рядом с Луи, почти две недели подряд, когда Гарри уехал в первый раз, потому что не хотел, чтобы тот чувствовал себя одиноко. Или когда он поселился у Луи почти на месяц, когда батальон Гарри подорвали самодельной гранатой и его ребра были сломаны, органы повреждены, и он почти не мог ходить. Луи думает, что когда они приедут на место, почти через 10 минут, и Гарри с Найлом уйдут в комнату к Лиаму, возможно, он именно так и поступит. - Ты заслуживаешь, - все, что говорит он сейчас, - ты заслуживаешь.***
Луи носит сердце Гарри с собой (в своем сердце). Все проходит идеально, конечно. Дикая смесь тщательной организации Лиама, сумасшедшего креатива Зейна и теплого майского солнца сделала свое дело. Винтажная палатка в середине лужайки, ровные ряды белых стульев, ромашки в лацканах фраков, ромашки в букетах, тропинка из гладких, зеленых камней, ведущая к Лиаму, который стоит под белоснежной аркой, гордый и сильный. Триша доводит Зейна до алтаря, Рут читает отрывок из поэмы Каммингса. Клятвы прекрасно просты: «и только смерть разлучит нас», звучат их голоса, наполненные восхищением. И когда все заканчивается, они оба целуются так, как будто это самая настоящая вещь на свете. Поверх головы Лиама, Луи ловит сияющий взгляд Гарри, который тут же поднимает кулак ко рту и оттопыривает щеку языком. Луи прекрасно понимает его глупую пантомиму и едва сдерживается от смеха.***
Иногда Луи читает Гарри как открытую книгу, но все равно безнадежно влюблен в него. В ту самую секунду, когда Джемма отходит от них, чтобы налить себе еще шампанского, Гарри поворачивается к Найлу. Луи знает, что сейчас произойдет и все еще находит это невыносимо смешным. - Она моя сестра, - шипит Гарри. Найл отводит взгляд от задницы Джеммы и примирительно пожимает плечами: - Она симпатичная.***
Больше всего Луи нравится, когда Гарри весь сияющий и воздушный, но он не возражает против его загадочности и таинственности. Он просто сжимает его крепче, кружит еще быстрее. - Я танцевал под эту песню с Мией Кинг, когда мне было 13, - задумчиво говорит Гарри, когда они выводят медленные круги, все вокруг искрится от счастья и предвкушения. - Хватит, иначе я буду ревновать, - смеется Луи. Его голова лежит у Гарри на груди, руки обнимают его за шею. - Тебе бы не помешало. Она была хорошим танцором, Миа. Отлично кружилась. - Я не уверен, что это грамматически правильное предложение, - говорит Луи, - но если ты хочешь быть с ней, то я не стану тебя держать. Гарри сжимает свои руки у него на талии и кладет голову ему на макушку: - Понимаешь, в чем дело Луи, - его улыбка почти осязаема, настолько широка, что, кажется, щеки вот-вот разорвутся, - я не замечаю никого, кроме тебя.***
Луи плачет от счастья: он никогда не думал, что способен на такое, пока не встретил Гарри. Луи планировал это долгие годы: у него в запасе есть куча историй, из-за которых Зейн станет красным, как помидор. Он стал сочинять свою речь с того самого момента, как Зейн познакомил его и Найла с Лиамом. Луи дразнил его несколько дней: Зейн путался в словах и выглядел таким безумно влюбленным, что был похож на персонажа из мультфильма. И сейчас, когда Луи держит в руках бокал шампанского и микрофон, он забывает каждую пьяную вечеринку, каждую «отвратительную прическу», каждую неловкую секс-позицию. - Черт, ребята, - вместо этого говорит Луи, - я так рад за вас, что могу заплакать. Гарри дергает его за ремень, и Луи смотрит на него. Он выглядит как грех, без пиджака и с закатанными рукавами, белая рубашка отражает сотни сияющих огоньков, которые они вчера развешивали весь день. - Ты плачешь, - говорит ему Гарри, и микрофон ловит их слова, и все вокруг громко смеются, и Луи не знает, что ему делать. Но Зейн неслышно говорит ему: «люблю тебя», свернувшись калачиком рядом с Лиамом, на седьмом небе от счастья, и Луи не знает, когда он еще был так счастлив.***
Оказывается, поэтических навыков Гарри достаточно для них обоих Приближается час ночи, когда они решают выйти и прогуляться. Это шикарная усадьба, красивая и большая, с зеленой лужайкой, окруженная деревьями, чтобы никто из посторонних не мог проникнуть сюда. Они идут по самому краешку, Луи босиком и Гарри слегка нетрезвый, цепляясь друг за друга безо всякой причины. Трава отражается фиолетовым в свете луны, воздух отдает прохладой, сыростью и дымом от сигареты, который, кажется, прилип к их коже. - Вот, - Гарри вручает пустую сигаретную пачку Луи, - сделай с ней то, что ты всегда делаешь. Луи смеется, потому что сейчас это уже ритуал - он, наверное, написал сотни любовных писем на крошечной картонке. Он притворно хмурится на требовательный тон и дергает Гарри за мягкий локон, наверное, слишком сильно, потому что тот взвизгивает и театрально падает на траву, притягивая Луи за собой. Они превращаются в огромную, непонятную кучу, колени Луи на уровне груди Гарри, и пустая коробка выпадает из его рук. - Эй, - восклицает Гарри сквозь смех, пока Луи выпутывается из его длинных ног, дразнящий голос звенит в тишине, - я просто хотел маленькое стихотворение-на-сигаретной-обертке, а не твою задницу на моей груди. - Ты любишь мою задницу, где бы она не была. - Это точно, - улыбается Гарри, обнимая Луи за плечи, в то время, как тот ложится на траву рядом с ним и кладет голову ему на грудь, чтобы послушать свою самую любимую мелодию на земле: Почувствовать Сердцебиение Гарри, Чтобы Убедиться, Что Он На Самом Деле Здесь. - Я не хочу писать стихи, - сонно говорит ему Луи, пьяный от этой ночи и от любви к парню рядом с ним. - Сейчас твоя очередь. Когда Гарри тянется, чтобы взять коробку от сигарет, Луи издает громкий вопль от тяжести его тела. - Успокойся, ты такой нервный, - вздыхает Гарри, пока Луи пытается столкнуть его с себя. Он аккуратно садится, скрещивая ноги и жестом показывая Луи сделать то же самое. Они сидят лицом к лицу, прямо на траве, вдали ото всех гостей и золотых огней, которые ярко переливаются даже на большом расстоянии. Гарри вертит пачку в руках, с самой загадочной улыбкой, и Луи нетерпеливо скрещивает руки. - Я жду, - напоминает он. - Такой нервный, - повторяет Гарри. Луи даже не пытается скрыть свою улыбку, пока Гарри аккуратно вытаскивает из коробки серебряную фольгу, откидывая картонку в сторону. - Так ты хочешь стихотворение? - Да, - нетерпеливо кивает Луи, в то время, как Гарри начинает складывать фольгу в тоненькую блестящую полоску, - неужели ты так ничему у меня и не научился, Гарольд? - Нет, - бормочет Гарри, сворачивая фольгу в неловкий круг, - просвети меня, Мистер Розовый Дневник. - Для тебя это Мистер «Любовь в наши дни», - говорит Луи со своим самым сильным акцентом, - вот, смотри как нужно, в стиле Томлинсона, учись: прости-я-выкурил-твою-последнюю-сигарету, я-люблю-тебя, вот как нужно начинать все стихи - - Эй. Луи поднимает голову и смотрит Гарри прямо в глаза. Внутри них есть что-то непонятное, что-то решительное, неуловимое, огненное, и Луи вздрагивает и закрывает рот, и просто. - Эй, - выдыхает он. Они близко, всегда близко, и даже в шелково-голубой ночи, глаза Луи любуются каждой чертой на лице Гарри: его переносица, сияющие глаза, широкая улыбка. - Я люблю тебя, - говорит ему Гарри. И даже, несмотря на то, что Луи слышит эти слова по сто раз на дню, он никогда от этого не устает. - Я люблю тебя тоже, - отвечает он. Все спокойно, несмотря на усмешку Гарри, и сердце Луи бьется как бешеное, потому что сейчас что-то случится, что-то глобальное, о чем Гарри знает, а он не имеет ни малейшего понятия и ненавидит это чувство. (Но любит Гарри, так что, быть может, здесь есть равновесие). Медленно, очень медленно, Луи чувствует теплую кожу Гарри на своей ладони. Он почти непроизвольно закрывает глаза на прикосновение, понимая, какой же большой кажется рука Гарри в его руке, как нежно он проводит своими мозолистыми пальцами по его костяшкам, как мягко прикасается губами к его губам, когда надевает кольцо из фольги на его левую руку, и - ох. Ох. - Хочешь выйти за меня? - Шепчет Гарри ему на ухо. Его голос тихий, но улыбка просто кричит. Луи наклоняется и целует его вместо ответа.