***
Когда Луи было четырнадцать, он узнал о литературном настоящем. - Неважно, в каком стиле написана та или иная история, мы всегда должны обсуждать ее в настоящем времени, - говорит мистер Дэвис на занятии литературой, где половина класса даже и не думает притворяться, что им плевать на его слова. - Нужно говорить так: «Элизабет встречает мистера Дарси», а не «Элизабет встретила мистера Дарси». «Леди Макбет сходит с ума от чувства вины», а не «Леди Макбет сошла с ума от чувства вины». «Гэтсби умирает», а не «Гэтсби умер». Неважно, закончили ли вы чтение и сейчас просто обсуждаете характеры. Если историю дописали до конца, значит, все происходит сейчас. Это просто еще одно крошечное, бессмысленное правило в бессмысленной лекции, но оно заполняет все пространство в опустевшем сердце Луи. Именно из-за этого Луи всегда пишет в настоящем времени - прошлое, будущее, настоящее, до, после - если историю дописали до конца, значит, все происходит сейчас. Гарри уходит медленно, по частям и кусочкам, в то время как Гарри и Луи идут на их первое свидание. Луи смотрит на дверь в ванную слишком долго, после того, как она закрывается, в то время как Гарри журналист, а Луи принц, и они так безнадежно влюблены друг в друга. Гарри устал, а Луи любит утро, в то время как Гарри говорит «пока» с такой легкостью, а Луи хочет переплыть океан. Гарри не должен зацикливаться на Луи, в то время как Гарри думает о будущем, и Луи рядом с ним. Гарри делает новую прическу, а у Луи есть еще пара часов, в то время как Гарри сражается с демонами, а Луи хочет танцевать. Гарри здесь и здесь - Гарри, в то время как Гарри уходит, Гарри уходит, Гарри уходит. Гарри оставляет за собой утренний свет, а Луи не может поверить в то, что он оставил Гарри, в то время, как Луи не понимает, на кого он злится сильнее: на себя или на Гарри. Луи представить себе не может, что Гарри уходит на войну через две недели, в то время, как они курят травку и Гарри живет моментом. Луи напоминает себе, что сладкая ложь лучше, чем горькая правда, в то время, как Луи хочется приключений, а у Гарри есть баллончик с краской. Когда Гарри звонит в двенадцать, Луи ждет три недели, но когда Гарри просыпается, Луи уже нет. Луи встречает Гарри в клубе, в Блэкпуле, в то самое время, когда Луи и Гарри говорят друг другу «до свидания».***
Луи и Гарри говорят друг другу «до свидания». «До свидания» выглядит так: Они снова не спали всю ночь, и Луи все еще чувствует себя как Джульетта, запутавшаяся в простынях, все еще хочет сделать так, чтобы утро не наступило, все еще мечтает приклеить свои пальцы к волосам Гарри - но Луи не Джульетта, и слава богу, потому что в ее истории слишком грустный конец. Поэтому он не думает об этом и не срывает солнце с небес, ведь его свет будет полезен цветку в горшке, который Гарри оставил на его подоконнике. А у Гарри сейчас больше нет длинных локонов, но он по-прежнему потрясающе красивый, и Луи знает, что ему нужно отпустить его, потому что если он не сделает этого, то Гарри никогда не вернется. Сейчас уже нет времени для вопросов - Луи идет вслед за Гарри в душ, и чувствует спиной холодный кафель, пока Гарри медленно входит в него. Слезы текут по его щекам и это такое теплое, горько-сладкое чувство, и Луи думает, не может ли Гарри положить его в чемодан и взять с собой. Он шепчет сонные нежности в его шею и дорожит каждым мгновением, в котором Гарри рассыпается на части от удовольствия в его руках. «Это может быть в последний раз» - ухмыляется голос в его голове, но Луи просто затыкает его и хватает Гарри за бицепс, на котором изображен английский корабль, так отчаянно, что оставляет синяк. Он заставляет себя жить моментом - прямо здесь и сейчас, где он любим так сильно и прекрасно, да, пусть это их даже последний раз, но этот последний раз идеален, черт его побери. Они почти не разговаривают, пока одеваются - Луи в футболке Рамонес и спортивных штанах (Луи не фанат этой группы, но футболка так отчаянно пахнет дождем, сигаретами и Гарри); Гарри, большой и мужественный, в его форме, с сумкой через плечо, в которую Луи положил все, что надо и не надо. Из всех слов они выбирают только: «Я люблю тебя», потому что только это сейчас имеет значение. Они садятся в машину в полной тишине, и Луи кажется, если он сейчас откроет рот, то просто начнет кричать и никогда не остановится. И когда он распахивает дверь и выходит к посадочной полосе, только одно удерживает его от желания упасть на колени: теплая рука Гарри, которая крепко сжимает его ладонь. Они говорили о том, что будет дальше. В последнее время Гарри всегда начинает этот разговор первым. Они говорят о том, что в первую очередь, они оба два независимых человека, с собственными желаниями и возможностями, и они не будут вести себя так, что у них осталась только последняя секунда, пока большой и злой военный командир не пришел и не вырвал Гарри из рук Луи. От одной только этой идеи Луи становится плохо, но. Этого не достаточно. Гарри спасает его снова и снова: это не последний раз, нет, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет не в последний раз. Он наклоняется и прижимает Луи к себе так крепко, что тот почти не может дышать. И когда Гарри целует его, глубоко и страстно, это - Это бессонные ночи вторника, это замороженный йогурт с кусочками фруктов. Это тротуар сразу после дождя, который пахнет свежестью, это громкий смех в темных барах, это ямочки, настолько глубокие, что в них можно с легкостью заблудиться. Это французские слова, которые значат только Я люблю тебя, это джинсы с дырками на коленях, это созвездия на потолке в два часа ночи. Это два смеха: один звонкий, как солнечный день, а второй низкий и глубокий, которые так дополняют друг друга на старой пожарной лестнице в самом сердце старого города. Это слезы счастья, слезы разочарования, слезы надежды. Это сонное утро, запутанное в мягких простынях, это все, чего Луи когда-либо хотел - навсегда, до конца своей жизни. Это Гарри, ГарриГарриГарри, всегда был и всегда будет, и когда Луи запихивает пустую упаковку от Мальборо в его карман, это все его слова на крошечной серебряной картонке. Привет, - вот что написал он, вот что произошло, происходит и будет происходить. Пока,- вот о чем он запретил себе даже думать.