Как тяжко помнить

У Нараку возникло ощущение, словно стрела Кикьо уже вонзилась ему в грудь. Как, однако, хрупок бывает мир. Всего одно мгновение - и вместо целого лишь разрозненные осколки. Осколки. — Но попытаться всё же стоило, — ядовито усмехнулся Нараку. — Мне показалось, в какой-то момент ты и в самом деле поверила. — Что ж, тебе действительно показалось, — лицо Кикьо исказила злая усмешка. — И что ты собираешься делать дальше? Хочешь убить меня? — А если так? Кикьо выбрала довольно удачное место. Дорожка, на которой они стояли, с одного края прилегала вплотную к стене школы, причём в этом месте по какой-то причине нижние окна были завешаны плотной тканью, а с другой была закрыта от лишних взглядов высокими густыми кустами. К тому же от школьного двора её прикрывали установленные там палатки со всякой мелкой снедью. Ну а в царившем над всей школьной территорией шуме и гаме можно было орать что угодно на любой громкости, потому что всё равно никто не услышит. — Какая же ты дура, всё-таки. В эту эпоху в этой стране нельзя просто так взять и застрелить человека. Хоть это-то ты заметила? Я больше не ханьо. Я такой же человек, как и ты. Совершенно обычный человек. Который даже напасть на тебя не пытается. Чем ты собираешься оправдывать это убийство перед тысячей свидетелей? Тем, что я реинкарнация ужасного злодея, мучавшего бедняжку Кикьо в прошлой жизни? И кто тебе в самом деле поверит? — Мне всё равно. Если ты будешь мёртв, этого будет достаточно. — И в этом вся ты. Тебя же никогда не волновали окружающие, неправда ли? Ты ведь даже не подумала сейчас о своей семье. Они ведь любят тебя - тебя всегда все любят. Потому что не знают, что скрывается под маской бескорыстия. Они ведь будут горевать. Они не смогут оправиться от такого удара. Единственная дочь, всегда добрая и участливая, всегда скромная и отзывчивая. Какой же это будет удар для них! Но тебе всё равно. Ты никогда ни о ком, кроме себя, не думала. — Ты лжёшь! — Лгу? Я? Не спорю, я лгу часто. Но здесь-то мне лгать зачем? — Чтобы смутить мою душу, зачем же ещё?! Ты уже раскинул свою сеть, мерзкий паук! — Мерзкий паук? Помилуй, благодаря кому этот мерзкий паук вообще явился в этот мир? Кто выхаживал этого мерзавца Онигумо? Ах, ты же милосердная мико, ты должна выхаживать больных и раненых вне зависимости от того, кто это. Тайно ходила, содрогаясь от отвращения и гордясь своим "подвигом". Как же! Да полдеревни знало, куда и зачем ты ходишь! Затем и ходила, чтоб люди тобой восхищались! Образец добродетели, бодхисаттва на нашей грешной земле! Дураки может в это и поверят, да только меня среди них нет. — Что ты знаешь, Нараку?! — О, я много знаю. Я знаю тебя, Кикьо. Всё твоё чёрное нутро, всю твою чёрную сущность. Сострадание? Милосердие? Любовь? Маски! Всего лишь маски, за которыми так легко спрятаться! — Ты лжёшь! — Опять лгу? Да что ж за несчастье такое?! И кого же ты когда-нибудь любила, кроме себя? — Инуяшу! — Теперь лжёшь ты. Я знаю, Кикьо. Видел я вашу "любовь". Потребовалась такая малость, чтобы рассорить вас. Как легко ты поверила, что он тебя предал! Ты любила не его, Кикьо. Ты любила его любовь к тебе. Стоило ему отвернуться от тебя - или тебе подумать, что он это сделал - как ты становилась его врагом и пыталась убить его без всякой задней мысли. — Закрой свою грязную пасть! Что ты вообще знаешь о любви?! Обо мне?! Об Инуяше?! Да ты никогда и не пытался узнать или понять! Ты зол и мерзок, поэтому считаешь, что все вокруг такие же. Раскрой глаза, Нараку! Ты ничего не знаешь! — Ничего не знаю, ничего не знаю. Так расскажи мне! Просвети меня, такого глупого и несведущего! Приведи мне такие доказательства, чтоб я им поверил, а не сгибался тут напополам со смеху! Стрела просвистела в паре сантиметров от уха Нараку и вонзилась в опору одной из установленных в школьном дворе палаток. — Ты извратишь всё, что я скажу, — тихо сказала Кикьо. — Тебя проще убить. — Но ты, похоже, передумала? — Нараку осклабился. — Убирайся с глаз моих, и чтоб я больше никогда тебя не видела. В следующий раз моя рука не дрогнет. — Прекрасно! Это меня более чем устраивает. Прощай, Кикьо! Нараку развернулся на каблуках и быстрым шагом пошёл прочь, не оглядываясь. Он не знал, что там делала Кикьо, и не хотел этого знать. Даже если бы она выпустила стрелу ему в спину, ему было всё равно. Выйдя со школьного двора и пройдя несколько метров, Нараку со всей дури пнул подвернувшийся фонарный столб. Было очень больно, но ему этого было мало. Он вновь и вновь с остервенением пинал столб, почти вслух проклиная Кикьо, Онигумо, себя и всю Вселенную. Не то. Не так. Он испугался. Струсил, как распоследнее ничтожество. Вместо того, чтобы попытаться построить мост через разделяющую их пропасть, он лишь убедился, что она на месте и прежней ширины и глубины. Вместо того, чтобы как-то исправить положение, лишь усугубил его. Да, Кикьо не ангел! Да, она чёртова стерва! Ну так и он не пай-мальчик! Он, чёрт возьми, любит её! Несмотря ни на что, при полном осознании, а, скорее, даже благодаря ему. Счастье не даётся просто так. За него надо сражаться. А он лишь струсил и сбежал. У него был шанс, наверняка единственный, и он этот шанс упустил. Теперь всё. Сказка кончилась. Нараку не помнил, как он оказался в общежитии. Добредя до своей кровати, он просто повалился на неё и остался лежать без движения. Вся энергия иссякла. Он не хотел ничего. Весь мир казался бессмысленным и унылым. Ничто более не имело значения. Деньги? Власть? Да кому нужен этот мусор? Какая радость развлекаться, стравливая между собой муравьёв? Что вообще может быть интересного в этом мире? Ради чего вообще стоит в нём рождаться? Пытаясь отвлечься от всех этих грустных и откровенно депрессивных мыслей, Нараку дотянулся до разложенных на столе конспектов, взял одну тетрадь и принялся учить. Учить не получалось, потому что сколько бы он ни пытался сосредоточиться, мысли всё равно вращались вокруг недавнего разговора с Кикьо. В итоге Нараку просто задремал на кровати в обнимку с тетрадью. Когда вернулся Цуцуи, за окном уже зажглись фонари. Нараку подумал, что надо бы встать, но успел только неловко усесться на кровати. — Как вы, сэмпай? — тихо спросил Цуцуи. — Прости, я почувствовал себя плохо, поэтому поехал сюда. Наверно, должен был тебе написать… — Она догадалась? — Догадалась? — Нараку удивился. — О чём? — О том, что вы - Нараку? Нараку с удивлением поднял на Цуцуи глаза. Он-то откуда знает? С чего вообще это взял? Что в его представлении "Нараку"? — Откуда ты знаешь? — хрипло спросил Нараку. — Кто тебе сказал? Ни одна живая душа, кроме... — Мне никто не говорил, — Цуцуи виновато почесал переносицу. — И я бы не сказал, что я знаю. Я догадываюсь о чём-то, но не могу сказать, насколько верны мои догадки. Пока, — он робко улыбнулся. — Сходите в ванную, умойтесь. Я пока чай приготовлю. Вы же, наверно, с тех пор ничего и не ели. Морить себя голодом - плохая идея. Нараку мог бы возмутиться, немедленно потребовать ответа, но вместо этого он послушно встал и поплёлся в ванную. Орать и топать ногами смысла не имело - добрый Цуцуи только начнёт успокаивать и не станет говорить по делу. Цуцуи не стал говорить и во время еды. Лишь убедившись, что все сыты, а последствия ужина локализованы в мойке и ещё оттуда не вываливаются, он уселся напротив Нараку и сказал: — Мне начать сначала или вы хотели бы задать мне какие-то конкретные вопросы? — Лучше я тебя выслушаю. — Тогда с вашего позволения, — Цуцуи на мгновение прикрыл глаза. — Два года тому назад я поступил в Тодай и получил место в этом общежитии. Моим соседом оказались вы. Не знаю, как это получилось, но я часто могу отличить, искренен ли человек или же носит маску. — Нет такого человека, который бы не носил маску. — Вы правы. Но бывают особые… случаи. При знакомстве с вами и в следующие несколько дней я обратил внимание, что ни в одном вашем действии, ни в одном жесте нет ни капли искренности. Ни капли вас. Я очень любопытный человек, вечно лезу не в свои дела. И мне стало интересно, что же скрывается за вашей маской. И почему вы так тщательно за ней прячетесь. — Почему-то я даже не удивляюсь, — Нараку вздохнул. — Да уж, — Цуцуи виновато улыбнулся. — Однако шло время, а я не замечал ничего, что могло бы стать ключиком к вам настоящему. Вас ничего на самом деле не интересовало, вы всегда были идеальным студентом и идеальным сэмпаем. Меня беспокоило это. Я начал думать, что вам в самом деле необходима помощь. Что вы ушли под лёд, и у вас нет никакой возможности выбраться оттуда самостоятельно. А потом вы упомянули храм Хигураши. Уже сама ваша интонация показалась мне обнадёживающей. И я сорвал джекпот. — Странное у тебя представление о джекпоте. — Ну, у каждого свои пунктики. Мне показалось странным, что вы так много знаете о столь малоизвестном святилище при том, что никогда раньше там не были. Вы, конечно, сослались на знакомых, но так обычно говорят, если просто отделываются. Каждый раз, когда мы говорили о храме, мне казалось, словно вы испытываете какую-то неловкость. А уж когда речь зашла о Кото-чан… То есть, Кикьо-чан… — А… ну да… я вёл себя как полный дурак. — Она первой упомянула вас в разговоре. Принесла нам в храм чай и закуски, посмотрела на меня как-то оценивающе и в виде шутки рассказала Хигураши-сан, что "сопровождающий Цуцуи-сан" большой чудак - спрыгнул в колодец Костоглота за выроненным мобильником и не подумал, как будет оттуда выбираться. Мне показалось это странным, особенно когда я потом осматривал колодец. Для того, чтобы уронить туда мобильник, его нужно было вообще достать. Конечно, по жаре в тени прохладней, но достаточно было, скажем, усесться на ступеньках. Незачем было нависать над колодцем. К тому же у вас нет привычки играться с мобильником. По крайней мере, я такого не замечал. — И эта странность дала тебе какие-то гениальные зацепки? — Нараку усмехнулся. — Да нет, в сущности. Просто странность, которую я ещё долго не мог объяснить, — Цуцуи почесал затылок. — Но в конце концов объяснил? — Я так думаю. Тогда, в наше первое посещение, мы с Кикьо-чан довольно мило поболтали и в итоге обменялись номерами. И стали переписываться. И потихоньку она начала вытягивать из меня информацию о вас. Под разными благовидными предлогами. Я утвердился в мысли, что вы двое как-то связаны. — Что были за вопросы? — Самые разные. Есть ли у вас семья, где она живёт. Видел ли я кого-нибудь из них. Самым странным мне показался вопрос о татуировке? — Татуировке? — Или метке. Шраме. Не знаю. На спине в виде паука. — А, это. — А что, у вас есть? Я как-то пару раз присматривался, когда вы переодевались, но, по-моему, спина-то у вас чистая. — Да, сейчас там ничего нет. Раньше было. — Это важно? — Для идентификации - более чем. Продолжай. — Строго говоря, я оказался в тупике. Я понял, что вы с Кикьо-чан связаны, но не мог понять, как. Я чувствовал, что у вас какие-то проблемы, но никак не мог помочь, потому что не понимал их корень. И тогда мне очень помогли вы. — Я? Не припомню ничего такого. — Разумеется, — Цуцуи улыбнулся. — У меня бывают приступы бессонницы. В одну такую ночь я услышал, как вы бормотали во сне. Нараку схватился за собственный рот. Говорить во сне?! Интересно, у него только в этой жизни появилась такая привычка, или он и раньше во сне выдавал всем желающим разные тайны? — Извините, — Цуцуи пожал плечами. — Вы обращались к какой-то женщине по имени Кикьо. Поскольку последнее время вы всё время были на взводе и очень резко реагировали на любые упоминания о Кото-чан… Кикьо-чан… я подумал, что эта самая "Кикьо" может иметь ко всему этому какое-то отношение. Я предположил, что и вы, и "Кото"-чан были знакомы с этой Кикьо, а "Кото"-чан очень на неё похожа. У меня появился вопрос, который можно было задать под благовидным предлогом, поэтому я отправился к Хигураши-сан. — Почему к нему? — Я предположил, что он наверняка знает о знакомых дочери. Мне, конечно, пришлось попотеть, потому что формулировка "знаете, мне тут кто-то, не помню, кто, сказал, что вы можете что-то знать о женщине по имени Кикьо" доверия не вызывает. К счастью, я бывал там до этого по связанным с проектом причинам раза три-четыре и успел установить тёплые отношения с Хигураши-сан. И он мне рассказал несколько расширенную легенду о Камне Четырёх Душ. Про мико Кикьо, про её реинкарнацию, неизвестно откуда свалившуюся на все действующие лица спустя пятьдесят лет после её гибели. Про запечатанного на стволе Гошинбоку Инуяшу. Про ёкая Нараку. Меня это порядком сбило с толку. — Слишком фантастично? — Да, такого я не ожидал. И ещё одна деталь. Мы разговаривали в гостиной, где на полках стояли разные фотографии. Там была фотография девушки с выпускного в старшей школе, как две капли воды похожую на "Кото"-чан. Я спросил, есть ли у неё старшая сестра, и узнал, что это фотография старшей сестры Хигураши-сан, Хигураши Кагомэ. Я обратил на это имя внимание, когда мы впервые пришли в святилище. Согласитесь, оно очень необычное. И откуда вдруг вы его знали? — И до этого ты тоже дошёл. — Сейчас будут выводы, — Цуцуи откашлялся. — Итак, единственная "Кикьо" в нашей истории жила около пяти - шести веков тому назад. Многовато для нас. Девушка, которая вызывает ассоциации с Кикьо - "Кото"-чан. Конечно, это очень тонкий момент, но раньше вы никогда во сне не разговаривали, так что я предположил, что это вызвано серьёзными переживаниями. И "Кото"-чан выглядит в точности, как Кагомэ-сан. И тут я решил допустить, что реинкарнация возможна. Как говорил Шерлок Холмс: "Отбросьте всё невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни оказался". Невозможно предположить, что вы живёте уже больше пятисот лет и тут вдруг решили закончить Тодай по специальности экономика и менеджмент. Почему только сейчас? И почему тогда вы живёте в Нагано, где существование вашей семьи проверить несложно? Ладно бы какая-нибудь горная деревушка, о которой никто никогда не слышал. К тому же откуда у ёкая могут взяться столь огромные деньги, чтобы позволить себе обучение в институте? А ещё выпускные и вступительные экзамены. Это слишком сложно. Итак, предположим, Кикьо, Кагомэ и Кото - три реинкарнации одного человека. На чём основывается это предположение? На уникальном внешнем сходстве Кагомэ и Кото. Хигураши-сан особенно подчёркивал внешнее сходство Кикьо и её реинкарнации, — внезапно Цуцуи с виноватой улыбкой пробормотал. — На самом деле, это больше догадка, чем логическое умопостроение. Шерлок Холмс из меня не получился. — Ты продолжай, продолжай, — у Нараку было такое чувство, словно ещё немного, и он постигнет дзэн. — Догадаться, что вы - Нараку, после этого было проще. Хигураши-сан говорил, что Нараку был пауком. Кикьо-чан интересовалась о метке паука. Кроме того, Хигураши-сан говорил, что Нараку якобы испытывал к Кикьо какое-то чувство. Не заподозрить вас в чувствах к Кикьо-чан смог бы только слепоглухонемой. И, наконец, колодец. Кагомэ-сан должна была как-то попасть в Сэнгоку. Я предположил, что это место находится на территории храма, раз уж всё так вокруг него завязано. Если вы в самом деле Нараку, то наверняка чувствуете себя лишним в нашем мире. Ещё бы, всё, чем вы жили, ваш образ жизни, ваш образ мышления - всё это невозможно в современном обществе. Оказавшись рядом с проходом в прошлое, вы могли поддаться порыву и попытаться им воспользоваться. Это наиболее естественное объяснение вашего странного поведения в связи с колодцем. Правда, проход не сработал? — Он работает только в том случае, если у "путешественника" есть с собой Камень Душ или же его осколки. Поверить не могу, что ты до всего этого догадался, — общее состояние Нараку можно было описать одним словом: фэйспалм. — Только одна ошибка. — Какая? — Я был ханьо. Только наполовину ёкаем. Тебе Хигураши не рассказал, откуда я вообще взялся? — Нет, — Цуцуи помотал головой. — А откуда? — Много будешь знать - скоро состаришься. Это не самый выдающийся кусок моей биографии. — Могли бы и рассказать, — буркнул Цуцуи. — Значит, Кото-чан - это Кикьо-чан? — Умоляю тебя! "Кото-чан" я пережить ещё в состоянии, но "Кикьо-чан" - это выше моих сил! — Так вы не расскажете, что случилось сегодня? Она поняла, кто вы и— — Она всё время это знала, — Нараку откинулся на стуле. — Догадывалась и сегодня убедилась воочию по моей реакции на песню. — О Камне Душ? — Ага. И об одном осколке. Это слишком личное, чтобы слушать, как о нём поют на школьном фестивале. — Она сказала вам о своей догадке и…? — Чуть меня не пристрелила. Мы поругались, она пообещала в следующий раз меня убить, и я ушёл, — Нараку устало зевнул. — Великий Будда, ну зачем я это тебе рассказываю? — И вы не попытались сказать ей о своих чувствах? — Она прекрасно о них знает. И считает сам факт их наличия смехотворным. И я тоже так считаю. И всегда считал. И глупо вообще было на что-то надеяться, — Нараку резко встал. — Я - в душ и спать. Лекция завтра в девять утра. Нараку был уже на пороге комнаты, когда Цуцуи воскликнул: — И вовсе не глупо! Любовь не может быть глупостью! — Ты просто ещё слишком молод. Весь следующий день Нараку чувствовал себя привидением. И почему-то очень ностальгировал по тем временам, когда каждый встречный поперечный норовил разнести его на куски, точно это было своего рода приветствие. Правда, вслед за этим нахлынули воспоминанья о том дне, когда он убил Кикьо. Он тогда ржал, как полоумный, не в состоянии определить, счастлив ли он или просто так сильно хочет убиться головой об стену. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, да только у выхода из здания университета Нараку был пойман Цуцуи: — Сэмпай! — Чего тебе? Если тебе так нравится лезть в чужие дела и сочувствовать всем без разбору, то сразу тебе говорю: мне очень неприятно находится рядом с человеком, который знает всю мою подноготную. — Ещё бы! — Цуцуи схватил Нараку за руку. — Идёмте, сэмпай! — Куда ещё?! Упорства Цуцуи было не занимать, а потому он уверенно потащил Нараку в сторону станции. — Ты ответишь мне, что тебе надо? — вяло спросил Нараку, устав упираться. — Сейчас мы едем к Кикьо-сан. — Вот ещё! Если тебе так надо, езжай туда один! — Ничего страшного. Вы только произнесёте три заветных слова, и мы поедем в общежитие. — Не буду я ничего произносить! Зачем ты вообще бросился налаживать мою личную жизнь?! Меня она устраивает! — Во-первых, нет. А во-вторых, я узнал вас, и вы мне нравитесь. Я хочу быть вашим другом, Нараку-сэмпай! — Ты "Нараку"-то убери. Не хватало ещё, чтобы люди подумали, что у меня такое ужасное прозвище. — А на самом деле у вас такое ужасное имя, — Цуцуи рассмеялся. — Не нужны мне друзья. Тем более такие! Ты редкостный извращенец, если столько узнав обо мне, лезешь со своей дружбой. — Сэмпай, но вы же не совершили ничего криминального. — Вообще-то очень много. Даже всего не упомню. — Я хочу сказать, это же нормальное поведение ёкая, не правда ли? Да ещё и эпохи Сэнгоку. Для кого-то конкретного это обернулось трагедией, но оно не делает вас чем-то вроде Гитлера мира ёкаев, понимаете? — Хорошее сравнение, — Нараку криво усмехнулся. — На самом-то деле вся заморочка с Камнем Душ была не такой уж и большой. Сколько древних ёкаев приняли в ней участие? — Было несколько…. Рюкоцусэй - его я разбудил. Тэккей - эта курица тоже мне понадобилась. Хосэнки - в него просто осколок попал, — Нараку задумчиво посмотрел на три загнутых пальца. — Вот видите, — удовлетворённо кивнул Цуцуи. — Кому вообще нужен этот ваш Камень Душ? — Ну знаешь ли, это очень могущественный артефакт! Был. И тем не менее. — Сэмпай, я понимаю, что вы пытаетесь придать своей фигуре веса в исторической перспективе, но признайте - история с Камнем Душ была лишь эпизодом в жизни ёкаев того периода. Мир уничтожать никто не собирался. Вы в особенности. А на людей, по-моему, всем ёкаям всегда было плевать с высокой колокольни. — Я даже не знаю, что тебе на это ответить. Цуцуи довольно улыбнулся. Всё-таки люди - очень странные существа. Этот оболтус, совершенно неожиданно додумавшийся до правды, теперь ещё и предлагает Нараку свою дружбу. Всё зная и понимая. Дружбу? Что за бред?! Поездка обернулась пыткой и не в последнюю очередь потому, что Цуцуи из каких-то своих соображений наотрез отказывался отпустить руку Нараку. Видимо, боялся, что убежит. Конечно, не без оснований, но восторженный визг стайки школьниц при виде двух парней, держащихся за руки - ни одни барабанные перепонки не выдержат. Чем ближе было святилище Хигураши, тем сильнее Нараку сводило живот. Последние несколько метров до лестницы он прошёл на негнущихся ногах с грацией давно заржавевшего робота, а уж на лестницу Цуцуи его буквально втащил на собственном горбу. Кикьо обнаружилась рядом с Гошинбоку. Она сидела на корточках и почёсывала живот толстенного котяры. Заслышав шаги, девушка обернулась и, увидев Нараку, вскочила на ноги, но присутствие Цуцуи удержало её от членовредительства. — Привет, — неловко улыбнулся Нараку, подойдя к ней шагов на пять. — Я, кажется, сказала, что в следующий раз тебя убью, — прорычала Кикьо. — Да, спасибо, склерозом ещё не страдаю. — Тогда убирайся. Или хочешь подождать, пока я схожу за луком? — Эээ, нет, обойдусь. — Что тебе надо? Нараку почувствовал, как Цуцуи сверлит взглядом его затылок. — Собственно, я просто хотел тебе сказать кое-что. — И что же? Язык, казалось, намертво присох к гортани. В ушах шумело, а сердце колотилось, как бешеное. — Я люблю тебя. В следующее мгновение Нараку почувствовал, как Цуцуи хватает его подмышки и волочит прочь из храма, причём просто с умопомрачительной скоростью. За пять минут они миновали два перекрёстка и остановились, только свернув на третьем. — Что это было?! — просипел Нараку, пытаясь отдышаться. — Шоковая терапия, — загадочно пояснил Цуцуи. Больше ничего Цуцуи пояснять не стал, а ни одного дельного вопроса, не являвшегося перефразированным вариантом самого первого, Нараку в голову не пришло. С одной стороны, следовало бы утешиться тем, что более Цуцуи его ничем не донимал, с другой же, он просто с ума сошёл, пытаясь представить себе реакцию Кикьо на это заявление и последовавшее за ним бегство. Конечно, Нараку во время признанья смотрел ей в лицо, но это же вовсе не значит, что он это лицо не видел. На занятиях такое состояние сказывалось не лучшим образом. Пару раз Нараку обнаруживал себя не в той аудитории, несколько раз терял нить рассуждений лектора. Правда, к среде ему это надоело, и он всеми силами сосредоточился на учёбе. Конечно, Нараку уже не так хорошо себе представлял, чего ради он тут корячится, как полгода назад, но несколько банальнейших мотиваторов всё-таки придумал. Однако в субботу всё изменилось. Не подозревая о том, что ждёт его в самое ближайшее время, Нараку как ни в чём не бывало, заскочив после лекций в столовую и сытно там отобедав, вернулся в общежитие. Когда он увидел в прихожей женские туфли, то решил, что у Цуцуи в гостях девушка. Однако несложно было обнаружить, что Цуцуи-то в квартирке как раз и нет - его ботинок нигде не было. Нахмурившись, Нараку осмотрелся повнимательней - на вешалке висело женское пальто. Однако в остальном это была в точности его прихожая, да и вряд ли одним ключом можно открыть все двери в общежитии. Раздевшись и опустив сумку на пол, Нараку осторожно прошёл в комнату. На накрытый к чаю стол, посреди которого возвышался вполне аппетитный тортик, он даже не взглянул. Потому что увидел ту, что обернулась на звук шагов. Нараку еле сдержался, чтобы не пробормотать "проститеяошибсядверью" и не вылететь пулей из общежития. — Цуцуи-сан дал мне ключи, — Кикьо отвела взгляд. — Сказал, что до одиннадцати его не будет. Нараку издал нечто средние между хрипом и бульканьем и вцепился обеими руками в косяк, чтобы не упасть. — Он нечто, правда? — Кикьо взяла в руки чайник. — Присаживайся, кипятком обливать не буду. Нараку судорожно кивнул, осторожно подошёл к столу по другую сторону от Кикьо и аккуратно присел на краешек стула. И с максимально деловым видом поинтересовался: — Какими судьбами? Ты всё-таки решила меня убить? Торт отравила? Или чай? — А может, и оболью, — огрызнулась Кикьо, разливая чай по чашкам. — Не хотелось бы, — Нараку взял чашку в руки и, подув, глотнул чаю. — Я всё не могу понять, люблю я тебя или ненавижу, — вздохнула Кикьо, усаживаясь напротив. Весь чай, который Нараку только что набрал в рот, фонтаном окатил стол, но до девушки, к счастью, долетел лишь отдельными брызгами. — Спасибо за живейший интерес к этой теме, — Кикьо вынула из кармана аккуратно сложенный платочек и промокнула лицо и пару пятен на блузке. — Извини, — Нараку откашлялся и принялся салфеткой вытирать последствия своей реакции. — Это было слишком неожиданно. — Хорошо, что после этого я сразу не убежала, да? — Кикьо ядовито улыбнулась. — Это была идея Цуцуи. — Я уж догадалась. — И ты пришла сегодня разобраться в своих чувствах? А где лук? — Если придётся, я тебя ножом для торта разделаю. — На твоём месте, я не был бы столь самоуверен. В средней школе я состоял в клубе кэндо, поэтому нож - моё оружие. — Хочешь проверить? — И почему ты такая кровожадная? — Не хочу слышать это от тебя. В комнате повисло тяжёлое молчание. Его прервала Кикьо: — Прежде всего, я бы хотела выяснить, насколько искренен ты был, когда признался. — Кикьо, ты же всё прекрасно знаешь. Сама этим вечно передо мной размахивала. — То есть Онигумо? Понятно, — Кикьо выглядела разочарованной. — Причём здесь Онигумо?! Он, конечно, моя основа, но мы совершенно разные личности. — Но ты же любил меня, потому что у тебя было сердце Онигумо. — Кикьо, ты же сама его выхаживала! А то ты не знаешь, как он тебя "любил"! Ему достаточно было бы разок тебя изнасиловать, может, пару дней подержать в рабстве, и он забыл бы про тебя. — Тебя это так возмущает? — удивилась Кикьо. — А ты как думаешь? — Нараку раздражённо вонзил ложку в свой кусок тортика. — Не думала, что тебя можно задеть за живое. — Ну, я же мерзкий ханьо, а не обычное живое существо с обычными чувствами. Кикьо покрутила в руках чайную ложечку, явно о чём-то раздумывая. — Что-то случилось? — спросил Нараку. — Ты случился. Я надеюсь, не надо объяснять тебе, какие чувства испытываешь, оказавшись запертым в этом мире и этом теле, но со всеми воспоминаниями? — Я ощутил это на собственной шкуре. — Хотя мне-то на тело жаловаться не стоит, — Кикьо пожала плечами. — Я почти смирилась. Хотя втайне надеялась, что Инуяша ещё жив и однажды придёт за мной. А потом я увидела тебя в колодце. Сначала мне даже показалось, что это старый ты зачем-то пролез через колодец. Но тебе удалось смутить меня. Был же ещё этот юноша, Кагэваки Хитоми, чей облик ты забрал себе. — Ты запомнила его имя? — Иногда запоминаешь самые неожиданные вещи. Я подумала, может, это его реинкарнация. Но твои познания о храме всё испортили. Да и то, что рассказал о тебе Цуцуи-сан, однозначно выдавало Нараку. Я же запомнила, как ты смотрел на меня из колодца. Можно обманываться, сколько хочешь, но ты же узнал меня. — И несмотря на всё это, ты выплеснула свой гнев только на культурном фестивале? Никогда не думал, что у тебя такая хорошая выдержка. — Ты ведь не притворялся. — Что? — Всё это время ты не притворялся. Ты сам это знаешь. Я это чувствовала. Тебе в самом деле было хорошо со мной, — Кикьо сжала чашку с такой силой, что кончики пальцев побелели. — …Да, — тихо сказал Нараку. — Вот и мне тоже, — так же тихо произнесла Кикьо. — Сначала я просто пыталась подобраться к тебе, узнать тебя получше, убедиться в своей догадке. А потом я поняла, что мне нравится быть с тобой. Поначалу я думала, что причина лишь в том, что приятно осознавать, что я не одна такая. Помнящая. Приятно общество того, кто разделяет моё бремя. Наверняка так оно и было. Но мы говорили. Говорили о многом. Чего уж греха таить, наш мир сегодняшний несравнимо больше мира тогдашнего. Говорить с тобой было интересно. Постепенно чувства росли. Я ненавидела себя за это. — И это тоже я могу понять. — Понимаешь, что самое ужасное? На фестивале ты... — Наговорил много разных нехороших вещей? Нагло врал и клеветал? Проявил себя бесчувственным чурбаном? — Я была согласна с каждым твоим словом. Нараку удивлённо посмотрел на Кикьо. Девушка невидящим взглядомсмотрела себе в чашку с таким видом, словно сейчас расплачется. — Я не хотела признаваться себе в этом. Ненавидела себя ещё больше, — голос её дрожал. — Конечно, это не значит, что я совсем не любила Инуяшу. Но ты был ближе к истине. Я не знаю, как это описать. — Всё в порядке. Это нормально. Не думаю, что существует хоть одно живое существо, которое поступало бы не из корыстных соображений. Даже когда мы не хотим, чтобы любимый человек плакал, то это лишь потому, что его слёзы сделают нам больно. Ты же сама это сказала. Святых не бывает. — И ты добавил, что именно тем наш мир и хорош, — Кикьо улыбнулась. — Честно говоря, я удивлён, что ты со мной соглашалась. Я же выставил тебя конченной стервой. — Но ты же не будешь отрицать, что ты жестокий двуличный мерзавец? — Смысл отрицать очевидное? — Нараку хмыкнул. — И спасибо за комплимент. — Надо не затыкать уши, а пытаться изменить себя в лучшую сторону. — Я тебя и такой люблю. — Я тебя тоже. — Что, уже определилась с чувствами? — с деланым весельем поинтересовался Нараку. — Тогда выходи за меня! — Вконец оборзел?! — возмутилась Кикьо. — Тогда будь моей девушкой. Тактика сработала. Кикьо не стала отметать второе предложение сразу, а задумалась. — Пока ты думаешь, позволь спросить тебя вот о чём, — Нараку набрался решимости. — Если вдруг перед тобой появится Инуяша и предложит тебе жить с ним, что ты сделаешь? — Потеряю к нему всякое уважение, — Кикьо покачала головой. — Он и так проявил себя сущей тряпкой. Достаточно мне было поманить его, как он тут же забывал о Кагомэ и бросался ко мне, виляя хвостиком. Разумеется, мне это льстило. Но подобное непостоянство не может служить плюсом в глазах девушки. — Тогда я просто твой идеал. — За тем исключением, что ты меня убил. Дважды. — Я уже тысячу раз успел раскаяться. Особенно за второй раз. — А первый? — Он мне ничего не стоил. Я тебя ещё не знал. — А как же Онигумо? — Было бы глупо строить свои представления о мире на суждениях этого маньяка. И если бы не было первого раза, может, у меня бы вообще и шанса не было, ты так не думаешь? Кикьо посмотрела на часы: — Уже поздно. Мне пора. — Ты ответишь на мой вопрос? Будешь со мной встречаться? — Мне нужно время подумать. Завтра позвоню. Прибравшись на столе, они прошли в прихожую, где Нараку подал Кикьо пальто. — Нараку. — Что? — Чем всё закончилось? — А разве не очевидно? Я победил, попросил Камень сделать меня человеком и дать мне через пятьсот лет поступить в Тодай. Как иначе? Кикьо наступила Нараку на ногу. — Ай! Больно же! — Я пошла. — Постой. — Чего ещё тебе? — Темнеет уже. Я тебя провожу. — С ума сошёл?! Мотаться через полгорода туда-обратно! Тебе заняться нечем?! Нараку быстро поцеловал Кикьо в лоб и принялся обуваться. — Если так жаль меня гонять, дайте переночевать на диване в гостиной. А с утра сама скажешь мне своё решение, — Нараку хитро посмотрел на Кикьо. Та держалась за лоб и думала о чём-то своём. — Ты не воняешь, — наконец, сказала девушка. — А должен? — Твоими миазмами пол-Японии пропиталось. — Что было, то прошло. И это была не вонь, а аура мощного ёкая. — Никогда не задумывалась, моются ли ёкаи вообще. — Надо было спрашивать, пока была возможность. Сейчас ёкаев днём с огнём не сыщешь, — Нараку схватил Кикьо за руку и вывел наружу. В этот сумеречный час на улице было пусто. Только кое-где уже зажглись фонари. Нараку запер дверь и вновь взял Кикьо за руку. — Вообще-то, я ещё не соглашалась. — Извини, у меня эйфория. — Выучил умное слово? — Я люблю тебя. Кикьо на мгновение потупилась, а потом поднялась на цыпочки и поцеловала Нараку в губы. Хотя это было скорее лёгкое касание, чем поцелуй. Нараку улыбнулся. — А всё-таки Цуцуи - мерзавец, — подытожил он. — Я думала об этом. Почему Цуцуи-сан столько делает для тебя. И для нас. — И что-то придумала? — Помнишь, ты говорил об агапэ? — Думаешь, это как раз про него? — Я в этом практически уверена. — Исключительно редкое явление, и именно мне довелось его повстречать, — Нараку довольно ухмыльнулся. — Не зазнавайся из-за этого. Просто случайность. — Я уже начинаю думать, что Камень Душ и в самом деле исполняет желания. — Да неужели? — Моё он исполнил.