Бездна.

Когда мне надоедает сидеть на полу, уставившись в одну точку, я медленно поднимаюсь на ноги, стараясь не смотреть на Малфоя, развалившегося на несчастном диване. Жутко хочется есть и я решаюсь трансгрессировать куда-то в лес, чтобы найти хоть что-то. О том, чтобы выйти из помещения, не может быть и речи.  Под заинтересованно-скептический взгляд Малфоя, я поднимаю с пола какое-то небольшое пыльное покрывало и накидываю себе на плечи. На улице льет, как из ведра. Вот тебе и весна.  Я подошла к окну и посмотрела вниз, на немногочисленных прохожих, спешащих по своим делам. Задумчиво нахмурилась. Как бы так незаметно вылезти через окно и уже на улице трансгрессировать?  — Что ты, черт тебя дери, делаешь? – процедил Малфой, наблюдая, как я открываю окно, и в помещение тут же врывается сильный порывистый ветер, растрепывая мои волосы.  Даже не обернувшись, я схватилась за небольшой деревянный выступ снаружи, подтянулась и, выпрыгнув из окна, трансгрессировала прямо на лету.  Дыхание перехватило, сердце, кажется, остановилось, но это продлилось всего несколько мгновений, а потом я повалилась на мокрую траву. Задыхаясь от нехватки кислорода, я надрывно закашляла, упираясь руками о землю. Подняв голову, я увидела неподалеку небольшой лес, который сейчас скрывался за пеленой дождя. В нескольких метрах от меня плескалось озеро.  Убрав мокрые волосы с лица, я медленно поднялась, вытирая лицо от дождя. Вытащив палочку из кармана, я поискала глазами какую-нибудь палку. После недолгих поисков, я наконец отыскала то, что мне было нужно и неуклюже попыталась смастерить удочку. Мы с отцом часто ездили на рыбалку, поэтому это не составило особого труда. После недолгих раздумий, я, морщась от неприятных ощущений, залезаю в холодную воду, держа удочку наготове.  До самого вечера ни одна рыба не попадается мне, и лишь, когда тусклое солнце скрывается за горизонтом, сразу две рыбки, одна за другой, оказываются на моем крючке. Едва не прыгая от радости, я буквально выскакиваю из воды и моментально трансгрессирую. Оказываюсь на подоконнике и едва не падаю, неуклюже махая руками. В самый последний момент холодная рука хватает мое запястье и рывком затискивает внутрь. Я падаю на пол, кряхтя, как последняя старушенция и долго не могу подняться. Наконец, сажусь и поднимаю голову. Малфой возвышается надо мной с недовольным выражением лица.  — И где ты была? На черта вернулась?  — Могу и уйти! – огрызаюсь я, оглядываясь по сторонам в поисках какой-нибудь посуды. Наконец, небольшой керамический горшок, расписанный непонятными рисунками, оказывается в моих руках и я с радостью наполняю его водой и вешаю над полыхающим в маленьком камине огнем.  Малфой молча наблюдает за мной. Сама я тоже молчу. Пуст думает, что я все еще обижена на него. Впрочем, так и есть. То, что он назвал меня тем словом, просто не укладывалось в моей голове. То, что он говорил, о том, что я ничего не значу для него, что он ничего ко мне не испытывает – все пустая болтовня. Но это слово ударило больнее, чем все, что он говорил до сих пор. Я, честно, не знала, почему.  Когда суп, или что-то непонятное со вкусом рыбы, наконец сварилось, я обернулась к парню. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза.  Я заметила, что он часто так сидел. С закрытыми глазами, словно спал. Это немного пугало меня. Он просто устал, хотел спать или же рана все-таки нанесла ему серьезный вред? — Ты будешь есть? – спросила я.  Он медленно приоткрыл глаза: — А что, это съедобно? Я с шумом втянула носом воздух: — В таком случае, можешь идти в задницу! Хмуро уставившись на свои руки, я вдруг вспомнила, что руками-то мы есть не будем. Пришлось вспоминать заклинание, с помощью которого я смогла превратить обычные деревянные палки в небольшие неаккуратные ложки. Что ж, это не идеально, но есть можно.  Суп оказался не таким ужасным, как я думала. В конце концов, без соли и разных специй, которые я обычно добавляла в блюда, он должен был быть совершенно кошмарным. Но я была так голодна, что просто не обращала на это внимания. Вскоре ко мне присоединился проголодавшийся Малфой.  Кривляясь и что-то ворча, парень все таки поел немного, а потом снова сел на прежнее место. Я убрала остатки еды и устроилась на полу, прислушиваясь к звукам дождя за окном. Я наконец полностью обсохла и согрелась после целого дня под ливнем.  — Почему ты покрасила волосы? – внезапно спросил Малфой.  Я пожала плечами: — Чтобы меня не узнали.  — Не сильно помогло, да? – усмехнулся он.  Я снова пожала плечами, поворачиваясь к нему лицом: — Почему ты все-таки вытащил меня? Малфой шумно вздохнул: — Нет никакого желания говорить на эту тему. — Ну, может, хотя бы попробуешь? — Нет, не попробую. – язвительно ответил он.   — Это так трудно?  — Что именно? – раздраженно спросил он. — Быть немного повежливее! – выпалила я. — Чтобы меня перестало тошнить от тебя! — Ну, прости, мне очень жаль. — Неужели?  — Нет, я соврал.  Я закатила глаза. Конечно, разве он может побыть хоть раз серьезным? Нет, не может.  — Малфой, может… Пора уже взрослеть? Ведешь себя, как ребенок, капризничаешь, характер показываешь. Взрослей. Или однажды… Ты действительно причинишь боль близким тебе людям. Малфой покачал головой, ухмыляясь: — Ты о чем? Какие близкие люди? Мой отец, которому плевать на меня? Для него существует только Темный Лорд. Друзья? Хм...таких нет. — А твоя мать? Мне казалось, что ты любишь ее.  — Она... Она не станет ничего предпринимать. – он горько улыбнулся. — Когда-то она любила меня. Сейчас все изменилось.  — Ты зря так говоришь! Родители никогда не разлюбят тебя.  — Мне надоел этот разговор. Он бессмысленный.  — Нет, это не так! – горячо воскликнула я. — Моя мама погибла. Отец был убит горем. Я, можно сказать, росла одна. Все делала сама, была самостоятельной. Отец много работал, приходил поздно. Я была предоставлена самой себе. Оставаясь без никого, я отчаянно пыталась не сломаться перед лицом одиночества и страхом, что я никому не нужна. – прошептала я, слыша, как голос мой дрожит. — Но потом мне удалось вытащить его из депрессии. Он снова стал собой, и у меня появилась семья. Драко, ты не один.  Он резко вскинул голову, недоверчиво глядя на меня. В серых глазах мелькнула боль. Он никогда не поделится со мной своими переживаниями.  Я была зла на него. Была жутко обижена.  Но когда он показывал мне хотя бы часть, хотя бы край своей души, все это проходило. Я не могла злиться на человека, который так сильно запутался в себе, потерялся в собственных действиях и мыслях. Был раздавлен и сломлен. Я просто не могла ненавидеть его. Только не сейчас. Не в этот момент.  Драко опустил голову, пряча лицо в дрожащих ладонях. Его плечи затряслись, и я с ужасом подумала, что он плачет. Но нет, он снова поднял голову и как-то растерянно посмотрел на меня. Светлые волосы, обычно так тщательно и аккуратно уложенные, сейчас сильно растрепались.  — Что мне делать? – хрипло выдохнул он. — Скажи мне. Прошу, скажи, что мне делать? Я закусила губу. Придвинулась к нему, протягивая руку к его лицу: — Я все еще готова помочь тебе. Если ты хочешь. Но, если честно, знаешь, я устала за тебя бороться. Если ты сам этого не хочешь, я вряд ли смогу помочь.  Он покачал головой, не зная, куда себя девать.  — Я не знаю. Я. Не. Знаю.  — Я помогу тебе. – твердо сказала я.  Я люблю тебя.  Это осознание оказалось таким ощеломляющим, что я едва не отшатнулась от него, но вовремя взяла себя в руки. Рука коснулась его шеи, зарылась в мягкие волосы на затылке.  Это так странно. Это, когда ты все время догадываешься о чем-то, а потом вдруг узнаешь, что так и есть. Внезапно. Так, что даже воспротивиться этому не успеваешь. Так, что это оказывается лавиной, которая сбивает тебя с ног, вышибая из легких весь воздух.  Драко обхватывает мое лицо руками, убирая выбившиеся прядки волос. Смотрит долго, внимательно, пронзительно. Словно в душу заглядывает. А ведь у него потрясающие глаза. В них гораздо больше, чем можно увидеть на первый взгляд.  — Ты вернешься домой? – спрашиваю я, наблюдая, как он перебирает пальцами мои светлые волосы. Он поджимает губы, хмурится. Потом решительно кивает: — Да. Иначе, они убьют мою семью. — Но если ты вернешься, они убьют тебя.  — Выбора у меня все равно нет.  Я поражалась той скорости, с которой сгорала наша вражда. Сейчас мы не были врагами. Я не ненавидела его за неправильный выбор.  Он не называл меня "фальшивкой". Этого просто не было.  Платиновые пряди падают на лоб Малфоя и я, поддаваясь порыву, прижимаюсь к его лбу своим. Он смотрит на меня, молчит. В глазах поблескивают ироничные огоньки. Наше дыхание смешивается.  — Что ты им скажешь? — Скажу, что ты сама трансгрессировала. И меня прихватила. Я откидываюсь назад, негромко хохоча: — Думаешь, они поверят? — Узнаю. Совру, что у тебя особенные способности к трансгрессии.  — И когда мы увидимся? — Я не знаю. Но если нас пока не нашли, значит, тебе следует уходить. Еще не поздно. Есть шанс сбежать.  — И если будет битва, ты будешь на нашей стороне? Малфой поджал губы, отстраняясь. Было видно, что решение дается ему очень нелегко. Он обвел глазами всю комнату, словно видел ее впервые. Потом опустил взгляд на свои руки, вздохнул и, наконец, поднял голову.  — Я ничего не могу обещать тебе.  — Я знаю. — Ненавидишь меня? – усмехнулся он. — Так же, как и ты меня. – ухмыльнулась я. — Я для тебя ничего не значу. Я тебе не нужна. Малфой серьезно посмотрел на меня. Без иронии. — Ты ведь знаешь, что это не так.  Я удивленно моргнула. Это что, признание? Вряд ли. Драко не романтичная натура. Скорее, говоря такие вещи, он хочет расположить меня к себе. Нет, это тоже не он. Ему это ни к черту. Тогда зачем? Ох, Малфой, я никогда не смогу разобраться в тебе.  Но именно поэтому у меня от тебя захватывает дух.  И именно поэтому я подаюсь вперед и мягко касаюсь губами его губ. Он выдыхает в них, отвечая на поцелуй и снова зарываясь руками в мои волосы. Привлекает меня к себе.  И это вышибает из мыслей все, что касается...всего. Абсолютно всего, оставляя только его. Его – разбитого, испуганного и раздавленного им же самим. Своими же поступками и мыслями. Они уничтожали его. Сжигали изнутри. Я чувствовала это. Такое нельзя держать в себе. Просто нельзя.  ••• Это был не простой поцелуй. Это она в очередной вытянула его из всего того дерьма, в котором он постоянно тонул, без малейшей надежды на спасение.  Всего одним прикосновением. Всего несколькими словами.  Он не хотел терять ее. И это было равносильно тому, что он боялся ее.  Боялся того, что она делала с ним. Того, что никто прежде с ним не делал.  Прекрати. Остановись. Прошутебя. Умоляю... Зарываясь пальцами в ее волосы, он уже не пытался сопротивляться этому. Просто не видел смысла.  Бессмысленно изводить себя, раз ничего нельзя сделать.  С ней ничего нельзя сделать. Почему? Почему он ничего не может поделать, в то время, как она творит с ним все, что пожелает?  Кусает ее губы, сминая их в требовательном поцелуе. Этого мало. Этого так безумно мало. Мало того, как она упирается ладонями в его грудь. Мало того, как сдавленно стонет. Мало всего... Клянусь, я больше не сделаю этого.  Этого больше не повторится. Обещаю. Завтра мы разойдемся и я сделаю так, чтобы мы больше не встречались. Никогда. Потому что он не может меняться. Ему нельзя. Запрещено. Но как, черт возьми, трудно сопротивляться ей. Практически невозможно.  Он не понимал. Он не мог понять того, что появлялось в нем. Такое странное. Такое страшное, что хотелось выть. То, от чего он уже отказался когда-то и поклялся больше никогда – никогда – не впускать в себя. В свою жизнь. В свое существование.  Больно. Черт побери, как же больно.  Как больно было её чувствовать. Как сильно болело что-то в груди. Он никак не мог понять, что это. Ему было так страшно, что он почти кричал. Этого не должно быть. Не должно. Недолжно. Никогда.  Они не могут быть вместе. По одной простой причине.  Он поклялся, что больше не будет бояться. А она снова заставила его.