Зависимые

Шерлок не умел предсказывать погоду. Впрочем, он вообще не был предсказателем и, хотя задумал эту прогулку, наверное, уже неделю назад, никак не мог выбрать для неё подходящее время. Сначала ему попалось умеренно запутанное дело о махинации, которое поначалу представлялось куда более интересным, чем выяснилось к концу. Только и любопытного оказалось, что схему, в которой были задействованы таланты сына и золовки, придумал человек, вовсе не способный к магии, но при этом неплохо просчитавший, как с её помощью можно скрыть следы преступления, чтобы даже полицейские менталисты не разобрались. Дело у семейки Джексон, возможно, выгорело бы, не заинтересуйся ими Шерлок. Возвращаясь домой, он мечтал о сигарете. Слишком уж Дэниел Джексон напомнил ещё одного умельца обвести всех вокруг пальца безо всякой магии – Джима Мориарти. А такой преступник на свободе – это хотя и весело, но также опасно и слегка тревожно. После окончания расследования наступили два дня отменно мерзкой погоды, когда Шерлок страдал от того, что не имел таланта метеоролога. Идти развлекаться не было смысла. И вот настало сегодняшнее утро. Дождь не лил, ветер не завывал, и прогноз, опубликованный на сайте, которому Шерлок более-менее доверял как наиболее достоверному – то есть, статистически чаще прочих сообщающему о предстоящей погоде верно – обещал, что день таким и останется. Прекрасно! Шерлок увлёк Джона своими планами. Тому вообще нравилось, когда друг рассказывал о своих прошлых расследованиях, а сегодня предполагалось, что детектив не просто поделится историей, возбуждённо прыгая по квартире и размахивая руками, а изложит обстоятельства дела прямо на месте преступления. Так ведь куда понятнее. К тому же, Шерлок искренне надеялся, что Джон хоть часть выводов сможет дедуцировать сам, если увидит расположение домов и конкретное окно собственными глазами. Шерлок уже представлял себе, как будет любоваться думающим, делающим выводы Джоном – это зрелище он находил восхитительным. Так что, хотя у них не было текущего дела, настроение Шерлока оставалось хорошим, даже отличным. Собственно, обучение Джона тоже можно было считать делом. Наверное, поэтому Шерлоку было так интересно. А ещё оказалось просто приятно идти куда-то с другом и – Господи боже! – разделять с кем-то свой восторг! Шерлок так мечтал о друге в детстве, а потом подростком, пока не запретил себе и думать о подобном. Зачем зря страдать? Всё равно с ним не случается нужных людей. Их, наверное, и в природе-то не существует, понимающих и разделяющих его увлечения. Ну и не надо. Обойдётся. И правда ведь тридцать четыре года как-то обходился. И вот – вдруг сбылось! Будто так и бывает: ты мечтаешь, а оно сбывается. Потому он смотрел на окружающих с затаённой гордостью: видите, какой у меня Джон? У вас такого нет! Безветренная и тёплая погода продолжала радовать, а небо будто задалось целью создать идеальные условия для прогулки и, разогнав низкие тучи, затянулось тонким слоем облаков, пропускающих свет, но смягчающих его, как отличный фильтр. То, что нужно для осмотра места происшествия. Едва подумав об этом, Шерлок принялся растолковывать Джону особенности работы со светом в криминалистике. Замечательно обширная тема, за один раз её всю не охватить, но хотя бы основы затронуть можно. Всё шло слишком хорошо, до невозможности, так что в этом сладком пироге обязательно должен был обнаружиться гвоздь. Этой подспудно ожидаемой неприятностью оказалась пятидесятилетняя дама, окликнувшая Джона. Одного взгляда на неё Шерлоку было достаточно, чтобы понять: маггл, дизайнер и владелица магазина, торгующего одеждой собственного пошива – небольшого, надо полагать. Манера одеваться у неё была простовата, с отчётливым привкусом деревенского лоска. «Ей следует чётче определить границу: замахивается она на шик или остается в рамках деревенской стилистики, – подумал Шерлок. – Скорее всего, она колеблется из-за провинциальной клиентуры, стараясь потакать их вкусам». Он не мог одобрить такой подход: сам не позволил бы навязывать ему представления о прекрасном и, если бы выбрал профессию дизайнера, задавал бы тон округе, а не округа задавала тон ему. Джон тоже не слишком обрадовался встрече: это было заметно даже по его спине и затылку. Впрочем, не так: только по ним, так как с фасада он являл образец дружелюбия. Сразу улыбнулся даме и поздоровался. – Здравствуйте, миссис Хиггинс! Как ваши дела? Как муж? Как дочка? Шерлок покосился на друга с лёгким удивлением. Обычно Джон не засыпал вопросами случайно встреченных знакомых. И ладно бы он был рад видеть эту Хиггинс, тогда легко объяснялся бы повышенный интерес. Хотя… тут Шерлок оценил цепкость взгляда собеседницы; то, как легко она отбила вопросы Джона, отделавшись общими словами о том, что всё прекрасно; и как быстро перешла в контрнападение, сама задав вопросы о делах Джона и о Шерлоке – и понял: это была жалкая попытка превентивной самозащиты. Подобная дама любого изведёт вопросами, постарается за пять минут вытащить из человека всю его жизнь со всеми подробностями. А если их будет мало, так домыслит. И даже не для дела, а из банального любопытства, помноженного на отсутствие тактичности и воспитания. Как свидетели такие дамы бывали полезны, но с ними приходилось трудновато, к фактам они так усердно примешивали домыслы, что и сами забывали, где правда, а где ложь, потому иметь дело с подобными особами Шерлок не любил. Джон вяло пытался отбиться от настойчивых расспросов, сказав, что у него всё хорошо, и он с коллегой идёт по делам, но так легко жертвы из лап мисс Хиггинс не вырывались. Она заинтересовалась «доктором Холмсом», и Джону пришлось объяснять, что они коллеги не в области медицины. В груди Шерлока разлилось странное ощущение холодной боли. Не впервые Джон от него открещивался, но каждый раз это ранило с не меньшей силой. Казалось, будто в грудь ударили холодным металлом – тяжёлой свинцовой трубой – и не стали отнимать, навалились всей тяжестью, лишая воздуха, давя и замораживая боль от того, что Шерлока снова торопливо назвали коллегой. Не другом и даже не соседом, а максимально безлико обозначив их сотрудничество, старательно преуменьшая степень знакомства. Джон рассказывал о сотрудничестве с Ярдом и инспекторе Лестрейде и, хотя он не врал прямо, с его слов представлялось, будто Джон работает прежде всего с полицией вообще, а Лестрейд, Диммок и тем более Шерлок – всего лишь разные её представители, с которым приходится иметь дело эксперту. Слушать эту изящную полуложь было невыносимо. Металлическая труба, которой его придавило, заворочалась, пробираясь дальше и замораживая, а потом исчезла, и Шерлока отпустило, заботливо окутав ватой, ограждающей от внешнего мира. Звуки оказались приглушёнными, мир вокруг – несущественным. Да, так оно и есть. Ничто не имеет значения, разве что работа. И та не всегда. Шерлок автоматически проверил, не случилось ли от его вспышки эмоций стихийного выплеска магии, но заранее знал, что ответ будет отрицательным. С ним давно ничего подобного не происходило. Убедившись, что окружающий мир в безопасности, Шерлок вновь позволил эмоциям захлестнуть себя. Джон снова отвергал его с безграничной естественностью. Он с самого начала был, что называется, «не заинтересован», но порой не демонстрировал этого – наоборот, общался с таким интересом, слушал выводы с таким восторгом, что казалось, будто Шерлок ему действительно важен и даже необходим. Так же, как был необходим сам Джон Шерлоку. Но потом друг снова проявлял к нему равнодушие, заставляя Шерлока теряться в чувствах, тонуть в них. Непривычные, лишающие объективности эмоции сбивали с толку, мешали разобраться с собой. И надежда, и страх преувеличивали одни факты и пытались обесценить другие, спорили в голове, боролись друг с другом, отчего Шерлок будто качался на качелях: взлетал вверх – я нужен! И падал вниз – о нет, снова ошибка. И этот бесконечный душевный раздрай, казалось, со временем делался только сильнее. Сейчас, сегодня он валился вниз, глубже и глубже в пропасть отверженности, с которой разучился справляться… Может, потому, что она была другой? И, перемешанная с надеждой, запутывала сильнее обычной. Ведь Шерлок за всю жизнь привык к позиции: я вам не нужен? Вы мне тем более не нужны! И она его устраивала. Сейчас же не было устойчивой позы, было жалкое: я не нужен? Действительно? А может всё же хоть немножко, хотя бы слегка нужен? Как вчера, когда ты говорил, что мои выводы великолепны и восхитительны? Как позавчера, когда с горящими глазами спешил записать подробности дела в блоге? Поймав себя на подобных мыслях Шерлок каждый раз ощущал себя так, будто его растоптали. Унизили. – Пошли! Шерлок, ты меня слышишь? Джон попрощался с мисс Хиггинс и хотел продолжить их прогулку. Вот только Шерлок потерял к ней всяческий интерес. – Ты иди, Джон, а я занят, прости, – он развернулся, собираясь быстро дойти до ближайшей станции метро и уехать куда-нибудь подальше, туда, где можно спокойно подумать. – Куда идти? Шерлок, это же ты хотел мне что-то показать, без тебя не получится! – А. Извини, сегодня не выйдет. В другой раз. Может быть. Он направился к перекрестку, считая, что сказал достаточно. – Шерлок! – в голосе Джона сначала послышалось возмущение, потом растерянность. – Шерлок! Шерлок? Джон не стал долго стоять на месте, а просто догнал Шерлока и сказал: – И ты думаешь, я тебя так просто отпущу? Шерлок пожал плечами. – У меня сегодня своё расследование, – объявил Джон. Детектив скосил глаза на друга, потом снова устремился вперёд. Без слов. Шерлок умел держать паузу. Зато Джон умел её заполнять. Как ни в чём не бывало, он принялся рассказывать: – Ты даже не представляешь, как нас замучила эта Хиггинс. Всё-то ей нужно вызнать, а потом доложить окружающим, да с такими подробностями! Болтливая кошёлка! Шерлок пожал плечами. Он и без горячей речи Джона это понял. – Но самый настоящий кошмар начался, когда Гарри начала открыто встречаться с девушками. Мы-то нормально всё приняли – ну, более-менее. Сам понимаешь, нам была важна Гарри, а не её ориентация. Шерлок кивнул. Идеализм, легко укладывающийся в его представления о семье Уотсонов. – А этой крокодилихе не хватало скандала, ведь о нём можно так упоённо сплетничать! Она так старательно его раздувала, постоянно задавала родителям вопросы с подковыркой, чтобы они воспылали праведным гневом, а потом пересказывала любые беседы под таким соусом, что можно было подумать, будто скандал уже случился. И это подхватывали, разносили… – В общем, совершенно обыкновенная история, – подытожил Шерлок, которому надоело слушать слишком очевидные вещи. – Что?! Хотя… Да, ты прав. Но когда она личная, это задевает. – Естественно. – Мне бы очень не хотелось, чтобы она начала вторую серию, на этот раз про тебя и меня. Мы далеко, и нас оно не коснётся, а родителей жалко. Шерлок подумал о том, что, когда нет новой пищи для сплетен, они утихают сами собой. Но Джону всё равно, он ведь заботится о родителях, а на Шерлока его заботливость не распространяется. Как и всегда, как у всех. Шерлок свернул на перпендикулярную улицу, невольно поджимая губы, а потом быстро согнал с лица недовольное выражение, чтобы Джон не заметил. Но тот увидел и прочёл его настроение так легко, будто был магом, а не магглом. – Прости, я не думал, что тебя это так заденет. – Я не задет! Меньше всего хотелось показывать свою слабость. Джон дотронулся до его ладони, и Шерлок мимоходом пожалел о надетых на руки перчатках. – Я не хочу обижать тебя, и раньше не хотел. Просто теперь буду знать, насколько для тебя важна наша дружба, и не стану от неё отказываться даже временно и на словах. Все же иногда Шерлоку казалось, что Джон немного волшебник – не может быть, чтобы от пары обычных слов так сильно изменилось настроение. – Хорошо, – согласился он, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, не давая прорваться радостному облегчению. Страх показать свою зависимость сделался сильнее, чем раньше. Слишком уж легко Джон замечал его чувства, и он мог догадаться, что они не настолько платонические, как хотелось бы. Шерлок провел рукой по лбу, автоматически устанавливая эмоциональный щит, будто магия могла стать помехой для догадливости Джона. Потом, улыбнувшись, сказал: – Время ланча, не хочешь попробовать мексиканскую кухню для разнообразия? Тут неподалеку есть отличное кафе. Джон предсказуемо отвлёкся или понял, что друг не хочет больше говорить о случившемся, а может, и сам больше не хотел касаться скользкой темы. В любом случае, казалось, инцидент был исчерпан.