Чучела мальчиков

Это произошло много лет тому вперед. В конце двадцать первого века в России одна девочка по имени Инна повздорила со своей одноклассницей, и та навредила ей так, как только ей подсказало жестокое сознание и позволила совесть. Инна была отправлена на лечение. Однако, будь она в сознании, никогда бы не согласилась ехать в больницу: лекарства на исходе двадцать первого века стали столь дороги, что вылечиться и не попасть в кабалу могли себе позволить лишь олигархи. Прочие же должны были платить своим телом: девушки ложились под санитаров, мужчины участвовали в подпольных боях. Благодаря этой хитрой системе врачи могли держать пациентов у себя вечно, только переводя их из одного отделения в другое. Когда Инна пришла в себя, она не сразу поняла, где находится, только удивилась тому, что в комнате непривычно светло. У нее дома после смерти родителей они с дядей стали экономить на электричестве, а окна ее комнаты располагались так, что растущие близ дома деревья почти не пропускали в окна свет не только летом, но и зимой: переплетение даже лишенных листьев черных ветвей было слишком плотным. Да и подушка под щекой была значительно мягче, чем дома... Инна не сразу вспомнила события прошедшего дня, но когда память вернулась к ней, девушка сжалась и захныкала одновременно от тоски и пронзившей спину боли. Значит, она в больнице. Могло ли быть что-то страшнее? Разумеется, было, мысленно оборвала себя Инна, умереть было бы гораздо страшнее. А здесь ее подлатают. Что же касаемо того, что ей придется платить за лечение своим телом - что поделать! Это будет неприятно, но вполне возможно пережить. Сколько других небогатых девчонок ложилось под санитаров и врачей ради того, чтобы вылечиться? Почти все спортсменки, актрисы, певицы на заре своей карьеры - те, кто не мог позволить себе лечиться на дому, своими силами, кто не мог допустить и малейшей возможности, что травма лишит их возможности продолжать карьеру. "В конце концов, это наша женская доля!" - вспомнила Инна слова из какой-то книги. Омерзение от мысли, что ей придется продавать себя, сменилось предвкушением - зато, когда она выйдет из больницы полностью здоровой, она отомстит Нелли... Еще не зная, какую кару она выдумает, девочка была уверена, что ее обидчица сильно пожалеет. Инна лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку, и боль в спине от неподвижности была не так уж мучительна. К ней, как к всему непрерывному, можно было относительно быстро привыкнуть. Но девушка хотела осмотреться. Она приподнялась на локтях и покрутила головой, при этом ее шея заболела сильнее. Инна хотела было снова лечь и принять наименее мучительное положение, но тут дверь в палату распахнулась, и девушка развернулась настолько, насколько это только было возможно. Шею заломило, кожа вспыхнула болью, но все это было почти незаметно для пациентки: сердце в груди от страха забилось так, что Инна при каждом ударе вздрагивала всем телом. В палату вошли двое. Судя по халатам и бэйджам, больную навестили врачи, а не санитары. Один из них был самой неприметной внешности, среднего роста и возраста, но даже не глядя на его карточку, по одной только манере держаться, можно было понять, что это главврач. Второй мужчина был значительно моложе и выше - он даже пригнулся, чтобы не задеть макушкой притолоку. Но природа наградила его не только внушительным ростом и уверенным разворотом плеч: молодой врач был удивительно красив. Инна даже на секунду забыла о боли и страхе - только недоумевала, что такой привлекательный мужчина делает в больнице. Но уже в следующее мгновение она практично отметила: он хотя бы не омерзителен. Значит, цена за ее лечение будет вполне приемлемой. - Тебе не стоит вставать, - вместо приветствия сказал главврач, но Инна никак не показала, что слышала его. Она только дважды моргнула, продолжая рассматривать гостей. В палате она была одна, хотя по бокам от ее койки стояло еще две - незастеленных, даже без матрасов, одна только стальная сетка. Молодой врач пододвинул одну из кроватей ближе и сел, испытующе глядя на Инну. - Ну, ляг и дай мне свою руку, - сказал он доброжелательно. Инна покорно легла. Этого мужчину хотелось слушаться - и дело, разумеется, было не в его удивительной внешней привлекательности. Скорее, в нем просто чувствовалась поразительная уверенность, какая-то спокойная сила. Такому легко завидовать, и было очевидно, что главврач ненавидит молодого коллегу за его внешний вид и характер. Еще раньше, чем высокий врач представился, его начальник как бы невзначай бросил замечание, что его ждут более тяжелые больные, и вышел. Инна мгновенно о нем позабыла. - Меня зовут Роман Николаевич Поляков, - представился молодой врач, - я буду тебя лечить. У тебя не очень сильный ожог, но площадь поражения довольно обширна, так что пару недель придется помучиться. А потом приступим к периоду расчета. Инна, до того млевшая от голоса врача, вздрогнула, но он, казалось, этого не заметил. Роман Николаевич взял ее руку, нащупал пульс и удовлетворенно кивнул. - Знаешь, может быть, с двумя неделями я и загнул. Ты необычайно здоровая девочка. Просто уму непостижимо! Нет, определенно, мне достался бриллиант, - он пробормотал это уже себе под нос, - ну, пропишу тебе уколы, мазь, перевязки, все, в общем, будет хорошо... Казалось, Поляков полностью ушел в свои мысли. Он сделал несколько пометок в карте Инны и вышел. Через несколько дней у Инны появились соседки. Одна была в более тяжелом состоянии и почти не разговаривала, вторая же, с обожженными до плеч руками, напротив, все время хохотала и пыталась вызвать Инну на разговор. Но когда они однажды вскользь упомянули о том, что меньше, чем через неделю вступят в "расчетный период", то обе осеклись и отвернулись друг от друга. Инна, впрочем, уже смирилась. К тому же, Роман Николаевич был крайне привлекателен, и хоть не будил в девушке ровно никаких чувств, был достоин за свое прекрасное отношение к пациентке безграничного уважения. Инна думала, что она не умрет, если воздаст своему благодетелю по заслугам. Каждый день она получала три укола и горстку таблеток. Спину ей мазали, а голову - перевязали. На исходе второй недели повязку наконец разрешили снять, и Инна с изумлением увидела, что волосы, которые растут у нее вместо прежних, не иссиня-черные, а светлые, почти белые, едва-едва желтые. Судя по всему, в этом тоже как-то были замешаны таблетки или уколы. Инна подозревала, что некоторые из пилюль не лечат ожоги, а прописаны ей для общего укрепления организма. Разумеется, это повышало стоимость ее лечения, а значит, и продлевало время ее пребывания в больнице. Лекарства стоили баснословных денег! Таким образом, можно было подумать, что она небезразлична своему врачу, однако ни малейшего признака заинтересованности в ней как в женщине, Инна со стороны Романа Николаевича не замечала. А он продумал все до мелочей. Истек двухнедельный срок, кожа на спине Инны сменилась со старой, обожженной, на новую, розовую. В ларьке на первом этаже девушка купила пудреницу и по вечерам, прежде чем принять ванну, смотрела на свои плечи, едва покрывшийся светлым пухом затылок... На пересадку кожи у нее не хватало денег - нужно было скорее расплачиваться и сваливать из больницы. Так что Инна смирилась и с тем, что навсегда останется в шрамах. Немного смущало Инну только то, что Роман Николаевич может не захотеть ее такую - и без того некрасивую, а теперь еще и вовсе изуродованную. И тогда он был вправе отдать ее санитарам, которые бы с удовольствием стали издеваться над ней и калечить. Это означало только одно - вечное рабство в больнице. Однако Поляков не производил впечатления садиста. Инне оставалось только уповать на лучшее. Роман Николаевич просто сказал после очередного осмотра пациентке: - Пойдем. И она поняла, что началось "время расчета". Поляков помог Инне встать, взяв ее за запястье, и повел по коридору. Они спустились на лифте до нулевого этажа. Как объяснил по пути Роман Николаевич, существовал еще и минус-первый: этаж, где проходили бои. Туда им было нельзя, во всяком случае, пока. Но врач обещал, что очень скоро Инна там побывает. Он улыбнулся и потрепал девочку по макушке с отросшим колким ежиком светлых волос. На нулевом этаже Поляков провел Инну по коридору, подвел к обитой железом двери. Распахнул и втолкнул внутрь. За пару секунд, которые Инна скользила во тьму, еще чувствуя отпечаток ладони доктора меж лопаток, она успела подумать - что вот они, последние мгновения ее целомудрия. И ей стало так страшно, как никогда в жизни. Как оказалось, сколько бы Инна ни уговаривала себя, по-настоящему она так и не смирилась с тем, что ей пришлось бы отдаться кому-то без любви, пусть даже и симпатичному доктору. Она испугалась, что потеряет от ужаса сознание, но от удара о что-то мягкое она опешила настолько, что страх отступил. Зажегся свет, и Инна поняла, что лежит на матах. Роман Николаевич подал ей руку. - Вставай. Мы будем тренироваться, - он коротко хохотнул: столько держать в себе идею и наконец выдать ее! О, Поляков был в восторге от самого себя, - неужели ты думала, что такую здоровую девочку, на которую, к тому же, я потратил столько витаминов и лекарств, я оставлю на потеху грязным санитарам? Инна не поднялась: сил не было. Она была так изумлена, что ноги перестали ее слушаться. Да и разобраться, избавилась она от худшей доли или попала в еще более серьезный переплет, девочка пока не могла. Но выбора у нее не было. Инна схватилась за запястье Полякова и встала. - Как скажете, - пробормотала она, едва двигая онемевшими губами. Роман Николаевич удовлетворенно кивнул и скинул халат. - Начнем с простейшего. Когда Инна вернулась в палату, ее живенькая подружка поинтересовалась, как прошел ее "расчет". В глазах девушки ясно читалось любопытство пополам с ужасом, но Инна не смогла ничего ответить. Она только сидела и смотрела на свои подрагивающие руки.