Единственная истинная ценность

28 декабря 2029 года. С каждым новым походом «по ту сторону» информация увеличивалась, Ирэн старательно копировала перекодированные файлы и уносила куда-то. С утра до вечера юноша теперь пропадал в Анимусе, едва ли не сроднившись с ним, а в выходные, как доктор Холл ему обещала, отдыхал. Уход на этом этапе жизни несравненно улучшился, он чаще и намного вкуснее питался, а специальный техник, приставленный к нему, полнее и чаще обновлял информационную базу, приоткрывающую ему хоть какую-то лазейку за пределы этой комнаты. Но вместе со всеми улучшениями в душу закрались сомнения. Это было естественно, ибо отношение «хозяев» поразительно улучшалось, и рано или поздно он должен был что-то заподозрить, так что достаточно скоро у Идэна появилось стойкое чувство, что его хотят «купить». Он уже видел это ранее, в истории ибн Ла-Ахада, - когда за билет в хорошую жизнь люди начинали преданно, но неискренне служить кому-то, кого прежде ненавидели и/или презирали. Служил ли он сам? Он не знал, как ответить на этот вопрос, он ведь не управлял да и не жил своей жизнью, и это не был его выбор. А вот как бы сказал сам Альтаир, интересно? А между тем жизнь вокруг него непривычно менялась к лучшему, за которым стояло что-то намного более худшее. Больше информации, больше внимание. Когда эпоха ибн Ла-Ахада осталась позади, а сам мальчик - вернее, уже юноша - достиг 14 лет, его впервые отвели в спортзал, и тренер, сначала недобро покосившись на нерешительно топчущегося на месте юнца, из всех боевых качеств которого уверенно выделялся лишь его твердый, почти даже угрожающий совсем не по-детски взгляд, стал заниматься им, сначала чисто механически, а постепенно, лишь начал его протеже делать какие-то улучшения, уже и на искреннем интересе: а куда заедет этот юный выскочка с его первородной злобой и ослиным упрямством? Но эти тренировки еще сильнее укрепили подозрения юноши. Зачем нужно было с рождения держать его почти в плену, закрывая ото всего, а потом вдруг предоставлять простор для роста и обучения, когда главный посыл, даваемый окружением, давным-давно усвоен? Что он - чужак, которого боятся отпускать в свободное плавание. И с этим осознанием он поделать ничего не мог. Поэтому, продолжая складировать кажущуюся ненужной из-за своей разрозненности информацию, силясь хоть как-то ее реорганизовать, что давалось весьма сложно, ибо вести записи он не мог, он попутно копил вопросы, надеясь, что однажды что-то прорвется, какая-то брешь в опутавшем его клубке ядовитых змей, и тогда… Мозг работал как часы, едва не надламываясь от многочасовых ежедневных тренировок, когда Анимус разгонял кору и подкорку до максимального уровня, так что еда ли пар из ушей не шел, а ночь, принося тихое забвение, позволяла собрать все накопленное, разложив по скудному подобию ячеек. Юноша знал, что не все ему дается в руки, что очень и очень много скрыто и, будучи ключевым, не позволяет расположить все найденное по нужным позициям. Это как иметь систему точек, но не иметь систему координат. А найди он ее… какие-то ключевые, отправные моменты, что позволят определить расположение осей в этом мире и, налепив на них разрозненные данные, сотворить подобие окружающей среды, трехмерного ландшафта, пересечением графиков, и уже на этих плоскостях реальности найти себя. Но оси упрямо ускользали от него, потому что кто-то очень надежно скрывал от него главное: кто он? И кто его «хозяева»? Альтаир был ассассином, и его кровь текла в сердце юноши. Значит ли это, он тоже ассассин? А вместе тем в мальчике росла убежденность, что именно ответ на этот вопрос расставит все по своим местам. И, наконец, эпоха Эцио подошла к концу. Едва успев урвать какую-то толику восприятия своего очередного предка, который заходился криком новорожденного на руках улыбающейся темнокожей женщины и спокойного, но сияющего синеглазого отца, юноша был вырван из воспоминаний и удивлением понял, что до конца сессии, вообще-то, еще осталось время. Доктор Холл будто намеренно прервала его доступ к памяти. - Мы закончили? - он проморгался; даже спустя годы тренировки глаза упрямо не желали привыкать к регулярному перепаду освещения. Ирэн кивнула, юноша подумал, что она как-то осунулась за последний год. Ему, меж тем, стукнуло уже 16. 8 января 2030 года. Он вопросительно взглянул на «куратора». Его характер за прошедшие годы резко ухудшился, хотя еще и не выходил за рамки дозволяемого здесь, но он стал куда дотошнее, чем был, ибо его уверенность в том, что ему нужно, щедро подогревалась осознанием действительной, прямо-таки жизненно необходимости заполучить то, что ему так нужно. А когда все шло не так, как он хотел, - что ж, всегда оставалась возможность отлупить на спарринге оппонента, и уж в этом Идэн никаких границ себе не ставил. Оставалось одно, но… Ирэн постарела за эти годы, но и он сам чувствовал себя разбитым. Молодой парень, физическое тело которого вполне могло конкурировать с таковым у его предков, если омолодить тех до его текущего возраста, но глубоко внутри он чувствовал себя уж не таким юрким. Даже память Альтаира и Эцио, которые ощущались им вполне физически, говорили, что в годы, много превосходящие его возраст, они чувствовали себя лучше. В одно время его преследовала теория, что здесь его намеренно пытаются отравить, и он немедля запаниковал, едва не отказавшись от подозрительной пищи, но ему быстро вбили в голову, что «кушать – нужно». Потирая разбитую челюсть, юноша не мог не согласиться. Потом он возомнил, что дело в докторе, Вильгельме Карлесоне, который вроде как регулярно его «лечит» по сомнительной программе каких-то инъекций, производимых едва ли не ежедневно, и отказался от такого вредного лечения, тем более что никто из его окружения даже не потрудился пояснить ему, кем таким опасным он болен, и зачем такая терапия ему нужна. Но в итоге ему стало только хуже, и Вильгельм пришел к нему, едва могущему подняться с постели и, к величайшему изумлению подростка, быстро привел его в прежнюю форму. А потом пришла Ирэн и, немного - и то скорее всего для вида - поколебавшись, открыла страшную новость: он болен. Да-да, именно болен, серьезно и неизлечимо, а его гены, казалось бы, такие отборные и совершенные, едва функционируют и грозятся в любой момент допустить фатальную ошибку, вскрывшись раком или чем-то аутоиммунным. На его вопрос о причинах этого ужаса она лишь пожала плечами, и тогда юноша, обвинив во всем Анимус и бесчеловечные опыты над собою с его помощью, наотрез отказался подходить к «дьявольской машине». Тогда Ирэн взяла отпуск, а он в течение месяца сидел и дулся у себя в комнате. Но это не помогло. Женщина вернулась, насмешливо глядя на насупленного, но готового сдаться юношу, с одними единственным вопросом: «Ну что, изменилось что-то?» Он был вынужден признать, что нет. «Астральные путешествия» по Анимусу немедленно возобновились, а он силился осознать, что с ним. 9 января 2030 года. Это казалось ему очень странным, но за последние полторы недели они не продвинулись вперед ни на шаг. Не поясняя ему причин, Ирэн снова и снова заставляла его прокручивать воспоминания о последних минутах жизни Эцио. которые неизменно перетекали в память нового предка, в котором Идэн постепенно стал признавать своего отца. На этом участке доктор прекращала сессию и начинала все заново. «Что вы ищете, док?» - спрашивал не меньше ее самой страдающий от непонятного простоя Идэн, ощущения которого приравнивались примерно ко глажке белья на собственной шкуре, в психологическом аспекте. Женщина морщилась, но поясняла мало; но он и сам догадался, что та пытается проскочить в «окно» между его предками, выцепив что-то еще, хронологически лежащее между ними, но безуспешно. - На сегодня - все, Идэн, отдыхайте. Не он один уставал. - Спасибо, - он слез с Анимуса и размялся. - Ирэн, - он окликнул ее, когда доктор уже собиралась уходить, подхватив со стула пиджак. - Я хочу получить доступ к данным Объекта 17. Мне это нужно, - подчеркнул он последнее не терпящим возражения тоном. Ирэн пожала плечами. - Посмотрю, что могу сделать. Он ушла, а Идэн сделал один-единственный вывод: нужно давить сильнее. Так просто он это не получит. Он сел за компьютер, с ненавистью глядя на неизменную черную заставку. Как жаль, что ему так и не удалось научиться обращаться с этой штукой! Можно было бы просто взломать базу данных, которая соединяла это здание в единую систему, наподобие нервной, и покопаться, найдя ответы на все вопросы. Но увы - доступ был минимальным. А с некоторых пор, когда он взломал-таки пару паролей и изменил настройки своей персональной станции, пришли люди и просто – физически – отключили его компьютер от сети. База перешла в автономный режим, остальные устройства из комнат вынесли, а свой КПК по окончанию работы Ирэн неизменно забирала с собой. Идэн уже подумывал, можно ли подсоединиться к информационной сети через Анимус, но простое отсутствие понимания того, а как это вообще происходит, тормозило. Он не умел пользоваться этой хитрой машиной, хотя старался следить за действиями Ирэн, но как только она уходила, устройство выключалось и не реагировало ни на какие команды. «Наверное, снаружи есть что-то вроде рубильника», - уныло решил юноша. Глухо. С этого конца тоже глухо. Он с ногами забирался на кровать и часами просто сидел, периодически разминаясь, когда конечности затекали. И просто думал. Вспоминал, что и как протекало в открывшихся ему воспоминаниях его предков. Ассассины и тамплиеры… Попал ли он к кому-то из них, или есть еще кто-то третий, кто хочет изучить их обоих? Допустим, ассассины. Но методы на них не похожи. Тамплиеры? Уже более похоже, но о какой-либо глобальности в их действиях он и не слышал. Да и его память - что ценного она содержала? Артефакт? Яблоко? Он слышал от Ирэн, что у них уже есть одно, так зачем им это сдалось? Похоже, кто-то третий, но кто? Но как он ни приглядывался, нигде не было даже опознавательных знаков, а люди, с которыми удавалось контактировать, не называли ровным счетом ничего и никого. А еще он мог часами простаивать у окна, выглядывая текучие толпы далеко внизу. Небоскреб - это название он уже хорошо знал – рос уродливым голым деревом буквально до небес, люди едва различались мелкими суетливыми точками далеко внизу. Они все жили какими-то другими, отличными от его собственной жизнями… Были ли они счастливы? Карэн иногда говорила, что «во внешнем мире после Войны жить стало совсем трудно, здесь все же получше, хотя…» и пускалась в пространные рассуждения о рынке, кризисе, остаточных разрушениях, нехватках продовольствия, медикаментов и главное – почти тоталитарном давлении, которое ежедневно испытывает на себе человек снаружи. Идэн, еще совсем мелкий, когда ей позволяли такие разговоры, ничего не понимал из ее лепета, а после ее попросили заткнуться, и юноша, который уже созрел для подобных разговоров, остался без доступа к ним. А вспомнить их было слишком трудно, тем более когда своя память начала его подводить, перемешиваясь с памятью предков.